- Тайн мало, на всех не хватит. Ты лучше на дорогу смотри и потише едь, а то Азарову крыла переломаем и, не дай Бог, ворона очнётся. Мас-ссоны хреновы!
- Ладно, не ворчи. Вот, хочешь, немасонскую гайку подарю? - Базунов протянул четырёхгранную гайку, снятую с вороны.
- Что за ерунда, Коля? Нам уже никакие гайки не помогут, уже всё отвинтили и разложили по карманам в надежде собрать новую машину - под себя.
- Я вот и говорю, даже вороны с гайками. Просто знак.
- Шути, шути, птицелов, у нас уже нет ни гаек, ни ключей к ним.
Внезапно ворона каркнула два раза. Из глубины сна ей ответил Людвиг Иванович:
- Да-а, коллега, я с вами согласен. Нет здоровых, есть недообследованные-е…
РУМЯНЦЕВСКИЙ САД
Глава шестая
Румянцевский сад, названный так в честь славного воина - графа Румянцева-Задунайского, расположен на Васильевском острове между Первой и Второй линиями. Он вошёл в новейшую историю Ленинграда как место сбора сторонников национально-патриотического фронта "Память". Благодаря ряду публикаций в газетах под "Памятью" понималось "чёрносотенное" и "антисемитское" содержимое организации, а монархическое уходило на дальний план. Ради правды надо признать, что в ней было и то, и другое, что, в сущности, и работало на её популярность в те годы.
О митингах "Памяти" в Румянцевском саду Пикин узнал из "Ленинградской Правды" от 9 сентября 1988 года, прочитав статью "Дорога к памятникам" за подписью Нины Катерли. После чего решил посмотреть лично на диковину гласности. Позвонив своему приятелю-монархисту, торговавшему на Невском атрибутами романовской России, Пикин узнал, что каждый четверг питерское отделение "Памяти" собирается на Васильевском острове в Румянцевском саду.
В саду было около трёхсот человек. В центре толпы стоял мужчина лет сорока. Театрально указывая на вершину дерева, он кричал густым и уверенным голосом: "Повесьте на этом дереве пятерых жидов, и я повешусь рядом шестым!". Зрители одобрительно и весело аплодировали. Пикин даже не успел заметить, кто ему сунул в руки анкету для желающих вступить в "Память". Нужно было указать национальность, фамилию и телефон. Пикин продолжил своё путешествие по саду. Он подошёл к небольшому раскладному столику, на котором лежали самиздатские брошюрки и книги низкого полиграфического качества: "Список евреев в Ленинском правительстве", "Международное еврейство" Генри Форда, "Еврейский вопрос" Достоевского, "Тайная сила масонства" Селянинова. Большим ассортиментом были представлены фотографии семьи Николая II и несколько выпусков русскоязычной аргентинской газеты белоиммигрантов "Наша Страна". Пикин купил всё, кроме фотографий, осознавая, что дыра в бюджете вынуждает его прейти на скудное питание - до получки больше недели.
Митинг разгорался. Теперь голоса ораторов были усилены мегафоном. Молодой человек лет двадцати восьми, внешне похожий на канонический портрет Николая II, изредка подкручивая свои рыжеватые усы, взволновано кричал: "Ну а чтобы убедиться, кто делал в России революцию, убивал русский народ и расстрелял без суда и следствия царскую семью вместе с детьми, достаточно посмотреть на список ленинского правительства из книги Андрея Дикого "Евреи в России и СССР". Так вот, согласно этому списку, в правительстве большевиков было девяносто пять процентов евреев". И он потряс над головой листами списка, словно факелом, которым намеревался поджечь Садом и Гоморру, исполняя волю самого господа Бога.
Уходя с митинга, Пикин кинул заполненную анкету в специальную урну, которая стояла на столе рядом с коробкой для сбора пожертвований для НПФ "Память" - народ жертвовал, как на строительство нового храма.
В этот же день Пикин познакомился с молодым мужчиной из "Есенинского клуба", который основала поэтесса удивительного таланта Элида Дубровина.
Через неделю Пикину позвонили и пригласили на митинг, сообщив, что ожидается прибытие основателя и руководителя "Памяти" Дмитрия Васильева. За это время Пикин уже успел прочитать всю приобретённую на митинге литературу и был потрясён, хотя для Пикина еврейский вопрос был не новостью - он с ним сталкивался на бытовом уровне со школьной скамьи.
В средней школе Ленинградской области в классе Пикина из тридцати человек был только один представитель еврейского народа - Светлана Босман. На Светку заглядывались все мальчишки школы. В свои двенадцать лет она резко отличалась от своих плоскогрудых и плоскозадых сверстниц пышностью форм и талией. А в четырнадцать лет это уже была полностью сформировавшаяся девушка при наличии таких прелестей, которых достигают бледнолицые славянки годам к двадцати, а некоторые только после родов. Учителя относились к Босман с особой учтивостью и вниманием. Все знали, что она должна окончить школу с золотой медалью. Ей даже разрешалось переписывать контрольные работы, если они не тянули на пятёрку.
Как-то Пикин принёс в класс толстый журнал "Чекисты" с большим количеством иллюстраций, который ему подарил старший брат, учившийся в школе милиции. Босман сразу положила глаз на редкий журнал. От её цепкого взгляда вообще редко что-либо ускользало, особенно имеющее какую-то ценность. Редкие значки, книги, марки, жвачка - всё оказывалось у неё. Кто-то отдавал ей своё богатство "за так", не в силах отказать первой красавице, кто-то уступал за незначительную плату или расплачивался за право списать домашнее задание. Пикину нужны были деньги на ремонт велосипеда: минимум пять рублей. Семья жила бедно, и пять рублей были для неё деньгами. На них можно было купить пять килограмм сахара или два кило колбасы. В эту сумму он и оценил журнал. Босман достала из переднего карманчика тёмно-коричневой школьной формы свёрнутую трёхрублёвую купюру, предложив добавить к ней "поцелуй в раздевалке", нежно дыша в ухо Пикину. Но Пикину больше нравилась худенькая, длинная, белокурая Ленка Кудрявцева, поэтому сумма в пять рублей осталась как окончательная. Босман понимала, что торг неуместен - вряд ли кто-то устоял бы перед предложением её поцелуя, не имея веских причин. Поэтому с лёгкой обидой она предложила зайти за нужной суммой к ней домой после школы.
Босманы жили в пятиэтажном панельном доме в трёхкомнатной квартире. Квартира была богато обставлена: с обязательным ковром на полу и стене, хрусталем в серванте и пиком достатка - цветным телевизором "Радуга". Глава семьи работал заведующим гаража в совхозе, а мать там же, в бухгалтерии. Босман, не смущаясь одноклассника, переоделась в спортивный костюм, лишь отвернувшись спиной, но напротив зеркала шкафа. Пикин замер: в свои четырнадцать лет он ещё ни разу не видел голого женского тела, если не считать порнографических фотографий, которые он подсмотрел у старшего брата. Босман знала о произведённом эффекте и, хитро поглядывая на Пикина, игриво прыгнула в кресло.
- Давай журнальчик и садись, хочу ещё полистать.
Пикин отдал журнал и сел на край дивана.
- Листай, только побыстрей, у меня автобус через пятнадцать минут.
- Классный журнал! Я хочу подарить его своему дедушке. Ему через месяц будет семьдесят пять лет, он работал в ЧК. Так что это замечательно, Андрюшка, что ты согласен его продать, а то я ломала голову с подарком. Пять рублей, конечно, дороговато, ведь он не новый, давай за четыре.
- Давай за пять. Я знаю, для тебя это не деньги, а журнал редкий. Он в Ленинграде, в "Старой книге", все десять стоит. Я бы не продал, если бы не ремонт велосипеда.
- Ладно, Андрюшка, из уважения к тебе. Вставай с дивана, ты сидишь на куче денег.
Диван щёлкнул и замер, приподняв одну из своих челюстей. Босман просунула руку в пасть дивана и откинула покрывало. Пикин застыл в изумлении: на дне дивана тоненькими пачками были разложены деньги купюрами по три, пять, десять и двадцать пять рублей.
- Это мои предки копят на машину, - иронично сказала Босман и вытащила из пачки пятирублевку. - Мне можно брать отсюда на мелкие расходы.
Диван ещё раз щёлкнул, и богатство скрылось в его чреве.
- Я надеюсь, Андрей, что ты умеешь молчать и оценишь моё доверие к тебе. Нам бы надо подружиться, ведь ты в школе самый сильный, а я самая умная.
- Я - за. Давай дружить.
- Мне родители не позволят дружить с тобой. Ты не обижайся, но ты не из нашего племени. Нам нужно, чтобы в друзьях были только "свои и наши". Вот вам, славянам, легко, много не надо. А нам, евреям, всегда надо помнить, что мы чужие среди всех. Ведь у нас даже своего государства нет.
- А Израиль?
- Израиль? Да он сегодня есть, а завтра его нет. Мне дед говорил, что советские евреи просили у Сталина разрешение создать еврейское государство в Крыму, так он всех поубивал, кто с этой просьбой к нему обратился. А ведь героев Советского Союза за войну против немцев у нас было не меньше, чем у русских.
- Ну, разве к вам плохо относятся в СССР?
- Да не плохо, как ко всем. Но ведь у нас есть своя культура, религия, язык. Мы же в школе учим русский язык и русскую литературу, а для нас, евреев, нет своих школ. Это ты отучился, домашнее задание сделал и гуляй, а мне ещё надо иврит учить, свою культуру изучать. Мне даже об этом говорить нельзя. Ладно, иди. Не болтай, а то у меня на тебя тоже есть компромат.
- Что ты имеешь в виду?
- Я знаю, что это ты и Серёга Коваленко сожгли мотоцикл этого придурка Абаева. Если что, платить будут родители и вас на учёт в детскую комнату милиции поставят.
- Он же кошек и собак давил на своем мотоцикле.
- Я не защищаю его, даже где-то уважаю вас за этот поступок, но если ты будешь болтать обо мне, я вынуждена буду рассказать.
- Ну, а зачем ты мне всё это показываешь и рассказываешь? Мне твои тайны не нужны, отдала бы деньги и всё.
- Даже не знаю зачем. Просто захотелось.
- Мне до твоих денег и еврейских проблем нет дела. И незачем болтать.
- Ладно, ладно, не обижайся. Давай останемся друзьями. Ты мне можешь сказать по секрету интимную тайну мальчишек?
- Какую ещё интимную тайну?
- Сексуальную.
- А что это за слово "сексуальная"?
- Господи, ты не знаешь этого слова?
- Нет.
- Ну, это про половую жизнь.
- Я не жил этой жизнью.
- Я хочу спросить про онанизм. Ведь все мальчишки им занимаются, да и девчонки тоже. Вот, например, когда я это делаю, то представляю, что я с каким-то мальчиком или мужчиной, а ты? Кстати, об онанизме, подожди, - она вышла из комнаты и вернулась через минуту с толстой тетрадкой, - вот, смотри, из Каббалы.
- Из чего?
- Каббала - это такая книга еврейской мудрости. Слушай: "Онанизм у мужчин и мастурбация у женщин и иные сексуальные удовлетворения, не направленные в естественное русло и в частности на зачатие, являются пищей для слуг сатаны. То есть энергия, выбрасываемая при оргазме в пространство, сразу пожирается тёмными силами, таким образом эти силы вступают в контакт с человеком". Это тетрадь моей мамы, тут много интересного и полезного.
- Ты веришь в сатану и тёмные силы?
- Это долгий разговор, и мы друг друга не поймём.
- Ну, я не настолько идиот, у меня бабушка верующая, много мне рассказывала про Христа.
- У евреев другой Бог, и религия более сложная, давай не будем об этом. Ты лучше скажи, кого представляешь, когда этим делом занимаешься?
- Не скажу.
- Меня?
- Нет.
- Врёшь.
- Один раз представлял тебя.
- Врёшь, врешь. Не один раз. Меня представляют почти все мальчишки школы, когда этим занимаются. Я это чувствую и вижу по их взглядам.
- Не сомневаюсь.
- А хочешь заняться этим по-настоящему?
- Кто же не хочет? Но от этого могут быть дети.
- Глупый ты, Пикин, как Буратино. Иди домой, ремонтируй свой велосипед.
Босман проводила одноклассника до двери и на прощание чмокнула его в щёку.
Взволнованный и возбужденный Пикин брёл к автобусной остановке. Светка Босман навсегда засела в его мозгу не только как объект сексуальных желаний, но и как представитель загадочного еврейского народа…
Босман закончила школу с золотой медалью, институт - с серебряной.
Пикин как-то встретил её на железнодорожной платформе в Сосново. Бывшая красавица, которую он не видел после окончания школы, в свои двадцать пять выглядела, как сорокалетняя многодетная мама. Она необычайно располнела, от былой фигуры не осталось и следа. Её большие зелёные глаза, обрамлённые бархатом ресниц, болезненно выкатились наружу, на достаточно длинной шее неуклюже свисал второй подбородок. Пикин постеснялся подойти к ней. Он подумал, что может её смутить и обидеть - вряд ли ему удалось бы скрыть своё удивление перед такой метаморфозой ещё недавней мечты мальчишек всей школы.
За чтением литературы по русско-еврейскому вопросу Пикин вспоминал все случаи своего небогатого опыта общения с евреями. Эти наблюдения так бы и остались для него малозначительными. Но после прочитанного непонятный и загадочный народ, почти сказочный, как Карабас-Барабас и Дуримар, ожил, явил свою среду. И Пикин почувствовал себя Буратино, как и назвала его Светка Босман. Только она в школе знала, что живёт в "стране дураков" и где находится "поле чудес", а Пикин нет. Она в свои четырнадцать лет уже знала, для кого это "поле чудес" предназначено - для буратин. Поэтому у неё был диванчик с деньгами, а для него новое колесо к велосипеду было - праздником. Её родители на новых "жигулях", а его - на своих двоих. Хотя по официальной бухгалтерии его пролетарские предки получали даже больше, чем родители Босман со своим среднетехническим образованием. На такой финансовый парадокс всегда был один ответ: "Евреи умеют жить и делать деньги!". Пикин эту фразу часто слышал, но никогда, как и многие другие, не пытался её анализировать. Она была почти как советский лозунг "Народ и партия - едины!". Это принималось как должное, как аксиома, мозг даже не пытался включаться для анализа смысла этих слов. В голове текла река, и каждый её поворот был обозначен маячком-словом, знаком-указателем, которые выдавались ещё в школе. И если несостоятельность коммунистов со временем стала очевидной в виде пустых прилавков магазинов и обнищания народа, то финансовая состоятельность большей части советских евреев осталась как их особое умение "делать деньги" и приравнивалось к их большим интеллектуальным способностям. И каждый советский обыватель знал, что "евреи умные". Но Пикин теперь уже знал больше: они не просто умные - они другие.
Дмитрий Дмитриевич Васильев, лидер "Памяти", появился неожиданно, в окружении десятка молодых ребят в чёрных рубашках и портупеях, в чёрных брюках-галифе и коротких военных сапогах. Лидер был одет так же, как и его охрана. Он выделялся лысеющей головой и грузным телом на необычайно толстых ногах, туго схваченных хромом сапог. Гости из Москвы быстро вбежали на обветшавшую деревянную сцену бывшего музыкального павильона и отрепетировано расставили охрану и атрибутику. Голос бывшего актёра МХАТа и помощника известного художника Ильи Глазунова был резок, интонация безапелляционна. Речь Васильева была посвящена роли сионистов в уничтожении России, разрушении архитектуры Москвы и опасности московского метро, которое Кагановичем намеренно было построено так, что однажды может обрушить под землю всю Москву. Ораторские и актерские способности Васильева в совокупности с информацией о прошлых и грядущих ужасах, о которых не мог догадываться ни один присутствующий, произвели ожидаемый эффект.
Будучи членом партии "Демократический Союз", Пикин, не колеблясь, вступил в "Память". Значок организации на котором был изображён Георгий Победоносец, поражающий копьём змея, вручил сам Никита Жербин - один из основателей ленинградского отделения "Памяти".
В "ДС" быстро узнали о контактах Пикина с "Памятью", он их особо и не скрывал. За ним закрепилась кличка "фашист", но к нему так никто из партийцев не обращался: этой кличкой пользовались в узком кругу "свои и наши".
Генерал Чернин изучал очередные доклады по линии своего отдела. Листы были сшиты неаккуратно, с каждой страницей читать становилось всё сложней, начало текста было у самого скоросшивателя. Генерал выругался - разжимая медные пластины скоросшивателя, порезал указательный палец. Замотав палец листом канцелярской бумаги, продолжил чтение, изредка покачивая головой.
"…Довожу до Вашего сведения полный текст документа:
Программа Союза за национально-пропорциональное представительство "Память" [1990 г.].
Союз за национально-пропорциональное представительство - "Память" - советская патриотическая организация, созданная в Москве.
Союз объединяет в своих рядах тех граждан СССР (независимо от их партийности, религиозных или атеистических убеждений, национальности и расовой принадлежности, пола, возраста, социального положения: рабочих, крестьян, служащих, интеллигенцию, учащихся, пенсионеров, воинов и офицеров Вооруженных Сил, КГБ, милиции, МВД и так далее), которые горячо любят свою Родину, свой народ и другие народы нашей страны, верны идеалам патриотизма, интернационализма, социализма, социальной справедливости и национального равноправия.
По своим позициям Союз за национально-пропорциональное представительство - "Память" - близок ко всем патриотическим движениям, объединениями, фронтам, созданным в Москве, Ленинграде, Новосибирске и других городах РСФСР и в других союзных республиках и борющихся за национальное равноправие. Тезис, выдвинутый всеми патриотическими движениями о том, что ни один народ не должен жить за счет другого, ни один народ не должен ущемлять интересы другого, отвечает и задачам Союза за национально-пропорциональное представительство - "Память".
НАЦИОНАЛЬНЫЙ ВОПРОС - ОСНОВНАЯ ПРОБЛЕМА
В Конституции СССР, статья 36, говорится: "Граждане СССР различных рас и национальностей имеют равные права".
На деле, как можно убедиться, есть одна национальность, которая имеет куда больше прав, чем все остальные. Это - евреи, "ассимилированные" евреи (т. е. поменявшие свою национальность) и породненные с евреями лица (полуевреи, четверть-евреи, женатые на еврейках и т. д.).
Составляя 0,69 % от общей численности населения СССР, евреи представлены в культурной и политической жизни страны в масштабах не меньше 10–20 %. Евреи составляют 14 % от общего числа советских писателей, 14 % врачей, 23 % музыкантов. 36 % от общей численности всех евреев занято в науке, искусстве, литературе и печати. По данным переписи 1979 г., на 1000 населения среди азербайджанцев приходится 53 человека с высшим образованием, среди армян 125, среди русских 76, у украинцев - 52. У евреев - 434 (теперь 600), то есть все взрослое население…".