Генри Осборн поднялся и разбил бутылку об угол стула. Виски пролилось на ковёр. С отбитым горлышком в руке он, качаясь, пошёл на Уильяма. Уильям остался на месте, а Мэттью встал между ними и с лёгкостью отнял остатки бутылки у пьяного мужчины.
Уильям подвинул друга в сторону и, приблизив своё лицо к лицу Генри Осборна, сказал:
– А теперь слушай меня, и слушай внимательно. Я хочу, чтобы через час и духу твоего здесь не было. Если я ещё раз услышу о тебе, то инициирую судебное разбирательство по поводу того, что случилось с пятьюстами тысячами долларов, которые моя мать вложила в твою фирму, и возобновлю расследование твоей прежней жизни в Чикаго. С другой стороны, если я больше никогда не услышу о тебе, то буду считать наши балансы сведёнными и вопрос закрытым. А теперь убирайся, пока я тебя не прибил!
На следующее утро Уильям пришёл в банк. Его тут же проводили в кабинет председателя совета директоров. Алан Ллойд складывал документы в портфель. Он поднял голову и протянул Уильяму лист бумаги. Это было короткое письмо всем членам совета директоров, в котором содержалось прошение об отставке.
– Вы можете попросить вашего секретаря зайти в кабинет? – тихо спросил Уильям.
– Как прикажешь.
Алан Ллойд нажал кнопку, и в боковую дверь зашла женщина средних лет, одетая в строгий костюм.
– Доброе утро, мистер Каин, – сказала она, увидев Уильяма. – Примите мои соболезнования по поводу смерти вашей матери.
– Благодарю вас, – сказал Уильям. – Кто-нибудь ещё видел это письмо?
– Нет, сэр, – сказала секретарша. – Я как раз собиралась отпечатать двенадцать экземпляров и подать мистеру Ллойду на подпись.
– Хорошо, не надо ничего перепечатывать, и, пожалуйста, забудьте о том, что этот документ вообще существовал. Никогда и никому не рассказывайте о его существовании, вы поняли?
Секретарша посмотрела в голубые глаза шестнадцатилетнего юноши. "Как похож на отца", – подумала она.
– Да, мистер Каин.
Она вышла, осторожно закрыв за собой дверь.
– "Каину и Кэбботу" в данный момент не нужен новый председатель совета директоров, Алан. Вы ведь сделали то же, что сделал бы и мой отец в подобных обстоятельствах.
– Всё не так просто, – сказал Алан.
– Всё именно просто, – возразил Уильям. – Мы обсудим это снова, когда мне будет двадцать один, но не раньше. А до того момента я был бы признателен вам, если б вы продолжили управление моим банком в своей прежней консервативной манере. Я не хочу, чтобы случившееся обсуждалось где-то за стенами этого кабинета. Уничтожьте всю информацию о Генри Осборне, и будем считать вопрос закрытым.
Уильям разорвал прошение об отставке и бросил клочки бумаги в огонь. Он обнял Алана за плечи.
– У меня ведь теперь нет семьи, Алан, только вы. Ради Бога, не бросайте меня.
Уильяма отвезли домой. По прибытии дворецкий сообщил ему, что в гостиной его ждут миссис Каин и миссис Кэббот. Когда он вошёл в комнату, обе дамы поднялись ему навстречу. В первый раз Уильям понял, что теперь он – глава семьи Каинов.
Два дня спустя в старой Северной церкви Бикон-Хилла состоялись тихие похороны. Приглашены были только члены семьи и близкие друзья. Было заметно отсутствие Генри Осборна. Расходясь, гости свидетельствовали своё уважение Уильяму. Бабушки стояли за его спиной как часовые, с одобрением наблюдая за его спокойными, полными достоинства манерами. Когда все разошлись, Уильям проводил Алана Ллойда к машине.
Председатель с радостью выслушал единственную просьбу Уильяма.
– Как вы знаете, Алан, моя мать всегда собиралась построить крыло для детского отделения больницы в память о моём отце. Я бы хотел, чтобы её желание было выполнено.
11
Владек на восемнадцать месяцев остался при польской делегации в Константинополе, день и ночь работая на Павла Залесского, которому стал незаменимым помощником и близким другом. Теперь в работе не было никаких трудностей, и Залесский скоро стал удивляться, как он мог раньше обходиться без Владека. Раз в неделю юноша приходил в английское посольство, чтобы пообедать на кухне у шотландской поварихи миссис Гендерсон, а время от времени – и с самим вице-консулом его величества.
В то время старые исламские традиции уходили в прошлое, а Оттоманская империя начала распадаться. На устах у всех было имя Мустафы Кемаля. Предвкушение неизбежных перемен волновало Владека, а мысли постоянно возвращались к барону и тем, кого он любил в замке. В России ежедневная необходимость выживать не давала ему случая подумать о них, но в Турции они вновь вставали перед его глазами печальной траурной чередой. Иногда он видел их сильными и счастливыми: Леона, купающегося в реке, Флорентину, играющую в своей спальне, лицо барона в свете свечей – сильное и гордое. Но, как Владек ни старался их удержать, они таяли в воздухе, а им на смену приходили ужасные картины их последних минут: труп Леона, Флорентина, истекающая кровью в агонии, и барон, полуслепой и сломленный.
Владек укрепился в мысли, что не может вернуться в места, где жили все эти призраки, пока не добьётся чего-нибудь значительного в своей жизни. Теперь он настроился на то, чтобы отправиться в Америку, – по примеру своего соотечественника Тадеуша Костюшко, о котором барон рассказывал столько захватывающих историй и который побывал там намного раньше. Павел Залесский называл Соединённые Штаты "Новым миром". Уже одно это название давало Владеку надежду на лучшее будущее и затем триумфальное возвращение в Польшу. Именно Павел Залесский нашёл для него деньги на документы для въезда в США. Это было непросто, поскольку их надо было начать оформлять не менее чем за год до отъезда. Владеку казалось, что вся Восточная Европа покидает насиженные места и пытается начать новую жизнь в Новом мире.
Наконец, весной 1921 года, Владек Коскевич покинул Константинополь и сел на пароход "Чёрная стрела", отправлявшийся на Эллис-Айленд в Нью-Йорке. В небольшом чемоданчике были все его пожитки и бумаги, которые ему оформил Павел Залесский.
Консул Польши проводил юношу на причал и крепко обнял. "С Богом, в добрый час, мой мальчик!"
Традиционный польский ответ вполне естественно выскочил откуда-то из глубин детства Владека: "С Богом оставайся!"
Поднявшись по трапу, Владек вспомнил своё ужасное путешествие из Одессы в Константинополь. На этот раз перед его глазами не стоял уголь, его окружали люди, только люди – поляки, литовцы, румыны, украинцы и другие народности, которых Владек даже не знал. Юноша крепко ухватился за свой чемодан и встал в очередь, первую из многих очередей, которые ему придётся выстоять для въезда в Соединённые Штаты.
На палубе его бумаги придирчиво изучил чиновник, который явно предполагал, что Владек пытается избежать воинской службы в Турции, но документы, полученные при помощи Павла Залесского, были безупречны, и Владек благословил своего соотечественника, когда увидел, как других отправляют назад.
Далее последовали прививки и первичный медосмотр. Если бы не восемнадцать месяцев хорошего питания в Константинополе, Владек ни за что бы не прошёл его. Наконец все проверки были закончены, и ему разрешили спуститься на нижнюю палубу третьего класса. Там находились отдельные каюты для мужчин, женщин и семейных пар. Владек быстро прошёл в каюту для мужчин, где нашёл группу поляков, занявших большой блок железных двухэтажных коек. На каждой постели лежали тонкий соломенный матрас и лёгкое одеяло, но не было подушки. Впрочем, отсутствие подушки не волновало Владека, который не спал на ней уже семь лет, с начала войны.
Владек облюбовал себе место под постелью юноши примерно его же возраста и представился ему:
– Меня зовут Владек Коскевич.
– А я Ежи Новак из Варшавы, – ответил юноша на его родном польском языке, – и собираюсь сделать в Америке состояние. – Он протянул Владеку руку.
До отхода корабля приятели всё время проводили вместе, рассказывая друг другу истории из своей жизни, радуясь возможности разделить одиночество и не желая признавать, что Америке нет до них никакого дела. Как оказалось, Ежи потерял своих родителей и в его жизни не было ничего интересного. Он зачарованно слушал рассказы Владека: как сын барона вырос в семье охотника, сидел в тюрьме сначала при немцах, потом – при русских, бежал из Сибири, а затем – благодаря серебряному браслету – спасся и от турецкого палача. При этом Ежи не мог оторвать глаз от браслета на руке Владека. К своим пятнадцати годам Владек пережил столько, сколько Ежи не пережить и за всю жизнь.
На следующий день "Чёрная стрела" вышла в море. Владек и Ежи поднялись на палубу и смотрели на то, как Константинополь тает в синей дымке Босфора. После спокойного Мраморного моря бурное Эгейское заставило их и других пассажиров ужасно страдать. Две туалетные комнаты для пассажиров третьего класса, в каждой из которых стояло по десять раковин с холодной солёной водой и по шесть унитазов, не справлялись с наплывом посетителей. Через пару дней после начала путешествия тошнотворный запах распространился по кораблю.
Пассажиров кормили в огромной грязной кают-компании, рассадив за длинные столы, давали тёплый суп, рыбу, варёную говядину, капусту и серый или чёрный хлеб. Владек пробовал пищу и похуже, в России, поэтому воздал себе должное за то, что предусмотрительно прихватил с собой кое-какие припасы: колбасу, орехи и немного коньяку. Он делил трапезу с Ежи, забившись в угол своей кровати. Им не нужно было слов, чтобы понять друг друга. Они вместе ели, вместе обследовали корабль, а по ночам спали один над другим.
На третий день плавания Ежи за ужином посадил за стол рядом с ними девушку-польку. Он мимоходом сказал Владеку, что её зовут Софья. В первый раз в жизни Владек не мог отвести глаз от девушки, – она пробудила в нём воспоминания о Флорентине. У неё были тёплые серые глаза, длинные волосы, опускавшиеся на плечи, и нежный голос. Владек вдруг почувствовал, что хочет прикоснуться к ней. Время от времени девушка улыбалась Владеку, который с тоской понял, насколько лучше него выглядит Ежи. Когда Ежи пошёл провожать Софью в каюту для женщин, Владек увязался за ними.
Позднее Ежи слегка раздражённым тоном сказал ему:
– Ты что, не можешь сам найти девушку для себя? А это – моя.
Владек был не в силах признаться, что не имеет представления о том, как можно найти девушку для себя.
– Когда доберёмся до Америки, тогда и найдём время на девушек.
– Зачем же дожидаться Америки? Я намерен завоевать их столько, сколько смогу, уже на этом корабле.
– А как ты это сделаешь? – спросил Владек в надежде получить требуемые знания, но не признаваясь в том, что у него их нет.
– Мы проведём ещё двенадцать дней на этом корыте, и я собираюсь поиметь двенадцать женщин, – расхвастался Ежи.
– А что ты будешь делать с двенадцатью женщинами? – спросил Владек.
– Трахать, а что же ещё?
Владек выглядел озадаченным.
– О боже! – воскликнул Ежи. – Только не говори мне, что человек, выживший под немцами, сбежавший от русских, убивший человека в двенадцать лет и чуть не лишившийся руки из-за банды озверелых турок, никогда не имел женщины!
Он засмеялся, и многоязыкий хор голосов с соседних коек приказал ему заткнуться.
– Что же, – продолжил Ежи шёпотом, – вот и настало время расширить твои познания, поскольку наконец-то я нашёл то, чему могу тебя научить. – Он перевесил голову через край кровати и посмотрел вниз. – Софья – девушка с понятием. Думаю, что смогу убедить её кое-чему тебя научить. Я всё устрою.
Владек не ответил.
Больше на эту тему не было сказано ни слова, но на следующий день Софья стала уделять Владеку больше внимания. Она садилась рядом с ним в столовой, и они часами говорили о своей жизни и новых надеждах. Она была сиротой из Познани и ехала к своим сёстрам в Чикаго. Владек рассказал ей, что направляется в Нью-Йорк, где, возможно, поселится у Ежи.
– Надеюсь, Нью-Йорк находится не очень далеко от Чикаго.
– И ты сможешь навестить меня, когда я стану мэром, – сказал Ежи.
– В тебе слишком много польского, Ежи. Ты даже не можешь прилично говорить по-английски, как Владек, – презрительно фыркнула Софья.
– Я выучу, – решительно произнёс Ежи, – и начну с того, что возьму себе американское имя. С сегодняшнего дня я стану Джорджем Новаком. И тогда у меня не будет никаких проблем. Все в Соединённых Штатах будут думать, что я – американец. А ты, Владек Коскевич? С таким именем много себе не позволишь, не так ли?
Владек посмотрел на самоокрещённого Джорджа и втайне вознегодовал на своё собственное имя. Он не смог принять титул, который, как он считал, достался ему по наследству, и ненавидел своё имя, напоминавшее ему о незаконном рождении.
– Что-нибудь придумаю, – сказал он. – А пока, если хочешь, могу помочь тебе с английским языком.
– А я могу помочь тебе найти девушку.
– Не стоит беспокоиться, он уже нашёл, – засмеялась Софья.
Ежи, или Джордж, как он теперь требовал себя называть, каждый вечер после ужина прятался с новой девушкой под брезентом спасательной шлюпки. Владек всё хотел узнать, что же он там с ними делает, ведь некоторые из избранниц Джорджа были не просто грязны – все они были грязны, – но были ещё и ужасно некрасивы, даже если отмыть их добела.
Однажды вечером после ужина, когда Джордж вновь исчез, Владек и Софья сидели на палубе, и она, обняв его, попросила поцеловать её. Он крепко прижал свой рот к её губам, и их зубы столкнулись. Он был в ужасе, так как не понимал, что ему делать. К его удивлению и смущению, её язык раздвинул его губы. Поначалу слегка встревоженный, Владек вдруг обнаружил, что её открытый рот приятно волнует его, хотя он и был напуган тем, что его пенис постепенно твердеет. Ему стало стыдно, и он хотел отстраниться от неё, но она, похоже, совершенно не возражала. Наоборот, она начала нежно прижиматься к нему всем телом и положила его руки себе на ягодицы. Его распухший пенис пульсировал на её теле, доставляя ему почти невыносимое удовольствие. Она оторвала губы и прошептала ему в ухо:
– Хочешь, я разденусь, Владек?
Он не смог заставить себя ответить.
Она, смеясь, отстранилась.
– Хорошо, тогда, может быть, завтра, – сказала она, поднялась и оставила его одного.
Он едва доковылял до своей кровати, чувствуя себя как в тумане, но исполненный убеждённости закончить на следующий день дело, которое начала Софья. Только он устроился в постели, размышляя о том, как он справится с задачей, как огромная рука схватила его за волосы и стянула с кровати на пол. Сексуальное возбуждение тут же пропало. Над ним склонились двое мужчин, которых он раньше никогда не видел. Они оттащили его в дальний угол и прижали к стене. Огромная рука зажала рот Владеку, а на горле он почувствовал лезвие ножа.
– Не дыши, – прошептал мужчина, прижимая нож к коже. – Нам нужен только твой браслет.
Мысль о том, что его сокровище может быть украдено, была для него так же ужасна, как и мысль о потере руки. Он не успел даже подумать, что ему следует делать, как один из мужчин сорвал браслет с его руки. Он не видел в темноте их лиц и уже подумал, что навсегда лишился своего браслета, но тут кто-то бросился на мужчину, который держал нож. Это движение дало Владеку шанс ударить мужчину, прижавшего его к полу. Сонные иммигранты начали просыпаться и интересоваться, в чём дело. Нападавшие поспешно убежали, но Джордж успел воткнуть нож в бок одному из них.
– Холера вас побери! – крикнул Владек убегающим теням.
– Похоже, я успел вовремя, – заметил Джордж. – Не думаю, что они появятся ещё. – Он посмотрел на грязный пол, где лежал серебряный браслет. – Какая красота! – сказал он восхищённо. – Неудивительно, что находятся люди, которые хотят отнять у тебя такое сокровище.
Владек поднял браслет и вернул его на запястье.
– Да, на этот раз ты чуть не потерял эту штучку навсегда, – сказал Джордж. – Тебе повезло, что я вернулся сегодня позже обычного.
– А почему ты вернулся позже обычного сегодня? – спросил Владек.
– Слава обо мне теперь бежит впереди меня, – хвастливо заявил Джордж. – Какой-то идиот со своей девкой залез сегодня вечером в мою шлюпку, и я его застукал уже со спущенными штанами. Впрочем, я довольно быстро избавился от него, сказав, что мог бы переспать с его избранницей ещё на прошлой неделе, если бы был уверен, что у неё нет оспы. Никогда не видел, чтобы человек так быстро одевался.
– А что ты делаешь в шлюпке?
– Да трахаюсь, придурок, а ты что подумал? – С этими словами Джордж повернулся на бок и заснул.
Владек уставился в потолок, гладя браслет, и задумался над словами Джорджа. А интересно, как это будет – "трахать" Софью?
На следующее утро они попали в шторм, и все пассажиры ушли с палубы в каюты. Отвратительный запах, который паровое отопление корабля только усиливало, казалось, пробирал Владека до самых костей.
– Но хуже всего, – ворчал Джордж, – то, что я теперь не смогу довести их число до дюжины.
Когда шторм затих, почти все пассажиры высыпали на палубу. Владек и Джордж проложили себе путь по запруженным людьми трапам и с радостью вышли на свежий воздух. Многие девушки улыбались Джорджу, и Владеку казалось, что они совершенно не обращают внимания на него. Мимо них прошла и улыбнулась Джорджу темноволосая девушка, чьи щеки раскраснелись от ветра. Джордж обернулся к Владеку.
– Сегодня вечером я её поимею.
Владек уставился на девушку, приглядываясь к тому, как она смотрит на его друга.
– Сегодня вечером, – сказал Джордж, когда девушка проходила достаточно близко, чтобы услышать его слова. Она притворилась, что не расслышала, но прошла мимо чересчур быстро.
– Обернись, Владек, и посмотри, глядит ли она на меня.
Владек обернулся.
– Да, глядит, – удивился он.
– Она будет моей вечером, – заявил Джордж. – А как у тебя с Софьей?
– Пока никак, – сказал Владек. – Сегодня вечером.
– Самое время, не так ли? Когда мы прибудем в Нью-Йорк, ты больше её никогда не увидишь.
И действительно, на ужин Джордж пришёл с темноволосой девушкой. Не сказав ни слова, Владек и Софья встали из-за стола, и, обняв друг друга за талию, вышли на палубу и несколько раз прогулялись по ней. Владек искоса поглядывал на красивый профиль Софьи и решил, что это произойдёт теперь или никогда. Он завёл девушку в тёмный угол и начал целовать, а она открыла рот навстречу ему. Софья подалась чуть назад, пока её спина не нашла опору, и Владек следовал за ней. Она медленно положила его руки себе на грудь. Он осторожно сжал её грудь и удивился её мягкости. Она расстегнула несколько пуговиц на блузке и сунула его руку внутрь. Первое ощущение живой плоти было восхитительным.
– Боже, какая у тебя рука холодная! – заметила Софья.
Владек обрушился на неё, тяжело дыша. Во рту у него пересохло. Она слегка раздвинула ноги, и Владек неуклюже попытался проникнуть через несколько слоёв одежды. Из желания сделать ему приятное она несколько минут постояла неподвижно, но потом оттолкнула его.
– Не здесь, не на палубе, – сказала она. – Давай найдём лодку.