У подножия утеса сидела в чувствительном расположении духа Искомая Зверь, собственной персоной, ожидая под романтическим светом луны, когда к ней спустится лучшая ее половина. За спиной ее серебристо переливалось море В различных уголках ландшафта несколько дюжин согбенных и раскоряченных представителей Древнего Люда внимательно наблюдали за развитием ситуации, укрывшись в скалах, в дюнах, в раковинных кучах, в каменных иглу и так далее, - все еще тщетно пытаясь прозреть непостижимые английские тайны.
10
В Бедегрейне эта ночь была последней перед битвой. Епископы в немалом числе благословляли армии обеих сторон, выслушивали исповеди и произносили мессы. Воины Артура относились ко всему этому уважительно, а воины Лота - неуважительно, ибо таково было обыкновение всех армий, обреченных на поражение. Епископы убеждали обе стороны, что они победят, ибо с ними Бог, но люди Короля Артура знали, что на каждого из них приходится три солдата врага, и потому почитали за лучшее получить отпущенье грехов. А люди Короля Лота, также осведомленные о соотношении сил, провели ночь, танцуя, пьянствуя, играя в кости и рассказывая друг другу грязные анекдоты. Во всяком случае, так записано в хрониках.
В палатке Короля Англии прошел последний военный совет, и Мерлин задержался после него, чтобы поболтать. Вид у него был встревоженный.
- О чем ты тревожишься, Мерлин? Разве нам предстоит все же проиграть эту битву?
- Нет. Битву ты выиграешь. Я не причиню никакого вреда, сказав тебе об этом. Ты сделаешь все, что в твоих силах, будешь стойко сражаться и призовешь сам знаешь кого в нужный момент. Тебе от природы назначено выиграть битву, а потому неважно, скажу я об этом или не скажу. Нет. Сейчас меня беспокоит что-то еще, о чем мне следовало тебе рассказать.
- И о чем же это?
- Милостивые небеса! Разве стал бы я беспокоиться, если бы вспомнил - о чем?
- Это не о девице по имени Нимуя?
- Нет. Нет. Нет. Нет. Это дело совершенно иного рода. Это что-то - что-то такое, чего я никак не вспомню.
Немного погодя, Мерлин вытащил бороду изо рта и принялся пересчитывать пальцы.
- Про Гвиневеру я тебе рассказал, так ведь?
- Я в это не верю.
- Неважно. И насчет нее и Ланселота я тебя предупредил.
- А это предупреждение, - сказал Король, - было бы низким независимо от того, правдиво оно или ложно.
- Дальше, я сказал все, что следует, об Экскалибуре и об осторожности, с которой тебе следует обходиться с его ножнами?
- Да.
- Про твоего отца я тебе рассказал, стало быть, дело определенно не в нем, о его особе ты получил представление. Больше всего меня сбивает с толку, - вскричал волшебник, выдирая пучки волос из шевелюры, - что я не могу припомнить, касается это прошлого или будущего.
- Выбрось ты это из головы, - сказал Артур. - Будущего я все равно знать не хочу. Для меня было бы лучше всего, если бы ты не тревожился так об этом, потому что и я начинаю тревожиться.
- Но это что-то такое, о чем я обязан сказать. Это жизненно важно.
- А ты перестань думать об этом, - предложил Король, - тогда, может быть, оно само и придет. Тебе нужно отдохнуть. В последнее время ты слишком утруждал свою голову всеми этими предупреждениями и приготовлениями к битве.
- Я обязательно отдохну, - воскликнул Мерлин. - Как только сражение кончится, я отправлюсь пешком в Северный Хумберланд. У меня есть наставник по имени Блейз, живущий в Северном Хумберланде, как знать, вдруг он сможет сказать мне, что именно я пытаюсь припомнить. А потом мы с ним понаблюдаем за дикими птицами. Он великий знаток диких птиц.
- Вот и хорошо, - сказал Артур. - Отдохни как следует. А после, когда ты вернешься, мы сможем придумать, как нам помешать Нимуе.
Старик перестал возиться с пальцами и бросил на Короля острый взгляд.
- Невинный ты человек, Артур, - сказал он. - И очень добрый, честное слово.
- О чем это ты?
- Ты что-нибудь помнишь о волшебстве, которым владел, когда был еще маленьким?
- Нет. Разве я владел каким-либо волшебством? Я помню, что интересовался зверями и птицами. Собственно, потому я и устроил в Тауэре зверинец. Но о волшебстве не помню.
- Люди забывают об этом, - сказал Мерлин. - Ты, верно, и притч не помнишь, которые я рассказывал тебе, когда пытался что-либо объяснить?
- Помню, конечно. Одна была про какого-то Равви, ты ее рассказывал, когда я хотел куда-нибудь взять с собой Кэя. Я, правда, так и не понял, зачем умерла корова.
- Ладно, сейчас я хочу рассказать тебе еще одну притчу.
- Послушаю с удовольствием.
- На Востоке, возможно, в том же городе, где родился Равви Иаханан, был один человек, который шел по базару в Дамаске и вдруг нос к носу столкнулся со Смертью. Он заметил удивленное выражение на страшном лице призрака, однако они миновали друг друга, не обменявшись ни еловом. Человек напугался и отправился к мудрецу спросить, что ему делать. Мудрец сказал, что Смерть, скорее всего, явилась в Дамаск, чтобы завтра поутру забрать его с собой. От этого бедняга пришел в ужас и спросил, не может ли он как-нибудь избежать такой участи. Думали они, думали и надумали только, что жертве следует за ночь верхом доскакать до Алеппо, тем самым ускользнув от черепа с кровавыми костями.
- И вот человек этот поскакал в Алеппо, - страшная была скачка, ибо никому еще не удавалось добраться туда за одну ночь, - и когда он туда добрался, он отправился на базарную площадь, радуясь, что ускользнул от Смерти.
- Тут-то Смерть и подошла к нему и хлопнула по плечу. "Прости меня, - сказала она, - но я пришла за тобой". "Но как же так, - вскричал охваченный ужасом человек, - мне казалось, что вчера я встретил тебя в Дамаске!" "Верно, - ответила Смерть. - Потому я и удивилась, ибо мне было велено встретиться с тобой сегодня - в Алеппо".
Некоторое время Артур размышлял над этой страшной, хоть и затасканной историей, а затем сказал:
- Стало быть, пытаться спастись от Нимуи бессмысленно?
- Даже если бы я того хотел, - сказал Мерлин, - и то было бы бессмысленно. Существует некое свойство Времени и Пространства, которое еще предстоит обнаружить философу по имени Эйнштейн. Кое-кто называет его Судьбой.
- Но вот чего я не могу переварить, так это того, что ты окажешься жабой в норе.
- Ай, ладно, - сказал Мерлин, - ради любви люди и не то еще делают. И потом, почему это жаба в норе непременно несчастна, - да не больше, чем ты во сне, к примеру. Обдумаю кое-что, пока меня оттуда не выпустят.
- Так тебя все-таки выпустят?
- Я скажу тебе еще кое-что, Король, и возможно, оно тебя удивит. Это случится не скоро, сотни лет пройдут, но мы с тобою вернемся, оба. Знаешь, что будет написано у тебя на могиле? Hie jacet Arthurus Rex quandam Rexque futurus. Латынь еще помнишь? Это означает: Король былого и грядущего.
- И я возвращусь назад, так же, как ты?
- Некоторые говорят - из долины Авалона. Король молчал, задумавшись. Снаружи стояла глубокая ночь, и в ярко освещенном шатре было тихо. Шаги часовых по траве не долетали сюда,
- Интересно, - сказал он наконец, - а будут ли люди помнить о нашем Круглом Столе?
Мерлин не ответил. Голова его клонилась к белой бороде, кисти рук были сжаты коленями.
- Что же они будут за люди, Мерлин? - несчастным голосом воскликнул молодой человек.
11
Королева Лоутеана замкнулась у себя в покое, прервав всякие отношения со своими гостями, и Пеллинор совершил трапезу в одиночестве. Затем он пошел прогуляться по берегу, любовался чайками, что пролетали над ним подобно белым гусиным перьям с остриями, аккуратно обмакнутыми в чернила. Старые бакланы стояли, будто распятия, на камнях и сушили крылья. Он испытывал привычную грусть, но вместе с ней и чувство некоего неудобства, - ему словно недоставало чего-то. Чего именно - он не знал. Недоставало же ему Паломида и Груммора, но они как-то не приходили в голову.
В конце концов внимание его привлекли какие-то крики, и он отправился посмотреть, что там приключилось.
- Сюда, Пеллинор! Эгей! Мы здесь, наверху!
- В чем дело, Груммор? - с интересом спросил Король. - Чем это вы там, наверху, занимаетесь?
- Взгляните на Зверя, милейший, на Зверя взгляните!
- О, привет, так вы все же словили старушку Глатисанту?
- Дорогой мой, ради Неба, сделайте что-нибудь. Мы тут всю ночь проторчали.
- Но почему вы так одеты, Груммор? Это что на вас, пятна или что?
- Милейший, ну что вы стоите на месте и препираетесь?
- Но послушайте, Груммор, у вас же хвост. Вон он свисает сзади, я вижу.
- Конечно, у меня хвост. Вы не могли бы перестать болтать и что-нибудь сделать? Мы всю ночь провели в этой чертовой расщелине и валимся от усталости с ног. Давайте, Пеллинор, прикончите вашу Зверюгу, только сразу.
- Помилуйте, с какой это стати я стану ее убивать?
- Небеса милосердные, разве вы последние восемнадцать лет не пытались ее убить? Ну же, Пеллинор, действуйте, будьте добрым малым, сделайте что-нибудь. Если вы сию же минуту ничего не предпримете, мы оба сковырнемся отсюда.
- Я все-таки не возьму в толк, - задумчиво произнес Король, - зачем вы вообще полезли на утес? И почему на вас эта одежда? У вас такой вид, как будто вы сами переоделись в какого-то Зверя. И кстати, моя-то Зверь откуда взялась, а? Я хочу сказать, все это так неожиданно.
- Пеллинор, последний раз спрашиваю, намерены вы прикончить эту Зверюгу?
- Но зачем?
- Затем, что она загнала нас сюда, на утес.
- Это для нее необычно, - заметил Король. - Как правило, она не проявляет к людям такого интереса.
- Паломид утверждает, - хрипло сказал сэр Груммор, - что с его точки зрения, она в нас влюбилась.
- Влюбилась?
- Ну, вы же видите, мы переоделись в Зверя.
- Подобному подобает подобное, - еле слышно пояснил сэр Паломид.
Короля Пеллинора начала понемногу одолевать смешливость - впервые со дня их появления в Лоутеане.
- Ну и ну! - сказал он. - Да благословит Господь мою душу! Это что-то неслыханное. А почему Паломид решил, что она влюбилась в него?
- Ваша Зверь, - с достоинством пояснил сэр Груммор, - целую ночь ходила под утесом кругами, терлась об него и мурлыкала. И время от времени она изгибала шею и бросала на нас такие, знаете, особенные взгляды.
- Какие взгляды, Груммор?
- Дорогой мой, да вы сами на нее посмотрите.
Искомая Зверь, не обратившая ни малейшего внимания на появление своего господина, чувствительнейшим образом таращилась на сэра Паломида. Подбородок ее со страстной преданностью прижимался к подножью утеса, хвост временами подрагивал. Она мела им по гальке из стороны в сторону, и множество украшавших хвост геральдических кисточек и орнаментальных листочков издавали шелестящий шум. Время от времени Зверь лапкой скребла скалу и поскуливала. Затем, явственно устыдясь своей откровенности, она изгибала грациозную змеиную шею и прятала голову под брюхо, смущенно бросая оттуда взгляды.
- Хорошо, Груммор, и чего же вы от меня хотите?
- Мы хотим спуститься, - ответил сэр Груммор.
- Это я уяснил, - сказал Король. - По-моему, мысль самая разумная. Я, с вашего дозволения, как-то не совсем понимаю, с чего у вас тут все началось, что? - но вот это я уяснил, то есть абсолютно.
- Так убейте Пеллинор. Убейте проклятую тварь.
- Нет, право, - сказал Король, - с чего бы вдруг! В конце концов, какой от нее вред? Весь мир любит влюбленных. Совершенно не понимаю, почему нужно убивать несчастное животное только за то, что его охватила нежная страсть. Я хочу сказать, я ведь и сам влюблен, ведь верно, что? Мы с ней вроде как товарищи по несчастью.
- Король Пеллинор, - решительно молвил сэр Паломид, - если быстро, и черт его знает как быстро, не будут предприняты какие-либо шаги, искренне ваш не замедлит погибнуть мучительной смертью, и мир праху его.
- Но Паломид, дорогой мой, я и не в состоянии убить несчастную старушку, у меня же меч тупой.
- Тогда оглушите ее мечом, Пеллинор. Дайте ей как следует по башке, авось, заработает сотрясение мозга!
- Груммор, дружище, вам легко говорить. А ну как оглушить ее не удастся? Она может выйти из себя, Груммор, и что тогда со мной будет? Я вообще никак не пойму, отчего это вы так жаждете каких-то насильственных мер? В конце концов, она-то вас любит, верно ведь, что?
- Каковы бы ни были причины поведения этой твари, суть в том, что мы вынуждены сидеть здесь, на выступе.
- Так значит, все что вам требуется, это слезть с него.
- Любезнейший, как же мы слезем, когда она тут же на нас наскочит?
- Но ведь это будет всего только любовный наскок, - успокоительно сказал Пеллинор. - Вроде как ухаживание. Не думаю, что она причинит вам зло. Все, что вам нужно делать, - это идти впереди нее, пока не дойдете до замка, что? В сущности говоря, вы могли бы даже немного ее обнадежить. Всякому любо, когда ему отвечают взаимностью.
- Вы что же, - холодно осведомился сэр Груммор, - предлагаете нам флиртовать с этой вашей рептилией?
- Это, безусловно, облегчило бы вашу задачу. Я подразумеваю - возвращение в замок.
- И как же мы это проделаем, хотелось бы знать?
- Ну, как вам сказать. Паломид мог бы время от времени обвивать ее шею своей, а вы бы махали хвостом. Я так понимаю, что лизать ее в нос вам не хочется?
- Искренне ваш, - немощно, но твердо и с отвращением произнес сэр Паломид, - не в состоянии ни обвиваться, ни лизаться. И кроме того, он сейчас упадет. Адью.
С этими словами он разжал обе руки, цеплявшиеся за край обрыва, да так бы и сгинул в пасти чудовища, когда бы сэр Груммор не изловчился его ухватить, а оставшиеся пуговицы не удержали бы его от падения.
- Вот! - сказал сэр Груммор. - Полюбуйтесь на вашу работу!
- Но дорогой мой друг…
- Я вам не друг и не дорогой. Вы попросту бросаете нас на погибель.
- Ох, да что вы!
- Да. Именно бросаете. Безжалостно. Король почесал в затылке.
- Пожалуй, - с сомнением сказал он, - я мог бы придержать ее за хвост, пока вы побежите к замку.
- Так придержите. Если вы сию минуту чего-нибудь не предпримете, Паломид рухнет, и нас разорвет напополам.
- И все равно я не понимаю, - печально сказал Король, - с чего это вам взбрело так одеваться. Для меня это загадка.
- Однако, что ж, - сказал он, ухватывая Зверюгу за хвост, - давай-ка, старушка. Раз-два взяли! Всегда должно делать лучшее из дозволяемого обстоятельствами. А вы, двое, мчите во весь опор. Поторопитесь, Груммор, я по хвосту чувствую, что Зверь недовольна. Ах ты, паршивка, нельзя! Бегите, Груммор! Негодная тварь! Фу! Гадкая, гадкая! Нельзя! Да скорее же вы, скорее! Уходите! Не трогать! Ходу! Она вот-вот сорвется! А ну-ка, к ноге! К ноге! Рядом! Ах ты, дрянь! Быстрее, Груммор! Сидеть, сидеть! Лежать, Зверюга! Да как ты смеешь! Осторожнее, Груммор, она взяла след! Ах ты так? Ну вот! Она меня цапнула!
Двое рыцарей достигли подъемного моста, на полголовы опережая Зверюгу, и едва они его проскочили, как мост сейчас же поднялся.
- Уф! - сказал сэр Груммор, отстегивая заднюю половину костюма и распрямляясь, чтобы вытереть лоб.
- Тьфу! - воскликнули старые бабы, притащившие в замок яйца. Из людей, вхожих в замок, кое-кто кое-как говорил по-английски, включая Святого Тойрделбаха и Матушку Морлан,
- Ах ты склизкая, тряская, скрюченная Зверь! - произнес страж моста, - О, сколь ужасно дыханье твое!
- Изыди от нас! - добавили зрители,
- А сэр Паломид-то, красавчик, - говорили многие из Древнего Люда, осведомленные о всенощном сидении на утесе, но по обыкновению ничего не сказавшие из боязни выдать себя, - того и гляди ляжет да помрет.
Оборотившись, чтобы взглянуть на язычника, они увидали, что по сказанному и вышло. Сэр Паломид, даже не сняв с себя головы, пал на каменную колоду подъемника и лежал, еле дыша. Они стянули его с камня, выплеснули ему в лицо целый ушат воды и принялись обмахивать передниками.
- Ах, бедолага, - с состраданием говорили они, - Сассенах! Дикарь черномазый! Неуж не очухается? Ну-ка спрысни еще! Вот так спрыснул!
Сэр Паломид медленно приходил в себя, пуская из носу пузыри.
- Куда это искренне ваш попал? - спросил он.
- Мы здесь, старина. Мы все же вернулись. А Зверь осталась снаружи.
Утверждение сэра Груммора подкрепило долетевшее сквозь опускную решетку печальное подвывание - как будто тридцать пар гончих псов завыли на луну, Сэр Паломид содрогнулся.
- Надо бы встать в дозор, посмотреть, не идет ли Король Пеллинор,
- Да, сэр Груммор, Дайте мне одну секундочку для восстановления сил.
- Зверь мог его изувечить.
- Бедняга!
- Вы-то как себя чувствуете?
- Недомогание минует, - отважно вымолвил сэр Паломид.
- Нам нельзя попусту тратить время. Может статься, в этот самый миг Зверь пожирает Пеллинора.
- Ведите меня, - сказал язычник, с трудом поднимаясь на ноги. - Вперед, на бастионы.
И все сообщество полезло вверх по узким лестницам дозорной башни.
Под ними в овраге, с одной стороны защищавшем замок, виднелась Искомая Зверь, казавшаяся отсюда маленькой и какой-то перевернутой. Она сидела на валуне, полоща в ручье хвост, и, склонив на сторону голову, не отводила глаз от подъемного моста. Из пасти ее свисал язык. Пеллинора же нигде не наблюдалось.
- Очевидно, она не пожирает его, - сказал сэр Груммор.
- Если только уже не пожрала.
- Не думаю, старина, чтобы у нее хватило на это времени, как-то оно непохоже.
- Если поразмыслить, то должны были бы остаться какие-то кости или еще что. Ну, хотя бы доспехи.
- Безусловно.
- И как вы считаете, что нам следует делать?
- Это сложный вопрос.
- Не полагаете ли вы, что нам должно произвести вылазку?
- Мы могли бы переждать, Паломид, посмотреть, что будет дальше, - а по-вашему как?
- Никаких купаний, - согласился сэр Паломид, - пока не выяснен брод.
Прождав вместе с рыцарями часа полтора, конгрегация Древнего Люда наскучила отсутствием развлечений и со стуком повалила по лестницам вниз, намереваясь, взобравшись на стену, пошвырять камнями в Искомую Зверь. Двое рыцарей остались в дозоре.
- Хорошенькая получается история.
- Действительно так.
- Я хочу сказать, если как следует в ней разобраться.
- Точно.
- С одной стороны Королева Оркнея на что-то дуется, - я не мог не заметить, что охота на единорога как-то странно на нее повлияла - с другой нюнит Пеллинор. Да и вы, как считается, влюблены в Изольду Прекрасную, верно? А теперь еще эта Зверь к нам прицепилась.
- Запутанная ситуация.
- Любовь, как о ней подумаешь, - с натугой сказал сэр Груммор, - очень сильное чувство.
Именно в это мгновение - как бы в подтверждение слов сэра Груммора - на дороге, шедшей от скал, появились две неспешно бредущие в обнимку фигуры.
- Силы небесные, - воскликнул сэр Груммор, - а это еще кто такие?
Фигуры приближались и становились все различимее. Одной из них оказался Король Пеллинор. Рука его обвивала талию коренастой, средних лет дамы в юбке для верховой езды. У дамы было красное, лошадиное лицо, в свободной руке она сжимала арапник. Волосы были собраны в узел.