5
Выбора у меня не было. Из турецкого Вана мне пришлось двигать на север, в экс-советское Закавказье: Ереван, Тбилиси, Евлах, Баку. На этой стадии с родины стали доходить сведения о грохнувшем дефолте. В 1998 году экономика моей страны рухнула, и за неделю рубль обесценился в пять раз, но я об этом еще не знал.
В Баку я сел на паром и переправился в туркменский город Туркменбаши. Это была совершенно не hippie-road. От этого я злился. Однако все еще оставалась надежда сделать крюк и через Среднюю Азию все-таки вырулить на пакистанское направление. Я продолжал двигаться на восток.
В Туркмении я сел на автобус, идущий до узбекской Бухары. Слухи о дефолте-98 становились все более ужасающими. Меня окружали серые от грязи азиатские нищие, а я думал только о том, как бы очень скоро мне и самому не оказаться таким же серым и вечноголодным азиатским нищим. Чтобы хоть как-то отвлечься, я смотрел в окно автобуса.
В 1864 году две тысячи русских пехотинцев выступили против 30-тысячной армии Кокандского хана, разгромили его и штурмом взяли Ташкент. Сразу после этого генерал Кауфман разгромил Бухарский эмират и взял священный город Самарканд. Три года войны - и вся Средняя Азия стала русской.
Англичане так и не дали русским добить турок. За это русские решили аннексировать британскую Индию. В Бухаре Кауфман посадил 8 тысяч своих пехотинцев на верблюдов, пересек непроходимую пустыню Кызыл-Кум и присоединил к Империи последнее независимое ханство - Хивинское. Дорога на Индию была открыта.
Два глаза Шивы, серый и голубой, смотрели друг на друга с разных концов Европы. Две империи знали, что созданы друг для друга. Это знали русские, это знали британцы.
Сперва был Царьград, потом Персия и Индия, а к началу XX века наступил черед Тибета. Подлунный мир был слишком тесен, чтобы в нем могло существовать две империи. И Лондон, и Петербург светились сиянием павшего Рима. Англичане создали государство, какого не видывал мир. Лондон управлял семьюдесятью процентами поверхности земли. Но теперь против Британии встали русские, и земля закачалась у англичан под ногами.
Новая Россия не просто претендовала на место в Европе. Теперь она претендовала на ведущее место в Европе. Русские полки стояли у границ Европы, и континент поеживался от ужаса. Батый не дошел до Атлантики, но эти-то дойдут! Жители жутких восточных степей, всадники в мохнатых азиатских шапках - как таких остановишь?
Мировая война была неизбежна: степь против островов, Андреевский стяг против Юнион-Джека: кто, русские или англичане?
6
В Бухаре я застрял почти на неделю. Моя гостиница называлась "Мехменхона". Она располагалась с обратной стороны самого высокого в мире минарета Калян. Район был запущенным даже по азиатским меркам. Как-то среди мусора разглядел сплющенную дохлую кошку. Ее задние ноги кто-то недавно грыз. В другом месте поверх груды щебня лежал грязный отрубленный человеческий палец. Заняться было нечем.
В пустынях умершие культуры выглядят особенно омерзительно. Жарко, мутит от запахов, и вечная, въедающаяся под ногти, пыль. Никуда не деться от этой ужасной пыли.
В Узбекистане телевизор ловил московский телеканал ОРТ. В первый раз за две недели я посмотрел выпуск русских новостей. Дикторши строили глазки и избегали называть вещи своими именами. Но было ясно: это пиздец. Нужно не маяться дурью, а возвращаться на историческую родину.
1998 год стал концом эпохи. По крайней мере для меня. До этого казалось, что все идет по восходящей. Да, я занимаюсь черт знает чем, вечно сижу без денег и не понятно, что будет дальше. Но это просто потому, что я молод. Повзрослею и все будет ОК: зарплата, дом, семья… А теперь я, пропитанный пылью, сидел в Бухаре, сжимал в руках тающие купюры и ежился от ужаса: это навсегда. Пройдет пять лет, или двадцать пять - ничего не изменится.
Прежде казалось, будто мир устроен разумно и все мы, довеселившись, станем похожи на собственных родителей. Будем работать, жить семьями, приходить с работы и целовать детей… Тоже проживем долгую, разумноустроенную жизнь…
После 1998-го эти иллюзии рассеялись.
Я всегда буду таким, как сейчас. Вот она, моя жизнь - никакой другой жизни нет. Я всегда буду безденежным и никому не нужным. А через тридцать лет еще и безнадежно старым.
7
В небе над Бухарой даже в самый солнечный день торчал огрызок полумесяца. Это было не странно: что еще могло висеть в небе над таким городом, как этот? Я сутками лежал в гостиничном номере, смотрел на полумесяц и готов был разрыдаться. Жизнь моя оказалась пустой и никчемной. Чтобы в ней появился хоть какой-то смысл, в жизни ведь должно быть что-нибудь большое. Например, империя. Если бы я был молодым лейтенантом имперской армии, то не сидел бы в этой заднице и не маялся бы дурью, а сидел бы там, где приказано, и делал бы то, что должен делать.
Я не служил в армии. Но последнее время я иногда думаю, что зря. Быть офицером - прекрасный способ решить вопрос о смысле происходящего. Ты принимаешь присягу, и мир становится очень простым. Как бы ни обернулась жизнь, ты всегда будешь знать, что делать. У солдата дорога одна: идти и победить! Или умереть.
Двести лет подряд англичане кричали: God Save The Queen! Русские отвечали: Боже, царя храни! Тысячи таких же, как я, отправлялись черт знает куда и с мальчишескими улыбками отдавали молодые жизни ради великой цели. А потом это занятие всем надоело. Видел я молодых англичан: они наелись такими игрушками даже больше, чем русские.
Шестьдесят лет назад рухнула Британская империя. Пятнадцать лет назад развалился СССР. Ни Петербургу, ни Лондону Азия больше не нужна. Никому больше ничего не нужно. Люди по инерции зарабатывают деньги, завоевывают женщин, продумывают жизненные стратегии - будто строят собственные (совсем крошечные) империи. В том, чтобы присоединять к России Стамбул, смысла было немного. Но в этих занятиях его нет вообще.
Я все еще торчал в Бухаре. На улице стояла жара. Деньги мои кончались, а на Родине бушевал дефолт. Жить даже ради самой высокой цели на свете было все равно бессмысленно. А жить ради маленькой цели было противно.
12. Рига, столица Латвии
1
В Петербург с визитом приехал модный французский писатель Фредерик Бегбедер. Осветить событие поручили моей знакомой телевизионной режиссерше. Она французского модника не читала, но знала, что читал я. Режиссерша позвонила, попросила ей помочь. Я согласился.
Снимать звезду договорились в гостинице. Часам к семи вечера съемочная бригада подъехала к отелю. Бегбедер спустился и предложил пообщаться в гостиничном ресторане. Рубашка, в которую он был одет, поражала воображение.
Телевизионщики задали писателю пару вопросов, записали ответы и, чтобы зря не тратить пленку, выключили камеру. Им было безразлично, что именно он ответит: в сюжете французскую речь все равно будет не слышно, а в переводе они смогут сказать за него то, что подходит по смыслу. Француз об этих нюансах не знал и продолжал кривляться еще минут сорок.
Совсем вечером в клубе "Полиглот" для Бегбедера устраивалась вечеринка. Из ресторана мы двинулись в клуб. Бегбедер сказал, что поедет с нами, и попросил немного подождать: он должен переодеться в вечернюю рубашку. В клубе было тесно. Все пили вино "Божоле-Нуво", потому что спонсором вечеринки выступила французская алкогольная компания.
Сразу, как только мы приехали, Бегбедер на минутку исчез, а появился уже с двумя ослепительными проститутками. Девицы были русскими, но Бегбедер уверял, что он познакомился с ними еще в прошлом году, в Париже, на дне рождения Лари Флинта. Проститутки не очень понимали, куда попали, выглядели испуганными и по-русски спрашивали у Бегбедера, поедут ли они сегодня в дорогущий ресторан "Акварель".
Писатель орал иногда, перекрикивая музыку:
- Водка-фор-эврррибади!
Или так:
- Оргия! Лет’с старт оргия!
Потом проститутки все-таки увезли его. Может быть, им даже удалось доехать до "Акварели".
2
А я встретил на вечеринке в "Полиглоте" знакомую. Девушку звали Марта. Недавно она продала квартиру в СПб и уехала жить в Прибалтику. По слухам, отлично устроилась.
Я сказал:
- Привет! Сто лет тебя не видел.
Марта щекой коснулась моей щеки и сказала:
- Привет-привет!
Она спросила:
- Что ты пьешь?
- "Божоле". Тут больше ничего нет.
- С Бегбедером уже поболтал?
- Зачем это мне с ним болтать?
- Представляешь, он подарил мне свою книжку!
- Только не говори, что ты станешь ее читать.
- Ну, не стану. Все равно приятно. У него смешные книжки?
- Нет.
- Нет? Жалко. Расскажи о себе. Как ты?
- Ничего.
- Все ездишь? Не надоело?
- А чем мне еще заниматься?
И Марта, и я родились в Петербурге. При этом познакомились мы с ней в Гоа (Индия), а виделись последний раз год назад в Амстердаме.
- Куда ездил теперь?
- Тебе это интересно?
- Не очень. Но ты все равно расскажи.
- Две недели назад был в Хорватии.
- Там тепло?
- Еще как!
- Понравилось? Расскажи, что именно тебе понравилось в Хорватии?
(В Хорватию я ездил ровно перед Рождеством. Дома лежал грязный снег, а там было тепло и пахло апельсинами. Мне уже давно не было так хорошо. Крошечная страна. Крошечное средиземноморское счастье. Я провел в Хорватии всего две недели, и этого хватило, чтобы я забыл, каков он, мой собственный город.
Потом я прилетел домой, вышел из здания Пулково-2. Снаружи бродили люди с лицами собак. Снаружи простиралась слякоть и грязь. Вечная грязь и слякоть - особенно в глазах у людей. Самое мерзкое в любой поездке - это приехать домой и опять стать русским в толпе русских.)
Мы помолчали. Марта взяла себе еще бокальчик вина. Она спросила:
- В Ригу не собираешься?
- Хорошо там?
- Да уж лучше, чем здесь. Там Европа.
- Европа?
- Конечно, Европа! Обращаясь ко мне, не забудь добавлять слово "мисс", понял?
- Понял… мисс. Там действительно хорошо?
- Там отлично!
- Где ты там живешь?
- Я купила дом в самом центре города. В этом доме есть привидения.
- Привидения?
- Дом очень старый. Раньше в нем был монастырь. Говорят, семьсот лет назад два монаха попросили замуровать их в стену. Когда они умерли, стену просто заложили, и скелеты до сих пор находятся где-то внутри. Представляешь?
(Жить так, как я живу, невозможно, невыносимо, нет больше сил терпеть, и главное, незачем.
Марта уехала и чувствует себя счастливой. Какого черта я не могу жить так же?
Эта страна мне вовсе не мать - почему я должен ее терпеть?
А ведь впереди еще кровь и ужасы финального распада страны. Зачем мне этот мертвый, остывающий мир и люди, окончательно ненужные друг другу?)
Мы помолчали. Потом я спросил:
- Ты сама видела эти привидения?
Марта ответила:
- Нет.
- Я думаю, что из монахов, наверное, не получаются привидения. Души монахов, наверное, сразу попадают в рай.
- Не факт. Может, это были плохие монахи.
3
Из "Полиглота" мы перебрались в ирландский бар "Почтовый экспресс". Марта спросила:
- Какие у тебя планы?
- На вечер? Или вообще?
- На вечер.
- Не знаю. Уже поздно. А вообще, я бы тоже попробовал уехать из страны.
- Ты же пробовал. Ты же не можешь жить нигде, кроме своего города.
- Ну, да… Ну, не могу…
- У меня в пяти минутах ходьбы от дома течет рижская река.
- Да?
- Называется Даугава. Если по ней поплыть на запад, то попадешь в море.
- В какое море?
- В Балтийское. Наверное, в Балтийское. Не важно. Какое-то большое море. Раз в два дня я с приятелями укуриваюсь до полного аута, смотрю на реку и все думаю об этих замурованных мужиках. О монахах, похороненных в моем доме. Представляю, как умру и меня тоже с ними замуруют.
- А я совсем лох. Вне Петербурга долго жить не могу. Марихуану не люблю. Тебе, наверное, смертельно скучно со мной, да?
- Сексом тоже не занимаешься?
- Почти совсем нет.
- И не хочется?
- Почти совсем нет. Привык уже.
- Поезжай в Лондон. Ты же раньше хотел жить в Лондоне.
- Больше не хочу.
- Почему?
- Там все давно умерло.
- Тогда поезжай в Берлин.
- В Берлине тоже все давно умерло. В Европе везде все давно умерло.
- Здесь у тебя зато жизнь!
- Здесь на Востоке жизни никогда не было. Но теперь ее нет и на Западе.
- Что же делать?
- Ничего. Дожить свою жизнь до конца и тоже стать мертвым. Как весь окружающий мир. Скоро Россия начнет разваливаться на куски и нас всех поубивают.
- Вот так, да? Никакой надежды?
- Я, знаешь, марихуану не люблю. Не в обиду присутствующим - на мир смотрю трезво.
- Я, между прочим, тоже курю не очень часто.
- Да? А как же замурованные мужики?
- Что, "замурованные мужики"?
- Мне казалось, ты укуриваешься через день.
- Через день, это и есть не очень часто.
Мы помолчали. Марта спросила:
- Вне Петербурга ты жить точно не можешь?
(Первый раз я думал уехать из России пятнадцать лет назад. В тот раз - в Нью-Йорк. Тогда я встречался с девушкой-американкой. Она выписала мне invitation и обещала помочь с грин-картой. Тогда мне казалось, что у меня все выйдет… что в Нью-Йорке я нужен… теперь-то я знаю, что я и дома никому не нужен.)
- Точно.
- Купи себе дом в Хорватии. Там хорошо?
- Там очень хорошо.
- Ну и купи. Сколько, интересно, там стоит дом?
(На самом деле, я узнавал, сколько там стоит дом. Я отлично знал, что за те деньги, за которые в Петербурге не купишь ничего, кроме клетушки на окраине, в Загребе можно купить особняк австро-венгерской постройки.
Там, в Загребе, пожилые мужчины носят нашейные платки, с утра бреются в парикмахерских, а потом до заката сидят в кофейнях. Кофе они пьют из маленьких чашечек. Людям не нужна большая родина, им нужна маленькая. Аккуратненькая европейская родина. Никаких надчеловеческих целей. Жизнь без единого события.
Сотни лет Хорватия была частью Австро-Венгерской империи. Но больше ею не является. Никто в мире не в силах ответить: где находилась эта Австро-Венгерская империя? Или Османская империя? Или Маньчжурская империя?
Хорватия - крошечная и прекрасная страна. Кофе там пьют из крошечных и прекрасных чашечек. В нынешнем мире не осталось империй - только кофейни.
Хороший был мир. Хорошая у него была история. Жаль, что нам из нее ничего не досталось.)
Марта махала бокалом с вином и смеялась:
- Купишь себе дом. Заведешь хорватку. Станешь по утрам пить кофе в кофейнях. Как по-хорватски называется кофейня?
- "Кафич".
- Так просто? Тебе даже язык учить не придется! Будешь сидеть в "кафиче"… Читать свои книжки… Часами смотреть на море…
(Я бы все отдал за такую жизнь. Но я не могу.)
- Женишься на хорватке. Или хотя бы не женишься, а просто так. Там красивые девушки? Ну и давай! Она тебе детей родит. Станешь водить их на хорватские пляжи. И в хорватскую школу. Может, хоть они будут не такими уродами, как мы!
(Я бы все отдал за такую жизнь. Но я не могу.)
- Станешь жить без русского ухарства. Там, наверное, никогда ничего не случается, в твоей Хорватии, да? Купи себе дом с балконом и видом на море. Закинешь ноги на ограждение балкона в тридцать лет и снимешь, только когда умрешь. В семьдесят шесть.
(Я бы все отдал за такую жизнь. Но я не могу.)
- Отличная перспектива.
- Не станешь пробовать?
- Не стану.
- Даже пробовать не станешь? Ну и дурак. Сгниешь тут, в своем болотном городе.
- Ну, сгнию.
- И жениться на хорватке не попробуешь?
- Я боюсь жениться. Я боюсь быть с другими людьми, понимаешь?
- Чего может быть страшного в браке?
- А что я ей дам? У меня ни денег, ни работы. Как я стану ухаживать за будущей супругой? Мне даже поужинать ее не на что.
- Тебе не приходило в голову, что даме может быть интересен не ужин, а лично ты?
- Не приходило.
- Давай купим еще вина?
- На самом деле я люблю людей. Только мне трудно с ними. Я и девушек люблю. Только у той, которая со мной свяжется, жизнь будет ох, как попорчена. Кто захочет жить с парнем, у которого ни денег, ни работы?..
- Со мной же ты разговариваешь.
- Разве это разговор?
- Может, и сексом займемся?
- Ты бы стала?
- Нет, наверное. Но когда парень орет, что у него уже несколько лет не было девушки… Кто хочешь почувствует себя охотницей.
- Я не орал. Ты спросила, я ответил.
- Не злись. Давай купим еще вина.
Мы помолчали.
(Даже я еще помню, как люди из России мечтали уехать в могучие западные державы. Но к началу XXI века что-то будто сломалось. Теперь все хотят жить в карликовых государствах-калевалах. В Финляндии, в Новой Зеландии, в Латвии… в Хорватии.
Чем карликовее, тем лучше. Чтобы там не было ничего могучего. Чтобы никогда ничего не происходило.)
Марта веселилась:
- Прекрати молчать. Поговори с девушкой. Что ты молчишь? Сейчас же расскажи мне о своей Хорватии! Там красиво?
- Очень.
- Это как что? Как Кипр?
- С ума сошла? Хорватия - это как Венеция, только маленькая. И туристов нет. Оттуда и ехать-то до Венеции часа три вместе с очередью на границе.
- Серьезно?
- Там на побережье есть такой город, называется Ровинь. Я когда до него доехал, чуть не расплакался. Городок на холме, двери домов выходят на лагуну, над городком - венецианская башенка и абсолютная тишина.
- И что?
- Не понимаешь? Это в точности как Венеция, только все дешево и никаких туристов.
- Серьезно?
- В Венецию хорошо приехать на недельку. Дольше ты там с ума сойдешь. А тут все то же самое, только все дешево и очень тихо.
- Ну так и поезжай! Я же, видишь, уехала!
(Я стану поздно просыпаться. Выходить на балкон. Смотреть на Адриатику. Пить кофе из крошечных чашечек. Разговаривать вполголоса и редко. Перестану биться в вечной русской истерике. Буду жить долго и тихо. Перееду в этот чудный край, и больше в моей жизни не произойдет ни единого события.
Продать квартиру родителей. За эти деньги в городке Ровинь можно купить венецианское палаццо XVI века. Немного потратиться на ремонт и жить. Идеальный вариант. Море. Улыбчивые девушки: с одной стороны, такие же славянские, как я, а с другой все-таки средиземноморские…
Плохо только, что кофе здесь пьют из совсем крошечных чашечек. Не поймешь, то ли это они всерьез, то ли придуриваются. Я так не люблю. Но если надо - научусь.)
- Ну так и поезжай.
- Может, и уеду.