- Да подходит, подходит! Не заводись, сказала же. Сам знаешь - хороший парень, зря нос воротила. Признаю. Нет, честно. Петь! Я даже не ожидала. И Наташка другая стала, не узнать. Это она ведь меня сегодня к тебе отправила. Поезжай, говорит, у деда сегодня день рождения, а он на даче застрял. Сюда, видно, не приедет. Проведай хоть, поздравь, приятно деду будет… А, Петь! Или, может, я не ко времени? - Ирина Васильевна засмеялась, довольная.
Петр Иванович встал, освежил стаканы.
- Ну, ладно, - проговорил он растроганно. - Поехали. За сказанное!.. За тебя, за молодых! - Он выпил, постоял несколько секунд с закрытыми глазами. Поправился непосредственно. - Ты чего ж на "Мерсе"? По нашим дорогам - джип в самый раз…
- Сперли джип. Мартин сигнализацию забыл включить. Сейчас у всех угоняют. Уланову зимой остановили на шоссе, забрали машину. Чуть не замерзла старуха.
Петр Иванович выждал паузу из уважения к знаменитой балерине, кашлянул для перебивки темы.
- А у меня катер… слышала? Сожгли…
- Да я уж знаю, ребята сказали. Не повезло тебе, Петруша.
- А почему должно везти? Сам живешь, сам и вези… Главное, десять лет строил. Движок от "Волги". Авиационный охладитель масляного редуктора. Длина семь метров… Короче… Прям у пирса. Белым днем…
- Денег хотели?
Петр Иванович кивнул.
- Откуда у меня деньги? Знал бы прикуп - жил бы в Сочах! Да и были бы, не дал!
Они помолчали.
- Так один и живешь, Петь? - Ирина Васильевна решила отвлечь свата от грустной темы, но переехала неудачно, тоже на невеселую.
- Да я вроде как, Васильевна, уже придолбился в одинаре-то. Хотя иной раз и скучновато, врать не стану… Ладно… Надо успех закрепить.
Ирина Васильевна накрыла свой стакан ладонью. Петр Иванович закрепил в одиночку, заел креветкой.
- Как Машка?
- Горюет, - вздохнула Ирина Васильевна. - Хомяк у нее сдох. Реву было…
- Давай я ей петушка молодого подарю, - предложил Петр Иванович, кукарекать будет…
Он извлек из кастрюли хвост, раздербанил его, кости кинул кошкам, похлебку - на плиту. Пока он кухарил, Ирина Васильевна зашла внутрь недостроенного дома. Походила, вернулась.
- Небоскреб!.. Не справиться тебе, Петя, с ним. Нанял бы мужиков…
- Кого?! Женьку?.. - неожиданно разозлился Пётр Иванович. - Рвань эту. Уж лучше я Машку подожду. Она говорит, погоди, дед, я вырасту - помогать тебе буду.
- А я все понять не могу, чего ее сюда тянет?.. У нас в Пахре дача с бассейном, а ее отсюда за уши не вытащишь.
- Здесь природа живая: пруд, курочки, кот Полкан, Мурка с котятами… Андрюха вон, сторожа сын - жених, - Петр Иванович мотнул головой в сторону калитки.
Ирина Васильевна обернулась. Возле забора стояло странное существо лысое, толстое, с полуоткрытым ртом. Андрюха блаженно улыбался, катая на ладони пинг-понговый шарик, и помыкивал.
- Бабка его покойница, - продолжал Петр Иванович, помешивая варево, - на участке у себя поебень-траву выращивала. Вроде жень-шеня, только наоборот людей изводить. Она Андрюху, бывало, на все лето из дурдома брала. Хворостиной его стегала за непослушание. А как таблетку ему забудет дать, он на нее кидается: то доской, то зубом непосредственно. Озорной.
Поспел суп-кондей. Дымящееся варево Петр Иванович разлил по кружкам. Ирина Васильевна не совсем уверенно приняла свою порцию.
- До Чикаго-то долечу после него?..
Под ногами мяукнула пестрая полусиамская кошка с впалыми боками. Петр Иванович мельком взглянул на нее, потом наклонился.
- Ну-ка, ну-ка, Мурка, иди сюда… Так. Точно. Ощенилась утром непосредственно. Теперь все. Мура, хана тебе. В лес отвожу, на пенек ложу разрубаю надвое: пусть бежит в разные стороны! Три раза в год! Никакого прокорма не хватит! Да плюс полушку сегодня обгадила, сучонка! Хотя это вроде Полкан…
- А где котята?..
- Котята!.. Дура она тебе! Попрятала. Знает, сучка, что пока слепые, я их запросто купну.
- Топишь?!
- Мя-мя-мя, - напомнил о себе Андрюха.
- Вот тебе и "мя-мя-мя", - Петр Иванович побарабал ложкой в кружке, попробовал, не горячо ли, и протянул Андрюхе. - Ну, ступай. Отцу привет пионэрский. Кружку вернешь.
- А дом ты свой, Петя, никогда так и не достроишь, - задумчиво сказала Ирина Васильевна.
- Не дострою, - покорно согласился Петр Иванович. И подняв с земли ржавую железяку, добавил малопонятное: - Люблю металл, особенно чугун.
- Вот что, Петр Иванович! У меня ведь к тебе разговор. - Ирина Васильевна решительно закрутила косу в пучок и воткнула в голову костяную шпильку-рогатку. - Оставь-ка ты пока свою стройку века. Тебе денег надо заработать?
- Ну, надо.
- Так вот, ты знаешь - мой первый муж, отец Наташки, был еврей…
- Знаю. Бывает.
- Странный у нас был брак, по молодости. Да и он странный был товарищ. В университет пешком ходил: туда - два часа, обратно - два. А по дороге думает работает. И дома спросишь его что-нибудь, а он: "Не мешай, Ирочка, запомни свою мысль, я думаю". Ученый, солнечные батареи все выдумывал. А у меня, сам понимаешь, жизнь совсем другая… Развелись. Ему, правда, ходу не давали. Не печатали, на симпозиумы не пускали. Когда мы развелись, он уехал в Израиль. Больше не женился. Живет один с экономкой. Ну вот - в прошлом году была я в Израиле на гастролях, он меня нашел и, представляешь, дом подарил! Дачу на озере. Я ему говорю: мне таких подарков, Наум, не надо, я сама богатая. Хочешь, запиши дачу на внучку. Так он взял и переписал на Машку… - Ирина Васильевна помолчала. - Надо бы поглядеть, что там. Я не знаю, попаду еще когда в Израиль… У меня гастроли на два года вперед расписаны. И жару я не переношу, да и евреев, если честно, не очень-то. Съездил бы туда ты, Петь, а?.. Взглянул, что за дом. Может, сделать что надо… И вообще там люди с хорошими руками нарасхват. Страну заодно посмотришь. Колыбель христианства… Ты в Бога-то веришь?
- Вот сподобился, - Петр Иванович достал из кармана брюк бечевку с крестиком, надел на шею. - В прошлом году вместе с Женькой крестились. С бодуна пошли… Когда отдыхаю, - он кивнул на бутылку, - снимаю, грех как-никак.
- Вот и грехи свои замолишь. В Иерусалиме. Поедешь?
Петр Иванович выкопал в щепе бычок, раскурил.
- Там же все по-еврейски говорят.
- По-русски тоже.
Петр Иванович в раздумье взял трущуюся о его штаны Мурку за голубой хвост и со словами "не мешай" кинул кошку за дрова.
- Петь! Мужик ты или нет?! - Ирина Васильевна пошла в наступление. Съезди, помоги сватье, беспомощной, слабой женщине!.. - Она рассмеялась. Поезжай, Петь! Отдохнешь, поглядишь, что за дом, может, и подзаработаешь… Там хорошие руки в цене.
- В пустыню загнать хочешь?..
- Да на озере у него дом! На Тивериадском озере. Где Иисус ходил. На яхте покатаешься. У Наума яхта с мотором.
- С мотором?..
- Ага. Да и мужик он хороший. Только старый очень и больной.
- Чем?
- Чем-чем. Тем самым. Только у стариков это все дольше тянется. Ладно, думай, а я разомнусь немножко.
Ирина Васильевна пошла по участку. Петр Иванович залюбовался ею. Тоже ведь под шестьдесят, а выступает - пава. Взгляд его сполз вниз по ее статной фигуре и вдруг запнулся: за ажурным высоким башмачком что-то волочилось, как портянка из худого солдатского сапога. Пригляделся: бинт эластичный.
- Ирина Васильевна, - окликнул он, не зная, как подступиться, - на левой ноге у тебя, не споткнись… - И подхватил ведро - воды набрать якобы.
Ирина Васильевна поставила ногу на бревно, задрала брючину.
- Вот так, Петенька. Звезда, знаменитость. А ты постой тридцать лет у рояля. Булавки маленькой нет?
Петр Иванович нашел булавку и, присев на корточки, сам заколол бинт. И даже захотелось ему погладить больную ногу. Но не погладил.
Ирина Васильевна спустила брючину.
- Ну, поедешь?
Петр Иванович улыбнулся.
- А споешь мне?
- Что, сейчас?
- Непосредственно. А то ведь я здесь так тобой и не похвастался. Скажут, врет Васин с похмела…
Гори-и, гори-и… моя звезда!..
Председатель садового товарищества прервал подкормку смородины элитного сорта "Минай Хмырев" и замер с вонючим черпаком в руках.
- Это у кого ж радио в такую силу?! - крикнул он через забор сторожу.
- Васин развлекается, электру жгет. А ведь киловатт - сто двадцать целковых с августа… День рождения у него, вот и куролесит.
…Звезда-а любви… Заветная-а!..
Председатель, заслушавшись, рассеянно пролил пенный раствор себе на ноги.
- Знаешь, кто поет?
- Мерцалова, - слегка обиделся сторож. - Ирина Мерцалова. У меня с ней пластинки есть…
- Погоди, дай послушать.
…Умру ли я, ты над могилою
Гори-сияй, моя звезда-а!..
- В Большом театре выступает, - сказал сторож. - Мы с супругой еще на балет с ней ходили.
- На оперу, - поправил председатель задумчиво.
Накидано, насоломлено,
На меня, на атаманку, наговорено.
Что хотите, говорите - будет все по-моему,
А твои штаны в полоску оболью помоями!..
- То есть?.. - пробормотал ошалевший председатель. - В смысле? Это не радио…
Возле участка Васина стоял белоснежный "Мерседес". За забором на ошкуренных бревнах восседала не очень молодая красавица. Она пела, простирая роскошные руки к Петру Ивановичу. Тот стоял перед ней со стаканом желтого питья.
Ах тын-перетын,
Перетыннина,
Любовь, как огонь,
Перекинется!
Красавица закончила свою партию. Петр Иванович плесканул из граненой бутылки в ее стакан, они чокнулись, выпили и поцеловались. И только тогда она небрежно заметила:
- Петя, к тебе гости.
Петр Иванович обернулся.
- Заходи, мужики. Сватья моя - Ирина Васильевна Мерцалова.
3
…И зря он сомневался насчет экипировки. Встречающие - в основном, мужики - все были в черных костюмах, в шляпах. Только у евреев шляпы черные, а у Петра Ивановича - беж. И рубашки у них почему-то без галстуков. Зато волосня какая-то по бокам. Может, это пейсы и есть? Скорей всего. А у некоторых еще из-под пиджаков бахрома белая вылазит… Так. А кто ж меня встречает?.. Должны с плакатом…
- Васина кто встречает?! - гаркнул он.
Из толпы выпростался запыхавшийся лысый бородатый мужик лет сорока пяти в толстых очках. На груди у него висела табличка: "Встречаю Васина Петра Ивановича". Петр Иванович никогда еще не видел свою фамилию, написанную такими большими буквами.
- С приездом, Петр Иванович! - Лысый без разговоров перехватил у него чемодан с электричеством и, к немалому удивлению Петра Ивановича, не помер тут же на месте. Похилился малость, но попер без особой натуги.
- Может, тележку взять? - предложил Петр Иванович.
- У меня машина рядом, метров триста.
"Дает еврей!" - улыбнулся Петр Иванович, и настроение у него пошло на поправку. Он кивнул на окружающую среду:
- Тель-Авив?
- Он самый. Не люблю. Жлобский город. На Бескудниково похоже. Иерусалим увидите, это да!
В зарубежной машине, иномарке, сидела баба, помоложе лысого, но тоже в очках, правда, не таких толстых. Малость вислоносая.
- Алка, жена моя, - сказал лысый и только теперь сунул гостю вялую руку. Миша. По-здешнему, Моше. Так ведь и она по-тутошнему не Алка…
- А чего, Алла - очень красивое имя, - сказал Петр Иванович, загружая чемоданы в багажник. - Вот Пугачева Алла Борисовна…
- Петр Иванович, - перебил гостя лысый, - тут вот какие у нас осложнения, не знаю, говорила вам Ирина Васильевна, Наум бен Арон, ну, в смысле Наум Аронович, он… болен. Сейчас ему хуже, положили в больницу. Остановитесь пока у нас, потом разберемся. Алка, падла невеселая моя, врубай, поехали! Кушать хочется.
Алка устало улыбнулась. Петр Иванович сразу просек, что балабона своего она любит.
- Курить можно?
- У нас все можно. Алка, включи мазган. Он же кондиционер.
- А разве жарко? - искренне удивился Петр Иванович. Алка взглянула на него с такой страдальческой завистью, что ему стало неловко: - Припекает вообще-то… Как в Сочах.
- Мишке вот жара хоть бы что, - вздохнула Алка, выруливая на шоссе. - А я помираю. С мая по сентябрь ни одного дождя.
- Полукровка, одно слово. Лучше скажи, пожрать приготовила? Алкоголь есть в доме?.. Молчит, зараза. Значит пусто.
Петр Иванович деликатно перевел тему:
- Природа здесь, как в Крыму, непосредственно?..
- Какое! Там рай! Алка сама из Ялты кстати, я ее там на пляже отловил…
- Ну вот же - вроде пальмы?..
- Так не росло ж ничего! Посадили. Ничего не было - каменная пустыня… На севере в Галилее получше. Алка, ты мне не ответила на поставленный вопрос: есть в доме жрачка с питьем или нет?
- Я ж сутки дежурила, - уныло отозвалась Алка. - Не отвлекай меня, а то врежусь. Я работаю, понимаешь?
- Она работает, а я?
- Тоже мне работа!.. Сидит до двух в университете, с девками треплется!..
- Это - да, - скромно подтвердил Мишка, кивая лысой головой. - Очень девок люблю. И они меня, отдать должное, тоже.
- С такой-то лысиной? - усмехнулась Алка.
- Борода компенсирует. И вообще: укороти метлу, женщина, следи за базаром.
Петр Иванович приятно оторопел, уж больно лексикон знакомый. И вопросительно взглянул на Алку.
- Да не сидел он, не сидел! - засмеялась она. - Он просто книгу пишет по бандитскому языку, по жаргону.
- И, между прочим, спецкурс веду в Иерусалимском университете, прошу не забывать.
- А кому ж ты его ведешь, этот курс? - поинтересовался Петр Иванович, само собой перейдя на "ты".
- Студентам-славистам. Они русский язык всесторонне знать должны. Алка, у нас газета есть? Когда сегодня звезда взойдет?
Алка достала из бардачка газету и, не оборачиваясь, протянула мужу. Мишка зашуршал бумагой.
- Та-ак… можно не спешить. Звезда сегодня в семнадцать тридцать две. А сейчас семнадцать тридцать семь. Всё! Спасибо тебе, золотушница моя. Поясняю гостю наши туземные порядки. Вы, Петр Иванович, попали в гости к мудакам. До завтрашнего вечера все магазины закрыты. Алка, тормози у танка, я тебя убью, ты будешь моей прошедшей женой.
Действительно, на каменистом откосе, поросшем колючим кустарником, стоял крашенный суриком допотопный броневик. Рядом на камне была табличка. Алка останавливаться, разумеется, не стала.
- Памятник войне сорок восьмого года, - сказал Мишка.
- Кто победил? - поинтересовался Петр Иванович. Мишка на секунду примолк, внимательно разглядывая гостя в зеркало заднего вида.
- Как кто? - стараясь погасить в себе удивление, ответил он. - Евреи, конечно. Арабы воевать не умеют.
- Ну, не скажи-и… Я на Кавказе служил, там грузины…
- Так то грузины, - перебил Мишка, - а здесь - арабы. Кстати, о грузинах. Вот Иосиф Виссарионович умный был человек, а дурак. В сорок восьмом году своей собственной рукой организовал государство Израиль. Вернее, не запретил, не наложил вето. Хотя евреев, как известно, люто ненавидел. Уверен был, что, разреши Израилю сегодня возникнуть, завтра коалиция арабских стран объявит Израилю войну и сметет его с лица земли до основанья, а затем… А перед всем миром Ёся, значит, будет интернационалист и миротворец. Не вышел фокус. Евреи размолотили арабов за себя и за того парня…
Петр Иванович понимал, конечно, - тюлю порет лысый, однако осаживать Мишку не решался, в гостях как-никак. Только морщился незаметно.
- А что если нам к арабам заехать? - вслух подумала Алка. - У них все и купим. В Вифлееме?
Петр Иванович вздрогнул.
- Да, да! - закивал в зеркале Мишка. - Туда, где Иисус родился! Сейчас там арабский город, одни арабы живут. Машину нашу камнями закидают, а нам отрежут яйца…
- Поедем в Вифлеем, - твердо сказала Алка, притормозила и стала разворачиваться.
Мишка покорно сложил руки на животе.
- Господи Иисусе, спаси, сохрани и помилуй!
Вифлеема никакого не оказалось. Был прокаленный пыльный пригород без единого кустика. Грязно-белые одинаковые двухэтажные дома с плоскими крышами. Пацаны на замызганных улицах гоняли в футбол. О стену терся осел, и минарет торчал на площади. Поехали дальше и уткнулись в некрасивую кубастую церковь.
- Храм Рождества, - сказал Мишка.
- Это… где Иисус родился? - неуверенно предположил Петр Иванович.
- Точно. Хотите, зайдем?
Храм Рождества больше был похож на крепость. Двое из трех ворот были замурованы. Алка осталась в машине. Петр Иванович с Мишкой вошли в храм.
- Шестнадцать веков церквушке, - заметил Мишка. - Остальное все покрушили, поломали, кому не лень, а этот вот не тронули почему-то.
Они подошли к алтарю. Петр Иванович, не заметив, чуть не наступил на заделанную в пол серебряную звезду. Рядом со звездой надпись. Мишка перевел: "Здесь Девою Марией рожден Иисус Христос".
Слева от алтаря была большая икона Богородицы. Под иконой стеклянный ящик для пожертвований. Петр Иванович достал портмоне. Засомневался: в одном отделении доллары, в другом - рубли. Мишка помог:
- Не надо доллары, рубли нормально.
Петр Иванович вытянул все русские деньги и сунул в ящик.
Машину за время их отсутствия камнями не закидали, Алку не изнасиловали. Правда, сидела она с поднятыми стеклами.
Остановились у какой-то лавчонки.
- Сидите в машине, - вдруг приказал Петр Иванович - Я сам. Нужно будет, кликну.
Он зашел в магазин.
- Салям алейкум!
Пожилой, обычно одетый араб - костюм, рубашка, - перебирал четки. На приветствие кивнул.
- Из Москвы я, - сказал Петр Иванович. - Русский. Поесть надо. А у них шабат назревает. И выпить. - Петр Иванович выразительно пощелкал себя по горлу и пожевал вхолостую.
Араб вышел из-за стойки и повел его по магазину. Ткнул пальцем в круглые лепешки: "Пита?" Петр Иванович кивнул, ткнул пальцем в пиво: "Бира?" Опять кивнул Петр Иванович и дальше уже обходился без поводыря. Забуксовал он только на алкоголе. Араб снова пришел на помощь, стал предлагать одну бутылку за другой. На каждой из них был нарисован плод, а водку на растениях Петр Иванович отвергал в принципе. Араб наконец достал с полки большую прозрачную бутылку, на которой по-русски было написано "Водка".
- Годится, - кивнул Петр Иванович. - Две.
Расплатился он долларами и подарил арабу притаившуюся в дальнем отделении пятитысячную русскую денежку. Араб от себя кинул в пластиковый мешок Петра Ивановича зажигалку "Крикет" и пакетик орешков. Белозубо улыбнулся.
- Бай-бай.
Петр Иванович в знак дружбы пожал сморщенную коричневую лапку араба.
- Чудеса, - только и сказал Мишка, заглядывая в набитую доверху суму Петра Ивановича.
Но настоящие чудеса ждали Петра Ивановича позже, уже в Иерусалиме.
Проезжая часть улицы была перегорожена.
- Ремонт? - предположил он.
- Шаба-ат, - плохо скрывая застарелое раздражение, проскрипел Мишка. Ехать нельзя. Камнями кидать начнут.
- Арабы? - озабоченно спросил Петр Иванович.