Морские рассказы - Маруся Климова 5 стр.


Мамане эту аферу провернуть посоветовала соседка, тетя Нина, ее племянника тоже устроили на какой-то там сухогруз, принадлежащий одной финской кампании, там как раз требовался старпом вместо прежнего, которого по болезни списали на берег. Он пришел на судно, побеседовал с капитаном, ничего страшного, она все подробно мамане изложила, все, как он ей рассказывал, очень правдоподобно, с подробностями. Все, как обычно, кругом одни алканавты, капитан, естественно, не исключение. Ему объяснили его обязанности, хотя он и без того все прекрасно знал, и пошли они в Грецию, на Средиземное и Эгейское море. В рейсе тоже все было, как обычно - команда не просыхает, капитан - тоже, судно идет себе и идет, как говорится, из одной дырки в другую, это я так от себя добавляю, они, собственно, так не говорили. Добрались они до Греции, выгрузились, и теперь ему, вроде бы, нужно обратно улетать, а билета на самолет пока нет. К тому же, и срок контракта еще не закончился, новый старпом не прибыл, нужно ждать. Его поселили в роскошном отеле, пятизвездочном: бассейн, телевизор, видик, и бар в номере. Он каждый день загорал, купался, по вечерам порнуху смотрел то по телику, то по видику - как душа пожелает, ну а жрал, вообще, кажется на тысячу долларов в день. Он загорел как ниггер, вообще, прекрасно себя чувствовал, поэтому нельзя сказать, что он с нетерпением ожидал, пока прибудет старпом ему на подмену, он бы не прочь пожить так еще пару месяцев, а то и год. Однако все на свете кончается, как сказал классик. Как-то утром прибыл новый старпом, а он собрал свой чемодан, получил свои честно заработанные бабки, сел на самолет и отправился в родной Питер. Тетя его в аэропорту встречала, так даже не узнала и мимо прошла - так он поправился и загорел, короче, прекрасно выглядел. В общем, ему так понравилось плавать под чужим флагом, что на наш российскиий с тех пор он спокойно даже смотреть не может - у него на него аллергия.

Время шло, а я все был без работы, наконец нашли мне одно голландское судно, где вся команда - наша, начиная от капитана и кончая матросами, только надсмотрщик - голландец. Ну а мне-то что, финн, голландец - какая разница! Однако разницу я все же почувствовал, и очень скоро.

Вышли мы в рейс, ну, прямо скажу, такого я не ожидал. Во-первых, команда, вместо тридцати двух человек, как обычно полагается, ограничивалась всего пятнадцатью, при этом столько работы на каждого навалили, что мне даже три часа в сутки для сна выкроить не удавалось. Шли мы, шли, и я постепенно стал выдыхаться, потому что я должен был и вахту стоять, и судно вести, и за грузом следить, и еще много чего на мне висело. А голландец этот с хлыстом похаживает, и все на меня посматривает, как я работаю. Вообще-то, он за всеми следил, но за мной почему-то больше всех, а может, мне просто так казалось. А что на судне творилось - я просто передать не могу, такого я еще никогда в жизни не видел: все грязное, все стены в каком-то говне, все полы засыпаны использованными презервативами - уж не знаю, с кем там им удавалось столько еться, просто удивительное дело, вместо белья на кроватях какое-то грязное рваное тряпье в пятнах то ли спермы, то ли говна, разобрать невозможно, да мне и неинтересно было разбираться. А когда я спросил у старпома, где же белье, тот вылупился на меня с таким удивлением: "Ка-а-акое белье?" Я ему: "Постельное!" А он: "Но у вас же есть постельное белье, возьмите и постирайте!" Вот так!

Хорошо еще, мне маманя с собой дала чистое полотенце, так я им подушку закрывал, когда спать ложился, а спал я одетым, потому что в каютах, кроме всего прочего, был жуткий холод. Ни кока, ни буфетчицы, ни докторишки, как обычно всегда до этого бывало, на этом судне не было, на обед тут давали только полуфабрикаты - йогурты, печенье, консервы, и ничего не готовили. Все на полном самообслуживании, так сказать. А когда мы в порт пришли, то я вообще стал еще больше доходить - тяжеловесы береговые рабочие грузить отказались, и наш голландец заявил нам, что мы сами будем это делать, а не то он всех оштрафует. При этих словах все покорно принялись за работу, а тяжеловесы грузить - дело не простое, ведь это такие огромные детали для турбин или двигателей, само собой, очень тяжелые, поэтому они так и называются. Кроме того, в этом деле нужен опыт, нужно знать, как их закрепить, как их принимать, куда опускать, так просто и сразу не научишься. Однако наших чудачков так напугали слова голландца о штрафе, что они, как бобики, все покорно сгрузили, кое-как закрепили, и мы вышли обратно в море. А я направился к себе в каюту и сел заполнять документы на этот груз - эту работу тоже на меня повесили. И вдруг вваливается этот голландец - а это был такой белесый парнишка, лет двадцати девяти, не больше, но очень наглый, и все со стэком ходил - как у нас в советских фильмах про концлагерь эсэсовцы изображались - и садится на другой стул, возле моего стола, а свои ноги в сапогах он кладет на мой стол, прямо на бумаги, перед моим носом. Посидел, посидел он так несколько минут, посвистел, а я все на него смотрю и жду, к чему это он. А он похлопал меня стэком по плечу и говорит: "Мальчик, пойди принеси-ка мне пива!" Тут я просто не выдержал. Мальчика нашел, да я старше его лет на десять! Я сказал ему по-английски, что этого делать не буду, но он так нагло улыбается и снова: "Сбегай за пивом, мальчик!" Вот сука, я уже не на шутку разозлился. Это потом мне объяснили, что он, может, так со мной познакомиться хотел, что я ему просто понравился, ведь у них в Голландии там сплошные гомосеки, и даже браки однополые разрешены, но тогда я ни о чем таком не догадывался. Я ужасно разозлился, встал, подошел к нему поближе и послал его по-русски матом очень далеко. Удивительно, но он сразу все понял. Я хотел еще ему и по морде дать, но не успел, потому что он выскочил из каюты. А в ближайшем же порту меня списали на берег, выплатив мне мои положенные бабки, за вычетом тех, что они потратили на мой билет на самолет до Питера. Правда, мне сказали, что в Питере, в конторе, мне вернут деньги за билет. Но когда я домой прибыл и в контору за деньгами пришел, там сидел здоровенный чувак, который вытаращил на меня свои белесые голландские зенки и стал чего-то там лопотать, как будто он меня впервые в жизни видит. Ну я повернулся и ушел. На фига мне обосрались его голландские деньги. В общем, хоть и говорится, плавать "под флагом", вроде как все равно, под каким, но "флаги"-то, они тоже разные бывают:

СОБРАНИЕ

У нас тут в связи с перестройкой все чудачки просто с ума посходили, решили, что теперь они работать будут только за деньги, и платить им эти деньги должны регулярно. Причем деньги они все хотели получать большие, им теперь всем почему-то казалось, что зарплата у них очень маленькая. Вообще, сознание у них очень быстро изменилось в соответствии, как говорится, с духом времени. А раньше, помню, все пахали как карлики, и вахты стояли, и, если надо, могли товарища подменить, если товарищ был не в состоянии нести службу, так сказать, по состоянию здоровья. И права не качали - каждый за свое место держался и был доволен и счастлив, что плавает за границу, а не в каком-то вонючем портофлоте. Если же кто-нибудь залупаться на эту тему начинал, ему быстренько визу закрывали, и гуляй Вася - можешь плавать в портофлоте, можешь катерок водить из Приморска до острова Западный Березовый, где располагается база нашего училища, а можешь и на суше найти себе занятие по душе.

Теперь же все как с цепи сорвались - чуть ли не каждую неделю собирают собрания и выступают, глотку дерут, требуют, то денег, то прибавки довольствия, то новую буфетчицу, до того договорились, что чуть ли не личная баба каждому бойцу в рейсе необходима.

И вот, помню, в очередной раз собрались все наши чудачки в актовом зале Парахетства и стали опять все по очереди выступать. Я обычно, вообще-то, раньше никогда собраний не пропускал - ни комсомольских, ни партийных, ни профсоюзных, поэтому этой привычки утратить еще не успел, и как приличный член общества отправился по зову наших профсоюзных лидеров на это собрание.

А на этом собрании опять начали выступать наши духи и опять трындели о повышении зарплаты, и о выплате всех задолженностей. А мне все это так обрыдло, что и сказать нельзя. Вообще-то, нас учили, что не деньги в жизни главное, и что человек трудится вовсе не ради денег, а ради морального удовлетворения, ну и ради блага нашей страны, конечно. Ну я и встал, вышел на сцену и все так подробно и изложил. Не то чтобы я люблю разные красивые слова, или считаю себя лучше других, но уж очень меня эти чудачки достали своим корыстолюбием и патологической жадностью, что я просто не смог сдержаться. Когда я все это говорил, в зале стояла просто гробовая тишина, все сидели и напряженно слушали. А когда я закончил и спустился со сцены, все как заорали, некоторые даже повскакивали с мест от возмущения, отовсюду слышались разные угрозы в мой адрес, так что и мне даже стало несколько не по себе. Любой бы на моем месте испугался, особенно когда такие здоровенные костоломы, засучивая на ходу рукава, ко мне со всех сторон направились. К тому же, я не собирался вступать с ними в единоборство, устраивать, так сказать, коллективную драку, на радость нашей портовой милиции, поэтому я не стал возвращаться на свое место в зале, а быстрым шагом вышел оттуда и ушел домой. Позже мне передали, что мое выступление очень понравилось начальнику нашего Парахетства, и он на собрании меня горячо поддержал. Я, естественно, был очень этому рад.

Прошли пара месяцев. Мы должны были идти в рейс на Скандинавию. Это не так далеко, и рейс не тяжелый, поэтому я был в хорошем настроении. Правда, на судне наши чудачки как-то сквозь зубы со мной все разговаривали, я даже сразу не понял, что это с ними произошло, что это им в жопу заскочило. Я на это внимания особого не обратил и никакого значения не придал. Все шло своим чередом, мы отчалили, вышли в море, стоял полный штиль, поэтому можно было отдохнуть. Я лег в каюте на койку и почти сразу же вырубился. Проснулся я в шесть утра от какого-то неприятного ощущения, что у меня в каюте кто-то был. Я встал и осмотрел каюту - никого, только дверь открыта, но я подумал, что это я сам забыл ее закрыть, уж очень я тогда устал. Я опять лег давить и давил до восьми. В восемь я решил все же встать и сходить проверить, как там наш корап плывет, или нет. Я стал искать на тумбочке свои часы, у меня были очень хорошие и дорогие часы, "Роллекс", я заплатил за них почти полторы тысячи баксов, я очень гордился ими и всегда, когда с утра я их надевал, у меня было хорошее настроение. Но часов на тумбочке я почему-то не обнаружил, хотя совершенно точно помнил, что вечером их туда положил. Я стал везде искать, обшарил всю каюту, и на полу, и под койкой - ничего не было. Я решил, что их у меня ночью украли, когда я дверь открытой оставил, как последний лох. И я, проклиная все на свете, пошел в гальюн, отлить, и как раз, когда я расстегивал клапан, я случайно взглянул в унитаз и увидел, что там в воде плавают мои любимые часы, а я собираюсь прямо на них отливать. Я вытащил их оттуда, и увидел, что они раздавлены, очевидно, какая-то сволочь, прежде, чем бросить их в гальюн, наступила на них каблуком. Мне их было очень жалко, я просто передать не могу, как у меня испортилось настроение. Правда, потом знающие люди мне сказали, что иногда и люди темными ночами исчезают за бортом в кильватерной струе, и потом их никто найти не мог, и никто из команды ничего не видел и не слышал. Так что я задним числом даже порадовался, что дешево отделался. Очевидно, наши чудачки оказались слишком впечатлительные и так и не смогли забыть моего выступления на профсоюзном собрании, ведь они ради бабок все, что угодно, сделают, и никаких больше в жизни ценностей у них не существует.

КАССИРША

По правде говоря, я никогда не понимал, почему так бабы к морякам липнут. Ну раньше, еще куда ни шло, моряки доступ за бугор имели, бабки заколачивали, шмотки разные импортные доставали: Я когда учился в системе, то две девицы во время вечера на 23 февраля в женском туалете друг дружке чуть глаза не выцарапали, пришлось сотрудников милиции вызывать, и все из-за какого-то чудачка с третьего курса. Но теперь-то, когда наши духи зарплату месяцами не получают, а за границу все, кому не лень, ездить могут, были бы деньги: Непонятно! Лично я, когда какого-нибудь духа в тельнике на улице встречаю, то сразу на другую сторону перехожу, так, на всякий случай. Я-то эту братию хорошо знаю. Ну, а бабам этого, видно, все равно не объяснишь:

Помню, когда я плавал четвертым, в мои обязанности входила выдача зарплаты нашей команде. Я должен был работать кассиром, потому что так полагается четвертому помощнику на судне. И я, естественно, со всей ответственностью относился к этой работе, потому что деньги такое дело, которое требует очень большого внимания. Если, к примеру, я выдам бойцу лишний рубль, то потом этот рубль из моей личной зарплаты вычтут. Поэтому дни зарплаты всегда были для меня самыми напряженными. Ко мне выстраивалась очередь чудачков, а я сидел в каюте и принимал их по одному. Но перед этим я должен был отправляться в Парахетство и там в бухгалтерии получать мешок бабок у крашеных чувих, которые там сидели и этими бабками распоряжались. Я обычно на этих мочалок внимания вообще не обращал и старался говорить с ними как можно меньше, потому что у них мозгов очень мало, а если и есть, то находятся они у них между ног, а уж там их искать у меня никакого желания не возникало. Я протягивал им свои бумаги, где было все подробно указано, так что даже они все понимали и объяснять ничего было не нужно. Но на этот раз я обратил внимание, что там появилась какая-то новая бабенка, уже не первой молодости, бальзаковского, так сказать, возраста, которая стала уделять мне повышенное внимание, то есть бумаги она даже и не взяла, а сразу же стала пытаться завязать со мной занимательную беседу - как меня зовут, на каком корабле плаваю, и так далее. Короче говоря, "какого парень года, с какого парохода, и на каких морях отсасывал, моряк!" У меня же ни малейшего желания с ней беседовать не было, я устал, и хотел поскорее забрать эти чертовы бабки и отвезти их на судно, где наши бойцы уже дергали жопами в ожидании законно заработанного. Но она была настроена игриво и все заглядывала мне в глаза и пыталась подойти поближе. Тогда я так холодно отстранился и сухо ей говорю: "Гражданка, пожалуйста, выдайте мне зарплату на команду, а остальное вас вообще не касается". Тогда она, видимо, ущемилась и заявила мне, что я мог бы и пораньше прийти, потому что у них конец рабочего дня и через пятнадцать минут она имеет право уже идти, куда захочет, заниматься, как она выразилась, "своими личными делами". На что я ей вполне обоснованно ответил: "Поскольку вы имеете право заниматься своими личными делами через пятнадцать минут, то за эти пятнадцать минут, будьте любезны, выдайте мне зарплату на команду, а потом пиздуйте по холодку." Она, естественно, еще больше обиделась и говорит мне: "Вы, молодой человек, какой-то странный, я таких, как вы, уже встречала, вас, наверное, там, на корабле, какой-нибудь приятель дожидается:" Ну, думаю, достала, сука, ладно, я тебе сейчас покажу. А она тем временем так небрежно, не спеша, открывает сейф, достает оттуда мешок с деньгами и швыряет прямо передо мной, так, что этот мешок чуть ли мне в рожу не попал. Я совсем разозлился и говорю: "Будьте любезны, разговаривайте со мной повежливей, а то я на вас напишу докладную куда следует, и вы на этом месте больше работать не будете." Она же мне отвечает так по-хамски: "Ну и напугал, пидор вонючий!" Тогда я открываю этот мешок, достаю оттуда пачки денег и говорю: "Будьте добры, девушка, дайте мне стул, мне нужно проверить, соответствует ли эта сумма той, которую я должен получить на команду". Обычно я, вообще-то, никогда так не делал, всегда пересчитывал только пачки, потому что все деньги пересчитывать - это просто устать можно, но на сей раз она достала меня не на шутку. Я заметил, как она побледнела и говорит мне уже заискивающе: "Зачем вам пересчитывать деньги, тут и так все точно, ведь все пачки в банке сформированы, и на каждой стоит печать и точная сумма." Но я был неумолим - сел и начал все эти пачки распечатывать, методично все пересчитывая. А она то бледнеет, то краснеет, бегает вокруг меня, и все бормочет: "Ведь у меня уже рабочий день кончился, вы что, издеваетесь надо мной, что ли?" Я же ей отвечаю: "У вас, может, рабочий день и закончился, а вот у меня он в самом разгаре. И я, как материально ответственное лицо, обязан все тщательно проверить". Вот так я и сидел и считал эти деньги, наверное часа три, не меньше. Она сперва бегала по комнате, потом уселась напротив меня и уставилась прямо мне в лицо, наверное, думала таким образом меня вывести из равновесия. Но мне было совершенно плевать на эти ухищрения - в конце концов, деньги пересчитывать моя обязанность. Когда я закончил подсчет и аккуратно сложил все деньги в мешок, а мешок уложил в свой дипломат, эта баба стала как шелковая и даже попрощалась со мной очень вежливо: "До свиданья, молодой человек, будем всегда рады вас видеть!" Я в этом и не сомневался.

Назад Дальше