Поэтому я шел как можно осторожнее, опасаясь влететь прямо в лапы медведю-великану. Правда, пастухи утверждали, что эти звери до того громадны и неуклюжи, что не могут бегать, а только ходят, да и то очень медленно. Оно как будто и не плохо, но кто знает, правда ли это? Может те, кто видел, как бегают медведи-великаны, уже не могут рассказать об этом?
Кроме того, у меня таилась надежда увидеть снежного человека. Места здесь глухие, тихие. Дичи сколько угодно. Где ему еще жить?
Ни медведя, ни снежного человека я в этот раз не встретил, зато видел плавающего зайца. Он таился где-то неподалеку, услышал мои шаги и, хотя со всех сторон простиралась глухая тайга, побежал к реке. Там без раздумья плюхнулся в воду и направился к дальнему берегу. Плыл он довольно быстро, высоко вскинув голову, на которой торчали похожие на палки уши. Добравшись до берега, заяц отряхнулся, и тут же исчез в кустах. Я свистнул вслед зайцу, что вот так запросто переплыл величайшую северную реку, и отправился дальше.
Когда, наконец, за очередной излучиной показались пастушье стойбище, я вдруг наткнулся на оленью упряжку. Она стояла около дымящегося на берегу костра, рядом сидел мужчина и что-то ковырял ножом. То ли он слишком увлекся, то ли здесь вообще так принято, но он даже не поднял голову, узнать, почему вдруг заволновались запряженные в нарты олени? Я подошел совсем близко и поздоровался, как учила баба Мамма:
- Амто!
- Амто етты! - ответил он и принялся внимательно и вместе с тем несколько удивленно рассматривать меня. Наверно с таким же любопытством глядел на него и я. Было мужчине лет сорок. Одет он довольно пестро. На голове увешанный низками бус малахай, на плечах расшитая бисером и кусочками нерпичьего меха кухлянка, на ногах обыкновенные резиновые сапоги-болотки с подвернутыми голенищами. Лицо мужчины загорело донельзя, а вот глаза светились такой голубизной, что им, наверное, завидовала не одна девушка.
Мужчина протянул мне руку, приветливо улыбнулся и быстро заговорил на непонятном языке.
- Не понимаю, - виновато развел я руками.
- Так бы и сказав, - проговорил он и еще раз улыбнулся. - А то прывитавсь по-коряцькому, я и подумав, що розумиеш по-ихнему. Ты из чэтвэртои? Нам по рации казалы, що ось-ось пидкочуетэ. Мэнэ Пэтро звать. Ты мабуть голодный? Сидай чай пыть.
Петр покопался в лежащей на нартах сумке, достал кусок вареного мяса и половину лепешки. Кружка, закопченный донельзя чайник и начатая пачка сахара стояли на камнях рядом с костром. Положив мясо и лепешку прямо на эти камни, Петр вытащил из висящего на поясе чехла большой нож и передал мне. Затем снова устроился возле костра, ловко подвернув под себя ноги. Мне не усидеть так и десяти минут, а для аборигенов это самая излюбленная поза. В таком виде пастух может даже вздремнуть. Это потому, что в яранге или палатке иначе и не усидишь. Тесно, стульев-кресел нет, диванов, тем более.
Петр подбадривающее подмигнул мне и, наклонившись, принялся ковыряться в маленькой костяной штучке, чем-то напоминающей птенца голыша. Из отполированной до блеска головки птенца торчал острый клювик, а в кургузом брюшке угадывалась отверстие. В этом отверстии застряла деревяшка, и Петр выковыривал ее узким, словно шило ножом, помогая себе при этом зубами и языком.
- А что это? - поинтересовался я, прожевав кусок мяса.
- Ченки. Вернее, калакал, - поправил себя Петр. - Если дословно перевести - "чёрт на чёрта". Когда по тундре едешь, черти из-за кустов выскакивают, принимаются шустрить впереди оленей и кружить им головы. Могут так закружить, что олени все нарты перевернут и запутаются в постромках рогами. А калакалом эту чертячью компанию шуганешь - сразу кто куда. Особенно, если "носик" кровью вымажешь. Удирают, аж кусты трещат.
Наконец Петр выковырял деревяшку, продул отверстие, посмотрел сквозь него на солнце и вставил новый прут. Помахал прутом в воздухе, проверяя, надежно ли сидит калакал, и принялся привязывать его суровой ниткой. Работал Петр аккуратно, каждое его движение было до того выверено, что, казалось, колечки сами укладываются на прут, Петр только придерживает нитку.
И тут я обратил внимание на вырезанную ножом надпись на пруте: "Дорошенко". Эта славная фамилия запорожских казаков довольно распространена у нас на Украине. Даже песня такая есть:
"Попэрэду Дорошенко
Вэдэ свое вийсько,
Вийсько запоризькэ
Хорошенько-о-о!"
- Это вы: Дорошенко? - спрашиваю нового знакомого. Тот поднял глаза:
- Конечно я. А что здесь такого? Все интересуются, и все удивляются.
- Так вы не коряк?
Петр хитро улыбнулся, почесал затылок:
- Это, смотря, как считать. По документам коряк, а вообще-то из Украины. Понимаешь, я сюды ради охоты прыихав. У нас там яка охота? Один зайчик на десять охотников, да и того тилькы в субботу пидстрэлыть можна. А сейчас заиць грамотный. Всю неделю носится по полям, как жеребец, а в субботу в буерак спрячется и ни гу-гу. Календарь у него, чи шо? А шо на Чукотци, шо на Колыми звиря морэ и никаких выходных. Прочитав в журнали, взяв расчет и прыихав, А тут, - что рыбалка, что охота - тилькы местным. Отправился в поссовет, записался коряком и все.
- Просто так взяли и записали? - еще больше удивился я.
- А что здесь такого? - Петр снова оторвался от калакала и заговорщицки подмигнул мне. - Им даже выгодно. Чем больше коряков, тем больше уважения от начальства. Они для того, чтобы; угодить начальству, и негра в коряки запишут. - Чуть помолчал, покачал головой и продолжил: - Потом, правда, и мэнэ пидловылы. Говорят, оленеводов нехватка, оленей пасти некому. Якщо коряк - иды к оленям. Уже четырнадцать рокив пасу. Привык. Нормально. Даже бригадиром стал.
- А от чертей эта штука помогает? - кивнул я в сторону калакала.
Потомок запорожских казаков пожал плечами, еще раз почесал затылок и вполне серьезно ответил:
- А бис его знает? Но, представляешь, бижатъ паразиты куда быстрише.
Я понимающе улыбнулся и признался Дорошенку, что до приезда на Колыму тоже не верил во всех этих чертей, а по тайге поскитался, стал к этим вещам относиться куда уважительней. Один раз даже читал молитву и обещал поставить в церкви свечку. И помогло!
Мы еще немного поговорили, затем Петр сел на нарты и уехал к стаду, а я отправился в стойбище…
Отправляя меня в гости к новым соседям, баба Мамма передала всем гостинцы: деду Хэччо носки-чижи, а бабушкам Хутык и Мэлгынковав по катушке рыболовной лески и три маленьких колокольчика. Обычно такие колокольчики рыбаки прикрепляют к удочкам, чтобы звенели, если клюнет большая рыба. Но бабушки не собирались рыбачить. Леска им нужна, нанизывать бисер, которым расшивают кухлянки, малахаи, торбаса и даже рукавицы. Колокольчиками украшают одежду детей. С одной стороны очень нарядно, с другой - бегает ребенок по тайге, колокольчик звенит, и мать хорошо знает, где ее сын или дочь. Но может, он нужен еще для того, чтобы отпугивать от ребенка медведей, росомах и… злых духов.
Остальным обитателям корякского стойбища баба Мамма передала целый рюкзак юколы и две бутылки водки. Для аборигенов нет ничего лакомей вяленой рыбы-юколы. Как только я вытащил ее из рюкзака, и взрослые, и дети взяли по пластине и принялись жевать. Сунут на пару минут в огонь, чтобы она стала чуть мягче, и в рот. На мой взгляд, юкола слишком жесткая и почти безвкусная. Юколу вялят без соли и держат на солнце до тех пор, пока не начнет греметь, словно дрова.
Водку бабушка Мэлгынковав разделила между всеми, но прежде плеснула в огонь. Пусть, мол, и он промочит горло. Угостила его и куском юколы.
Здесь я и вспомнил о сопках. Подкочевав к очередной сопке, оленеводы приносят ей жертву. Нет, не самую красивую девушку и даже не белого оленя, а кусочек мяса, низку разноцветных бус или яркую ленту. Делают это очень серьезно и в обязательном порядке. Иначе сопка обидится и сбросит на оленей снежную лавину или напустит копытку. Наверное, и мне нужно было, прежде всего, отправиться на поклон к сопкам. Тем более, баба Мамма подробно разъяснила, как это делается. Она лишь запамятовала снабдить меня гостинцами.
Сопок вокруг корякского стойбища три: Луна, Снежная и Витра. В моем рюкзаке пусто, а просить гостинцы у новых знакомых неудобно. Я выбрался из палатки и отправился к сопкам. У подножья Луны оставил батарейку от фонарика, у Нежной - блесну на хариусов и двадцать копеек, у Витры - пуговицу от рубашки и коробок спичек.
И все, по-видимому, было нормально, потому что увязавшийся за мною пес Матак после каждого жертвоприношения обнюхивал мне руки и восторженно вилял хвостом.
Когда уже хотел возвращаться в стойбище, вдруг заметил еще одну сопку. Она совсем маленькая и рассмотреть ее можно, только обогнув Витру. Эта сопка очень напоминает мышь. Круглая спина, острый нос, длинный, чуть изогнутый хвост. Об этой сопке мне ничего не говорили, и можно было, сделав вид, что не заметил ее, спокойно возвращаться в стойбище. Но вдруг подумалось, что сопке Мышке будет очень обидно остаться без угощения. Как же так - всех угостили, а самую маленькую забыли!
Я долго шарил по карманам, пока не отыскал сплющенную донельзя карамель "Слива". Тут же разломал ее на три части: один кусочек оставил у подножья сопки, другим угостил Матака, третий съел сам. Потом аккуратно разгладил фантик от конфеты и наколол на веточку карликовой березки.
Может кто-то скажет, что я поторопился со своими жертвоприношениями. Чего проще, подождать возвращения от стада Дорошенка, попросить у него все, что в таких случаях полагается, и сделать угощение побогаче. Но поступать так рисковало. Жертву сопкам приносят сразу по прибытию на новое место. А, как известно, в чужой монастырь со своим уставом не лезут. Здесь уже был подобный случай. Подкочевали муж и жена к огромной сопке и принялись ставить ярангу. Жена напоминает мужу, отнеси, мол, сопке подарок. А тот утомился за трудную дорогу, да и некогда. Завтра, говорит, отнесу. Никуда твоя сопка за ночь не денется.
Завтра, так завтра. Утром просыпаются, а сопки… нет! И как раз в том месте, где она вчера стояла, разлилось огромное озеро. Из этого озера и вытекает самая длинная в наших краях река Омолон.
Я ловил в этом озере хариусов и несколько раз перебродил через вытекающий из него ручеек-реку.
Кстати, потом исчезнувшую сопку отыскали неподалеку от того места, где Омолон сливается с рекой Колымой.
Эту историю знают все оленеводы, а вертолетчики говорили, что стоящая в устье Омолона сопка и по форме, и по размерам полностью совпадает с озером. И в том, что сопка перекочевала с места на место, у них тоже нет никакого сомнения.
БАБУШКА МЭЛГЫНКОВАВ И БАБУШКА ХУТЫК
Я хотел поселиться в палатке бригадира Дорошенка и даже отнес туда свой рюкзак, но когда-то жившая в одном стойбище с бабой Маммой бабушка Мэлгынковав решила, что я ей почти родня, и скоро мой рюкзак перекочевал в ее палатку. Кроме бабушки Мэлгынковав в ней живут три пастуха: Кока, Павлик и Прокопий. Бабушка Мэлгынковав ухаживает за ними как за малыми детьми: кормит, обшивает, готовит рюкзаки к выходу на дежурство и даже делает за них заказы по рации. Одному нужны кассеты для магнитофона, другому резиновая лодка с высокими бортами, третьему - узнать, куда запропастилась его жена? За каждого из подопечных ей положено половину ставки младшего пастуха. Но бабушка Мэлгынковав получает только ставку, так, если бы пасла только одно стадо оленей. За полставки, то есть за Прокопия, деньги начисляют его жене Ларисе, которая два года тому уехала в поселок погостить и не возвращается до сих пор. Наверное, если бы был чемпионат мира по прогулам, то жена Прокопия заняла бы на нем далеко не последнее место. Но самого Прокопия это обстоятельство, как мне кажется, не очень волнует. Мол, припоздала на пару лет и домой, и на работу - и ладно. С кем не бывает?
А может просто он не подает вида. Бабушка Мэлгынковав жалеет Прокопия и, хотя он в яранге не самый старший, в первую очередь миску с едой подает ему. Потом уже мне и остальным пастухам.
Сама ест мало, и до того худая, что, когда наклоняется подложить в печку дров, слышно, как трещат косточки. На подбородке у бабушки Мэлгынковав растет несколько черных волосинок. Бабушка Мэлгынковав с гордостью утверждает, что ее борода пышнее, чем у дедушки Хэччо, и вводит его в большое смущение.
В мужской компании наша хозяйка чувствует себя очень уверенно. Курит, играет в подкидного и покер, тайком от бригадира Дорошенка ставит бражку.
В первый вечер моего гостевания мы долго играли в карты, пили бражку и подшучивали над Кокой. У бабушки Мэлгынковав полдесятка великовозрастных щенков, кормит их она кое-как, не удивительно, что щенки все время в поисках - чем бы поживиться? Вчера ночью они наткнулись на выпростанную из-под одеяла Кокину руку и, решив, что она ничейная, потащили из палатки.
Вообще-то Коку зовут Артуром, но его младшей сестренке было трудно произносить это имя, и она называла его Кокой. Сестренка выросла и вышла замуж, а Артура так Кокой и зовут. Главное, он сам с некоторым усилием вспоминает свое настоящее имя.
Вообще-то с именами здесь творится что-то непонятное. У бабушки Мэлгынковав два сына и оба Николаи. Николай Первый и Николай Второй. Я думал, что все эта свистопляска из-за какой-то безалаберности и под настроение принялся подшучивать над бабушкой Мэлгынковав. Мол, забыла, что первого сына зовут Николай, а имя неплохое, главное, напоминает что-то приятное, вот и второго назвала Николаем. Хозяйка нашей палатки перестала смеяться, задержала взгляд на дымящейся сигарете, затем очень серьезно сказала:
- Нормально назвала. Сначала Олег родился и умер. Потом Митя родился и тоже умер. Николай родился - крепкий вырос. Значит, болезни это имя боятся, поэтому второго сына так и назвала. - Вдруг улыбнулась и повернулась ко мне. - А разве баба Мамма не рассказывала, почему ее так зовут? Сначала ведь ее Чури звали. Была маленькая и быстрая словно бусинка. Вот ее бусинкой и назвали. Потом болеть стала, даже умирать собралась. Шаман говорит, нужно имя переменить, чтобы болезнь ее потеряла. Назвали Эрикаткикан. След Луны, значит. Пусть болезни ее никак не догонят, как нельзя догнать след луны. Она скоро выздоровела, только очень долго мамину сиську сосала. Уже большая, невеста совсем скоро, а ходит по стойбищу и просит: "Мамма! Мамма!" По-вашему - мамина грудь, значит. Вот ее за это Маммой и назвали. А ты не знал?
Наверное, я несколько смутился от такого открытия, потому что все рассмеялись. Бабушка Мэлгынковав победно подмигнула парням и налила себе браги. Чтобы как-то спасти положение, я принялся доказывать, что все это только совпадение. У нас на Украине так никогда не делают.
- Делают, еще и как делают, - уверенно заявил Кока. - Бухгалтерша, что с нашим зоотехником живет, как и ты с Украины приехала. Так она за два года три раза замуж выходила и каждый раз фамилию меняла. Наверное, тоже очень больная…
Подруга бабушки Мэлгынковав бабушка Хутык настоящая шаманка. Я сам видел, как она прятала в сумку-мунгурку похожий на колесо от телеги шаманский бубен. И еще: все оленеводы убирают на лето тяжелые яранги и ставят вместо них палатки. Бабушка Хутык круглый год живет в яранге, к тому же не пользуется как все печкой, а разжигает костер прямо посередине яранги. Он нужен ей, подогревать бубен, чтобы его было слышно на всю Колыму. Вызываемые бабушкой Хутык духи влетают через дымовое отверстие и, если им навстречу, словно жерло пушки, выставится дымоходная труба, духи могут испугаться и больше не прилететь.
Лично на меня это обстоятельство действует совсем наоборот. Каждый раз, когда вижу поднимающийся над пустой крышей дым, невольно вздрагиваю от мысли: "Не пожар ли?"
Все наши женщины: бабушка Мэлгынковав, жена Дорошенка - Галя, жены пастухов Рита, Надя и Моника числятся в бригаде младшими пастухами, а вот бабушка Хутык - фельдшером. Наверно в штатном расписании совхоза не нашлось должности шамана, они и подобрали самую родственную. Мне не удалось видеть, как бабушка Хутык лечит людей, хотя слышал об этом не один раз, а вот, как она врачует оленей, наблюдал часто. Обычно этим она занимается вдвоем с Дорошенком. Бригадир делает оленям уколы, переливание крови, заливает в рот микстуру, засыпает порошки и закапывает всевозможные капли. Бабушка Хутык лечит оленям глаза и копыта. Так сказать, олений окулист-ортопед. На глазах оленей часто появляются бельма, и случается, эти животные слепнут на оба глаза. Особенно часто это бывает у оленят. Я не один раз с удивлением наблюдал, до чего ловко совершенно слепой олененок ориентируется в стаде. Он пасется как бы совсем здоровый, быстро разыскивает в трехтысячном стаде свою маму и даже ворует у чужих важенок молоко. Я так и не научился угадывать слепых оленят, а пастухи запросто. Они набрасывают на слепого малыша маут и, придерживая его коленями, зовут бабушку Хутык. Та присаживается рядом с олененком, устраивает его голову себе на колени, разжевывает кусочек сахара и вводит его вместе со слюной в больной глаз. Делает это она губами и языком, после чего долго массирует глаз ладонью. Через неделю бельма сходят, и олененок бегает по тундре, как ни в чем не бывало.
Копыта лечить посложнее. Поймают захромавшего оленя, повалят на землю, смотрят на больную ногу, но там ничего не видно. Все копыто покрыто черной крепкой роговицей. Теоретически, как написано в оставленной здесь зоотехником книжке, гнойник можно нащупать колодочкой ножа. Мол, где роговица немного мягче, там болячка и спряталась. На самом деле, отыскать ее почти невозможно, разве что, эта болячка разрастется на всю ногу.
Бабушка Хутык берет краешек копыта в рот и прощупывает его …зубами. Они куда чувствительней колодочки ножа, бабушка быстро находит больное место, расковыривает ножом и кладет туда лекарство. Если прозевать и не сделать все это вовремя, к стаду привяжется копытка, которая может положить половину оленей.
…Люди у нас чаще всего лечатся самостоятельно. Каждый знает, какие таблетки от головы, какие от простуды, какие от живота. Тем, кто болеет, не выезжая из стойбища, больничный лист не положено. Во всяком случае, я ни о чем подобном не слышал, хотя валяющихся неделями на шкурах с высокой температурой пастухов видел сколько угодно.
Но если случается что-то серьезное, вызывают вертолет санавиации. Правда, в последнее время она относится к этим вызовам без особого доверия. И не без причины. Сколько раз, было: выпьет пастух, а похмелиться нечем. Мается, бедный, мается, а потом возьмет да и вызовет вертолет санитарной авиации. Мол, смертельно заболел, прилетайте, спасайте! Те, не глядя ни на какую погоду, прилетят, погрузят "больного" и - в райцентр. Лишь вертолет приземлится, пастух с носилок - прыг, и бегом в магазин за бутылкой.