Чем можно занять себя на маленьком средиземном острове в межсезонье, если тебе за сорок и ты - писатель? Конечно же созданием новой книги. А если тебе - двадцать пять и ты - литературный агент, человек чрезвычайно мобильный, деятельный и привыкший к совершенно другому ритму? Ничего, кроме скуки, размеренная островная жизнь вызвать не может. Так поначалу и думает Тина, но ровно до тех пор, пока не приходит осознание: этот остров совсем не так прост, как кажется на первый взгляд. И все, происходящее на нем, - странно и пугающе. Он нашпигован тайнами, разгадать которые, используя привычные представления о сути вещей, - невозможно. И все же - разгадка где-то рядом, за дверью писательского воображения, всего-то и нужно: найти ключ. И нужно спешить, иначе остров поглотит твой разум и сделает тебя своим вечным пленником…
Содержание:
Пролог 1
Из дневника Тины 3
Из записных книжек ВПЗР 91
Эпилог 93
Примечания 93
Виктория Платова
Мария в поисках кита
Посвящается моему светлому "альтер эго" - единственной и совершенно незаменимой Тане, которая стоически терпит все мои чудачества и которую я нежно люблю;
всем писателям, похожим на меня и совсем на меня не похожим;
а также Моник и Матильде, о которых я ничего не знаю…
Пролог
…- Единственное, что волнует меня, - будет ли конец этим сучкам? - сказал Анхель-Эусебио. - В количественном плане, я имею в виду. Все бы отдал, лишь бы нынешняя оказалась последней.
- А я бы отдал все, лишь бы с ними никогда не случилось то, что случилось. И чтобы ни с кем этого не случалось. Никогда и нигде, - сказал Маноло.
- Х-ха! Тебе и отдавать-то нечего! Держишься на плаву только благодаря мне…
- Я всегда об этом помню, Анхель-Эусебио. Ни на секунду не забываю.
- И правильно делаешь. И не забывай. А про все остальное лучше забыть. В первую голову - про сучек.
- Про ту, которую прибило к нам прошлой зимой, ты тоже говорил "сучка". И что в результате оказалось?
- Что?
- Да ничего. Никто ведь так и не узнал, кто она такая. Кем была на самом деле.
- Вот видишь!.. Это не опровергает мою точку зрения…
- Но и не подтверждает ее.
- Но и не опровергает!.. Всем ведь известно, что женщины либо сучки, либо состоят с тобой в кровном родстве, и это переводит их в разряд святых.
- А в твоем случае - и мучениц. Всем ведь известно, как ты обращаешься с женщинами, Анхель-Эусебио! Двоих своих сестер ты загнобил так, что они сбежали… Одна - в Галисию, а другая - вообще в Португалию.
- Х-ха! Туда им и дорога!
- А твои жены? Они ведь тоже с тобой не ужились. Первая вроде бы в Санта-Поле, нет?
- Плевать мне на нее!
- А вторая?
- На вторую плевать еще больше!..
- Оно конечно, да только до Сан-Хавьера твои плевки не долетят! Нет?
- Не зли меня, Маноло!
- Я и не думал злить тебя, Анхель-Эусебио! Ты мой единственный друг. И ты… Ты добрый. Ты милосердный, вот что я хотел сказать. Ни один человек… ни один мужчина не отнесся бы к ним лучше, чем ты.
- Кого это ты имеешь в виду?
- Сам знаешь.
- А-а… Этих сучек, верно?
- Никто не знает, кем они были. На самом деле.
- Ну вот, опять!.. Опять ты начинаешь глупый разговор. Ни к чему хорошему он не приведет. Одни мучения, одно расстройство.
- Но разве ты… не хотел бы знать?
- О чем? О том, что с ними случилось? И так ясно: самое худшее, если они оказались здесь.
- Самое худшее, да. Точнее и не скажешь.
- Да уж! Мелкими неприятностями это не назовешь.
- Все верно. Только я думаю вовсе не о худшем. А о лучшем.
- Для них поздновато думать о лучшем, друг мой Маноло.
- Оно конечно… Но если бы все обернулось по-другому… Если бы сейчас была не зима… Лето…
- Уволь меня от проклятого лета, Маноло! Дай покой!
- Нет-нет, я вовсе не про наше лето…
- Как будто ты знаешь какое-нибудь другое лето! Не смеши! Ты ведь никогда отсюда не уезжал. Никуда.
- Неправда! Три года назад я ездил в Мадрид… На целую неделю.
- Что-то не припомню…
- Это потому, что тебя тогда не было на острове. Ты был в отлучке, закупал товар… Брелки, магниты, керамическая посуда… Пробная партия в семьсот штук каждого наименования.
- Точно! Мы тогда быстро все распродали, всего-то и осталось после сезона, что с полсотни кружек. Надо же, я и понятия не имел, что ты ездил в Мадрид. И что ты делал в Мадриде?
- Ничего. Просто решил посмотреть - какой он, Мадрид.
- И какой же он, Мадрид?
- Слишком большой, слишком. И сверкает так, что глазам больно. Они… Они ведь тоже могли жить в Мадриде, нет?
- Кого это ты имеешь в виду?
- Сам знаешь кого. Я думаю, что только там… в сверкающем Мадриде… они могли бы жить. Нигде больше.
- Ты вправду такой дурак или просто прикидываешься? На свете куча городов, которые сверкают почище Мадрида. Только вряд ли они жили в Мадриде…
- Где же еще?
- Почем мне знать? Они светлокожие, и глаза у них широко распялены, так и норовят вскарабкаться на виски, - ничего общего с испанками.
- Как будто в Мадриде одни лишь испанки! Там много разных женщин, отовсюду… Потому что это - Мадрид. А одна из них… Та, что мы выловили не прошлой зимой, а позапрошлой… Самая красивая из всех…
- Не самая…
- По мне - так самая! Блондинка…
- Положим, блондинкой она не была. Шатенка, так будет вернее.
- Вот и нет, Анхель-Эусебио, вот и нет! Точно тебе говорю, она блондинка! И даже немного похожа на американскую актрису, забыл, как ее зовут…
- Американских актрис полным-полно.
- Мы же вместе смотрели этот фильм, про сумасшедшую писательницу и нож для колки льда!
- Шэрон Стоун, вот как ее зовут. Шэрон Стоун. Память у тебя никудышная, Маноло. И нисколько она не похожа. И она шатенка. Шатенка, а никакая не блондинка.
- Это от того, что волосы у нее были мокрые, когда ты ее нашел. Вот она и показалась тебе шатенкой. А первое впечатление - самое сильное. Втемяшишь себе в голову, что было так, а не иначе, - и никакими силами этого не выбить!..
- Да какая теперь разница, блондинка или шатенка? И что тебе до этого? Что тебе до той чертовой зимы? Она давно прошла, нет ее, нет!.. Ты точно с прибабахом, Маноло! И я - полный идиот…
- Зачем же возводить на себя напраслину, Анхель-Эусебио? Какой же ты идиот? Ты самый умный человек на нашем острове, любой это подтвердит! И бизнес у тебя идет лучше всех. И ты знаешь, что предложить пришлым людям, чтобы они остались довольны.
- Пропади они пропадом, эти пришлые люди!
- Оно конечно… Только что бы мы делали без пришлых людей? На местных надежды никакой - из них лишней копейки не выдавишь. А пришлые легко расстаются с деньгами.
- Х-ха! Про наших сучек такого не скажешь. Даже за вход не заплатили!
- Ну пожалуйста, Анхель-Эусебио, не говори так! Ты всегда был добрым к ним! Всегда был милосердным…
- А еще я был идиотом, раз втравил тебя в эту историю. У тебя и до нее голова не отличалась крепостью, а теперь и вовсе…
- Как же иначе, Анхель-Эусебио? Один бы ты точно не справился, нет? А я твой единственный друг!..
- С чего ты взял?
- С того, что ты мой единственный друг.
- Х-ха! То, что я твой единственный друг, вовсе не подтверждает факта, что ты являешься моим единственным другом.
- Но и не опровергает его!
- М-м-м… Чертов Маноло! Ты совсем меня запутал!.. А самое удивительное, что запутка эта имеет вполне научное название, уж поверь. Я об этом читал.
- Ты всегда читаешь… Это ли не доказательство ума?
- Поверь мне, совсем не это. Но будь я философом, как… Быстро назови мне имя какого-нибудь философа!
- Ну не знаю… Может быть… Может быть - тот парень из фильма, который мы смотрели перед праздником Трех Королей? Помнишь? Тот парень постоянно писал в блокнотах, на доске и просто на бумажках… И ему являлись разные люди…
- Рассел Кроу! Того парня играл Рассел Кроу, но философом он не был. Он был математиком!
- А есть разница?
- Как между нашими голозадыми соседями и пришлыми людьми с деньгами.
- Это существенная разница, ничего не скажешь! Между блондинкой и шатенкой разница намного меньше, вот ты тогда и принял ее за шатенку. Ту, что была похожа на актрису. Шэрон Стоун, теперь я запомнил.
- Не была она похожа! Не была! Треснуть бы тебя по твоей глупой башке!..
- За что?
- За то, что ты снова заставил меня обсуждать этих сучек! Я не хотел, видит бог. Не хотел, а ты взял и заставил. И как только у тебя это получается?
- Сам не знаю… Просто, когда я думаю о них, я думаю о тебе. Какой ты добрый, хоть и говорят, что вместо сердца у тебя кусок камня, завернутый в протухшую рыбью требуху…
- Тьфу, мерзость! Интересно, что за скотина распространяет обо мне подобные слухи?
- Неважно.
- Маноло!..
- Наверное, все пошло от твоих жен. Сидят себе в Сан-Хавьере… В Санта-Поле… И плетут небылицы потихоньку. А ветер их приносит. И течение прибивает…
- Маноло!.. Не мне тебе объяснять, что прибивает к нам течением. Сам знаешь…
- Я просто хотел сказать: это все неправда. Потому что ты…
- Даже не начинай!
- Но мы ведь все равно уже начали!.. Я давно хотел спросить тебя, Анхель-Эусебио: а тебе никто не является? Как тому парню из фильма?..
- Э-э… Никто. Я же не сумасшедший. И не математик.
- Я тоже, Анхель-Эусебио, я тоже… У меня и со счетом-то плохо, вечно концы с концами не сходятся…
- Это точно. В работе ты сущее наказание, друг мой Маноло. Помеха, да и только.
- Она является мне, Анхель-Эусебио. Каждую ночь.
- Не хочу этого слышать…
- Каждую ночь.
- Вот видишь, даже уши закрыл! Ничего не слышу, ничего!..
- Слышишь! Еще как слышишь!.. Я ведь тоже закрывал уши поначалу. И вату в них запихивал, и куски бумаги. И даже воском заливал…
- Нет, ты точно ненормальный.
- Ничего из этого не получилось. Знаешь, почему?
- И знать не хочу!
- Потому что уши здесь ни при чем.
- Конечно, ни при чем. Все дело в твоей некрепкой голове. Ты ненормальный, вот она тебе и снится.
- Я ведь не сказал, что она мне снится. Она - является, а это совсем разные вещи. Совсем.
- Хорошо. Пусть разные. И какой… Тьфу ты черт! Зараза!.. Какой она тебе является?
- Почти такой, какой мы ее нашли. Только она живая. Как ты, как я… Как если бы я встретил ее в Мадриде, на солнечной стороне улицы. Или на той стороне улицы, где всегда горят огни и полно народу. И она бы мне улыбнулась. Или не мне, но дела это не меняет.
- Вот ужас-то!..
- Это совсем не страшно, поверь. Грустно - да, хоть она и улыбается. И сердце щемит. Но не страшно. Поначалу я, конечно, боялся. А потом ничего, привык…
- И что… вы делаете, когда она является тебе?
- Разговариваем. Вернее, она разговаривает.
- С тобой?
- Может, со мной. А может, и нет, но дела это не меняет.
- О чем же она говорит? О чем-то важном?
- Не смотри на меня так, Анхель-Эусебио! Я знаю, к чему ты клонишь! К тем фильмам, где мертвые просят помощи у живых… Не дают им существовать спокойно. Втягивают в неприятности.
- Вовсе нет!.. Неприятностей я не хочу, у нас и так их было предостаточно.
- Три. Ровно три неприятности. По одной на каждую зиму.
- А она что… Просит у тебя помощи?
- Она улыбается. Почти всегда улыбается.
- Как есть ужас!..
- Ужас в том, что я не могу понять, что она говорит мне. Ни единого словечка…
- Она говорит на каком-то другом языке? Не испанском?
- Не испанском, нет.
- А других ты не знаешь! Сколько раз тыкал тебя носом - выучи хоть пару фраз по-английски, толку никакого!.. По-английски худо-бедно лопочут все.
- Это не имеет отношения к английскому, Анхель-Эусебио! И ни к одному из языков, на которых говорят люди.
- Откуда ты можешь знать?
- Просто знаю и все. Если бы ты услышал ее…
- Как же я ее услышу? Ведь является она тебе!
- Да. Это проблема.
- Х-ха! Такие проблемы решаются в пять минут. Могу дать отличное снотворное… Осталось от той гадины, что сбежала от меня в Санта-Полу…
- Я не уверен…
- Срок годности снотворного еще не вышел, так что ничего страшного не случится. И переживать не стоит. Придет к тебе эта сучка разок-другой, а ты - вот он! Спишь, как младенец, и никакими мольбами на непонятном языке тебя не разбудить. На третий раз сама отвянет, помяни мое слово!
- Я не уверен, что хочу решить эту проблему… таким способом.
- Другого нет. За исключением психушки. Ты же готовый пациент, если посмотреть на дело здраво. Нужна тебе психушка?..
- Она говорит, как говорят киты… Или как дельфины. Звук резкий, очень высокий. Похожий на свист. На щелканье. И еще на то, как будто по каменному полу разбросали орехи. А иногда, вместо орехов, в ход идут стеклянные бусины… А иногда звук похож на спицу, которую втыкают прямо в ухо…
- Н-да… Пожалуй, психушки тут не избежать.
- Ты мой единственный друг, Анхель-Эусебио! И ты сам… сам все начал. Ты мог поступить совсем по-другому.
- Наверное. Но что бы тогда случилось с нашим тихим островом? Со всеми нами?.. А-а, что теперь говорить? Что сделано, то сделано.
- Ты сам все начал.
- Не было дня, чтобы я не раскаивался в этом. Поверь.
- Я не осуждаю… Что сделано, то сделано. Но спица в ухе - очень неудобная вещь. Когда-нибудь она меня убьет.
- Нет никакой спицы, Маноло! А если и есть - то только в твоем воображении. Как сучка, что является тебе. На самом деле она мертвая. Три года, как мертвая. Мы же вместе похоронили ее, вспомни! И двух других тоже. И они были ничуть не хуже первой. Но почему-то до сих пор молчат и не являются тебе. Ведь молчат? Хотя поводов заговорить у них было не меньше. Они молчат или нет?
- Молчат.
- Это ли не подтверждает, что все происходит в твоей голове? Пустой, как орехи, которые ты тут живописал.
- Я не говорил, что орехи были пустыми.
- Пустые, полные… Никакой разницы нет, как между теми тремя сучками.
- Есть.
- Нет.
- Есть!
- И в чем же, в чем же разница?
- Она самая красивая из всех… И она единственная, кто улыбнулся мне в Мадриде. На солнечной стороне улицы.
- Кажется, речь шла о той стороне улицы, где всегда горят огни и полно народу… Стоп-стоп! Ты видел ее в Мадриде, глупый мой Маноло? Вы были знакомы? Что ж ты сразу не сказал?!
- Я не говорил, что мы были знакомы. Я говорил - сложись обстоятельства по-другому…
- Совсем меня запутал, придурок!
- Сложись обстоятельства по-другому - она могла бы меня полюбить? У меня был бы шанс?
- Она мертвая!
- Да-да… Но у меня был бы шанс?
- Хочешь знать мое мнение? Никакого шанса у тебя не было. Посмотри на себя. Ты же сельский дурачок. Ты в жизни ни одной книжки не прочел! И со счетом у тебя плохо. Ни к чему ты толком не приспособлен, и руки у тебя не оттуда растут, а уж о голове я вообще молчу. Если бы не моя доброта - ты бы давно подох от голода. Вот и прикинь - чему равняется твой шанс.
- Хорошо, что она так не думает.
- Проклятье! Она не может думать, она мертвая!
- Да-да… Только слова твои ничего не значат, Анхель-Эусебио. Хоть ты и мой единственный друг. Потому что она в конце концов выбрала меня.
- Она мертвая!
- Не имеет значения. Она выбрала меня - потому и приходит.
- Х-ха! И тычет спицей тебе в ухо!..
- Мне нужен человек, которого ты звал Морайя.
- Кого это я звал Морайя?
- Он снимал комнату у старухи Майтэ в прошлом году. В начале марта, вспомни. Приехал сюда с кучей оборудования…
- А-а!.. Сраный шведишко! Так бы и говорил - мне нужен сраный шведишко с проплешинами на темени и кадыком с арбуз размером!. Стихийное бедствие - вот что нас постигло с его прибытием. Разве нет?
- Наука - всегда стихийное бедствие.
- Как ты прав, друг мой Маноло, как ты прав!.. Неизвестно, что случилось бы с нашим островом, если бы мы его не выпроводили тогда. Конечно, мы были не очень почтительны…
- Почтительны! Да мы выгнали его взашей!
Ты предпочел, чтобы он остался? Чтобы продолжал все тут вынюхивать, высматривать, совать нос куда не следует…
- Он ученый, а ученые всегда суют нос куда не следует.
- А если бы он узнал?.. Если бы его дурацкие приборы…
- Вообще-то, приборы не были такими уж дурацкими.
- Как будто ты в этом разбираешься! Не смеши меня, Маноло.
- Он кое-что рассказывал про эти приборы. Особенно много про один, самый главный. Забыл, как он называется…
- Вот-вот! Из твоей башки все утекает, как из худого ведра!
- Пусть. Мне нужен Морайя. И его прибор. Он может точно определить местоположение кита и узнать, чего хочет кит. Так говорил Морайя. Или примерно так.
- Твой Морайя такой же недоделанный, как и ты. Китов у нас отродясь не бывало.
- Раньше не бывало. Но происходят… как это? Глобальные тектонические подвижки. Течения меняются… Тебе ли не знать про течения, Анхель-Эусебио?
- Да. У меня на них чуйка! Или внутренний локатор, выражаясь научным языком. Так уж я устроен, что распознаю их без всяких приборов…
- Вот и Морайя говорил, что ты - самый настоящий феномен.
- …и то, что они меняются, для меня не секрет. Загвоздка в том, что ведут они себя по-подлому, выносят на поверхность всякую хреновину. Ну что бы им не повернуть тогда к Сан-Хавьеру? К Санта-Поле? Пусть бы и разбирались там с гремя сучками…
- Морайя был о тебе высокого мнения. Чрезвычайно высокого.
- Не иначе как умаслить меня хочешь, друг мой Маноло? Чтобы я изменил свое мнение о сраном шведишке…
- Я вовсе не прошу тебя изменить мнение о нем. Просто говорю: он нужен мне. Он и его прибор. Иначе никак не понять, что хочет сказать девушка. Которая выбрала меня. Тебе, наверное, неприятно все это слышать…
- Да я просто в бешенстве!
- А его адрес у тебя не сохранился?
- Не сохранился. К чему мне его адрес?
- Он давал его тебе, я знаю. Вырвал лист из ежедневника и написал адрес на нем. И выразился в том смысле, что если случится что-нибудь интересное…