Искусство скуки - Алексей Синицын

"Скука – это время, отведённое нам, для примирения со временем".

(Вольтер. Из неопубликованных размышлений на унитазе).

Для сравнения, та же самая мысль:

Ре – Ля – Фа – До# – (ре-ми) –

Фа – (фа-соль-фа-ми) – [Ре]…

И.-С. Бах. "Искусство фуги".

"С какой бы скоростью ни ехал поезд, от скуки не убежать. Наоборот, чем выше скорость, тем глубже вязнет душа, как в болоте, в бездонной скукотище. Собственно, в этом и заключается главный принцип Скуки Как Она Есть".

(Если внимательно вчитаться в эти слова Мураками, то становится очевидно – явная чушь. Ни о каком "принципе" или сущности Скуки здесь речи не идёт. Он, просто, одновременно, любит и ненавидит систему японских железных дорог).

"Магнит ищет железо, так же как железо магнит. Но вскоре магнит пропитывает железо свой силой и мало-помалу железо становиться магнитом, и тогда они начинают отталкиваться"

(Вот это, о скуке! Из раннего Ремарка. Хотя, формально, данного слова здесь нет).

О певчих птицах:

"…Я несколько лет тому назад имел честь лично познакомиться с Вашим высокоблагородием в доме моего [господина] кузена, господина капельмейстера Баха, а ныне мне представилась желанная возможность письменно обратиться к Вашему высокоблагородию. Дело в том, что названный господин капельмейстер по возвращении прошедшим постом из Галле среди многих добрых вестей доложил своей драгоценной супруге и о том, что у Вашего высокоблагородия имеется коноплянка, каковая благодаря умелому обучению очень искусна в пении; а так как моя госпожа тётушка большая любительница этих птиц, я хотел бы сим осведомиться, не согласились бы Ваше высокоблагородие уступить ей эту певунью за небольшое вознаграждение и каким-нибудь надёжным способом переправить [сюда] оную…"

И. Э. Бах – И. Г. Хилле. – Лейпциг, июнь 1740 г.

О гордых и красивых птицах на букву "л":

"Лебеди не едят марципана!"

Э. Т. А. Гофман. Щелкунчик и мышиный король.

О дидактической роли птиц в музыкальном воспитании:

"Алхимия музыки – такая же тайна, как математика, вино и любовь.

Возможно, мы научились ей у птиц…"

(С.Ружди. "Земля под её ногами").

"Ни один нормальный человек не захочет умереть здесь и сейчас – страшно. Но, разве нормальный человек может всерьёз хотеть жить вечно? Рано или поздно его неизбежно настигнет скука. Поэтому, оставался единственный вариант – создать высокотехнологичный мир нестареющих вундеркиндов с перспективой всеобщей последующей отцифровки".

(Из "Стенограмм судебного процесса по делу технологов бессмертия")

"Все люди разные, а все старики одинаковые"

(Интересная, но спорная мысль, внезапно пришедшая в голову моей маме в процессе тушения курицы).

"Очень тяжело быть лёгким, зато, как легко быть тяжёлым!"

(Аристотель. Трактат "О камнях").

"Скука – это пространство, в котором нет места ни смеху, ни слезам. И то, и другое туда привносится по ошибке".

(Из записок Анри Ландаля).

И, наконец:

"Стремление человека к счастью также естественно, как желание полакомиться шоколадной конфетой. В смысле, наоборот".

(Из неопубликованных писем Джонатана Свифта к самому себе).

Contrapunkt № 1

Ковыряться в земле он никогда не любил, это ему ещё с детства надоело, а точнее сказать претило, ведь он родился и вырос в сельской провинции. А в сельской провинции ведь как? Если у тебя нет виноградников, то должны быть поля засеянные кукурузой, или коровы с овцами. Если нет коров и овец, то ты должен иметь, хотя бы птицу. Но, если ты не имеешь, ни виноградников, ни кукурузных полей, ни какой-нибудь маломальской живности, не занимаешься сыроварением или виноделием, то, по крайней мере, соблаговоли разводить орхидеи и лилии в своём собственном небольшом садике, иначе ты совсем уж маргинальный тип, и с тобой недоверчиво здороваются соседи…

"Что, и даже мельницы нет?! Как, зачем! Что значит, зачем? Ты, что же, бездельник, думаешь, булки и круасаны сами собой на деревьях родятся, только успевай срывать? Мельницы нужны, чтобы молоть зерно в муку, потом из этой муки… Не перебивай! Потом из этой муки делают тесто. А уж потом, из этого теста выпекают мягкий и вкусный крестьянский хлеб. Слышишь ты, дармоед? Хлеб! Чем же ты тогда занимаешься? Девок от скуки и безделья совращаешь что ли? Ну, что за человек такой, даже простую сельскую девку нормально совратить не может! На звёзды он любит смотреть в отцовскую подзорную трубу, видите ли, книжки читать! Стихи пишет… Стихами и мечтами сыт не будешь. И от звёзд, что проку, смотри на них не смотри…".

Короче, не любил он ковыряться в земле и всё. Но тут же совсем другое дело! Это не сорняки тебе полоть или землю в саду рыхлить, а настоящие археологические раскопки! Да, ещё где, в Древнем Китае! ("Пассажиры, вылетающие рейсом в Древний Китай, просьба пройти на посадку. Повторяю…").

Обычно археологические экспедиции брали подсобных рабочих на месте, из аборигенов, так намного дешевле выходило. Своих таскать – на одних авиабилетах разоришься. А тут друг Феликс расстарался, можно сказать, сам себя превзошёл: уговорил профессора Абенакра взять в археологическую экспедицию студента-филолога. Слыханное ли дело? Но Феликс был любимым аспирантом профессора, и к тому же обладал почти магическим даром убеждения. Уж, он к своим 25 годам девок насовращал на целое небольшое аббатство!

"Вы его не знаете, он ещё Вам Трою откопает!" – уверенно без тени сомнения на лице заявил Феликс своему патрону. "Теперь в Китае? – Язвительно отозвался профессор. – Один такой вот дилетант уже откопал, довольно, больше не надо!". Профессор не любил Шлимана, испытывал к нему даже некоторое чувство профессиональной брезгливости, но филолога взять всё-таки согласился (не знаю, что уж там ещё наговорил ему Феликс). С тем условием, что он, Феликс, лично ручается за то, что "этот человек никуда самостоятельно шагу не ступит, а, главное, не откроет ничего наподобие Трои!". На том и порешили: шагу не ступать, ничего не открывать – археология!

– Девчонки, конечно, так себе, "перекусить", – характеризовал Феликс своему другу, участниц будущей экспедиции, представлявших собой, главным образом, студенток-археологинь, а вот мадам Де’Кергье – тут он поджал губы и мечтательно закатил глаза в поднебесье.

– Кто такая мадам Де’Кергье? – Осведомился филолог, просто потому, что Феликс оставил ему место для вопроса своими взметнувшимися бровями и закатившимися глазами. Да, и не может человек вечно ходить с закатившимися под лоб глазами, это очень неудобно. – И потом, она же замужем.

– Замужем, провинция! – Снисходительно пожурил его Феликс. – Мадам Де’Кергье – это новоиспеченный доктор археологии, гордячка, красавица, Снежная Королева, скрывающая за своей внешней ледяной холодностью, – уж поверь моему намётанному глазу, – подмигнул Феликс, – бешеный темперамент! Да, помимо всего прочего, она ещё и баронесса, по мужу! Я давно к ней присматриваюсь, только всё как-то случая подходящего не было… – тараторил археолог, почти захлёбываясь собственной слюной, – а тут, представляешь! Преподаёт на соседней кафедре "Методологии обработки артефактов" – "белые воротнички". – Он язвительно скривил губы, как его учил делать это правильно перед зеркалом профессор Абенакр. – Точнее, белая блузочка, почти прозрачная, а под ней… В принципе, на этапе первичных раскопок ей и делать-то нечего. Но, похоже, сама судьба постучала в мою дверь: "Та-да-да-да!" – Археолог пропел из пятой Бетховена.

– А, что барон?

– Нет, я ему говорю про недосягаемые вершины, сверкающие ослепительной белизной, а он мне про какого-то мужа-барона! – Всплеснул руками Феликс. – Ты, что не понимаешь, что барон только придаёт всей этой заворачивающейся истории дополнительную пикантность?

– Так тебе надо было в альпинисты, а не в археологи. – Равнодушно сострил филолог.

– Скучнейшее ты существо, и зачем я беру тебя с собой, сам не понимаю? – Феликса распирало от собственных фантазий на тему мадам Де’Кергье, и он теперь артистически паясничал. – Но, ничего, за пару-тройку месяцев я сделаю из тебя человека! Население Китая составляет около одного миллиарда. Я тебе лично выберу из, примерно, пятисот миллионов китайских женщин, какую-нибудь экзотическую подружку. – При этом Феликс изобразил кроличьи зубы и раскосил пальцами глаза, желая, по всей видимости, показать, что каждому в этом мире своё.

– Баронесса даже не посмотрит в твою сторону, когда познакомится со мной. – То ли в запальчивости, толи просто так брякнул филолог.

Феликс, аж поперхнулся слюной, в достаточном количестве выделившейся, благодаря полёту его разыгравшейся фантазии.

– Ты это серьёзно? – Он смотрел на друга, как на пустынного варана, заявившего о своей готовности немедленно покорить Эверест.

– Хочешь, на спор? – В Феликсе проснулся леопард со страстью к карточной игре.

– Из двух спорящих, один всегда подлец, другой – дурак. Не хочу чувствовать себя подлецом, но, как отказать себе в удовольствии увидеть тебя в дураках? – Филолог старался быть, как можно более саркастичным. – Одну глупость ты уже совершил. Если бы ты не заикнулся о пари, я бы никогда не позволил себе перейти дорогу своему доброму другу, даже, если бы баронесса показалась мне чрезвычайно милой и привлекательной, но ты сам толкнул меня на этот путь, не сулящий тебе ничего, кроме позора и падения в собственных глазах. Увы, мне остаётся только принять этот безумный вызов.

– Меньше слов, девственник! – Феликс был убеждён, что безумные речи слышит сейчас именно он. – Я-то уверен, что ты до сих пор путаешь petting с пудингом. На что спорим? – Археолог небрежно протянул руку, всем своим видом давая понять, что размер ставки его абсолютно не интересует, в виду абсолютной невозможности проигрыша.

– А, если ничья? – Сморщил лицо филолог.

– Ничья? – Криво усмехнулся Феликс, продолжая стоять с протянутой рукой, другой, в тоже время, почёсывая затылок. – Ничья, значит ничья! Значит, никто не проиграл. Только это тебя и может спасти, сосунок, хотя и чисто теоретически. Решайся! – Он нетерпеливо встряхнул своей правой рукой.

– Желание! Проигравший, исполняет желание. – Филолог сделал свой выбор.

– Да, понял я, понял. – Они крепко, как два гаучо сцепились руками и взглядами. – Ты даже не представляешь, хлюпик, что я для тебя придумаю. – Зловеще улыбаясь, выдавил Феликс.

– Ты лучше придумай что-нибудь оригинальное для баронессы, а то, от твоих стандартных приёмчиков её стошнит в первый же день!

– Не учи, учёного! – Огрызнулся аспирант. – Совет новичкам, чтобы не так скучно было играть: никогда не делай ставку на первый день!

– Новичкам, всегда везёт!

– В картах, но не в любви!

Настоящие гаучо давно бы просто достали ножи и изрезали друг друга в лохмотья, впрочем, о настоящих гаучо все знают только по книжкам.

Баронессу филолог увидел только в аэропорту, когда регистрация рейса на Пекин уже шла полным ходом. С девочками-бутербродами, впрочем, довольно милыми, он успел познакомиться раньше на научном собрании экспедиции, которое устроил профессор Абенакр.

– Ну, наконец-то, Франсуаза! Я уже начал волноваться. – Профессор последние полчаса, каждые 5 минут нервно поглядывал на часы.

– Простите, что заставила нервничать Вас, дорогой профессор! Машина, представьте себе, заглохла буквально за пару километров до аэропорта. Люк, наверное, до сих пор возится с ней, а мне пришлось ловить попутку, чтобы не опоздать. Бонжур. – Она быстрым и лёгким рукопожатием поздоровалась со всеми членами экспедиции.

При упоминании мужа, Феликс бросил на своего друга многозначительный и насмешливый взгляд обнаглевшего от собственной ловкости и безнаказанности Кота в сапогах.

Филолог, в свою очередь, не заметил в ней той ледяной холодности, которую Феликс, должно быть, просто выдумал или, которую, как минимум, преувеличил, с целью придать, как можно большее значение своему будущему триумфу. Так, побеждённые драконы в рыцарских историях всегда оказывались, по меньшей мере, раз в 5 крупнее, чем они были на самом деле. "Но, ведь наши замыслы совсем не рыцарские, скорее, совсем даже наоборот" – думал филолог, когда смотрел ей в глаза и пожимал её руку. Рука её была нежной и энергичной, одновременно, а взгляд её серых глаз излучал ясное и умное, но слегка ядовитое спокойствие.

– Ну, что теперь ты убедился, что этот орешек тебе не по зубам? – Насмешливо спросил Феликс, ставя свой багаж на роллерную ленту.

– Орехи только дураки колют зубами, для этого есть иные средства.

Обмен колкостями периодически вспыхивал вплоть до самого приземления в международном аэропорту Пекина.

Поскольку сумасшедшего профессора Абенакра (а в том, что профессор, мягко говоря, немного не в себе, филолог смог убедиться уже в первые дни экспедиции) интересовал исключительно поздний сунский, то есть, непосредственно, домонгольский период на территории северных провинций, сказочный "Древний Китай" оказался скучной голой полупустыней, с постоянно дующим в одном направлении нудным, песчаным ветром. К тому же, профессор окончательно рассеял все его романтические грёзы, унизительным назначением на кухню, в качестве бессменного помощника, периодически сменяющих друг друга археологинь. Девчонки, по два дня должны были готовить на всех членов экспедиции нехитрую пищу, а потом снова погружались в раскопки. А его археология теперь сводилась к снятию сажистого слоя с изрядно закопчённых котелков и к отдраиванию сковородок эпохи первых альбомов "Rolling Stones". А ещё нужно было растапливать кизяком, сложенную одним ловким китайцем в течение всего одного дня глиняную печь, и таскать привезённые фляги с водой.

– У тебя каждые два дня новенькая! Лучшего себе и представить невозможно. – Подтрунивал над ним Феликс, начиная уже как коршун, заходить сужающимися кругами над баронессой.

Положение студента показалось ему сначала отчаянным, если не сказать безнадёжным, не смотря на то, что некоторые девочки археологини проявляли к нему нескрываемый женский интерес. Но, постепенно он стал осознавать, что всё не так плохо, как выглядело на первый взгляд. Франсуаза не принимала никакого непосредственного участия в подготовительных работах, в отличие от Феликса, пропадавшего в "яме" с рассвета до захода Солнца. Студент недоумевал, что она здесь делает? Баронесса легко могла прилететь на место раскопок гораздо позже остальных, так как её функция заключалась в регистрации и обработке данных экспедиции. Она была также специалистом по датировке. А эти данные, то есть археологические находки нужного периода, должны были, как он понял из разговора с ней профессора, появиться никак не раньше, чем через месяц. Нужно было по всем правилам археологической науки (а не так, как Шлиман!) докопаться до нужного культурного слоя. Что касалось находок в поверхностных слоях, относящихся, таким образом, к более поздним эпохам, то они, по договору, просто передавались китайским коллегам. "Неужели проныра Феликс был прав, – думал студент, – а она просто скучает и жаждет любовных приключений?".

Да, Франсуаза явно скучала днями в своей полевой куртке с капюшоном на однообразном ветру, и постоянно что-то записывала в кожаный блокнот. Порою, она, о чём-то подолгу разговаривала с профессором на окраине размеченного для археологических изысканий, всё углублявшегося прямоугольного раскопа. И тогда в разговор умело встревал, появлявшийся внезапно из глубины, как из метафорической Преисподней, Феликс. А иногда, баронесса в одиночку уходила куда-то почти за горизонт, к виднеющимся вдали бурым песчаникам, и тогда студент долго смотрел ей вслед, продолжая чистить котелки или отмывать грязную посуду.