- Вот так все и было, когда я ушла, уложив Рода, - сказала Каролина. - Но когда я прибежала ночью, в камине огня не было. Зато горело в других местах. Не в одном, понимаете? Полыхало в пяти-шести точках.
- Неужели? - Я был потрясен. - Просто чудо, что никто из вас серьезно не обгорел!
- Я не об этом… На службе у нас была пожарная подготовка. Нам рассказывали, как распространяется огонь. Понимаете, он ползет, но не скачет. А в комнате были разрозненные возгорания, как от зажигалок или чего-то в этом роде. Гляньте на кресло: похоже, пламя возникло прямо на сиденье, ножки-то целы. Со столом и конторкой то же самое. А шторы? - Каролина потрогала обгоревшие парчовые занавеси, перекинутые через спинку погубленного кресла. - Видите, они загорелись с середины. Как это возможно? А стены по бокам окна всего лишь опалены. Все так, будто… - Она оглянулась на комнату, боясь, что ее услышат служанки. - Одно дело, если по неосторожности Род уронил сигарету или свечку. Но здесь все так, будто комнату подпалили. В смысле, нарочно.
Я опешил.
- Вы хотите сказать, что Род…
- Не знаю, - перебила меня Каролина. - Просто не знаю. Но я думаю о том, что Род говорил в вашей амбулатории. И отметины, которые мы видели в его комнате… ведь это были прожоги. Верно? Тогда все это обретает ужасный смысл. И вот еще одно…
Каролина поведала о странной неурядице в кухне, когда за спиной Рода вспыхнула скомканная газета. Тогда все списали на неостывшую золинку. Но потом Каролина еще раз осмотрела место происшествия и на кухонной полке обнаружила коробок спичек. Сомнительно, но все же вероятно, что Родерик, улучив момент, пытался себя поджечь.
Я не вытерпел:
- Не хочу сомневаться в ваших словах, но вы пережили сильное потрясение. Неудивительно, что вам всюду мерещится огонь.
- Думаете, вспыхнувшая газета нам померещилась? Всем четверым?
- Ну…
- Уверяю, нам не привиделось. Огонь был настоящий. И если Родди не поджигал, тогда… кто? Вот что меня больше всего пугает. Вот почему лучше, чтобы это сделал Род.
Я не вполне понимал, к чему она клонит, но Каролина явно была очень напугана.
- Послушайте, давайте успокоимся, - сказал я. - Нет никаких оснований считать пожар чем-то иным, кроме как несчастным случаем, верно?
- Точно не знаю. Посмотрим, что скажет полиция. Вчера к нам приходил мясник. Он учуял запах гари и поперся к окнам, прежде чем я успела его остановить. Знаете, в войну он был пожарным, служил в Ковентри. Я что-то наплела насчет масляного обогревателя, но дядька все высматривал и высматривал. По его лицу было видно, что он мне не поверил.
- Ваше предположение чудовищно! - тихо сказал я. - Неужели Род мог хладнокровно…
- Я знаю! Знаю, это ужасно! Я не говорю, что он это сделал умышленно. Невозможно, чтобы он хотел кому-то навредить. Все, что угодно, только не это. Но ведь так бывает… - она горестно сморщилась, - человек делает зло, не ведая, что творит.
Я не ответил и вновь посмотрел на погибшую мебель: кресло, конторка и стол с обуглившейся столешницей, за которым я так часто видел Рода близким к отчаянию. Вспомнилось, как незадолго до пожара он проклинал отца, мать и само имение. "Нынче будут фокусы", - загадочно сказал он, и я, проследив за его взглядом, увидел - ведь так? - что вся комната испещрена - буквально кишит! - зловещими черными отметинами.
- Ох, Каролина! - Я отер лицо. - Как же это скверно! Я чувствую себя виноватым.
- Почему?
- Нельзя было оставлять его одного! Я подвел его и вас всех… Где он сейчас? Что он говорит?
Взгляд ее опять стал чудным.
- Он наверху, в своей прежней комнате. Знаете, толку от него не добьешься… Он просто в жутком состоянии. На Бетти можно положиться, но мы не хотим, чтобы миссис Бэйзли его видела. Не надо, чтобы его вообще кто-нибудь видел. Вчера звонили Росситеры, но я их отвадила, а то вдруг он что-нибудь выкинет. Это не шок, но… что-то другое. Мать отобрала у него сигареты и прочее. Она… - веки ее дрогнули, щеки чуть покраснели, - его заперла.
- Заперла? - Я подумал, что ослышался.
- Она тоже размышляла над пожаром и поначалу решила, что это несчастный случай. Мы все так считали. Но Род так себя вел, что мать поняла: тут что-то другое. Пришлось рассказать ей, как странно горела комната. Теперь мать боится, что он еще чего-нибудь натворит.
Каролина закашлялась, кашель все не стихал; конечно, она разволновалась и слишком долго разговаривала на холоде. Вид у нее был совершенно разбитый и больной.
Я отвел ее в малую гостиную и там осмотрел. Затем поднялся к ее матери и брату.
Сначала я зашел к миссис Айрес. Укутанная в шали и блузы, она сидела в подушках; распущенные волосы превращали ее лицо в бледную сморщенную мордочку. Мой приход ее явно обрадовал.
- Вот извольте, доктор Фарадей: новое несчастье, - просипела она. - Я начинаю думать, что над нашей семьей висит какое-то проклятье. Но за что? Не постигаю. Кого мы прогневили? Может, вы знаете?
Она спросила почти всерьез. Присев на стул, я начал ее осматривать.
- Да уж, вы с лихвой испили из чаши горестей, - сказал я. - Всей душой вам сочувствую.
Закашлявшись, миссис Айрес согнулась пополам, а затем вновь откинулась в подушки, не спуская с меня взгляда.
- Вы видели комнату Родерика?
Я приложил стетоскоп к ее груди:
- Секундочку… да, видел.
- Обратили внимание на стол и кресло?
- Помолчите минутку, пожалуйста.
Я нагнул ее, чтобы прослушать спину. Потом убрал стетоскоп и, чувствуя на себе ее взгляд, ответил:
- Да.
- И что скажете?
- Не знаю…
- Полагаю, знаете. Ох, доктор, вот уж не думала дожить до того, что стану бояться собственного сына! Без конца представляю, что могло случиться. Только закрою глаза - вижу огонь.
Голос ее осекся, она согнулась в новом, еще более злом приступе кашля, с которым все не могла справиться. Я придержал ее за плечи, затем подал воды и чистый носовой платок. Отерев глаза и рот, она откинулась в подушки, раскрасневшаяся и измученная.
- Вам нельзя много говорить.
- Я не могу молчать! - покачала она головой. - Кроме вас и Каролины, поговорить мне не с кем, а с ней мы это обсудили уже по десятому разу. То, что она рассказала, уму непостижимо! Я ушам своим не верила! Мол, Родерик почти обезумел, комната его и прежде горела, и вы видели отметины.
Я поерзал.
- Да, кое-что она показала.
- И никто из вас не пришел ко мне?
- Не хотели тревожить. По возможности, пытались вас уберечь. Конечно, если б я мог предположить, что его состояние приведет к чему-то подобному…
- Вы говорите "состояние", - горестно сморщилась миссис Айрес. - Стало быть, вы знали, что он болен.
- Я знал, что он нездоров. Честно говоря, очень нездоров. Но я дал ему слово.
- Наверное, он поведал вам небылицу, что в доме обитает нечто, желающее ему зла? Верно? - Заметив, что я колеблюсь, она искательно добавила: - Прошу вас, доктор, будьте со мной откровенны.
- Да, это правда. Извините меня.
Я все рассказал: о приступе паники, за которой последовала невероятная страшная история, и о том, что с тех пор Род на меня ополчился, и об угрозе, проскальзывавшей в его речах…
Миссис Айрес слушала, безотчетно ухватившись за мою руку. Волнистые ногти с грязной каемкой сажи выдавали ее возраст. Красные точки на ладонях, оставленные искрами, казались эхом рубцов ее сына. По мере моего рассказа пальцы ее все крепче впивались в мою руку, а взгляд выражал полное смятение.
- Бедный мой мальчик! - воскликнула она, когда я закончил. - Я и подумать не могла! Я знала, что он не так силен, как его отец, но не могла предположить, что рассудок его не выдержит! Неужели… - Миссис Айрес схватилась за грудь. - Неужели он вправду так настроен против дома и меня?
- Теперь вы понимаете, почему я не решался вам рассказать? Он не помнил себя и вряд ли сознавал, что говорит.
Казалось, она меня не слышит:
- Неужели он вправду так нас ненавидит? Значит, в этом причина всего?
- Нет-нет, всему виной переутомление…
- Переутомление? - непонимающе взглянула миссис Айрес.
- Заботы о доме и ферме. Последствия военной службы и катастрофы… Кто знает, что стало причиной, но разве это важно?
Похоже, я говорил впустую. Сжав мои пальцы, она страдальчески спросила:
- Скажите, доктор, в том есть моя вина?
Меня обескуражила непередаваемая мука, слышная в ее голосе.
- Разумеется, нет, - ответил я.
- Но я его мать! Это его дом! То, что произошло, неестественно, неправильно. Значит, в чем-то я его подвела. Да? Если допустить, что нечто… - она отняла руку и опустила взгляд, словно устыдившись, - притупило мою любовь к нему, когда он был маленьким. Некая тень беды, горя. - Голос ее померк. - Наверное, вы знаете, что до рождения Каролины и Родерика у меня был еще ребенок. Дочка Сьюзен.
- Да, - кивнул я. - Сочувствую вам.
Она качнула головой, словно принимая соболезнование, но вместе с тем отметая его как что-то, не имеющее отношения к ее горю.
- По-настоящему я любила только ее, - буднично сказала миссис Айрес. - Вам это странно? Я и сама не могла предположить, что влюблюсь в своего ребенка. Но мы были как влюбленная пара. Когда ее не стало, мне долго казалось, что я сама умерла. Может, так оно и было… Все вокруг говорили, что лучший способ оправиться от потери ребенка - как можно скорее завести другого. Об этом твердили мать, свекровь, тетки, сестра… Родилась Каролина, и они запели иное: конечно, девочка будет напоминать тебе о той, кого ты лишилась, так что давай еще разок, постарайся, чтобы получился мальчик, матери обожают сыновей… Но вот появился Родерик, и они опять сменили пластинку: что еще с тобой? Люди нашего круга не распускают нюни. У тебя чудесный дом, муж уцелел на войне, двое здоровых ребятишек. Если все это не делает тебя счастливой, тогда просто перестань плакаться…
Она опять закашлялась. Когда приступ миновал и она отерла глаза, я сказал:
- Трудно вам было.
- Детям еще труднее.
- Не надо так. Любовь не взвесишь и не измеришь.
- Наверное, вы правы. И все же… поверьте, доктор, я люблю своих детей. Но иногда эта любовь чуть теплилась, потому что во мне самой чуть теплилась жизнь… Думаю, Каролину это не ранило, а вот Родерик всегда был очень чувствительным. Может быть, он возненавидел меня за фальшь, которую угадал во мне?
Я вспомнил позавчерашний разговор с Родериком и его слова о том, что они с сестрой огорчили мать "одним фактом своего рождения". Однако лицо миссис Айрес выражало неподдельную муку, а я и так уже слишком много сказал. Какой смысл огорошить ее еще и этим?
- Вы все напридумали, потому что больны и устали, - твердо сказал я, взяв ее за руку. - Одно огорчение тянет за собой ворох других, только и всего.
Ей хотелось в это поверить.
- Вы вправду так думаете?
- Я это знаю. Не надо копаться в прошлом. Сейчас нам важно не почему Род заболел, а как его вылечить.
- Но если болезнь зашла далеко? Вдруг он неизлечим?
- Вовсе нет. Вы говорите так, будто он обречен! При надлежащем уходе…
Миссис Айрес опять закашлялась.
- Здесь мы не сможем обеспечить ему уход, - покачала она головой. - У нас с Каролиной просто нет сил. Это мы уже проходили.
- Может, нанять сиделку?
- Вряд ли сиделка с ним справится.
- Ну что вы, ей-богу…
Миссис Айрес виновато прятала глаза.
- Каролина говорила, вы обмолвились о больнице.
- Да, - не сразу ответил я. - Поначалу казалось, я смогу уговорить его лечь в клинику. Я думал об одной частной лечебнице, которая специализируется на подобных душевных расстройствах.
- Душевное расстройство… - повторила миссис Айрес.
- Пусть термин вас не пугает, им обозначают самые разные состояния. Клиника весьма приличная, находится в Бирмингеме. Однако не дешевая. Боюсь, инвалидная пенсия Рода не потянет оплату счетов. Пожалуй, вариант надежной сиделки все-таки лучше…
- Мне страшно, доктор Фарадей, а сиделка лишь усилит мой страх. Что, если Родерик опять устроит пожар? Возможно, в следующий раз ему удастся сжечь дом дотла или убить… себя, сестру, меня или кого-нибудь из слуг! Об этом вы подумали? Вообразите последствия! Расследование, полиция, газетчики - на этот раз они возьмутся всерьез, злосчастная история с Плутом покажется пустяком. И что будет с Родом? Сейчас все знают, что он пострадал в случайном пожаре. Если убрать его с глаз долой, это будет выглядеть так, словно он уехал лечиться, подальше от нашей зимы. Вы не согласны? Я спрашиваю вас не только как врача, но и как нашего друга. Прошу вас, помогите. Вы были так добры к нам.
Она говорила резонно. Я прекрасно понимал, что и так уже затянул с проблемой, которая едва не привела к плачевным результатам. Конечно, вреда не будет, если Родерик на время покинет имение, с самого начала я был за это. Но одно дело уговорить его лечь в клинику, и совсем другое - запихнуть туда силой.
- Что ж, это возможный вариант, - сказал я. - Естественно, я приглашу второго врача и заручусь его мнением. Однако слишком спешить нельзя. Как ни ужасно происшествие, есть шанс, что оно вытряхнет его из помрачения. И все-таки я не могу поверить…
- Вы его не видели, - прошептала миссис Айрес, не дав мне договорить. Взгляд ее был так же странен, как взгляд Каролины.
- Нет, еще не видел, - помолчав, сказал я.
- Пожалуйста, сходите к нему. А потом скажете мне, что вы об этом думаете… Одну секунду.
Жестом попросив обождать, она что-то достала из ящика тумбочки. Ключ.
Я нехотя протянул руку.
Комната, куда поместили Родерика, прежде была его спальней; видимо, здесь он ночевал во время школьных каникул и коротких побывок с военной службы. Она располагалась на той же площадке, что и спальня миссис Айрес, от которой ее отделяла только старая гардеробная. Было жутко представить, что Родерик безвылазно сидит в комнате, но не менее жутко было постучать в дверь, громко его окликнуть и, не получив ответа, заскрежетать в скважине ключом, словно тюремщик. Я сам не знал, чего следует ожидать. Попытка вырваться на свободу меня бы не удивила. Открыв дверь, я съежился, готовый к потоку брани и оскорблений.
То, что я увидел, оказалось гораздо хуже. Шторы на окнах были неплотно задернуты, в комнате стоял полумрак. Я не сразу разглядел Родерика: в мальчиковой полосатой пижаме и старом синем халате, он замер на кровати и вовсе не собирался бросаться к открывшейся двери. Руку, собранную в вялый кулак, он держал возле рта и большим пальцем теребил нижнюю губу. Даже издали и в темноте было заметно, как плохо он выглядит: сальное лицо в следах сажи отливало желтоватой бледностью, опухшие глаза воспалились, немытые волосы слиплись. Из-за рубцов отросшая щетина торчала пучками, бескровный рот ввалился. Меня поразил запах: несло гарью, потом и гнилым дыханием. В это амбре вносил свою лепту ночной горшок под кроватью, которым недавно воспользовались.
Родерик не сводил с меня взгляда, но не ответил, когда я с ним заговорил. Я присел на кровать и раскрыл саквояж; осторожно раздвинув края халата и пижамы, я приложил к его груди стетоскоп, и тогда он нарушил молчание:
- Вы его слышите?
Голос его лишь слегка отдавал хрипотцой. Я потянул Родерика к себе и приложил стетоскоп к его спине:
- Слышу - что?
Он прошелестел мне в ухо:
- Сами знаете.
- Я знаю одно: вы, ваша матушка и сестра прошлой ночью вдосталь наглотались дыма. Хочу убедиться, что это вас не угробит.
- Угробит? О нет! Ему это ни к чему. Этого оно уже не хочет.
- Помолчите минутку, ладно?
Я передвинул мембрану. Сердце его бухало, дыхание было жестким, однако в легких шумы или всхлипы не прослушивались; я прислонил его к подушке и запахнул на нем одежду. Он не сопротивлялся, но глядел в сторону и тотчас вновь принялся теребить губу.
- Пожар всех очень напугал, Род, - сказал я. - Никто не знает, отчего он возник. Вы что-нибудь помните? Можете рассказать?
Казалось, он не слушает.
- Род?
Родерик перевел на меня взгляд и раздраженно скривился:
- Я уже всем сказал: ничего не помню. Были вы, потом пришла Бетти, а затем Каролина меня уложила. Кажется, мне что-то снилось.
- Что?
Он все теребил губу:
- Просто сон. Не помню. Какая разница?
- Может, вам приснилось, что вы встаете, закуриваете сигарету или зажигаете свечу?
Рука его замерла, взгляд стал недоверчивым:
- Вы что, пытаетесь выдать это за несчастный случай?
- Еще не знаю.
- После всего, что я вам рассказал! - Родерик возбужденно заерзал. - Даже Каролина понимает, что это не случайность! Она сказала, горело в разных местах. И те отметины воспламенились, только не разгорелись.
- Точно мы не знаем и, наверное, никогда не узнаем.
- Я знаю! Знал еще вечером. Я же вам сказал: будут фокусы. Почему вы бросили меня одного? Неужели не поняли, что самому мне не справиться?
- Род, пожалуйста…
Он уже дергался, словно в белой горячке, видеть это было ужасно. Родерик вцепился в мою руку:
- А если б Каролина опоздала? - Глаза его пылали. - Сгорел бы весь дом! Сестра, мать, Бетти…
- Тихо, Род, успокойтесь.
- Успокоиться? Я же их чуть не убил!
- Не валяйте дурака!
- Что, все так говорят, да?
- Никто ничего не говорит.
- Так оно и есть, неужто не понимаете? - Он дергал меня за рукав. - Я полагал, что смогу удержать заразу. Но я слишком слаб. Зараза пробыла во мне слишком долго. Она меня изменяет, уподобляет себе. Я думал, что оберегаю мать и Каролину, но все это время она подбиралась к ним через меня. Это было… Что вы делаете?
Высвободившись из его хватки, я нагнулся к саквояжу и достал тюбик с таблетками.
- Нет! - вскрикнул Родерик, выбив его из моей руки. - Нельзя! Как вы не понимаете! Хотите ему помочь, что ли? Да? Мне нельзя спать!
Вся эта ахинея, удар по руке и безумный вид Родерика меня напугали, но я беспокойно вгляделся в его опухшие глаза:
- Вы не спали с позапрошлой ночи?
Я взял его запястье - пульс скакал как бешеный. Родерик вырвал руку:
- Как я могу спать? И так уж натворил дел.
- Вам надо поспать, Род.
- Нельзя! И вы бы не спали, если б знали, какое оно! Прошлой ночью… - он опасливо оглянулся и заговорил тише, - я услышал шум. Вначале подумал, что-то скребется за дверью, хочет проникнуть в комнату. Но затем понял: оно скребется во мне, пытаясь выйти наружу. Понимаете, оно выжидает. Очень хорошо, что меня заперли, но если я усну…