В каждом из нас сосуществуют несколько разных людей, и во мне живет среди прочих журналист светской хроники, каким я мог бы быть. Возможно, я был бы плохим журналистом - я склонен быть честным, - но я стал бы первым, кто считал это искусством. Не раз я думал, что газетчик одержим стремлением выявить факты и исказить их, а романист - галерный раб своего воображения, ищущий правду. Я знаю, что должен прибегнуть к помощи воображения, чтобы изложить многое последующее.
В особенности роман Айтела с Иленой Эспосито. Я слегка сомневаюсь, мне ли дано это описывать. Я кое-чему научился в Дезер-д'Ор, но Айтел во многом отличен от меня, и я не знаю, сумею ли войти в его стиль. Однако воображение становится пороком, если им не пользоваться. В один из ближайших дней я намерен засесть за книгу, действие которой разворачивается в городе, где я был всего двадцать минут, и если я достаточно хорошо ее напишу, все будут считать, что я прожил там двадцать лет. Так что ни к чему извиняться - я нахально считаю, что знаю, как все было, - во всяком случае, все в Дезер-д'Ор знали, что роман Айтела с Иленой начался удачно.
Когда Теппис велел Айтелу покинуть прием, Айтел пришел в преотличное настроение, ибо для самоутверждения ему обычно требовалось совершить нечто, крайне для него невыгодное. Шагая к машине об руку с Иленой, он изображал людей, с которыми они разговаривали на приеме.
- Обожаю итальянок - столько достоинства, - произнес он, подражая Дженнингсу Джеймсу.
Илена, задохнувшись от смеха, смогла лишь выговорить:
- Ой, прекратите!
Когда они подъехали к его обиталищу, она, естественно, вошла в дом вместе с ним. Он приготовил ей и себе выпить и сел рядом, считая, что наилучшим лекарством для нее будет мягкое слияние, свидетельство его симпатии к ней. Однако кровь так и стучала в его висках.
- По-моему, я вас раньше уже видел, - сказал он, помолчав.
Илена кивнула:
- Да. Но вы даже не смотрели на меня.
- Этого быть не может, - сказал он со своей самой чарующей улыбкой.
- Нет, это правда. - Она кивнула с серьезным видом. - Я работала кастеляншей в "Сьюприм". Как-то раз я приносила вам для просмотра пару платьев, и вы не обратили на меня никакого внимания. Смотрели только на платья.
- А я считал, что вы исполнительница фламенко.
- Илена передернула плечами.
- Я хотела ею стать. И время от времени мой агент добывал мне работу на пару вечеров. Но карьеры я не сделала.
Слушая ее, Айтел представил себе, через каких мужчин она прошла: неоперившиеся агенты, безработные актеры, владельцы компаний по торговле недвижимостью с конторой в одной комнате, музыканты, один или двое с именем, - на одну ночь, возможно, кто-то с именем, вроде него.
Ему не хотелось говорить о Муншине, но его разбирало любопытство.
- Колли говорил, что познакомился с вами на благотворительном вечере.
Она рассмеялась.
- Это версия Колли. Он любит сочинять. Да он ни разу даже не видел, как я танцую. Он все время внушал мне, что я слишком заторможенная.
- Как же вы познакомились?
- Колли не такой, как вы. Он меня заметил. - В ее зеленых глазах были смешинки. - Я тоже не раз показывала ему костюмы, и под конец Колли пригласил меня поужинать. - Она издала тяжелый вздох. - Знаете, чего я не могу простить Колли? Что он заставил меня уйти с работы и посадил в квартире. Он сказал, что не сможет встречаться со мной, если я останусь на работе в "Сьюприм". - Она скривила свой детский ротик. - Вот так я стала содержанкой. Наверно, потому что я ленивая.
Тем временем Айтел внимательно изучал ее, прикидывая, нельзя ли дать ей маленькую роль в фильме. Не подойдет. Это сразу видно. Печально, но факт: нос у нее слишком длинный, а чувственные ноздри еще больше раздует камера.
Он решил переменить тему разговора.
- Вы когда-нибудь катались на лыжах? - спросил он.
- Нет.
- Надо будет как-нибудь этим заняться. Нет ничего лучше лыж, - сказал он таким тоном, словно через час они уже будут лететь на лыжный курорт.
- Я ничем особенно не занималась.
- А я уверен, что занимались, - сказал Айтел, голос его понизился почти до шепота, поскольку они сидели так близко. - Я всегда считал, что познание приходит через преодоление страха.
- Вот как?
Оба сидели и потягивали свои напитки.
- По-моему, я сумею найти испанскую музыку по радио, - сказал Айтел. - Вы станцуете для меня?
- Не сегодня.
- Но когда-нибудь станцуете?
- Не знаю, - сказала она.
- Мне бы хотелось вас посмотреть. Я слышал, что вы лихо танцуете фламенко.
- Вы просто милый человек. - Она робко играла его рукой. А потом - через минуту-другую - с печальной улыбкой склонилась к нему и поцеловала.
Они мгновенно очутились в соседней комнате. Айтел был потрясен. Сколько же она всего знает, ошеломленно думал он, сколько всего. Один только раз она попыталась отстранить его, вскрикнув: "Нет-нет!" - на что он сказал: "Помолчи", но не грубо, а лишь усугубив этим возгласом ее возбуждение - никогда еще женщина так не отдавалась ему в первый раз. Для Айтела, не единожды решавшего, что не так много женщин действительно знают, как заниматься любовью, и лишь очень немногие любят это, Илена была, бесспорно, двойной находкой. Он просто напал на сокровище. Это было одним из лучших эпизодов в его жизни. После того как он перестал пылать и ублажал ее с искусством, приобретенным в подобных турнирах, он представил себе круглую физиономию Муншина, с несчастным видом смотрящего на него. "И ты туда же, старый друг", - сказал бы Муншин, и это вновь распалило аппетит Айтела. А Илена подхватывала любую импровизацию, вызывала к жизни новые - он возбуждал ее воображение. Айтел всегда считал, что то, как женщина занимается любовью, является хорошим ориентиром для понимания ее характера, к тому же с расстояния в дюйм Илена выглядела редкой красавицей. Никогда еще он не замечал подобного превращения. С людьми она была застенчива, а с ним смела; была грубовата в манерах и обладала тонкой интуицией. Так оно и шло - в своей энергии она была чуть ли не беспощадна к нему. Наконец они угомонились, и Айтел так и сиял, гордясь проявленным мастерством, которое он ставил выше самого наслаждения; теперь они лежали рядом и с улыбкой смотрели друг на друга.
- Ты… - наконец произнесла она и закончила фразу странным словом: - …король. - И со вздохом, похожим на стон, отвернулась от него. - Я просто никогда… понимаешь… со мной никогда такого не было.
А он с того дня, когда встретил на пляже девушку с доской для серфинга, начал сомневаться в себе. С годами он стал более чувствителен к тем мелочам, которые показывали, что женщины отказывают его телу, хотя и принимают его самого, и от этого стал более уязвим. Он уже считал, что через несколько лет эта часть его жизни отойдет в прошлое.
Поэтому приятно было поверить Илене - не только потому, что это было приятнее, чем думать, что она обычно произносит такие речи, но и потому, что так подсказывал ему инстинкт, отточенный после многих подобных высказываний более или менее честных женщин, женщин, которые любили его, и тех, которые хотели его использовать. Он столько раз такое слышал, и не без оснований, так как, словно сатир, считал, что вполне владеет этим искусством. "Чтоб быть хорошим любовником, - услышал я от него, - надо утратить способность влюбляться". Но он поверил Илене еще и по другой причине. Нельзя так отдаться, как она отдалась, из желания подольстить. Так не заставишь себя вести. На протяжении лет у него были романы, которые едва ли можно назвать жалкими - он считал их жемчужинами, - но никогда, нет, никогда первая ночь не была такой феерической. Не так уж плохо, подумал он, когда тебя называет королем девица, общающаяся со всяким сбродом, начиная от акробата и кончая исполнителем танго. Преисполненный любви к себе, к телу Илены, свернувшейся рядом, Айтел закрыл глаза, погружаясь в сон и ублаготворенно думая, что раньше он обычно в такой ситуации больше всего хотел расстаться с женщиной, а сейчас не только хотел всю ночь проспать с Иленой, но и держать ее в объятиях. Заснул он счастливым человеком.
Утром у обоих было подавленное настроение. В конце-то концов, они ведь были совсем чужими людьми. Айтел оставил Илену в постели, а сам пошел одеваться в гостиную. В ведре для льда было на дюйм воды, он вылил ее и, налив себе чистого виски, промочил горло. Илена вошла в вечернем платье, без макияжа, длинные волосы уныло висели вдоль щек - при виде нее он не смог не расхохотаться. Если ночью она казалась красавицей, то сейчас вид у нее был угрюмый и совсем не привлекательный.
- Давай позавтракаем, - сказал он и заставил себя улыбнуться ей; она кивнула; он разбил несколько яиц на сковородку и включил кофеварку. - После того как мы немного подзаправимся, - сообщил он ей из кухни, - и снова станем людьми, я съезжу в отель и привезу тебе одежду. Это поднимет тебе настроение.
- Я сама поеду. Можешь не беспокоиться обо мне, - недовольным тоном произнесла она.
- Я не это имею в виду. - Она почувствовала, что он хочет побыстрее избавиться от нее, и это подвигло его проявить доброту. - Я хочу, чтобы ты провела день со мной, - поспешил сказать он.
Она смягчилась.
- По утрам у меня всегда плохое настроение.
- У меня тоже. Говорю тебе: мы похожи. - И он импульсивно потянулся поцеловать ее. Она подставила щеку.
За завтраком, подкрепившись кофе, Айтел почувствовал, что настроение у него улучшается.
- Как насчет того, чтоб поплавать в "Яхт-клубе"? - спросил он.
- Там?
Он кивнул; он видел, что она раздумывает, как это будет выглядеть, если они появятся у бассейна. Столько чужих людей увидят ее с Айтелом наутро после приема.
- Не думаю, что стоит это делать, - сказала она.
- Мы их шокируем. - Он был настроен на клоунаду. - Если появится Теппис, мы сбросим его в бассейн.
- Ужасный человек, - сказала Илена. - Такой жестокий. Как он разговаривал с тобой.
- А он только так и умеет говорить. Он не пользуется словами. Просто швыряет их как попало по настроению. - Айтел рассмеялся. - Перед нами не человек, а сплошные эмоции. Не как я.
- Да ты полон эмоций, - сказала она и, смутившись, уставилась в тарелку.
А у Айтела испортилось настроение. Неправильно он отреагировал на слова Тепписа. Можно было по-разному ему ответить, он же слишком долго молчал, а потом лишь улыбнулся и пошел прочь с Иленой.
- Я кое-что вспомнил, - сказал он, возобновляя разговор. - Я знаю в пустыне небольшую заводь. Довольно приятное место. Множество кактусов. По-моему, там есть даже дерево. Почему бы нам не поплавать там?
Она по-прежнему была надутой итальянской девчонкой, хотя начало проступать и кое-что другое.
- Я сегодня, наверно, уеду на автобусе домой, - тихо произнесла она.
- Ну, ты просто не в себе.
- Нет, я хочу домой. - Он заметил, что она ни словом не обмолвилась о том, какая жалкая жизнь ее там ждет. - Ты был такой милый, - не к месту добавила она, и ее вдруг затрясло.
- Послушай, Эспосито, - веселым тоном произнес он, но в ее глазах появились слезы, и она вышла из комнаты. Он услышал, как закрылась дверь в спальню. - Глупо, - во всеуслышание сказал Айтел. Он едва ли знал, к кому это относится - к Илене или к нему самому.
Он думал, что она отдалась ему, чтобы унизить Муншина. Теперь настал другой день, и она унизила только себя. Он подошел к двери в спальню, открыл ее и сел рядом с Иленой на кровать.
- Не плачь, - сказал он ей нежно. Она вдруг стала ему дорога. Она так ему нравилась. - Не плачь, обезьянка, - сказал Айтел и принялся гладить ее по голове. Это вызвало у Илены водопад слез. А он обнял ее, слегка забавляясь, слегка досадуя на себя, однако не без сочувствия. - Ты такая милашка, - сказал он ей в ухо.
- Нет… это ты так мило ко мне относишься, - со всхлипом произнесла она.
Через какое-то время она поднялась, посмотрела на себя в зеркало, вскрикнула от ужаса и прошептала:
- Как только у меня будет во что переодеться, пошли к бассейну.
- Ой, да ты просто чудище, - сказал он, и она жадно обхватила его руками.
- Пожалуйста, не смотри на меня, - сказала Илена. - Пока я не приведу себя в порядок.
Он послушался. Получив ключ от номера Илены после того, как она призналась, что его ждет там кавардак, а он поклялся, что это не имеет значения, Айтел отправился в недалекую поездку по Дезер-д'Ор и нашел ее отель. Номер у нее был небольшой, и окно выходило в вентиляционную шахту - единственную в Дезер-д'Ор вентиляционную шахту, подумал он Она приехала всего с одним потрепанным чемоданом, однако умудрилась разбросать его содержимое по всей мебели. Она была, несомненно, неряхой, а горничная - что указывало на уровень отеля - ничего не убрала, кроме постели. Айтел с грустью смотрел на разбросанные вещи. "Какая неряха", - подумал он, бросая трусики на смятую блузку, чтобы освободить место для себя. Он сел на освобожденный стул и, закурив сигарету, сказал себе: "Надо будет так все устроить, чтобы вечером посадить ее на автобус".
Но на автобус он ее не посадил. День превратился в сплошное удовольствие. И хотя никто не подошел к их столику побеседовать, это вполне устраивало Айтела. С тех пор как он проснулся, настроение у него все время менялось от меланхоличного к возбужденному. В известной мере он был доволен тем, что об его ссоре с Тепписом стало так быстро известно. Пусть оставят его в покое, думал он, пусть их, имея в виду Илену и себя, оставят в покое. "Начнем с чистой страницы", - на протяжении всего дня повторял про себя Айтел, точно строку из песни, застрявшую в голове.
Он был очень доволен Иленой. Ее тело, которое он еще не успел изучить, выглядело прелестно в купальном костюме. Он сидел на солнце, чувствуя, как при мысли, что через два-три часа снова будет владеть ею, по телу медленно разливается тепло. И было несказанно приятно оттягивать эту минуту. Сегодня Илена весело смеялась. Ее пухлые губы растягивались, красивые белые зубы блестели, и Айтел обнаружил, что старается вызвать ее смех. Она чувствовала, что люди на них смотрят, она стеснялась - и сильно - и, однако же, умудрялась сохранять самообладание, не то что прошлым вечером на приеме. Он не мог не оценить достоинства, с каким она слушала его; глаза ее говорили, что она понимает скрытый смысл его слов. "Я могу кое-что сделать из этой девочки", - подумал он. Это будет нетрудно. Он может научить ее говорить, не жестикулируя, может убрать из ее низкого голоса вульгарные интонации. Айтел был поистине влюблен в этот день. Все было идеально. "Чарлз Фрэнсис против всего мира", - с предусмотрительной иронией думал он, но это едва ли могло сдержать переизбыток его чувств. Он вдруг вспомнил те годы, когда учился в колледже одного из университетов на востоке страны, что было вершиной честолюбивых планов его родителей, и с изумлением подумал - правда, это было так давно, - каким был недоделанным подростком. С какой ненавистью и жаждой быть таким же смотрел он на богатых студентов, гордо шествовавших со своими девушками ко входу в студенческие сообщества, куда его никогда не приглашали; какое презрение он чувствовал к девушкам, с которыми встречался, городским, работающим девчонкам и малопривлекательным студенткам из соседнего колледжа для девушек, с которыми он порой проводил вечер. Он вышел из школы, мучаясь от сознания, что весь свет считает его некрасивым и незначительным, и, возможно, это побудило его создать свои первые картины. Его успех был действительно рожден этой жаждой и злостью, и в те годы в киностолице, когда его жажда выдвинуться была удовлетворена, а злость нашла выход в остроумии, он перестал погонять себя, стал предметом восхищения и утратил энергию своего таланта. Сидя рядом с Иленой, он думал о том, каким был, когда начинал, и надеялся, что талант вернется. Илена поможет ему, с такой женщиной он может жить. Она теплая, и она так отдавалась ему прошлой ночью. А он в этом так нуждался, чтобы сохранять уверенность в себе.
- Ты чудо, - как мальчишка, сказал он ей, и его еще больше тронуло то, с каким сомнением она восприняла его слова.
Она тонко чувствует. Это он решил твердо. По собственной инициативе она заговорила о Муншине, и Айтелу понравилось ее мнение о нем.
- Он неплохой человек, - сказала Илена. - Ему хотелось бы видеть рядом влюбленную в него женщину. Я была нечестна. Внушала ему, что люблю его.
Ее откровенность спровоцировала Айтела.
- Колли считал, что ты любишь его? - спросил он.
Она удивила Айтела своим ответом.
- Не знаю. Он смекалистый. Ты же знаешь, как он разбирается во взаимоотношениях.
- Да уж.
- Мой психоаналитик считал, что я должна попытаться найти к нему подход.
- Ты больше с ним не общаешься?
- Я перестала ходить на психоанализы. По-моему, я совершила ошибку, уйдя от этого доктора. - Почему-то странно было слышать от нее такие слова. - Понимаешь, - продолжала она, - я вела себя с доктором, как с Колли. - В глазах ее на миг сверкнул чертенок. - Я отправлялась куда-нибудь и устраивала с мужиками всякие чудеса, чтобы выглядеть в глазах моего доктора не как все. - Она хихикнула. - Ну, ты понимаешь: чтобы он записал меня в особую категорию.
Айтел старался не морщиться от ее манеры говорить.
- А как это воспринимал Колли? - спросил он.
- Ненавижу его, - вдруг заявила она. - Он простил бы меня, даже если бы я, понимаешь, дала ему смотреть, что вытворяю. Он такой лицемер, - со злостью произнесла она и, сжав руку Айтела, добавила: - Сама не понимаю, как я могла так долго быть с ним.
Айтел кивнул.
- Колли не был таким покорным, когда заходила речь о разводе с женой.
- О, это было невозможно. Мне стыдно за себя. - Она рассеянно провела рукой по рту. - Странный он, этот Колли. Весь набит чувствами вины и тревоги.
"Опять эти чертова выраженьица", - сказал себе Айтел. Это неприятно напоминало другие его романы. Столь многие из его женщин ходили к психоаналитикам и потом пересказывали тому и другому: что Айтел сказал про аналитика; что аналитик сказал про него. Ménage-à-trois на современный манер.
Но Илену было уже не свернуть.
- Колли очень сложный человек, - сказала она Айтелу. - Хочет думать, что он не эгоист, и в то же время считает себя никчемным. И счастлив, только когда думает, что он одновременно и такой и этакий. Есть тут смысл? Я хочу сказать, сама не знаю, не знаю, как выразить то, что хочу.
"Ей цены нет", - подумал Айтел.
- Я и сам лучше не смог бы выразиться, - заметил он.
- Я не держу ненависти на Колли, право, - добавила она, - мне просто стыдно.
- Почему?
- Потому что… - Нервничая, она отодрала заусеницу на пальце.
"Надо будет отучить ее от этой привычки", - подумал Айтел.
- Потому что ты знаешь, что лучше его, - с улыбкой сказал он.
- Ну, не знаю. - Но в зеленых глазах появилось проказливое выражение. - Наверно, я это хочу сказать, - произнесла она и снова рассмеялась.
- Ты чудо, - сказал Айтел.
- Я сегодня так здорово провожу время, - улыбнулась Илена.