Жизнь - это сон.
Любовь - это ад!
"Под колесами любви" перемалываются сердца все новых юношей и девушек.
Любовь настигает их - не как божественный свет, но как параноидальный бред, пьяная истерика, шаг в пустоту.
У этой "суки-любви" не будет и не может быть хеппи-энда. Она безжалостна и к себе, и к миру, она обрекает на боль, и кажется, легче умереть, чем продолжать жить и любить дальше.
Страшно?
Иногда - да.
А иногда - смешно!
Содержание:
Мгновенно 1
Очевидно 2
Спорно 5
Кратко 8
Крепко 9
Холодно 14
Совместно 18
Символично 21
Ясно 24
Естественно 28
Ошибочно 31
Истинно 34
Не особенно 36
Частенько 39
Едва 44
Предвзято 47
Примечания 50
Дэниэл Хэндлер
Наречия
Мгновенно
В воздухе носилась любовь, и мы шагали сквозь нее к перекрестку. Мы вдыхали ее, особенно я. Воздух был также полон запахов и птиц, но именно любовь - я в этом почти не сомневался - проникала мне в легкие. Андреа была выше меня и явно не в духе. Я чуть пониже ростом. Она курила сигареты, я работал в магазине. И все то время, пока у нас с ней была любовь, мы неизменно шагали к этому нью-йоркскому перекрестку Тридцать седьмой улицы и - как ее там? - Третьей авеню, потому что здесь легче поймать такси.
- Ты нервничаешь, - заметила она, когда мы прошли расстояние в две затяжки.
- Точно, - ответил я. - Еще бы не нервничать. Ведь меня еще ни разу в жизни не звали на оглашение завещания. Я даже понятия не имел, что такие вещи существуют в наше время, - это надо же, оглашать завещание! Мне всегда казалось, такое бывает только в кино. Как думаешь, народ приоденется ради такого случая?
- Какая разница. - Андреа бросила окурок на тротуар и, покрутив пяткой, придавила его каблуком, словно исполняла, хотя и без особого энтузиазма, какой-то новомодный танец. - Посмотри, - произнесла она и на минуту козырьком поднесла к глазам ладонь, словно действительно хотела что-то рассмотреть. Я обернулся к ней. - Нет, ты только посмотри, - повторила Андреа и другой рукой повернула мою голову. - Я хочу сказать, ты только посмотри на себя. Я из кожи вон лезу, чтобы тебе угодить, но в данный момент даже не знаю, что и думать. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я. Мне страшно от того, как ты себя ведешь. Я проснулась сегодня утром, и ты сказал мне доброе утро, и я сказала тебе доброе утро, и вообще, чем бы ты хотел сегодня заняться, и ты сказал, что тебе типа надо это сделать, и я спросила, что именно, и ты ответил, что тебе надо успеть на оглашение завещания твоего отца, и я спросила, о чем это ты, и тогда ты сказал, что твой отец умер. Сегодня утром. То есть я хочу сказать, что он умер еще две недели назад, а ты говоришь мне об этом только сегодня. Ты сказал мне только сегодня! Я, конечно, понимаю, ты ужасно переживаешь по этому поводу, и все равно я не понимаю, отказываюсь понять, как такое возможно.
- В общем-то, - отозвался я, - он мне не совсем отец.
Мимо нас, шурша колесами, проехали три автомобиля.
- Это как понимать? - спросила Андреа. - Что ты мелешь? Что ты хочешь сказать? Он твой биологический отец, он растил тебя, вместе с твоей матерью, в своем доме на протяжении восемнадцати лет. Помнится, когда я три года назад на День Благодарения была у тебя в гостях - он тогда еще резал индейку, - я тогда сказала, что рада познакомиться с твоим отцом, и он при этом даже глазом не моргнул. Как у тебя только язык повернулся сказать такое! Ты на что намекаешь?
- Не знаю, - ответил я, когда мы наконец дошли до перекрестка. Улица представляла собой сплошной желтый поток несколько ярдов в ширину - такси, такси, сплошные такси и лишь кое-где не такси, - отчего, если посмотреть вдоль проезжей части, улица казалась громадным желтым колосом. Я поднял руку, и одна машина остановилась. Я открыл заднюю дверь, но Андреа даже не взглянула на меня. Я, согнув в колене, поставил ногу внутрь и почти сел сам - со стороны могло сложиться впечатление, будто я опустился на колено, будто водитель, с которым вы познакомитесь буквально через минуту, только что высадил меня у тротуара, чтобы я мог предложить высокой сердитой женщине выйти за меня замуж. Увы, в ее намерения не входит ответить мне согласием, понял я. Она никогда не скажет мне "да".
- С каких это пор ты позволяешь себе такие вещи? - не унималась Андреа. - Раньше за тобой ничего подобного не водилось. Обычно ты… как бы это получше выразиться? Обычно мы с тобой обедали вместе или снимали деньги в банкомате, и ты вел себя совершенно нормально. Какая муха тебя…
- Ну, ты скажешь! - ответил я. - В кафешке такой номер просто не пройдет.
- Прекрати! - воскликнула она и потерла пальцем под глазом. Она в общем-то не плакала, просто размазала под глазом тушь. - Это даже хуже, чем в прошлый раз.
- Думаю, мне лучше поехать туда одному, - сказал я и еще глубже сел в такси. - А тебе советую пойти домой. Пешком. Потому что в такси поеду я. Вернусь чуть позже. Через часик-другой.
- Что ты… - Андреа стояла на перекрестке и снова терла глаза, но на сей раз уже плакала по-настоящему. Каким-то уму непостижимым образом она разревелась к тому моменту, когда мы с ней дошли до перекрестка и почти сели в такси.
- Ну все, пока, - сказал я и захлопнул дверь. Андреа посмотрела на меня сквозь стекло, словно я был пустым местом. Водитель спросил меня, куда надо, и я сказал, что на Семьдесят девятую улицу, после чего извинился, что заставил его ждать на перекрестке, и добавил, что заплачу ему пару лишних баксов или что-то в этом роде.
- Не бери в голову, - ответил он и, посмотрев на меня в зеркало заднего обзора, вежливо улыбнулся. Затем перевел взгляд с моего отражения на поток машин позади, чтобы мы с ним могли вписаться в поток, и мы вписались, и именно в этот момент я влюбился в моего шофера.
- Я передумал, - сказал я ему. После чего решил, что пока что лучше ничего ему не говорить.
Номер такси был 6J108. Звали шофера Питер, я рассмотрел на значке имя. Что касается фамилии, то у меня возникло впечатление, будто кто-то положил на клавиатуру пишущей машинки локоть, отчего буквы сложились в нечто совершенно нечитаемое. В общем, откуда-то из Европы.
- Пенсильванский вокзал. Мне надо кое-куда съездить. - На меня все еще давил груз лжи, которую я только что сказал моей девушке, лжи настолько огромной и незаслуженной, что я даже пообещал себе, что никогда в жизни больше не сделаю ничего подобного. Но если я чего-то недоговариваю Питеру, то это, согласитесь, еще не ложь. - Вообще-то мне никуда не надо, - сказал я. - То есть не обязательно. Просто будет лучше, если я куда-нибудь съезжу.
- О’кей, - бесстрастно отозвался Питер.
Верно, ему-то какая разница. За это я полюбил его еще сильнее. Мы свернули налево.
- У тебя красивые глаза, - сказал я.
- Это точно, - согласился он. - Особенно после того, как мне их прочистили.
- Ты делал операцию? - поинтересовался я. - Что тут такого? Некоторые скажут, что, мол, все это чистой воды тщеславие, а, по-моему, это ничем не хуже, чем купить себе новый свитер. Кстати, раз уж разговор зашел про свитера, я как-то раз потерял в такси свитер. Синий. Такого симпатичного оттенка. Я и Андреа - это та самая девушка, с которой мы стояли на перекрестке, я еще задержал тебя, потому что мы с ней ссорились, - мы с ней тогда впервые вместе отправились в гости на вечеринку. Это было года три назад. Кстати, Питер, тогда я поймал такси на том же самом перекрестке, где встретил тебя. Мы с ней всю дорогу болтали о том о сем. Да, мы с ней точно ехали на вечеринку и по дороге начали целоваться и все такое прочее.
- Черт! - вырвалось у Питера. Мы едва не врезались в чей-то зад.
- Извини, - сказал я. - Я не хотел тебя отвлекать. Короче, мы с ней тогда забыли в такси свитер.
- Ну как, здесь нормально? - спросил Питер, притормозив у тротуара. Черт, оказывается, мы уже приехали. Я опустил стекло, чтобы осмотреться. Пенсильванский вокзал качнулся влево, и на какое-то мгновение я подумал, что случилась очередная катастрофа, но на самом деле это просто я сам качнулся вправо. Питер пытался припарковать такси на редком свободном пятачке на другой стороне улицы - этакое зернышко, застрявшее между зубов.
- Хочу выпить кофе, - пояснил Питер. - Ничего, если остановимся здесь?
Часы в его машине не были переведены на летнее время и показывали четверть пятого, хотя на самом деле уже минула четверть шестого. Наверное, Питеру просто влом возиться с часами, переводя их на летнее время, или же это было сложно сделать. Говорят, это обычная песня с автомобильными часами. Впрочем, какое мне дело. К чему придираться к людям по мелочам? Ведь стоит взять такое в голову - и не заметишь, как возненавидишь все человечество. Или по крайней мере тех его представителей, что не переводят вовремя часы. Потому что, если хочешь отправиться с кем-то в путешествие длиною в жизнь, то какая разница, когда, по его мнению, это путешествие началось, часом раньше или часом позже, ведь на самом деле вы с ним отправляетесь в одно и то же время.
Питер повернулся ко мне, и я увидел на счетчике, сколько я ему должен.
- Вот возьми, - произнес я, открывая бумажник и протягивая деньги. Кстати, довольно опасно не смотреть на банкноту, но мне хотелось, чтобы он понял: я не намерен останавливаться на финансовом аспекте наших отношений. Все, дело закрыто. - Вот возьми, - повторил я, потому что мимо прогрохотал мусоровоз, и я не был уверен, что в первый раз Питер расслышал меня правильно. - Кстати, и место что надо. Ты не против, если я угощу тебя чашечкой кофе?
Питер уже вышел из машины, глядя то в одну, то в другую сторону улицы. Он подождал, пока я тоже выйду и присоединюсь к нему. Я вышел на тротуар - вокруг была жуткая грязь: плевки жвачки на асфальте и бензиновая гарь вместо кислорода в воздухе. Говорят, что если вы по-настоящему влюблены, то мир предстает перед вами в самых лучших красках. Однако в моем случае - случае с Питером и, как мне кажется, в более наивные дни моей жизни с моей подружкой по имени Андреа и Бобом Диланом - мир кажется еще более омерзительным, и тогда объект любви еще резче выделяется на его фоне своей красотой. Это и есть любовь, нечто прекрасное посреди заплеванной улицы. Так почему бы не поднять ее, эту любовь, и не взять себе, даже если и обнаружил ее в такси? Кто нашел, того и вещь, как говорится, и мне ужасно хотелось, чтобы меня кто-то нашел и взял себе. Я отчетливо видел, словно то был некий барельеф, каждый квадратный дюйм его одежды. Питер вежливо кивнул мне и направился к ближайшей дешевой кафешке. Черные джинсы. Зеленовато-оливкового цвета куртка. На одном локте порвана и заклеена лентой. Настоящий "барсик".
Не стану утомлять вас описанием этого заведения. Питер прошел на шаг впереди меня к отгороженной кабинке, и я - на секунду замешкавшись, не зная, где мне сесть, рядом или напротив, - все-таки сел напротив. Не буду его стеснять. Не стоит с самого начала осложнять наши отношения тем, что я больше не живу на Тридцать седьмой улице и все такое прочее. Ничего, через пару месяцев найду себе однокомнатную квартирку. Наверное, найду. Скорее всего найду. Будем надеяться. Потому что, когда живешь в Нью-Йорке, квартирный вопрос может затмить собой все остальные стороны ваших отношений, и тогда уж не жди ничего хорошего.
- Два кофе, - сказал я кому-то, кто обслуживал наш столик, и нам принесли заказ, причем одновременно обе чашки.
- М-м-м… - произнес Питер. Вид у него был слегка растерянный.
- Я понимаю, - заговорил я. - Ты не знаешь, с чего начать. Извини, я умолкаю. Можешь говорить. Тебе молока?
- У нас времени в обрез, - произнес он, придвигая чашку. Без молока. Я мысленно отметил про себя, какой кофе мы с ним будем пить в будущем. - У меня в некотором роде график.
- Понимаю, - ответил я. - Главное, не брать ничего в голову. Я, по всей видимости, все-таки сяду в поезд. Надо проведать отца, рассказать ему, что случилось.
- О’кей, - отозвался Питер, но я видел, что ничего не о’кей. Он смотрел мне через плечо и делал сжатой в кулак рукой небольшие круговые движения, словно что-то чертил в воздухе.
- Я бы мог все объяснить в письме, - произнес я, - если это, конечно, что-то изменит. - Принесли счет, и я, не глядя, вынул из бумажника очередную банкноту. - На самом деле все очень просто. Согласись, просто удивительно, что такое происходит довольно часто, хотя на самом деле все сводится лишь к трем простым словам.
- Да, вроде бы как, - произнес Питер, допивая кофе. Он явно напрягся. Не иначе, как подумал, что я его в конце концов отверг. Я потянулся через столик, через банкноту - кстати, я разглядел, что это была пятидолларовая бумажка, - и попытался дотронуться до его рук с симпатичными голубыми жилками. Он тотчас встал и отпрянул словно ужаленный.
- Ты кто? Пидор? - спросил он.
- А что, это тебе не нравится? - ответил я.
Я остался сидеть на месте, зачарованно глядя на него снизу вверх, словно то был вулкан, мой Везувий или Мауна-Лоа, извергающий любовь на ужасный уродливый город.
- Это все ярлыки, Питер. Вот и все. Ярлыки. Или ты не знал?
- Откуда тебе известно, как меня зовут? - спросил он и попятился, сделав еще пять шагов. При этом он наткнулся на кого-то и на мгновение опешил, бормоча извинения. Это был незнакомый ему человек. Питер ударился о незнакомого человека. - Откуда, черт возьми, тебе известно, как меня зовут?
- Питер! - выкрикнул я, но он уже вышел вон. Я через всю кафешку бросился вдогонку. Как меня занесло сюда? Почему я не оказал ему чуть больше внимания? Почему не пригласил в заведение поприличней? Например, в суши-бар? Ведь у меня есть деньги. Я мог потратить их все до последнего цента. На него. На мою Фудзияму. На мой Везувий. Какая мне разница? Мой отец жив и здоров, но когда он скончается, мне наверняка перепадет кое-что, тем более что к тому времени - я в этом почти не сомневался - я уже стану заместителем менеджера. Уж как-нибудь мы бы с ним решили и этот вопрос. Квартирный вопрос бессилен испортить наши отношения.
- Питер!
Однако Питер уже был рядом со своим такси, глядя вниз и устало тряся головой, словно мысленно отчитывал себя. Может, вспомнил, как его уже когда-то отвергли, или же просто глядел на заплеванный жвачкой тротуар. Мир обрушивался на него, но моя любовь готова была прийти ему на помощь. Как и все холостые мужчины, он боялся серьезных отношений, предпочитая плыть по течению, где время от времени его мог снять первый встречный.
- Питер!
Не говоря ни слова, он прыгнул в машину, глядя, я это точно понял, в зеркало заднего обзора на отражение потока машин, что гудел вокруг нас.
- Я люблю тебя! - крикнул я.
Питер проехал мимо меня; затем, словно некая злая королева, оставляя после себя шлейф сизого дыма, рядом со мной проплыл автобус. На какое-то мгновение Пенсильванский вокзал содрогнулся, клокочущий и задымленный, затем дым рассеялся, и здание вновь приняло вертикальное положение, гордое тем, что правда была начертана огромным красными буквами: 6J108. Я найду его, мою гору Святой Елены. Я достану его из-под земли. Он - моя достопримечательность.
Я ликующе замахал обеими руками, сбивая с толку водителей проезжающих мимо машин.
- Питер! Питер! Питер!
Я стоял на краю тротуара и продолжал размахивать руками, сигналя, семафоря. Я звал его, мою огнедышащую гору, мое жерло вулкана посреди тротуара, что вело в самое сердце земли. Я знал, что если буду махать долго, то он подъедет, и остановится, и отвезет меня туда, где мне хочется быть.
Очевидно
Фильмец был убойный. Что вполне уместно, потому что он так и назывался: "Убойное кино". Что-то в духе типичного триллера, герои - две женщины и один мужик, и потом еще один, уже отрицательный герой, и все они время от времени бросали дурацкие реплики, так что, по идее, картину можно назвать комедийным триллером, только это не комедия в традиционном, классическом смысле. По крайней мере совсем не то, что под словом "комедия" подразумевала мисс Уайли. Мы с Лайлой были в одном классе по английскому, и мы оба, и она, и я, работали вечером по субботам и четвергам в кинотеатре "Суверен". И, по-моему, будь я посмелей, мне следовало бы спросить у нее что-то вроде:
- Как по-твоему, мисс Уайли, у которой у нас с тобой четвертый урок, назовет ли она "Убойное кино" комедией в традиционном, классическом смысле этого слова?
И тогда у нас с Лайлой завязался бы разговор, который, в свою очередь, привел бы к другим разговорам в те однообразные, одинокие часы, когда народ уже заплатил деньги, купил своим подружкам попкорн и, протянув билеты Лайле, если пользовался эскалатором справа, или мне, если пользовался эскалатором слева, чтобы мы разорвали их на две половинки, в предвкушении фильма занял места в темном зале. Фойе пустело, а мы, Лайла и я, все стояли у основания эскалаторов, по которым больше никто никуда не поднимался.
Но в том-то все и дело, что эта реплика про мисс Уайли - она какая-то беспомощная. И я думаю, что Лайла просто закатила бы глаза, а они у нее зеленые, обведены черным карандашом и ужасно красивые.