– В ней, кажется, и скрыта тайна послания. Вряд ли кто-нибудь найдет правильный ответ.
– Я бы отдал пару лет жизни, чтобы узнать, кто эта… дева. В ней есть что-то от Мари, – заключил Аполлинер.
Общение – вот что могло спасти Анжа от бегства. Позорного бегства от самого себя, а после от еженощных угрызений совести о поступке, который он так и не решился совершить.
Между тем девушка поднялась из-за стола. Моди в мгновение ока очутился за ее спиной и отодвинул стул.
Анжу было необходимо отвлечься, чтобы не совершить какую-нибудь непростительную глупость. Он взял за плечо Аполлинера и буквально развернул к себе. Гийом крякнул от неожиданности и, возмущенный фамильярностью, с раздражением взглянул на Дежана. Но увидел мертвенную бледность художника и застыл. Брови его вздернулись домиком.
– Простите за бестактность, – дрожащим голосом заговорил Анж. – Но что бы вы сказали, увидев ее здесь, прямо перед собой?
Гийом потер плечо.
– Не думаю, чтобы разговор получился. Вряд ли она знала бы французский, не говоря уже о польском или русском. А что именно сказать… Переадресую вопрос вам: как бы вы отреагировали, появись здесь Ева, абсолютное совершенство, прародительница всех женщин мира?.. Я так и думал: вы затрудняетесь с ответом. Так пусть она не появляется. Достаточно одного чуда в день.
– Согласен, – вздохнул Дежан. – Мужчины, уверенные, что разбираются в красоте, спасовали бы перед истинным совершенством.
– Ох, и сила у вас, – поморщился поэт. – В следующий раз просто позовите меня, хорошо?
Моди и незнакомка вскоре вернулись в сопровождении папаши Фредэ. Амедео успел переодеться: теперь он был в своей привычной, коричневой с красноватым оттенком, куртке и синем шейном платке. Все трое что-то возбужденно обсуждали. Потом они закивали друг другу – видимо, пришли к общему решению.
Фредэ распрямился и громко хлопнул в ладоши.
– Мадам и мсье! – торжественно провозгласил он. – Только что я стал свидетелем интереснейшего спора, который перерос в пари. Известный вам Амедео Модильяни и мадемуазель… Орфелина готовы продемонстрировать искусство испанского танца. Условия пари: они будут танцевать на круглом столе. Им придется быть предельно внимательными, чтобы удерживать равновесие. Первый, кто оступится и упадет, будет считаться проигравшим и исполнит любое желание победителя. Прошу освободить середину зала и внести стол!
– Орфелина… Сиротка, – перевел Анж.
– Ставлю на Моди, – выпалил Аполлинер. – Никто не умеет лучше балансировать на грани мудрости и дуракаваляния.
Гости восторженно загалдели и принялись отодвигать мебель. Мнения зала разделились. Большинство, как и Гийом, отдавало предпочтение Модильяни. В помещение начал набиваться народ с улицы. Неизвестно откуда принесли круглый стол. Это был поблескивающий черным лаком деревянный диск на единственной короткой опоре в виде античной колонны.
С гитарой наперевес к столу подошел Фредэ.
– Нужен аккомпанемент. Мсье Бранкузи, прошу подыграть на скрипке. Шоколад, принеси-ка свой барабан.
Дежан стал позади всех: высокий рост позволял ему видеть происходящее издали.
Маленький импровизированный оркестрик сыгрался в течение нескольких минут. После этого, по распоряжению папаши, с двух сторон – точно по диагонали – были выставлены два стула для соперников.
– Итак, если вы готовы, просим начинать!
Та, которую называли Орфелиной, сбросила туфли и с отточенной ловкостью вскочила на стул.
Да! – Моди последовал ее примеру.
По хлопку Фредэ спорщики осторожно ступили на край стола. Они были примерно одного роста, однако более тяжелый Модильяни сделал шаг ближе к центру. Стол пошатнулся, но выстоял.
Папаша ударил по струнам. Бранкузи извлек смычком замысловатую испанскую руладу. Шоколад отвесил гулкую пощечину высокому, ярко раскрашенному под дикарский там-там барабану.
Девушка плавно поднялась на носки. На мгновенье замерев, неожиданно согнула руки в локтях и прищелкнула пальцами у талии.
Моди вытянулся тугой струной. Куртка соскользнула с его плеч и, повинуясь сильному броску, рыжим голубем порхнула над головами притихших гостей. С хищной улыбкой Амедео застыл на краю стола.
Она выдержала короткую паузу и, словно в задумчивости, провела острым ноготком мизинца по нижнему краю маски. Затем резкий щелчок, элегантный поворот головы в сторону Моди…
Пауза. Новый аккорд.
Амедео звонко хлопнул в поднятые над головой ладони. Затем собрал в щепоть пальцы, словно направлял ими в сторону незнакомки острые стрелы бандерилий. Поза тосканца обрела завершенность роденовской статуи.
Пауза.
Казалось, край пышной юбки сам скользнул ей в руку. Тонкая ладонь хлопнула по точеному, затянутому в фиолетовый бархат блузы, плечу.
Мелодия сорвалась безудержной лавиной, захлестнула, заставила воспарить… Было удивительно, как оркестрик из троих, отнюдь не профессиональных, музыкантов мог так слаженно играть. Чем-то естественным и добрым веяло от охваченных вдохновением француза, румына и чернокожего.
Между тем страсти на столе накалялись. Орфелина совершенно позабыла о возможном падении и задорно выбивала дробь маленькими крепкими пятками. Моди вел себя более осторожно и пытался двигаться ей в такт. Оба танцевали прекрасно, однако было заметно, что ведет именно она, вынуждая Амедео сохранять строгую диагональ. При этом художник едва поспевал за ритмом, навязанным ему девушкой.
Кто же она такая? Похоже, действительно испанка – смуглая, тонкая, черноволосая. Или настоящий ангел, если бывают смуглые и черноволосые ангелы.
Танец достиг пика. Быстрота Моди и Орфелины стала невероятной. Внимание зала снова было обращено на спорщиков. В немом восхищении опустили инструменты Фредэ, Бранкузи и Шоколад. Казалось, все перестали дышать.
Сегодня эти двое стали центром Холма, Парижа, вселенной… И, безусловно, знали об этом.
– Черт возьми, – пробормотал Фредэ, – они безумцы!
В напряженном молчании прошло еще две минуты. И всем стало ясно, что Моди окончательно уступает партнерше. Он покраснел от напряжения, его движения стали отчаянно резкими и прерывистыми, дыхание участилось. Амедео начал непроизвольно пятиться…
Почти на самом краю стола он подпрыгнул.
Это выглядело нелепо и никак не сочеталось с танцем: ему пришлось буквально съежиться в клубок, чтобы не задеть потолок головой. Однако Моди достиг цели. Равновесие было нарушено. Орфелина взмахнула руками и соскользнула со столешницы. Ее сразу же подхватили чьи-то руки. Амедео же опустился точно посередине стола.
Самым противным было то, что он окидывал зал взглядом победителя.
– Пари! – выкрикнул он и залился хохотом.
– Вы победили, Амедео! – тихо, с едва заметным разочарованием произнесла Орфелина.
Моди спрыгнул со стола и обнял ее за талию.
– Вам известно мое желание. Надеюсь, дорогая, вы еще не отпустили такси… – и согнулся под тяжестью руки, которая легла ему на плечо.
– Вы не выиграли пари, – холодно произнес Дежан. – Это мошенничество.
– Условие было одно, – сказал Фредэ. – Без оговорок. С ним согласились обе стороны.
– Он победил, – настойчиво повторила Орфелина.
У Анжа на мгновение закружилась голова: от девушки исходил волшебный запах фиалок.
– Дьявол! – разъярился Моди. – Вам-то какое дело?!
– Быть может, мадемуазель, вы и сами не против поехать с ним, – не обращая внимания на Амедео, отчеканил Дежан. – Это ваше дело. Тем не менее я оставляю за собой право назвать подлость подлостью.
Нет, не с этими словами он должен был обратиться к ней! Как глупо всё вышло…
– Вы оскорбляете меня! – крикнул Модильяни.
– Потому что имею на это право, – заметил Анж. – Я оставляю вас наедине с совестью, если она еще жива.
– Пахнет дуэлью! – прошипел Моди.
– Прошу вас, не надо… – взмолилась Орфелина.
Анж коротко, без размаха, ударил тосканца. Амедео успел увернуться, однако сомкнутые пальцы Дежана всё же прошлись по его скуле. Моди рванулся вперед, но его удержали.
– Я облегчаю вам задачу, – сказал Анж. – Выбирайте оружие.
– Пистолеты!
– Пистолеты, – согласился Дежан. – Советую отдохнуть, ибо вам придется быть в половине одиннадцатого у фонтана Медичи в Люксембургском саду. Мсье Аполлинер, прошу вас быть моим секундантом. А вы… – с горечью обратился художник к Орфелине, – надеюсь, теперь вы понимаете, что неосмотрительно заключили пари на таких двусмысленных условиях.
Девушка вздрогнула и опустила глаза. Амедео взял ее за руку.
– Нет, – с ненавистью сказал Анж тосканцу. – У негодяев не бывает сердца.
– Достаточно оскорблений! – вмешался папаша Фредэ. – Дуэль назначена.
Дежан коротко поклонился и поднялся на второй этаж. Наскоро переодевшись, он под неодобрительными взглядами вышел из "Резвого Кролика".
Да, Модильяни здесь любили и всегда принимали его сторону.
Глава 6. Дуэль у фонтана Медичи
Улица встретила его тошнотворным духом кислого вина и мочи. Анж вспомнил фиалковый запах Орфелины и бессильно опустился на скамейку. Вынул портсигар, подержал его на весу, потом вновь положил в карман. Он не сразу понял, что вокруг что-то происходит.
Драка продолжалась более чем всерьез. И группы дерущихся очень отличались друг от друга.
За перевернутыми столами держали оборону участники карнавала. Их штурмовали неизвестные Анжу крепкие мужчины в серых спецовках и робах – по виду основательно пьяные. Один из них вырвался из гущи побоища и надрывно заорал:
– Фредэ, старое дерьмо! Это… Почему пьянка без нас?.. Ненавидишь пролетариат, скотина?!
Он ловко выудил булыжник из мостовой, но заметил Дежана и остановился в раздумье, метнуть ли его в стекло либо в этого буржуа.
– Грязные метеки! Вы загадили собой Париж! Французу нечем дышать! Мы будем умирать на войне, а вы сожрете наш хлеб! Но мы вернемся и перережем всех!
"Камень, – мелькнула мысль в голове Дежана. – Орфелина слишком близко от входа".
Выбора не оставалось.
Он едва успел – рабочий только замахивался, чтобы метнуть булыжник ему навстречу. Анж перехватил волосатую руку и рванул в сторону. Раздался хруст. Пьяный пролетарий по-женски пронзительно взвизгнул и закружился на месте. Художник понял, что именно этого ему сейчас и хотелось – ломать, крушить, унимая собственную невыносимую боль.
Рабочие толпой хлынули к Анжу. Он издали бросил на скамейку пакет с костюмом и выхватил свой пистолет. Рукоять закружилась над головами, загуляла по протянутым рукам, по плечам, спинам. Сейчас перед ним снова была совиная стая – воющая, машущая крыльями, тянущая крючковатые когти-пальцы. Видение сбывалось. Эта мысль удвоила силы художника. Раздались истошные крики, на пистолете появились капли крови.
Из "Кролика" на шум вывалили гости. Аполлинер, быстро поняв что к чему, первым пробился к Дежану и стал рядом, плечом к плечу. С тростью наперевес к ним присоединился Жакоб. Потом на помощь бросились остальные мужчины. Опомнившись, в тыл рабочим ударили засевшие за столами флибустьеры.
Краем глаза Анж заметил, как Моди поспешно усаживает в такси Орфелину и сам протискивается за нею в салон. Честное слово, Дежан сейчас был готов простить тосканца. Вслед автомобилю полетели два камня, но, к счастью, не достигли цели.
Исход схватки решили опоздавший на карнавал Зборовский и дико вращающий налитыми кровью глазами Диего Ривера. Между ними ввинтился Архипенко в бронзовой треуголке и принялся деловито отвешивать пролетариям тяжелые тумаки. Под таким напором противник подался назад.
Площадка перед "Резвым Кроликом" была очищена в считаные минуты. Рабочие уводили своих раненых. Кроме травмированной руки сквернослова, серьезных увечий не было – в основном синяки и ссадины, которые, в частности, нанес рукоятью пистолета сам Дежан. Женщины бросились перевязывать царапины и ушибы разгоряченным пиратам.
– Проклятье! – бушевал Фредэ. – Где чертовы жандармы? Ну и убытки! Больше никаких карнавалов!
– Спасибо вам! – Анж поблагодарил всех, кто так вовремя пришел на выручку. А для Аполлинера добавил: – Надеюсь, эта маленькая война не помешает вам быть моим секундантом.
Художник схватил ближайший кувшин с вином и осушил его до дна. Сразу закружилась голова, помутилось в глазах. В поисках опоры он ухватился за один из перевернутых столов.
Гийом покачал головой:
– Пить вам больше не следует. Насколько я понимаю, вы собираетесь стрелять из этой развалины, – он указал на пистолет, который Анж всё еще держал в руке. – Готов поспорить, вы даже не умеете его заряжать. А у Моди армейский "лебель", который ему перед отъездом оставил на хранение Пикассо. И, умоляю, если вы человек здравомыслящий, обратите всё в шутку. Вряд ли я прощу себе, если прольется кровь – ваша или Амедео, всё равно.
* * *
Анж чувствовал себя разбитым. Напуганные дракой, таксисты и извозчики быстро разъехались, так что приходилось добираться пешком. Нетвердой походкой Дежан направлялся к дому. Прохожие сторонились его. Какой-то шутник плюнул художнику на спину и улизнул за ближайший угол.
Дома Дежан прокрался мимо двери хозяйки и отнес к себе в гостиную пакет с театральным костюмом. На лестнице он оступился, но удержал равновесие. Пришлось взять трость. У выхода из дома он остановился и терпеливо ждал, пока уляжется частое сердцебиение.
Из Парижа словно исчезли все пролетки. Ноги слушались плохо; трость казалась не слишком надежной опорой, и художник тяжело опирался на заборы, кованые решетки, стены домов.
Уже смеркалось. В переполненной винными пара́ми голове Дежана пульсировала назойливая мысль: как бы успеть вовремя!.. Ему давно не приходилось так спешить, и вот – ирония судьбы! – он изо всех сил торопился на рандеву со смертью.
Пьяная решимость придавала Анжу сил. Отомстить!.. за что?! Да за его, Дежана, разбитые надежды, за неразгаданную тайну, ореол которой был так грубо развеян. В этом мире нет места чудесам и ангелам. И не мстить же, в самом деле, за эту… эту…
Анж едва сдержался. Он даже слегка протрезвел, осознав, как далеко зашел в своем отчаяньи.
И упустил момент, когда трость застряла между булыжниками мостовой. Художник споткнулся о нее, потерял равновесие и рухнул на колени. Тупая боль пронзила правую ногу. Цилиндр упал в лужу с нечистотами. Пистолет, который Анж засунул за ремень сзади, с противным треском разорвал брюки по шву. Дежан взвыл от такого невезения. Со злостью вывернул трость из щели и увидел, как лакированное дерево дало трещину. Анж сломал трость об колено и вышвырнул обломки. Затем побрел дальше, пнув по дороге испорченный цилиндр. Наверное, хуже себя чувствовал разве что Дон Кихот после очередных побоев на вонючем постоялом дворе.
Наверняка судьба готовила художника к самой последней неудаче в жизни. Конечно, еще следует ожидать нападения бешеной дворняги или грабителя с дубинкой. Это очень удачная ночь, чтобы оказаться в полицейском участке, а то и со свернутой шеей в канаве. Грянет гром – и ему достанется первая же молния. Где вы, все черные кошки Парижа? – этой ночью решил прогуляться великий неудачник.
Он стиснул зубы и записал свое невезение на счет Модильяни.
На пересечении бульваров Сен-Дени и Себастопо́ль Дежан остановился, чтобы отдышаться, и взглянул на небо. Звезд почти не было. Луна то и дело скрывалась за обрывками туч. Всё казалось плоским и ненастоящим.
Художник двинулся к набережной Сены. Слева острыми переломами костей вонзался в небо силуэт собора Парижской Богоматери, справа еще были заметны стены Лувра. После недолгих колебаний Анж пересек остров Ситэ и побрел по бульвару. На ближайшем перекрестке он едва не столкнулся с жандармским патрулем, но успел метнуться по ближайшей аллее Люксембургского сада и укрылся за деревьями.
Он был почти на месте.
* * *
…И тут засыпающий Париж будто взорвался. На улицах послышался шум. В окнах домов зажигался свет. Вскоре бульвар Сен-Мишель заполонила толпа. Люди кричали и метались по мостовой. Из-за деревьев Анжу было видно, как кто-то кинул над головами ворох белых листков – их тут же расхватали. Без сомнения, произошло что-то важное, оно заставило горожан покинуть дома и слиться в единое безликое скопление.
Анж прислушался. Чаще всего доносились крики: "Германские убийцы!", "Спасем Францию!". Очень серьезный мужской голос веско произнес: "Круассан!" Толпа подхватила слово и принялась повторять его на разные лады. При чем здесь круассан, художник не понял, и ему вдруг стало до смерти любопытно. К сожалению, выйти из укрытия и расспросить о причине волнений он не мог. Дежан лишь пожал плечами, вздохнул и побрел к месту дуэли.
Над толпой поднялось несколько факелов, и ревущая людская река, наполняясь ручейками с соседних улиц, покатилась по направлению к острову Ситэ.
Вскоре ему снова пришлось прятаться: по дорожкам сада к рю Де Медичи промчался большой отряд жандармов.
* * *
Шум постепенно затихал.
Анж почувствовал себя одиноко в замершем царстве деревьев и статуй. Темнота-то какая, черт ногу сломит, подумал он и тут же перекрестился: сверху над ним навис настоящий черт. Проклятье, да это всего лишь одна из статуй фавнов, коими утыкан сад!..
Анж присел на ближайшую скамейку и вгляделся во тьму. Да, фонтан находится немного к северо-востоку. Художник подсветил спичкой циферблат часов: половина одиннадцатого.
Достал портсигар и с удовольствием закурил.