Великие люди села ушли, за домом разделили на троих и пошли к следующему дому.
Простым людям пришлось прятаться, а вот сыновья богатых и членов хунты разъезжали по Киеву на Мерседесах, чаще на красный свет и их никто не брал в армию защищать родину. В народе пустили слушок, что сын Трупчинова получил повестку, но уже на следующий день военком был освобожден от должности. В назидание другим.
48
Простому человеку война не приносит радости. Отцы и особенно матери, что остались в Галичине, каждый день ждали весточки от своих сыновей, отправленных на Донбасс воевать, Бог знает за чьи интересы. При помощи мобильной связи, этого чуда современной техники, теоретически можно было созвониться в любое время. Расстояние не играло роли.
Аня Микуляк из Ивано-Франковщины названивала сыну ежедневно, а иногда и ночью. Но никто не отзывался. Однажды в три ночи Дмитро отозвался. Все кимарили в землянке, а он не спал. По многим причинам. Уже третий день ни каши, ни колбасы, даже ливерной не подвозили, чай кончился, а буханку хлеба привозили раз в три дня, и то ей можно было разбить голову. К тому же Дмитро был ранен осколком в ногу. Осколок никто не вытащил, рана ныла, беспокоила.
– Мама! Мама! Это я, Дмитрий. Ты меня слышишь? – шептал он в трубку, но этого было недостаточно: голос сына едва различала мать на том конце.
Он вышел из землянки и под яркими звездами, примостился к стенке и говорил громче.
– Мне плохо. Третий день не кушал, да еще ранило в ногу, осколок остался, но воевать заставляют. Я не хочу жить, приезжай, забери меня из этого пекла. Мы не с москалями воюем, а своих убиваем, граждан Украины. Они на нас злятся, говорят, мы эту войну затеяли…
Тут раздался грохот, голос сына пропал, а мать Аня Микиляк уронила трубку, поливая ее слезами. Все ждала повторного звонка, но этого звонка не было, ни в течение этого дня, ни в последующие, а к концу недели ей прислали гроб с телом Димы.
Весь квартал города Ивано-Франковска провожал парня на кладбище замороженного, упакованного в мешок черного цвета. Дима был известный парень в округе, пользовался популярностью среди девушек, рвался на фронт, как только на Юго-востоке начались военные действия, и мать провожала его, напутствуя: ты там не жалей москалей, это они войну затеяли и заслуживают отмщения. Я за тебя буду Богу молиться, шоб он тебя берег, а ты сносил головы нашим врагам.
А теперь настроение матери начало меняться. Да и других матерей и отцов тоже: гробы с телами ребят приходили во все кварталы города, как Ивано-Франковска, так и Львова – цитадели бандеровщины. Родители не меняли своих взглядов относительно русских, их сердца не могли смириться с гибелью своих чад, и это способствовало еще большему патриотизму, оно было выше любви к своему кумиру Бандере и современным героям Музычко и Ярушу.
Второй сын Иванко, ему недавно исполнилось семнадцать, тоже рвался в бой, но мать сказала: только через мой труп.
Матери постепенно стали объединяться, они хорошо помнили свое участие в бессмысленных выступлениях против Януковича осенью прошлого года и, особенно в феврале 14-го. Теперь опыт пригодился. Где-то в подспудном сознании зародилось неприятие такой простой дешевой отправки на восточный фронт молодых ребят в качестве пушечного мяса.
Таких матерей набралось более пятисот, и они решили с плакатами выйти в город, пройтись по улицам и остановиться у военкомата, откуда был отправлен на фронт, недавно похороненный Дима. Откуда-то появилось телевидение, и эта запись была продемонстрирована по российскому спутнику на всю Европу.
Вальцманенко это нисколько не встревожило, он знал, что бандеровцы его лучшие друзья и нет ни одного народа, который бы испытывал такую лютую ненависть к своим братьям, как галичане. Он наоборот обрадовался, что женщины запада проявили активность.
Он тут же позвонил Бардаку за океан и ждал три часа, пока друг не окончит процедуры и не возьмет трубку. Наконец, счастье улыбнулось.
– Пан Вальцманенко, агент 006, я тебя слушаю, – произнес Бардак, зевая.
– Господин великий Бардак! Докладаю! Компания по новой мобилизации украинских богатырей идет успешно и уже завершается. Стало в строй полтора миллиона человек, надеюсь, России теперь дадим прикурить. Но, представляете: женщины активизировались. Даже демонстрации устраивают: почему, дескать, не призываете в ряды вооруженных сил молодежь с возраста 16 лет и старше 80. Почему не призываете женщин? Мы тоже хотим отомстить террористам-москалям. Моя душа наполнилась радостью. Я даже не спал всю эту ночь. И все же, господин великий Бардак, окончательно победить москалей мы сможем только с помощью Америки. Возьмите нас под свое крылышко, сделайте нас союзником США, чтоб москали не могли на нас кидать бомбы или сбивать чужие самолеты. Нам еще Крым надо отвоевать. Как только вы нас присоедините к себе, наши доблестные войска тут же пойдут на Крым. Там уже отстроена ваша вилла. Флот мы выгоним и запустим американский. Господин великий Бардак! Вы меня слышите, господин великий Бардак! Это я, Вальцманенко, ваш агент 006 с 2001 года.
Но, очевидно, буря над океаном помешала дальнейшему общению, имеющему огромное значение для истории Украины.
А протесты на западе Украины набирали силу. В этих протестах стали принимать участие не только матери, но и отцы, пока и они не понадобились в качестве пушечного мяса.
Руководство отдельных военкоматов пошло на хитрость: подгонялись автобусы, грузовые машины, крытые брезентом, микроавтобусы, призывников запихивали почти насильно, а матери брались за руки и преграждали дорогу. Ругань, мат, крики, слезы. Если это не помогало, матери ложились на асфальт. И если водители не сумели пойти на хитрость, свернуть в переулок и обойти протестующих, то акция срывалась. Военкомы уходили, садились в свои кресла, обхватывали голову руками и плакали, словно только что потеряли дивизию в бою с неприятелем.
Но напрасно военкомы так переживали. Раз Вальцманенко доложил великому Бардаку, что компания по привлечению новых военнослужащих для антитеррористической операции прошла успешно, значит, она так и считалась – успешной. А то, что отдельные несознательные призывники умудрились не встать в число передовых и миновать призыв, ничего страшного, они будут призваны в следующий призыв, который уже начал разрабатываться. В этой кампании предусмотрено привлекать и женщин для борьбы с терроризмом, а также увеличить призывной возраст до ста лет. Эти люди пойдут с палочками в руках, как немецкие бюргеры перед падением Берлина.
Пока кампания по новому призыву в доблестные вооруженные силы не срабатывала, а звонки с фронта иногда повторялись, и это было гораздо лучше гроба с телом сына, матери продавали все, что могли до последней кофты, пользуясь летней жарой, и уезжали на далекий Юго-восток забирать свое чадо.
– Мама, приезжай, забери меня отсюда. Я в плену. Говорят, что я – пацан и одного не отпустят: заблужусь. Приезжай, забери. Я больше никогда не поеду на хронт. Номер телефона у тебя есть. Позвонишь. Адрес давать не имею права.
Это звонил Миша или по-украински Михайло.
Мама Юся, львовянка, собралась в путь, напутствуемая другими матерями.
– Ты, Юсенька, обязательно отыщи мово Яцека и ежели он жив, здоров, прихвати его с собой, вместе с твоим сыном. Тышшу рублей, то бишь гривен заплачу, в самый раз дорога окупится. Только не забудь – Яцек Лавривский, бригада самого Яруша. Так и передай: Лавривские требуют сына домой. Хошь, пятьсот сейчас дам.
Юся деньги не взяла: боялась, что не найдет мальчика, как тогда в глаза смотреть соседям, что живут в конце улицы имени Бандеры.
Юся поехала в Донецк, позвонила сыну. Трубку взял чужой дядя, спросил, кто звонит и чего надо. Он был приветлив и сразу сказал, когда она назвала фамилию сына, чтоб приехала в Славянск и еще раз позвонила по этому телефону. Если никто не ответит, чтоб не переживала: в Славянске сейчас идут тяжелые бои, вполне возможно, что он и ее сын Михайло будет сидеть в подвале и не услышит звонка.
– А как же?
– Мама, делай то, что говорит дядя, – сказал сын и телефон отключился.
В Славянске Юся появилась только на следующий день, канонада стихла, она продолжалась почти всю ночь, город был практически полностью разрушен. Ей ответил тот же голос. Вскоре она обнимала и целовала сына.
– Кто вы? – спросила она наставника своего сына.
– Сепаратист Дубовой.
– Не может быть!
– Да, мама, этот дядя действительно сепаратист, но такой хороший, не то, что наш командир, который нас сюда послал.
– Ну, Михайло, будешь еще воевать со своими братьями?
– Никогда в жизни. И всем скажу во Львове: не верьте бандитам. В Донецке хорошие люди и они воюют за свою землю. Это наши послали сюда танки, системы Град и всякую муть, чтоб убивать ни в чем неповинных людей.
– Доброго вам пути, берегите сына. Негоже, чтобы такие юноши умирали.
49
Если нет бойцов российской армии в составе бойцов самообороны Донбасса, то они должны быть. А как же? В составе карателей киевской хунты воюют головорезы со всей Европы и Америки под видом наемников. А почему нашим нельзя? Нас хулят, обвиняют во всех смертных грехах, а кто затеял эту войну, кто пришел на восток убивать русских? Неужели защитники, сыны, мужья Донецка и Луганска взяли оружие в руки и убивают своих соседей, жен, собственных детей, разрушают собственные дома? Да вы что – сошли с ума? Похоже. Бардак радуется, что стравил народы-братья, нашел-таки, клад бесценный, нащупал бациллу нацизма. Белые убивают белых, что может быть лучше.
Америкосы посылают свое оружие карателям киевской хунты, а почему нам нельзя? Недостаточно мы посылаем оружия, слабо мы защищаем этот мужественный народ. А надо бы послать миллион солдат и новейшее оружие и выкорчевать нацистов, может, украинцы захотят вновь стать славянами, потому что сейчас они даже нестиранные портянки любого немытого америкоса рады понюхать, как благовоние.
В боях в районе аэропорта украинские каратели были окружены и разгромлены, а шестьсот головорезов взято в плен. Все пленные нашли временный приют в России, на территории Ростовской области. От их немытых тел, исходил дурной запах, они вдыхали свежий воздух, а выдыхали смрадный, дурно пахнущий, как выдыхают наркоманы, яростные курильщики и страдающие всевозможными болезнями.
– Ну что, бойцы великой армии Галичины? Слава Украине! – насмешливо произнес капитан российской армии Петров. – Иностранцы есть? Два шага вперед.
Двадцать человек сделали два шага.
– Хотим в туалет! – произнесли храбрые иностранцы.
– Лейтенант Храбрецов, отведи их в туалет, а то обгадятся, по второму заходу.
Оставшиеся иностранцы молчали.
– Ты откуда? – спросил капитан Петров, подходя к мужчине черного цвета кожи. – Много русских убил?
– Моя, моя…, сам приехала, зарабатывать деньга доллар.
– Издалека?
– Из Замбия.
– Будешь служить у нас?
– Твоя платить деньга, моя служить. Какой разница, где служить, кому служить.
– Сержант Васильев, отведи этого солдата в пункт приема к майору Водиашвили.
– Ты – кто, откуда? – спросил капитан Петров белобрысого парня.
– Я сержант войска польского армии Крайовой. Я служить москаль не пойду, я помогать бандер, победить москаль.
– А мы тебе не предлагаем служить у нас, мы тебя повесим.
– О, матка боска! Вешать я не желать, я пойдет служить русский армий, громить бандер.
– Не нужен ты нам, я насчет повешения пошутил. Мы всех вас отпустим. Возвращайтесь по домам к своим семьям, к женам, подругам, к детям, у кого есть. И впредь не проявляйте звериной жестокости к себе подобным. Жестокость порождает жестокость. Вернетесь сюда чинить зверства, вас, как сейчас, поймают, вспорют животы и начнут туловище кишками обматывать, так как вы это делали до сих пор. Вы этого хотите? Кому вы служите? Ведь вас бросили на произвол судьбы. Мы знаем, как настойчиво вы все просили подкрепления, вам обещали, но никого не прислали. Вас просто бросили. Вы ненужный материал. Где ваш Верховный Главнокомандующий, вы знаете? А я вам скажу, где он. Он в Киеве на ученом совете, всякие бредни стариков выслушивает. Ему трижды докладывали, что вы окружены ополченцами, а он всякий раз рукой махал.
– У нас появился шанс остаться в живых? – спросил кто-то из бойцов с перебитой рукой.
– Отпустим вас всех, не переживайте. Посмотрим, как на это отреагируют ваши покровители из-за океана, те, что вам платят деньги за то, чтоб вы лишали жизни ни в чем не повинных людей.
– Не может быть! Вы слышите, ребята. А нам твердили о зверствах русских.
– Лейтенант Храбрецов, отведите всех в баню, отмойте их от грязи, в том числе и нравственной, накормите в столовой и дайте возможность связаться с семьями – женами, матерями, братьями, сестрами. Пусть приезжают, забирают своих близких и увозят домой в Галичину, на Ивано – Франковщину пасти овец, овцы мирные животные, их не придется отстреливать. Если, кто и захочет остаться у нас, милости просим, вам будут прощены все грехи.
Президент Украины Вальцманенко действительно присутствовал на ученом совете академии общественных наук. Он даже сидел в президиуме. Ему доложили, что ученый совет собирается присвоить ему звание почетного члена академии наук и профессора, а диссертацию доктора наук он защитил сразу же после избрания президентом Украины.
– Слава Украине! – произнес академик Крыса, вытирая сопли, чтоб не заплевать микрофон.
– Господа! Слава Украине! – воскликнул президент Вальцманенко, вставая и хлопая в ладоши. – Слава Украине! Бандеровцам слава. Дорогому Степке слава. Великому Бардаку, слава.
– Я, господа ученые…очень ученые…Слава Украине! – добавил академик Хвост.
– Слава! Слава! Слава!
– Я господа ученые… тоже решил удариться в науку. И иногда мысля приходит мне в мою кудрявую голову весьма и весьма мудрая и полезная. Слава Украине! – вещал президент.
Последний лозунг не взбодрил ученых. Тогда Вальцманенко взял палку и со всей силой ударил по крышке стола. – Слава Украине!
– Бандере слава!
– Прошу садиться. У меня вот какая мысля. Как бы нам передвинуться поближе к Америке?
– Так мы уже рядом! – не вставая, произнес академик Хвост.
– Больше десяти тышш километров, а я хочу рядом, шоб она нас присоединила, сделала очередным, 52-м штатом. Тогда москали…тогда им капец или конец, вы понимаете это? Тогда мы станцуем на Красной площади. Красная площадь принадлежала когда-то Украине, еще покойный ныне Мазепа сражался у стен Кремля и отвоевал его.
Украинские доктора наук без среднего образования, высоко подняли головы, а один по имени Пятка, высоко поднял руку.
– Прошу спердеть, вернее спердонить…
– Да пердонь, пердонь, это львовский диалект, он означает – прошу извинить, прошу пана спердонить, – произнес академик Синькорский под всеобщие аплодисменты.
– Пусть так, – согласился Пятка, – но …Мазепа, он же отвоевал Львов у Австро-Венгрии в 1939 году.
– Господа академики, вы меня заговорили, вы меня увели из США, нашей матушки и погрузили во Львов, а мне нужно Львов у США и, всех вас, туда же.
– Я скажу, як цэ робыться, – с высоты своего роста произнес доктор филологических наук Пустой, который умел читать только по слогам, потому что окончил два класса сельской школы в одной из деревень Львовской области, а дипломы с указанием ученой степени купил у нужных людей. Много раз он покупал не только корочки, но и научные работы, особенно по филологии. Достаточно было сказать, что русский язык, это язык мата и попсы и вот уже – научная работа, где-то посередине между доктором наук и академиком. – А цэ робыться ось як. Вы идете до великого Бардака, падаете ему в ноги и говорите: простри свою ладонь над моим народом, озолоти нас танками, пушками, бронежилетами и касками. Присоедини нас в качестве союзника, шоб москали боялись и не называли нас младшими братьями, бо цэ – оскорбительно. Мы не младшие, мы старшие, мы главные. Киевская Руська начиналась в Киеве, а москали татары.
– Господин Пустой, медленнее, пожалуйста, я конспектирую. Ваши мысли – истерические, – сказал президент Вальцманенко.
– Исторические, – поправил доктор наук Пятка.
– Ну, вот видите, а я записал истерические, торопился, значит. Итак, начнем сначала…
– Да я уже забыл, что говорил. Как – никак, мне 86 лет. Я забываю закрывать дверь своей квартиры, когда ухожу на прогулку. Вы слишком много от меня хотите. Я и так оставляю потомкам 16 томов своих произведений, а в каждом томе по три, а то и по четыре страницы. Это же глыба. Итак, где мы сейчас находимся, на катере? Что-то меня покачивает.
Коллеги вызвали "Скорую", помогли погрузить на носилки великого ученого, а разочарованный Вальцманенко долго чесал затылок, а потом сказал:
– Заседание академии наук объявляется закрытым.
Очередное звание президенту Украины присвоено не было: академики не успели, президент торопился. Ему трижды докладывали, что шестьсот бойцов попали в плен к русским, но он всякий раз махал рукой, типа: черт с ними. А тут поступило срочное сообщение, что сам Джо Маккейн вылетел в Киев проверить, как выполняются его указания.
– Маккейн или Байден, кто? – допытывался у Наливайразливайченко разгневанный президент.
– Получены двойные, вернее двусмысленные данные: то ли Маккейн, то ли Байден. А тебе какая разница? Один Джо и второй Джо. А если это будет третий Джо, пошли его на х…
– А такое возможно? Меня не арестуют? А потом, и де мораль? Посылать какого-либо Джо подальше – это же аморально, противоестественно, ты понимаешь, Разливай-Наливай? Э, ничего ты не понимаешь. Придется мне искать другого Наливай-Разливай, а не хотелось бы. Ладно! Мне пора в аэропорт, встречать Маккейна. Я поехал, – сказал президент и начал собираться.
В аэропорту Борисполь он ждал заокеанского гостя еще целых девять часов и когда тот появился в лице Джона Маккейна, чуть не потерял сознание от радости.
– О, здорово, Пердилкин – Вальцманенко! Знаешь, американское еврейское лобби очень сильно на Капитолийском холме. Так что ты…везунчик. Я тебя опередил. Зачем хотел приехать? Просить денег? Я тебе один доллар могу одолжить…с процентами. Завоюешь Кремль, получишь два доллара, не завоюешь – получишь дулю.