* * *
Во Дворце культуры имени Ленсовета танцы проводились каждый уикенд. Я не пропускал ни одного вечера. Платить за вход мне было нечем. С хозяевами дискотеки я договорился, что стану танцевать на сцене, а они за это будут бесплатно меня пропускать. Профессиональных танцоров в те годы не было еще ни в одном клубе.
Вскоре я познакомился с диджеем, работавшим на этих танцах. Оказалось, что мы соседи: парень жил за два дома от меня. Его звали Андрей Репников. Я стал ходить только на те танцы, где диджеил Андрей, я часами сидел у него дома, он перезнакомил меня со всей хип-хоп-тусовкой, и общался я теперь только с теми людьми, с которыми общался Андрей.
Это непонятно мне и до сих пор. Я был почти ребенок, а эти ребята - они были совсем взрослыми. Андрею было уже за двадцать. Его приятели делали самую современную музыку в стране, а я всего лишь умел красиво танцевать. Что за интерес был у них, чтобы общаться с маленьким пацаном?
Знаешь, иногда на улице или в кафе можно встретить семьи, глядя на которые сразу понимаешь: у них все хорошо. Ребенок любит родителей, а родители любят друг друга и при взгляде на ребенка всегда улыбаются. У меня в семье было не так. То есть в детстве это ощущение было… но, наверное, мне его не хватало. Папа в плавании, мама должна была выживать. Иногда мне начинало казаться, будто вот сейчас, в эту минуту, меня вообще никто не любит… никто-никто обо мне не думает… и мир рушился, и проще было, наверное, умереть. Я выбегал из дому на улицу и искал людей, рядом с которыми об этом можно было не думать.
* * *
Папа Андрея - довольно известный классический композитор. Но он жил отдельно, в другом городе, и квартира у Андрея всегда была свободна. Я заходил к нему с утра, будил его, и мы проводили вместе круглые сутки. Я постоянно был рядом.
Как-то мы зашли к DJ Майклу Пуго. Накануне Майкл купил в валютном магазине "Березка" пачку модных длиннющих папирос "Три богатыря". Он долго хвастался, какие эти папиросы длинные и классные, вертел пачку в руках, а потом сказал, что пора, наверное, и забить.
Прежде я много раз видел, как курят друзья моего брата. Но меня они никогда не угощали. Здесь на мой возраст никто не обращал внимания. Сама марихуана для меня была не важна - важно было то, что начиналось потом. Мы курили, пили пиво или чай - и без конца общались. Говорили друг с другом. Были вместе. Я наконец-то был счастлив.
Секс, кстати, был у меня тоже у самого первого в классе. Когда в ДК Ленсовета я выбирался на сцену и начинал танцевать, все девчонки в зале смотрели на это завороженным взглядом. Как-то, протиснувшись поближе, одна из них сказала, что сегодня родителей дома у нее нет и, если я захочу, мы могли бы поупражняться с игровой приставкой "Dandy".
Парням в классе я говорил, что девушек у меня было ого-го! Что я их - только так! Но на самом деле тот раз был у меня первым. Девушка была старше меня года на четыре: семнадцать ей уже исполнилось. Я остался у нее на всю ночь, а утром пошел делиться новостью с одноклассниками. Я точно знал: ни у кого из них ничего подобного еще не было. Среди сверстников я был самым крутым.
Потом девушек стало много. Первой более или менее постоянной подружкой стала школьная знакомая из параллельного класса. Ее звали Таня. Она была очень красивая. Первый раз мы с ней переспали просто на спор: сможем или нет? Вроде бы Таня стала считаться МОЕЙ девушкой, но всерьез воспринимать все это я не собирался.
Как-то большой компанией мы поехали загорать, а потом с ближайшей Таниной подругой оказались у меня дома. Я тут же полез к девочке в трусы. В соседней комнате спала моя бабушка, а подружка явно была целочка, но ни то ни другое меня не смущало. Я стащил с нее трусы, заставил лечь, всем телом придавил к дивану…
Она отпихивала меня слабыми руками и шептала:
- А Таня? Как же Таня? Что мы с тобой скажем Тане?
Я коленками раздвигал ей сжатые ноги и объяснял:
- Таня - моя девушка. А с тобой мы просто пошпилимся.
Девица громко рыдала. Меня это только рассмешило. Что именно станут думать и чувствовать другие люди, тогда меня совершенно не интересовало.
* * *
Какая уж тут учеба? В школу я теперь заходил, только чтобы попить с одноклассниками пива. Одно время я даже ушел из дому и переехал к Андрею. На тот момент у Андрея уже нарисовалась какая-то невеста, а квартира была совсем маленькая, но они абсолютно меня не стеснялись и запросто могли поболтать со мной о сексе или чем-нибудь угостить.
Кроме меня дома у Андрея жил британский DJ Люк Миллз. Иногда останавливался DJ Грув, который тогда писал самые первые сеты и еще не превратился в Великого-Диджея-Грува. Какие-то новые люди появлялись постоянно.
Неподалеку от нашего квартала расположен Сосновский парк. Мы с Андреем ходили туда загорать. Как-то на пляже он встретил знакомых - диджеев Тенгиза и Хота. На тот момент эти двое делали проект "Термоядерный Jam".
В том году в продаже появилась самая первая русская рэп-кассета. С одной стороны там была записана группа "Мальчишник", в которой читал рэп Дельфин, а с другой - как раз "Термоядерный Jam". Тенгиз и Хот для меня были небожителями. Все их тексты я знал наизусть.
Было жарко. Мы купались и валялись на песке, но просто отдыхать я не мог. Мне хотелось предпринять что-то прямо сейчас. Несколько раз я уже пробовал читать какие-то тексты, но в основном тогда я еще был танцор.
Я стал просить парней:
- Возьмите меня к себе танцевать! Вы будете читать, а я танцевать на сцене!
Я встал и показал парочку движений. Тем летом был моден американский хип-хоп-проект "CrisCross". Это два таких маленьких бодрых негритенка, которые носили перевернутые задом наперед джинсы и пели песню "Jump! Jump!".
Тенгиз и Хот внимательно на меня посмотрели. Я был маленький и бодрый.
- Может, попробовать сделать русский "CrisCross"? - задумались они. - Как тебя зовут?
- Бармалей.
- Бармалей? Как-то не очень… А еще какое-нибудь прозвище у тебя есть?
- Еще иногда меня зовут Малой.
- Уже лучше! Теперь ты будешь Мистер Малой!
* * *
Знаешь, в детстве у меня были две большие мечты. Я хотел, чтобы меня показали по телику, и еще мне очень нравилась певица Наталья Ветлицкая. Эта женщина всегда фантастически на меня действовала. От одних ее фотографий по коже бежали мурашки.
В 1994 году мы повезли проект "Mr. Малой" в Москву. Мы участвовали в фестивале "Поколение-94". Мероприятие было организовано с московским размахом: модная туса, куча народу, десятки групп. Выявляли лучших: кто станет лидером этого самого поколения-94? Лучшими оказались мы.
В начале 1990-х, кроме нас, на этом поле никого не было. Второго такого проекта не существовало. Не вложив в раскрутку ни цента, мы просто честно сделали свое дело, и о нас узнала вся страна. Сегодня такое уже невозможно.
Организаторы фестиваля сказали, что мы получим первое место и главный приз, - нужно только подписать с ними контракт. Но на тот момент контракт у нас уже был. Некоторое время нас поуговаривали, а потом махнули рукой. Вместо первого нам дали второе место. Это было не важно, потому что приз от прессы и деньги от спонсоров все равно достались нам.
Приз мне вручала Наталья Ветлицкая. Я стоял на сцене самого здоровенного и самого официального зала страны, и это транслировалось на двухсотмиллионную аудиторию. Я держал Ветлицкую за талию, а она смеялась и наклонялась меня поцеловать. Этот снимок потом на первых страницах печатали все газеты: самая красивая женщина страны и рядом я.
Обе мечты исполнились еще до того, как я закончил школу. Нужно было сесть и подумать, о чем мечтать дальше. Но времени спокойно подумать у меня просто не оставалось.
* * *
Очень скоро бóльшую часть времени я стал проводить на гастролях. У директора школы это не укладывалось в голове. Она была уверена, что это вранье и школу я элементарно прогуливаю. Меня вызвали к ней в кабинет для беседы, но накануне я позвонил продюсеру и в результате вместо меня в кабинет директора явился человек в пиджаке и с кейсом, который принес ей бумагу из Москвы с кучей гербовых печатей: "Уважаемая г-жа директор! Просьба отпустить мальчика в связи с предстоящими гастрольными поездками по следующим городам страны…". Далее - список городов на полстраницы.
Я бы с удовольствием посылал всех этих тетенек в идиотских очках. На вопрос: "Где домашнее задание?", я бы отвечал им: "Пошла на хер, кобыла невнятная! Ты в состоянии представить, люди какого уровня приходили вчера на мой концерт?!" Но ничего этого не было. Я всего лишь хлопал ресницами и обещал, что больше такое не повторится.
Постоянные беседы: с учителями, с классной руководительницей, с завучем, с квадратной директоршей школы… По росту в классе я стоял вторым с конца. Взгляд жалобный, тощее детское лицо… Делаешь невинные глазки, обещаешь все, что они хотят, - и до завтра можешь жить спокойно.
Учителей я боялся. Это было что-то иррациональное. Я знал, что по-настоящему серьезные неприятности организовать они мне не смогут… точно не смогут… и все равно боялся. Страх возникал сразу же, как только они подходили поближе и начинали на меня смотреть.
Я думаю, это следы СССР. В школу я пошел ровно в том году, когда началась перестройка. А когда СССР развалился, мне еще не исполнилось и двенадцати. Но я и до сих пор оговариваюсь "советское", имея в виду "наше", "русское". Любой, кто хотя бы краешком застал СССР, полностью избавиться от этого не сможет уже никогда. Это просто не лечится.
Как рак. Как пристрастие к героину.
Весной того года я с портфельчиком шел из школы, а из половины окон звучали мои песни. После "Поколения-94" все стало меняться очень быстро. Официально я продолжал числиться учащимся средней школы. Но до выпускного девятого класса доучился с трудом. Было ясно, что перейти в десятый мне просто не позволят. Директор школы прямо говорила, что видеть меня больше не может. Только ради того, чтобы я исчез, на выпускных экзаменах учителя натягивали мне троечку. Школьной программы я не знал совершенно.
Я отучился в этой школе восемь лет. Я не видел от нее ничего хорошего. Но школа - это была хоть какая-то стабильность. Полностью рвать с детством мне было страшно. Школа - работа - пенсия… Мои родители прожили жизнь именно так, и сходить с натоптанной тропки я боялся.
После летних каникул я пришел к директору и стал просить, чтобы меня оставили учиться дальше. Я говорил, что повзрослел, все понял и теперь стану другим. У директора был шок. Она не верила ни единому моему слову, но по закону отказать не могла. И я перешел из девятого класса в десятый.
Разумеется, из этой затеи ничего не вышло. Вся первая четверть для меня прошла в гастролях. С сентября по ноябрь в школе я появился от силы два раза. Ни единой оценки я так и не получил. Из школы пришлось уйти.
На выпускном вечере мы всем классом пили водку. Много ли было нужно нам, детям? Едва выпив, одна из девчонок начала орать, что все мы - прыщавые девственники, а она, между прочим, лишилась невинности самой первой в классе! Вкус мужского члена известен ей не понаслышке!.. Это меня заинтересовало.
Я оттащил девочку в ванную, развернул к себе спиной, наклонил, расстегнул собственные джинсы… Кажется, она все-таки была девственницей. Крови было очень много. Кровь по ее ногам стекала на пол. Девица шептала, что хватит… ей неприятно… она извивалась и пыталась пальцами выковырять из себя мой член…. я просто не обращал внимания. Все парни, которые были в квартире, набились в соседнее помещение, с ногами забрались на унитаз и по очереди подглядывали через вентиляционные дырочки за тем, что происходит.
Мне было четырнадцать лет. Что делать дальше, я не представлял даже приблизительно.
* * *
Денег вдруг появилось очень много. Гонорары мы распределяли так: половину суммы сразу забирал себе продюсер, а вторую половину я, Тенгиз и Хот делили на троих. То есть до меня доходило процентов пятнадцать, но и это были вполне приличные деньги.
Я был совсем ребенком. Все, что зарабатывал, тратил на вечеринки и наркотики. Разбогатеть, обзавестись недвижимостью или счетом в банке - в тот раз ничего этого мне не удалось сделать. Да я к этому и не стремился. Жизнь и так была бесконечным удовольствием.
Чтобы отметить совершеннолетие, я снял большой московский клуб. Приглашенных было человек сто плюс куча просто красивых девчонок. Играл хороший диджей. Я купил фруктов, алкоголя и немного наркотиков. Остальное гости в громадном количестве принесли с собой. Какую-то денежку я заплатил ментам, и они весь вечер следили, чтобы нам никто не мешал.
Время было такое, что на самый верх люди взбирались моментально. Вчера ты был никто, а сегодня сидишь в самом дорогом клубе Восточной Европы и офицеры милиции следят, чтобы никакая скотина не мешала тебе нюхать кокаин. Правда, так же стремительно ты мог и рухнуть вниз. Сесть в тюрьму было так же реально, как стать миллионером.
Один раз в клубе "Планетарий" менты прихватили меня прямо на входе. Обычно там не обыскивали, и я расслабился: вместо того чтоб положить в носок, оставил пакетик в кармане джинсов. Мент полез мне в карман, вытащил шайбу и прямо засветился от счастья:
- О! Гашиш!
Меня подмывало плюнуть ему в лицо:
- Родился лохом, лохом и сдохнешь! Какой гашиш? Вообще не разбираешься? Это же "китайская пыль"!
В тот раз все обошлось: разрулили друзья. До утра я просидел в пикете милиции, а потом старший офицер назвал цену, и дальше всех увезли в отделение, а меня отпустили.
* * *
Кокаин тогда стоил $200 за грамм. А только что появившийся в Москве героин откуда-то из Африки - $300. Что такое этот героин, никто толком не знал. Сегодня любому школьнику известно, что есть наркотики и есть героин, причем героин - это верная смерть. Тогда единственное, что я видел, - героин в полтора раза дороже, чем кокс. А значит, он лучше, круче и, наверное, менее вредный.
Люди, с которыми я тогда тусовался, были очень серьезными. Считается, что бандосы должны слушать только шансон, но это неправда. В Америке уважающие себя преступники слушают рэп, да и ленинградские бандиты первого поколения вовсе не были тупым бычьем. Эти люди вышли из фарцовщиков, привыкли общаться с иностранцами и говорили на том же сленге, на котором я пел. Ты просто не представляешь, что такое для них была моя песня "Буду погибать молодым!".
Именно такие люди и угостили меня героином первый раз. Мы не вводили его в вену, а красиво нюхали с кончика ножа. В тот раз я заблевал хозяевам всю квартиру, но сам препарат мне очень понравился. То, что я пробовал прежде, было довольно безобидно. Ломок не бывает, умереть от передозировки невозможно. Есть неприятные психологические эффекты, но через это можно пройти… Мне казалось, что и страшные разговоры про героин - тоже преувеличение.
Мне звонил продюсер: следующее выступление там-то и там-то. Я отчитывал "Буду погибать молодым!", получал деньги, и больше заняться было нечем. Дни казались бесконечно длинными. Во второй раз меня тоже угостили, а на третий раз я поехал к дилеру уже с деньгами. Дилер был азербайджанцем. Я знал его крышу. Какое-то время он продавал мне с большой скидкой. Чем дальше, тем чаще я к нему заскакивал - а потом вдруг обнаружил, что подсел.
Это меня напугало, но не очень сильно. Я решил, что просто сменю обстановку. Уеду в Москву: другой город, все заново, знакомых дилеров нет. Стану много работать и забуду о героине. Первые два дня меня ломало. Зато на третий день я чувствовал себя заново родившимся. Я считал, что теперь смогу обходиться только алкоголем и марихуаной. Все разговоры о зависимости - это не про меня.
Как и положено сильным парням, ситуацию я сумел удержать под контролем. Поэтому решил, что неплохо было бы найти в Москве место, куда можно будет заскочить за героином, если вдруг срочно понадобится… и вообще - пусть будет. Разумеется, я сразу нашел огромное множество продавцов. Дальше все происходило стремительно. С героином вообще все происходит очень быстро.
Я твердо решил, что употреблять стану крайне редко и совсем по чуть-чуть. А раз так, то неплохо бы получать от этого дела максимум удовольствия. Все говорили, что нюхать - бессмысленное расточительство. Героин нужно вводить прямо в вену, тогда-то ты и почувствуешь реальный кайф. И я перешел к внутривенным инъекциям. А еще через какое-то время - уже конченым героиновым торчком - я вернулся назад в Петербург.