Конечно, серьезно, конечно, серьезно! - сказал сын.
Это случилось зимним вечером, через девять месяцев после описанных событий. С последней почтой ври шло. два письма. Одно - от Дохлой обезьяны в самодельном конверте, заклеенном липкой лентой, на нем стояло мое, имя без "господин" или "сап". В конверт были вложены три извещения о невыдержанных экзаменах на должность: от Кредитного банка Асакуса, издательства "Ридерс дайджест" и от какой-то компании, занимающейся оценкой экзаменационных тестов для поступающих в университет.
Другое письмо - от отца Мори, с тех пор ни разу не показавшегося в школе. Оно было написано на фирменном бланке лаборатории атомных исследований в Калифорнии. Я читал его с надеждой очиститься от грязи, в которой вываляло меня письмо Дохлой обезьяны. Внезапно я понял, что болезненно переживаю отсутствие отца Мори.
Отныне я буду писать вам бесчисленные письма, причем не только письма в обычном понимании этого слова, а посылать вам все, начиная с исследовательских записей и кончая своими произведениями, ха-ха! Буду непрерывно звонить вам, без конца рассказывать о себе - на такую мысль меня натолкнула Дохлая обезьяна, о которой я услыхал от вас. Разрешите еще одной Дохлой обезьяне вцепиться в вашу толстую шею. Я понимаю, это малоприятно, но вы сами знаете, как трудно отделаться от Дохлой обезьяны, ха-ха!
Однако, мне кажется, что, став вашей Дохлой обезьяной, я в то же время превращаю вас в свою Дохлую обезьяну. Ведь из всех желающих стать Дохлой обезьяной я вам самый близкий по духу, хотя я и окончил физический факультет, а вы литературный. Беспрерывно input (вводя) в вас информацию, я хочу повлиять на слова, которые будут output (выводиться) из вас. Когда вы начнете думать обо мне круглые сутки, я смогу воздействовать на ваше тело и сознание. Дело в том, что моя информация предназначена не только для того, чтобы доставлять вам страдания. Возможно, когда-то она вас и порадует. И если мне удастся проникнуть в вас, не превратитесь ли вы в моего писателя-невидимку?
Почему вы мне нужны как писатель-невидимка? Потому, что мне необходим человек, который сделает "протокольную запись" моих мыслей и действий. Мы с Мори затеваем одну авантюру, и если нам не удастся найти такого человека, и я сам, и Мори будем восприниматься как плод больного воображения. Замышляемая нами авантюра в полном смысле слова фантастична, и если "протокольную запись" будет делать полиция, то сочтет все это бредом.
Я жду начала нашей авантюры с надеждой, но, честно говоря, и со страхом. Я не прошу мне помогать, но хочется верить, что, разговаривая со способным все понять человеком, я добьюсь его сопереживания, понимания того, что произойдет с моим сознанием и телом. Ведь писатель-невидимка и нужен, чтобы рассказать обо мне и Мори, если затеянное мной рискованное предприятие повлечет за собой нашу смерть.
Я заговорил о смерти - с недавних пор у Мори перед сном стало портиться настроение. И не потому, что он уже давно не ходит в школу. С вашим сыном, наверно, происходит то же самое? Ведь и Мори, и ваш сын - наши дети . У Мори никогда прежде не портилось настроение, за исключением тех дней, когда он бывал болен, а теперь портится. Особенно если перед тем, как ему ложиться спать, я начинаю шутить. И тут я вспомнил. Когда умирал дедушка, я, чтобы как-то подбодрить его, стал ласкаться к нему, а он рассердился. Старик - перед смертью, наши дети - перед тем, как заснуть. Разве их может радовать обещание возрождения-пробуждения? Это, вероятно, и можно назвать беспредельным погружением в смерть, погружением в сон. Вот почему, когда и старики и дети в такие минуты становятся удивительно серьезными.
Какую авантюру затеваем мы с Мори? Я рассчитываю, что мое и его сознание и тело станут совершенно новыми. В этом только и состоит то рискованное предприятие, надежды на которое возлагаю я, а может быть, и Мори тоже!
В чем состоит главное желание человека? Заново перестроить свое сознание и тело. Если мечтать о вечной неизменности сознания и тела в загробном мире, тогда исчезает отчаяние безысходности. И, лишь преодолев такое отчаяние, впервые удается испытать радость от мысли о ничто после смерти. Замерев у кровати недовольного Мори, я чувствовал, как застывают мои шутовские жесты, стоило в мою голову закрасться мысли: а смогу ли я научить его этому ничто, которое нужно встретить с распростертыми объятиями.
Наверно, и вы часто думаете об этом? Вы, несомненно, делаете это как отец одного из наших детей! Разве вы не такой? (Нет, вы, несомненно, такой!)
ГЛАВА II
НАНЯТ ПИСАТЕЛЬ-НЕВИДИМКА
1
Иногда себе и другим я говорю и, наверно, буду говорить, вторя леди Макбет:
These deeds must be thought
After these ways; so, it will make us mad.
о делах подобных размышляй,
Не то сойдешь с ума.
Как писатель-невидимка, я, разумеется, знаю, что в цитате из "Макбета" опущено "not", "not" в "must not be".
Я вписал "not", исправив перевод отца Мори на японский язык: "О делах подобных не размышляй, не то сойдешь с ума". Зачем он сделал такую ошибку? Все, что я теперь пишу, - это слова, навеянные опытом и грезами отца Мори. Возможно, такая неточность в цитате и переводе объясняется желанием отца Мори позлить писателя-невилимку. Задача писателя-невидимки заключается в том, чтобы взять за основу чужие слова, - это несомненно, но вместе с тем он обязан, занося эти слова на бумагу, пропустить их через свое сознание и тело. В процессе этой работы я проникну в самое нутро отца Мори, до мельчайших деталей узнаю все его секреты, на какое-то время стану им самим, но все это приведет к обратному - позволит отцу Мори захватить мой мир.
Когда я впервые произнес эту фразу леди Макбет? К примеру, когда читал в газете заключенное в рамку сообщение из-за границы. Оно сопровождалось бледной фотографией, на которой был изображен летательный аппарат, похожий на огромную круглую игрушку из пластмассы, а в нем восседал мой старый приятель Малькольм Мориа. Только высокий лоб сохранился от прежнего его облика, когда он был худым и стройным. Очки в толстой темной оправе и усы, казалось, были призваны скрыть меланхолию. Подпись под снимком гласила: МАЛЬКОЛЬМ МОРИА (38 ЛЕТ), БЫВШИЙ ПРОФЕССОР ТЕХНОЛОГИИ ЛЕТАТЕЛЬНЫХ АППАРАТОВ КАЛИФОРНИЙСКОГО УНИВЕРСИТЕТА, У РЫЧАГОВ УПРАВЛЕНИЯ САМОСТОЯТЕЛЬНО СПРОЕКТИРОВАННОЙ И ИЗГОТОВЛЕННОЙ ИМ ЛЕТАЮЩЕЙ ТАРЕЛКИ. Несомненно, это он, несомненно! - воскликнул я. Безусловно, это был профессор. Мы вместе работали в калифорнийской лаборатории, а теперь он, значит, уже бывший профессор. Двухместная тарелочка диаметром 2,7 метра снабжена восемью роторными двигателями по двадцать четыре лошадиные силы каждый, развивает скорость до двухсот семидесяти километров в час. В течение месяца предполагалось завершить испытательные полеты, а к будущему лету летающую тарелочку должны принять эксперты управления воздухоплавания и аэронавтики Соединенных Штатов, и она будет продаваться за десять тысяч долларов.
Корреспондент либо сотрудник газеты, правивший статью, сдержанно иронизировал над дальнейшими планами Малькольма, но и я тоже полагал, что вряд ли у него все пойдет гладко. Насколько я знаю Малькольма Мориа, он не мог рассматривать изготовление летающих тарелок как бизнес. Для него летающие тарелки не являлись товаром. Скорость двести семьдесят километров в час - просто смешно, - разве способна эта черепашья скорость открыть путь к туманности Андромеды? Тогда ради чего он создал лжелетающую тарелку - как некий символ?
То, о чем я собираюсь рассказать, произошло во время моей командировки в лабораторию атомных исследований Калифорнийского университета. Во время обеда я и Малькольм с подносами в руках, отыскивая свободное место, столкнулись нос к носу и сразу же увидели два незанятых стула рядом. Малькольм схватил меня за руку и чуть лине силой усадил, а потом нырнул в толпу студентов и исчез. Вскоре профессор Малькольм вернулся с двумя большими стаканами пенящегося молока и, сам кипя, как молоко, заговорил:
- Ешьте и слушайте! Жители горных районов вашей страны на вершинах вырубали лес и ставили там огромные деревянные самолеты, верно? Стремление аборигенов сохранить в виде символа летательный аппарат резко контрастирует с извращением идеи полета в цивилизованном обществе. Может быть, это отражает присущую коллективному воображению всех рас и племен идею истинного полета, идущую от богов?
Я растерялся, мне действительно приходилось слышать подобное, но я должен был внести в его слова поправку, рассказ относился к одному из горных племен Новой Гвинеи.
Я слушал об этом от дяди-пилота, воевавшего на Тихом океане, который шчно столкну ich с таким фактом. Японская армия вместо сбитых самолетов выставляла на аэродроме деревянные. Разве это не произрастает из того же корня, что и деревянные самолеты жителей горных районов?
Об этом я тоже слышал. Все это действительно так и было, но рассказ о горных племенах Новой Гвинеи - это все же нечто иное. Хотя, возможно, вы правы, и деревянные самолеты взамен погибших в бою, о которых вы говорите, были не только ухищрением, чтобы ввести противника в заблуждение, но и неким символом.
В таком случае вы должны понять и мое желание выставить в Калифорнийском аэропорту в качестве символов летающие аппараты для богов, которые прилетят из космоса на своих летательных аппаратах, и совершить с б о г а м и обмен. Меня, чья работа связана с космосом, буквально захватила идея убедить человечество, стоящее на краю пропасти, создавать подобные символы, чтобы покрыть ими весь земной шар.
Позже Малькольм Мориа действительно показал мне множество чертежей своего летательного аппарата и процитировал мне того самого Юнга. "Мы постоянно думали, что летающие тарелки есть наша проекция. Однако сейчас мы превратились в их проекцию. Волшебным фонарем я проецируюсь как К. Г. Юнг. Но кто управляет этими аппаратами?" Малькольму было бы легко ответить на вопрос Юнга: волшебным фонарем оперируют боги, прилетевшие, чтобы наблюдать гибель земного шара, ха-ха. Я достал старую рождественскую открытку с изображением летательного аппарата, напечатанную самим М. М., и отправил по указанному в ней адресу воодушевляющую телеграмму:
These deeds must be thought
After these ways; so it will make us mad.
Чтобы осуществить свою мечту, Малькольм Мориа оставил должность профессора Калифорнийского университета и приступил к изготовлению и продаже летательных аппаратов, снабженных восемью роторными двигателями по двадцать четыре лошадиные силы каждый, первобытных с точки зрения мирового уровня развития технологии, который он сам неустанно повышал. Я почувствовал, что теперь можно ожидать какой угодно авантюры. И мое предчувствие все отчетливее и отчетливее обретало черты реальности.
Но сначала сон. Наша с Мори авантюра, которая приснилась мне, состояла в том, что я, выступая в качестве советника некоего старика, которого называют Патроном, заставлю его стать диктатором Японии. По этому случаю мы с Мори организуем праздничное шествие. Нечто вроде факельного шествия нацистских штурмовиков 30 января 1933 года, приветствовавших Гитлера после его встречи с президентом Гинденбургом. Глядя на огненную реку, слушая грохот десятков тысяч военных сапог, Патрон стоит у окна номера "люкс" на двадцатом этаже отеля "Кэйо плаза", он пританцовывает, то улыбаясь, то плача, то громко смеясь!
Облик Патрона, несомненно, возник под влиянием реальной личности, в честь которой проводилось упомянутое факельное шествие. Это было комично. Во сне Патрон не был просто политическим властелином одной лишь нашей страны. Он стоял у окна, являя собой символ не столько народа Японии, сколько всего человечества. В Коране есть такая строка: "Абрахам! Ты поверил своим снам! В них и вправду есть ясное знамение!" Патрон в моем сне взывал ко всему человечеству: "Люди! Все верьте снам всех! В них и вправду есть ясное знамение! И все ваши сны сливаются в мою фигуру, которая, объяв весь земной шар, возносится, словно на картине Блейка, в небо!" Мы с Мори старались превратить Патрона в символ господства над человечеством. Не правда ли, грандиозный сон, ха-ха.
Я на следующий день долго объяснял Мори всю грандиозность моего сна. Я ведь привык целыми днями разговаривать с Мори. Как и большинство родителей наших детей. Я разговаривал с ним и о вещах, ему доступных, и о вещах, совершенно ему недоступных. Дело в том, что недоступное его пониманию теперь покроется тонким налетом моих слов, подобно тому как даже в закупоренном подземном хранилище накапливается пыль, и в один прекрасный день слова эти, возможно, самовоспламенятся и заполыхают. Во всяком случае, Мори не отвергает моих слов. Переданные с помощью удивительного механизма слуха в подземные хранилища его мозга, они скапливаются там, как песок в песочных часах.
В связи с этим я подумал вот о чем: призывы из космоса, обращенные к древней Земле, где еще не существовало жизни, оседали на нее в виде космической пыли посланий, подобно песку моих слов в глубине ушных раковин Мори, и эта мельчайшая пыль, смысл которой оставался непознанным, все накапливалась и накапливалась и в конце концов самовозгорелась живым смыслом, в результате чего и зародилась жизнь, зародился наш далекий предок - амеба. Причем не исключено, что в космической пыли посланий содержались и зародыши цивилизации, определившие появление в нас молекул ДНК, что в. конце концов и привело нас к нынешнему атомному веку.
Я понимаю, что перехожу рамки, отведенные писателю-невидимке, но все же мне хочется сделать собственную приписку в виде вопроса. Не снимает ли с себя ответственность отец Мори в первую очередь как физик-атомщик и просто как индивид, утверждая, что нынешняя атомная цивилизация продиктована из далекого космоса волей, накапливающейся подобно космической пыли, и представляет собой единственно возможный путь, извне продиктованный планете, именуемой Земля, а следовательно, хомо сапиенс по собственному желанию изменить ничего не может? Возможно, именно поэтому отцу Мори не оставалось ничего иного, как бежать вместе со своим сыном в сон, в чем и состоит основная уязвимость его построений?
Знаете, я не хочу, чтобы вы спешили понять меня, ха-ха. Мне ясно, что вы сразу же начнете мне возражать, но поймите, я собираюсь рассказывать лишь о своих снах, хотя и это небезопасно. Правда, мне кажется, что не только рассказывать о своих снах, это-то безусловно, но даже и просто видеть сны опасно. Разве мало людей, которые, подобно братьям Иосифа, бросили бы сновидца в ров, сказав, что его сожрали хищные звери? Рассказывая Мори свой сон о факельном шествии, в котором участвовали мы с Мори, я предлагал ему свое толкование. Я наблюдал, как Мори, который сидел рядом, даже не пытался вникнуть в смысл произносимых мной слов, внимательно прислушивался к их звучанию и время от времени повторял одно из них, а я всё рассказывал и рассказывал, стараясь и для себя уяснить их смысл. Я пытался, уйдя в свой сон, размышлять о его смысле, и мне необходим был спутник, который помог бы идти правильной дорогой, - для меня Мори как раз и был таким реально существующим спутником.
Что было причиной того, что в своем сне, хотя и очень смутно, я увидел празднество по случаю захвата власти Патроном, столь схожее с факельным шествием 30 января 1933 года после прихода к власти Гитлера?
- Я, Мори, во сне хотел, чтобы мы с тобой изобразили Патрона человеком, наконец добравшимся до огромной власти, а у сна своя логика - вот и возникла ассоциация Патрона с Гитлером. Если бы рассказать об этом Патрону, он бы рассмеялся. К нему я не питаю особой вражды, а Гитлера глубоко ненавижу.
Но сон есть сон. У сна особая логика. Как же мне удалось в процессе сна преодолеть такое противоречие, а, Мори? Но ведь ты был вместе со мной? Ха-ха, тогда рассказывай, как все это было. Давай подумаем о Гитлере - но уже не из сна, - который в конце концов едва не стал настоящим Антихристом. Что это значит? В самом начале "Войны и мира" Анна Павловна Шерер говорит, что Наполеон и есть самый настоящий Антихрист. О таком Антихристе и идет речь. Это тот самый Антихрист, который придет до того, как явиться истинному Христу, и повсюду будет говорить, что божий день уже настал. Он будет говорить о неизбежности вероотступничества, появления неправедных, мертворожденных детей. Он будет говорить, что все пойдут за сатаной и будут творить ложь, распутство и всякий обман. Но действительно ли Наполеон был Антихристом? Всем известно, что в конце концов он потерпел поражение. Истинный Христос так и не явился, чтобы наказать Наполеона и тех, кто следовал за ним, и божий мир не воплотился в реальность.
Гитлер тоже хотел стать Антихристом, но и ему это не удалось, он провалился, правда, Мори? Гитлер посеял семена огромных бедствий, и они проросли, но Гитлера уничтожил отнюдь не Христос. Не бог, а люди. Так что и логически можно доказать, что Гитлер не смог стать Антихристом, правда? Ха-ха. Но, может быть, явление истинного Христа снова отдалилось, потому что Антихрист, именуемый Гитлером, был уничтожен, еще находясь в пеленках? Следовательно, ценность того, что люди своими собственными силами уничтожают тех, кто стремиться стать Антихристом, сопоставима с явлением Христа. Может быть, Христос раздражен тем, что ему никак не удается явиться? Ха-ха. Борьба людей, уничтожающих Антихриста до его появления, превращается в борьбу за жизнь без помощи бога. Но ее необходимо вести, Мори.
Итак, если вернуться к моему сну, я не знаю, как согласовать его с логикой реальности, но, видимо, Патрон был для меня Гитлером и я рассматривал его как Гитлера, все еще имеющего возможность превратиться в настоящего Антихриста. Он стоял, пританцовывая, улыбаясь, плача, громко смеясь, у окна двадцатого этажа отеля "Кэйо плаза", глядя на реку огней, слушая дружный топот военных сапог, эхом отражающийся от трех стоящих друг против друга небоскребов па одной из центральных площадей города. Но, Мори, дойдя до этого места в своем рассказе, я вспомнил следующий эпизод сна, о котором забыл - точно внезапно сдвинулся фокус объектива фотоаппарата, приблизив место событий, - и я увидел, что пританцовывали, улыбались, плакали, громко смеялись мы с тобой, а не Патрон. Мы уже давно помогали Патрону захватить власть и даже участвовали в шествии, по в последнюю минуту, кажется, взбунтовались против него. Причем я и ты, Мори, в линзе с измененным фокусным расстоянием оба были высокого роста, подобающего тем, кто предпринимает подобные действия. Даже если отказаться от версии, что Патрон - Антихрист, все равно мне кажется, что сон не совсем лишен смысла, правда Мори?
Записывая все это, писатель-невидимка считает, что события, о которых рассказывается как о сне, хотя и являются не настоящим сном, а вымыслом, названным сном, в основном соответствуют действительным снам, которые видел отец Мори. Именно поэтому я без всяких колебаний записываю как сон повествование, которое отец Мори называет сном.