* * *
Пританцовывая на больной ноге, безумец запел.
ПРОЛОГ (окончание)
Париж. Суббота, 1 августа 1914 года, 5:40 утра
– Да, было именно так, – послышался голос Орфелины.
Всё вернулось. Он стоял на мосту перед девушкой, облаченной в лунное трико. Воздух вокруг был розовато-серым. Туман за спиной девушки рассеивался, и теперь она стояла в мягком ореоле лучей еще невидимого за горизонтом солнца.
Бесконечная ночь растворялась, уносила ввысь боль, ужас, беду…
– Кто ты? – спросил он.
– Я твой ангел. И теперь всё будет хорошо.
– Что ты сделала со мной?
– Помогла вспомнить.
– Но зачем? Я не хотел вспоминать!
– Это было необходимо. Иначе ты не поймешь остального.
– Пусть так. Что значит – остальное?
– То, что было перед нашей встречей.
– Как ты это сделаешь? Я всё… увижу?
Зеленые глаза под маской вспыхнули, обожгли его озорными искорками. Она рассмеялась звонко и непосредственно, прижала тонкие руки к его плечу – так, словно он был малышом и только что сказал милую глупость.
– Нет. Просто расскажу. А ты должен поверить.
– Этой ночью я мог убить Моди или погибнуть сам. Тебе смешно?
– Не волнуйся. Этого бы не случилось. Помешал бы вновь подошедший патруль или влюбленная пара, которая не вовремя забрела на мост. Рядом мог остановиться фиакр со сломанным колесом. Наконец, стая бродячих собак, которые отогнали бы тебя от моста. Но успела я. И это главное.
– Почему?
– Конечно же, ты не понял. Сейчас мы – самые главные в этом мире. Все события вертятся вокруг нас. И если мы будем стойкими, многое в мире изменится.
– Но откуда…
– Я знала это всегда. Почти с рождения. Не удивляйся.
– И обо мне?
– Именно о тебе – нет. Но мы должны были встретиться. Ты всё узнаешь.
– Это не сон? В последнее время я часто грежу… Слишком много видений…
– Видений? – переспросила она.
– Да… совы, такси… прибой…
– Я кое-что обещала, – Орфелина сбросила маску так быстро, что он не успел разглядеть ее лицо, поднялась на носки и мягко поцеловала его в губы.
Боясь поднять глаза, Анж смотрел на лежавшую под ногами венецианскую "вольто". При падении от фарфорового подбородка откололся кусочек. Пустые глазницы бессмысленно уставились на Дежана. По бокам серпантином вились концы разорванной ленты.
– Анжелюс Дежан, – серьезно сказала Орфелина. – Будь смелее. Ведь ты ради моей чести сражался на дуэли.
Да, конечно, теперь он имеет право. Художник поднял глаза.
* * *
Наверняка среди воинства Господнего есть не только могучие керубы-херувимы с рогатыми головами, не только гиганты-серафимы, способные поднять бурю своими шестью крылами и по Его приказу истребить целые народы. Им не нужно трубить в страшные трубы и ломать роковые печати. Их создал Вседержитель для услаждения взора. Он подобен гениальному скульптору, который создает лучшее творение своей жизни, чтобы любоваться им в одиночестве, вдали от посторонних глаз.
Такие шедевры божественной длани не поют осанну, не играют на арфах, не бьют в кимвалы. Они – любимые статуэтки на полках небесных шкафов. Им не дано понять собственное совершенство. Их великий ревнитель подобно истинному коллекционеру лишь порой приоткрывает завесу для самых талантливых, избранных земных творцов, чтобы показать настоящий идеал. И этим спасает их от разочарований в собственном таланте и даже от самоубийств…
Но Он же может и покарать видением красоты тех, кто вознесся в гордыне, потребовал равенства с Ним. Тогда явление идеала казнит страшнее огненного меча, ибо выжигает гордеца изнутри, пробуждает зависть и доводит до безумия. Не самое ли страшное для земного творца, когда он переживает последние секунды своего последнего вдохновения?!
* * *
– Кара ты или награда? – неистово шепчет Дежан. – Что я заслужил?
Зеленые глаза глядят внимательно и доверчиво.
Кроме этих глаз он ничего не замечает. Теперь вот они, полностью, всецело…
И художник задыхается под их изумрудными лучами, которые прекраснее лазурных морей, значительнее небесных светил, мудрее очага, зажженного в зимнюю полночь после дальней дороги.
– Награда за боль, – отвечают ему темные женские губы, и краем глаза он видит, как под их уголками появляются ямочки – это рождается улыбка…
Воздух наполняет аромат ночной фиалки.
* * *
– Ты сердишься на Моди, – вдруг говорит она.
Дежан отворачивается и смотрит на волны Сены.
– Для тебя это важно?
– Да. Более, чем ты думаешь. Он – благородная и чистая душа. Моди понимает любовь.
– Вот как? – упавшим голосом пытается иронизировать Анж; в его душе снова начинают виться ростки тьмы и страдания. – Надеюсь, ты не станешь рассказывать, как именно понимает.
– А ведь без него ничего бы не было… Точнее, было бы, но по-другому. Не так прекрасно…
– О чем ты?
Художник смотрит, как оживает река. Гаснут фонари. Снова плывут баржи; на востоке виднеется несколько лодок. По набережным уже начинают прохаживаться нарядно одетые мужчины и женщины. Дети еще спят.
Воскресенье.
– Моди помог нам встретиться.
Он оборачивается к ней всем телом – огромный, неуклюжий и… страшный.
– Что?!
Теперь он видит Орфелину полностью. Тонкая, стройная девушка стоит перед ним босиком на остывшем за ночь мосту. Ее карнавальный костюм кажется нелепым при солнечном свете. На смуглом лице, чуть широковатом, более похожем на славянское, беззащитная улыбка. В ней что-то от влюбленной гимназистки, которая чувствует близкий разрыв с любимым и отчаянно боится сказать лишнее.
Дежан ощущает внезапный прилив нежности. Он хочет закричать, что теперь это все не важно, что они вдвоем, и уже не может быть иначе!..
Какие простые, глупые слова, но кто из любивших не произносил их когда-нибудь… или не мечтал сказать! Хочется взять в ладони ее лицо и расцеловать – в глаза, в губы, в кончик носа. Расцеловать ангела.
– Моди нам помог, – быстро заговорила она, боясь, что Анж ее перебьет. – Он был первым, кого я встретила в Париже. Я поселилась возле Восточного вокзала и на следующий день на Монмартре встретила Амедео. Мы разговорились. Я сказала, что непременно должна увидеться с… одним человеком, и он галантно предложил свою помощь. Мне не было известно твое имя, но он сразу же узнал тебя по описанию. Адреса Модильяни не знал, но обещал порасспрашивать знакомых. Кроме того, он рассказал, что ты иногда бываешь в "Резвом Кролике". Не скрою, Моди оказывал мне знаки внимания, но я открыто сказала, что человек, которого ищу, очень мне дорог. Амедео заметно расстроился, однако подтвердил, что данное слово нарушать не намерен. Мы договорились встретиться вечером следующего дня возле виноградника на рю Сен-Винсент. Моди сообщил, что адреса так и не узнал, но зато уже видел тебя в кабаре. С опаской, что Амедео обознался, я взяла такси, и мы подъехали к "Кролику" так, чтобы можно было глядеть в окна. Ты сидел довольно далеко, за столом со свечой – слава этой свече, благодаря которой я узнала тебя! – и читал газету. Моди сказал, что ему необходимо отдать долг и зашел в кабаре. Я видела, как вы обменялись любезностями. Вдруг ты вскочил и бросился к двери. Я боялась, что ты меня узнал, и приказала водителю уезжать поскорее…
– Перчатка! Я заметил перчатку, – пробормотал Анж.
– Откуда ты знал, что она моя? – удивилась Орфелина.
– Потом, потом! Это видение… Но продолжай же!
– В тот вечер я исколесила на такси весь Париж. Не хотелось возвращаться в нанятую квартиру. А на следующий день, в то же время, хоть мы и не успели договориться заранее, Моди снова оказался возле виноградников. Он понял, что я узнала тебя, и не удивился моему бегству. Я была в растерянности, не знала, что предпринять: появиться просто так и представиться: "Селена Моро-Санж. Я вас искала!" – было бы глупо.
– Повтори свое имя, – попросил Дежан.
– Селена Моро-Санж. Просто Селена.
– А как же…
– Ты же не думаешь, в самом деле, что меня зовут Сироткой?! Это мой цирковой псевдоним. Да и Селена звучит не по-французски… В цирке принято давать необычные имена.
– Конечно! – обрадовался Анж. – Псевдоним на афише!.. Ну почему я не вспомнил раньше? Это ты тогда… на трапеции… – и смутился.
– Да, это была я. Но продолжу. Моди спросил меня, может ли любовь быть причиной моего сильного волнения. Я не ответила, но, думаю, он догадался сам. Я же говорила, что для него это не пустой звук. Словно в доказательство он предложил затею, от которой у меня перехватило дыхание. Сначала Моди спросил, умею ли я танцевать. А потом – да! – он предложил танец на круглом столе! И при этом мы должны были изображать влюбленную пару…
– Так значит, это пари… розыгрыш?! – воскликнул Анж.
Эхо его голоса раскатилось над утренней Сеной. Некоторые прохожие неодобрительно обернулись; в сторону странной пары посмотрели проходившие мимо жандармы.
– Но зачем же непременно представляться влюбленными?
– Я решила испытать тебя. И ты доказал, что способен на поступок ради женщины, пусть даже такой никчемной, какой я тебе тогда казалась. Ты и сейчас меня таковой считаешь? Ответь, это очень важно!
– Полагаю, нам следует покинуть мост. Мы привлекаем внимание. Повторно оказаться в полиции не хочу. Мы нарушаем спокойствие и вряд ли услаждаем взоры добропорядочных буржуа… Я о твоем весьма вольном трико.
– Ты прав, – с легкостью согласилась Селена-Орфелина. – Как я могла забыть… Продолжим разговор в такси. Водитель любезно согласился подождать, а мы уже около часа болтаем!
Она подхватила расколотую маску и бросила в Сену. Подняла осколок и протянула Дежану:
– У меня больше нет желания скрывать лицо. А это, если хочешь, возьми на память.
Анж принял подарок. Девушка побежала, точнее, полетела, едва касаясь мостовой, к дворцу Пти-Пале. Что-то странное, немного неестественное почудилось ему в легких движениях Селены… Анж поспешил вослед. Прохожие перешептывались, мужчины провожали ее недвусмысленными сальными взглядами, женщины высокомерно хмыкали по поводу вольных нравов.
У треугольного газона справа от здания Пти-Пале действительно ожидало такси. Водитель – к удивлению Дежана им оказался тот самый парень, который недавно подвозил их с Моди, Сутиным и Зборовским – предупредительно распахнул дверцу. По его глазам было видно, что он удивлен не меньше.
– Так вы всё же встретились, мадемуазель? У вас счастливое лицо. Искренне рад…
– Ни слова больше! – Она со смехом приложила к губам изящный палец.
Таксист пожал плечами, улыбнулся в ответ и занял место в кабине.
– Куда поедем? – спросил он. – Как обычно: Монмартр, рю Лепик?
Анж переглянулся с Селеной и ответил:
– Да, номер семьдесят три-два. Ты не возражаешь?
– Я об этом мечтала, – ответила девушка и положила голову на плечо художника. – Твоя хозяйка не будет против?
– Думаю, мадам Донадье поймет. Она умная и добрая женщина.
* * *
Селена достала из-под сиденья матерчатый пакет с парой туфелек.
– Да, я представляла себе этот розыгрыш как невинную затею. Ведь всё так хорошо складывалось. Мы продумали детали, заранее посвятили в наш маленький заговор мсье Фредерика Жерара, даже вместе приобрели круглый стол и привезли его в "Резвый Кролик". Карнавал пришелся как нельзя кстати! Мсье Жерар проникся нашей идеей и сообщил, что они с мсье Пижаром заказали тебе афишу. Меня это очень обрадовало, теперь я была уверена, что ты появишься на карнавале. Мсье Жерар предложил, чтобы я приехала позже, так как у него будет сугубо мужское дело к некоторым из его друзей…
Той-той, вспомнил Анж. Интересно, какое отношение к ним имеет Селена? И что сможет – если сможет! – рассказать о видении, в котором она появлялась так странно?
– Мужские дела – это серьезно, – между тем продолжала девушка. – Мы договорились с Моди о времени, когда он выйдет меня встречать. Всё было разыграно успешно: и якобы случайно заключенное пари, и сам танец… Я видела твои глаза, мне хотелось плакать от счастья. Вдохновение стало таким сильным, что я увлеклась. В какой-то момент по нашему с Амедео уговору мне следовало поскользнуться и проиграть пари. Но меня держал сам воздух – как птицу! Этот танец был для тебя и ради тебя. Видишь, и женщины иногда могут совершать безумные поступки. Я совершенно измотала Моди, и тогда он принял единственно возможное решение. Да, могу себе представить, что со стороны это выглядело нечестно. От неожиданности я растерялась. Быть такой невнимательной к уставшему партнеру! – Она теребила край воротника. – По моей вине затея чуть не развалилась… Слишком, слишком я заигралась, мое согласие с победой Моди выглядело странно и двусмысленно! Ведь можно было всё раскрыть уже в ту минуту. Но Амедео – он ведь очень горяч, как все южане! – посчитал себя оскорбленным твоими словами. Потом вызов на дуэль. Розыгрыш провалился. Ты вышел; я хотела последовать за тобой, отговорить. Но Моди сказал, что уже ничего не изменишь, и поединок состоится. Как же он должен был ненавидеть и презирать меня, ведь я шутя втянула его в скверную историю! Потом на "Кролик" напали. Амедео потащил меня к такси и увез подальше от места драки. Я видела, как ты сражался, чтобы уберечь меня от опасности…
– Я защищал себя, – сказал Анж.
– Это ложь! – уверенно отрезала она. – Ведь тот камень мог быть пущен в стеклянную дверь и пробил бы ее с легкостью!
– Но ты же стояла спиной к выходу и не могла видеть!.. – воскликнул Дежан.
– Мы много чего не могли бы, – голос Селены был тверд. – Однако поединок состоялся… Дальше было вот что. Модильяни отвез меня на мою квартиру и поехал за секундантами. Отчаянье внушает самые нелепые мысли. Я переоделась в трико, взяла эту дурацкую маску и выбежала из дома. Впрочем, здравый смысл всё же заставил меня захватить саквояж с повседневным платьем. Как я бездарно потратила драгоценное время! Случайно мне удалось нанять одинокий фиакр: ты ведь знаешь, что вчера на Холме словно вымерли все экипажи. В слабой надежде встретить тебя и все объяснить, я направила фиакр к твоему дому. Не удивляйся, адрес мне подсказал мсье Жерар. А дальше… что бы подумал извозчик, увидев, как я взобралась по виноградным лозам на второй этаж и стала на карнизе у твоего окна! Кстати, у тебя прекрасные гелиотропы… Но к тому времени ты уже ушел. В фиакре я расплакалась от бессилия. Извозчик пожалел меня и безропотно исколесил ближайшие улицы, которые могли вести с Монмартра к месту дуэли. Наконец я решила ехать в Люксембургский сад. Несколько раз фиакр останавливали какие-то агрессивные личности, дважды жандармы. Но, видимо, Бог хранил меня в эту ночь. Со всего Парижа к Ситэ стеклись толпы. Меня не интересовало, зачем, – мне они казались лишь досадной помехой на пути. У сада я отпустила фиакр и пешком отправилась к фонтану Медичи. Как и следовало ожидать, опоздала. Дуэль уже состоялась. Ты был один и почему-то закапывал мертвого пса. Моим первым порывом было броситься к тебе, обнять… Но твой взгляд был так страшен… Я стояла за деревом и не решалась открыться. Увидела, как ты куда-то побрел, и пошла следом. На мосту притаилась за одной из колонн. Ты стоял ко мне спиной, и было трудно понять, что замышляешь. Когда я, наконец, решилась подойти, тебя арестовали жандармы…
Анж слушал чрезвычайно внимательно. Если бы он тогда знал, что заставляет страдать и это трогательное, беззащитное существо!
Селена отвернулась. Плечи девушки вздрогнули. Дежан снова очень мягко привлек ее к себе и провел ладонью по волосам. Не гордая испанка, нет, – милая, ранимая, романтичная француженка…
– Когда тебя увезли, у меня отказали ноги. Я села на мостовую и разрыдалась. Дура, дура! Нет в мире таких проклятий, которыми не награждала бы себя женщина, которая собственными руками уничтожила счастье! Всё было зря: несчастливое падение с трапеции, уход из цирка, поиски в Париже, эта злосчастная затея с Моди…
В мозгу Дежана бомбой разорвалась догадка: да, конечно, падение с трапеции! Уход из цирка! Вот что было неестественным в ее походке: она хромала!
Эта хрупкая, но очень волевая девушка нашла в себе силы приехать в Париж и искать его без надежды на успех. Какая сила могла заставить ее совершить это?!
– Потом я всё же перешла через мост… – Селена отрешенно смотрела перед собой. – Мне ничего не оставалось, как вернуться на квартиру за чемоданами. К счастью, мимо проезжало такси, водителем которого оказался этот милый молодой человек. Он уже подвозил меня раньше…
– Гастон Маранбер, – отозвался тактично молчавший до сих пор таксист. – Быть может, вы помните меня, мсье.
– Помню, – ответил Дежан.
Они не заметили, как подъехали к дому художника.
– Это не мое дело, – сказал Гастон и передал девушке саквояж с платьем, – но от всей души желаю счастья. Мадемуазель, наконец-то я увидел вас без вуали!..
Художник помог Селене выйти из такси. Они остановились у ограды.
– Тогда случилось чудо, – продолжила девушка. – Ты снова оказался на мосту. Я наскоро отерла слезы, надела маску и выскочила из авто. А ведь еще минута промедления… Видимо, судьба в эту ночь была на нашей стороне. А когда я поняла, что именно ты собираешься сделать… У меня просто не осталось иного выхода, как появиться вовремя.
– И как эффектно! – с восхищением прошептал Дежан.
– Я актриса, – вздохнула Селена. – И вряд ли удержала бы тебя за разорванные штаны. Кстати, чтобы их починить, понадобится немало времени. Но теперь-то мы никуда не спешим?
Анж кивнул. Его сердце наполнялось тихим, уютным счастьем. Все события ночи, вплоть до встречи с Селеной, теперь казались незначительными. Впереди была целая жизнь. Жизнь вдвоем. Конечно, многое еще предстояло выяснить, понять, осознать, но только не сейчас. Не сейчас! Как же трудно бывает уверовать в чудеса…
Они прокрались через двор и вошли в дом. Дверь в комнату мадам Донадье была плотно затворена. Анж обнял Селену у лестницы. Девушка с готовностью ответила на его поцелуй. Художник легко подхватил ее на руки и понес по лестнице. Она обвила его шею руками и доверчиво зажмурилась.
– Надеюсь, у тебя есть вода? Нужно смыть переживания…
– Кувшин, почти полон… А завтра будет возможность полетать на грифоне.
– Что?..
– Это сказка со счастливым концом.
– Теперь ты не оставишь меня?
– Никогда…
Часть II
Орфелина и Кристелла
ПРОЛОГ
Окрестности Нантейля, 5 км до реки Урк. Суббота, 5 сентября 1914 года, 2:40 пополуночи
– Таксист, папиросы остались?
– Найду, – пристально вглядываясь в наполненную густой влагой темноту, Гастон Маранбер пошарил в кармане куртки. – Еще две пачки. Если экономить – хватит часов на пять.
– Мало, – вздохнул пехотинец, оперся на приклад винтовки и тяжело вывалился из такси. – Ты извини, мы ведь из эшелона, сразу, без передышки, без ужина…
– Я тоже не отдыхал, – Маранбер вытащил папиросу и продул мундштук. – Наняли сменщика, так тот сразу заболел. Три выезда – и не проспался, как следует.
– Эй, а нас хотя бы довезешь? – засомневался солдат. – За рулем не заснешь?
– Довезу, что делать. Дождь усилился. Ты бы сидел в салоне.