- Почему бы вам опять не завести собаку? - выпалил я.
Мгновенно лицо ее стало замкнутым, она отвернулась.
- Не хочу.
- В понедельник я был на ферме Гороховый Холм, - не унимался я. - Там ощенилась сука, красавица ретривер.
Каролина набычилась, и тогда я мягко добавил:
- Никто не скажет, что вы предаете Плута.
- Не в том дело. - Она покачала головой. - Это… небезопасно.
- Для кого? - вытаращился я. - Для вас? Или миссис Айрес? То, что случилось с девочкой, не должно…
- Вы не поняли, - сказала Каролина и неохотно добавила: - Небезопасно для собаки.
- Что?!
- Наверное, я выгляжу глупо… - она смотрела в сторону, - но иногда меня одолевают мысли о том, что брат говорил про дом. Мы сплавили Родди в клинику, верно? Избавились от него, потому что это легче, чем прислушаться к его словам. Последнее время я его почти ненавидела. Что, если он так сильно заболел именно от нашей глухоты и ненависти? Что, если…
Нервничая, Каролина натянула обшлага вязаного свитера на ладони, высунув большие пальцы в просвет между петлями.
- Иногда мне кажется, что дом и впрямь изменился, - тихо сказала она. - Не знаю, то ли я его иначе воспринимаю, то ли он меня, или же… - Каролина взглянула на меня, и голос ее дрогнул: - Наверное, вы считаете меня чокнутой.
- Я никогда не считал вас чокнутой, - помолчав, ответил я. - Вполне понятно, что дом и ферма в их нынешнем состоянии наводят тоску.
- Тоска, - повторила Каролина, шевеля высунутыми пальцами. - Думаете, в этом все дело?
- Уверен. Наступит весна, вернется Родерик, имение встанет на ноги, и настроение ваше изменится. Вот увидите.
- Вы думаете, нам стоит… держаться за имение?
Вопрос меня ошеломил.
- Конечно! А вы так не думаете?
Она не ответила, а через секунду в гостиную вошла ее мать, и разговор наш оборвался. Мы помогли миссис Айрес усесться в кресло. Покашливая, она взяла меня за руку:
- Благодарю вас, мне хорошо. Правда-правда. С часик я полежала, а потом решила, что это глупо, если в груди хлюпает, как в утином садке.
Она откашлялась в платок и отерла заслезившиеся глаза. Плечи ее были укрыты шалями, а голова - кружевной мантильей. Изящная и бледная, она походила на чахлый цветок в футляре; волнения последнего времени ее состарили, а слабые легкие, хлебнувшие дыма, не устояли перед бронхитом. Даже недолгое путешествие по выстуженному дому ее утомило. Кашель ее стих, но одышка осталась.
- Как поживаете, доктор? - спросила миссис Айрес. - Каролина сказала вам о письме доктора Уоррена? - Поджав губы, она покачала головой. - К сожалению, новости неутешительные.
- Сочувствую вам.
Немного поговорив о Родерике, мы вернулись к другой животрепещущей, но безрадостной теме - строительству. Вскоре миссис Айрес охрипла и замолчала; мы с Каролиной пытались поддерживать разговор, а она, огорченная собственной немотой, беспокойно перебирала руками в кольцах. Потом, не дослушав, миссис Айрес подобрала свои шали и прошла к письменному столу, где стала рыться в бумагах.
- Что ты ищешь, мама? - взглянула на нее Каролина.
Будто не слыша, миссис Айрес рассматривала конверт.
- Совет шлет горы всякой чепухи! - Голос ее был непрочен, как паутина. - А правительство разглагольствует о нехватке бумаги!
- Да, писанина утомляет. Что тебе нужно?
- Ищу последнее письмо твоей тетушки Сисси. Хочу показать его доктору.
- Там письма нет. - Каролина встала. - Я его убрала. Садись, я принесу.
Из конторки она достала письмо и передала его матери. Та направилась к креслу, следом за ней волочилась соскользнувшая с плеча шаль с узловатой бахромой. Прежде чем развернуть письмо, миссис Айрес долго устраивалась в кресле. Потом обнаружила, что куда-то запропастились ее очки.
- О господи! - прошептала миссис Айрес, закрыв глаза. - Только этого не хватало!
Она шарила взглядом вокруг себя, к поискам присоединились и мы с Каролиной.
- Где последний раз ты их видела? - Каролина заглянула под диванную подушку.
- Здесь, это совершенно точно. Я держала очки в руке, когда утром Бетти принесла письмо от доктора Уоррена. Может, ты куда-нибудь их переложила?
- Я их не видела, - нахмурилась Каролина.
- Значит, кто-нибудь другой переложил. Простите, доктор, я понимаю, как мы вам надоели.
Добрых пять минут мы безуспешно перетряхивали бумаги, открывали ящики и заглядывали под стулья. Наконец Каролина вызвала Бетти и велела ей посмотреть в спальне, хотя миссис Айрес говорила, что не надо зря гонять девочку, ибо она прекрасно помнит, что последний раз надевала очки именно здесь, в малой гостиной.
Бетти почти сразу вернулась и виновато подала хозяйке очки, которые нашла в спальне на подушке. Секунду миссис Айрес на них смотрела, а затем брезгливо покачала головой.
- Вот что значит старость, Бетти, - сказала она, забирая очки.
Каролина засмеялась, но смех ее казался слегка наигранным.
- Глупости, мама!
- Да что уж там. Не удивлюсь, если кончу, как моя двоюродная бабка Додо. Она так часто теряла вещи, что сын преподнес ей индийскую мартышку, к спине которой приторочил корзинку; тетка складывала туда ножницы, наперстки и прочее и водила обезьяну на ленточке.
- Что ж, если пожелаешь, раздобудем тебе мартышку.
- Нет, нынче это невозможно. - Миссис Айрес надела очки. - Какое-нибудь общество выступит с запретом, либо мистер Ганди выразит протест. Может, в Индии обезьяны имеют право голоса… Спасибо, Бетти.
Одышка ее прошла, голос окреп. Она тряхнула листком, разворачивая письмо, отыскала и вслух прочла один абзац. Речь в нем шла о совете, который ее сестра получила от парламентария-консерватора, весьма обеспокоенного разбазариванием старых имений. Вообще-то ничего нового мы не узнали: нынешнее правительство грозило землевладельцам штрафами и ограничениями, а потому до следующих выборов им лучше "не дергаться и затянуть пояса".
- Хорошо, если есть пояса, но как быть тем, у кого нет пряжки? - сказала Каролина, когда миссис Айрес закончила. - Было бы славно превратить имение в сонное царство и ждать прихода к власти доблестных консерваторов. Но если мы будем сидеть сложа руки еще хотя бы год, нам крышка. Я почти жалею, что совет не купил больше земли. Еще бы с полсотни коттеджей, и мы бы почти расплатились с долгами…
Унылая беседа продолжалась до появления Бетти с чаем, после чего мы погрузились в молчание и собственные мысли. Миссис Айрес тяжело вздыхала, временами откашливаясь в платок. Каролина поглядывала на письменный стол - вероятно, раздумывала о гибнущем имении. Согревая пальцы о тонкий фарфор чашки, я бродил взглядом по комнате и вдруг поймал себя на том, что почему-то вспоминаю свой первый визит в Хандредс-Холл. Бедняга Плут лежит на полу, точно беспомощный старик, а Каролина ногой почесывает ему мохнатое брюхо. Родерик лениво нагибается за упавшим шарфом миссис Айрес. Наша мама как мальчик-с-пальчик. Куда ни пойдет, повсюду оставляет за собой метки… Теперь нет ни его, ни Плута. Французское окно было распахнуто, а сейчас закрыто от непогоды и понизу заколочено щитом - не так дует, но и света меньше. Чувствовался кисловатый запах гари, лепнину на стенах изгваздал налет сажи. Еще пахло мокрой шерстью - на древней раме Каролина развесила промокшую под дождем одежду, которая теперь сохла перед камином. Невозможно представить, чтобы полгода назад миссис Айрес позволила превратить гостиную в прачечную. Но тогда из сада вошла красивая смуглая женщина в вычурных туфлях, а сейчас я видел старуху, которая кашляла и вздыхала, кутаясь в разномастные шали.
Каролина озабоченно смотрела на мать и, похоже, думала о том же. Заметив мой взгляд, она смущенно мигнула.
- Какие мы все нынче угрюмые! - Каролина отставила пустую чашку и подошла к окну. Зябко обхватив себя, она посмотрела на низкое серое небо. - Слава богу, дождь кончается. Уже что-то. Пока не стемнело, загляну на стройку… Я почти каждый день туда хожу, - добавила она, поймав мой удивленный взгляд. - Сверяю ход работ с графиком, который дал Бабб. Теперь мы с ним большие друзья.
- По-моему, вы хотели, чтобы стройку огородили, - сказал я.
- Да, сначала хотели, но она чем-то завораживает. Что-то вроде гадкой раны - не можешь удержаться, чтобы не заглянуть под бинт. - С сушилки Каролина сняла свое пальто, берет и шарф; одеваясь, она мимоходом предложила: - Если угодно и есть время, идемте со мной.
Время-то имелось, поскольку в тот день вызовов было мало, однако накануне я лег поздно, а встал рано, и теперь возраст давал о себе знать. Мысль о том, чтобы в холоде шлепать по грязи, отнюдь не прельщала. К тому же было бы невежливо бросить миссис Айрес. Но та, заметив мою неуверенность, сказала:
- Идите-идите, доктор. Мне интересно мужское мнение о работах.
После этого я уже не мог отказаться. Каролина позвонила Бетти, и служанка принесла мою верхнюю одежду. Мы подбросили поленьев в камин и удостоверились, что у миссис Айрес есть все необходимое. Чтобы сэкономить время, на улицу мы вышли прямо из гостиной, перебравшись через щит у французского окна, спустились по каменным ступеням и зашагали через южную лужайку. Сырая трава, цеплявшаяся за ботинки, тотчас вымочила манжеты моих брюк и притемнила чулки Каролины. Потом началась самая мокредь; неуклюже взявшись за руки, мы пошли на цыпочках и разъединились уже на сухой гравийной тропке, что бежала вдоль садовой ограды.
Приходилось сражаться с плотным, словно бархатный занавес, ветром, но шли мы резво, в заданном Каролиной темпе. Явно радуясь тому, что вырвалась из дома, она по-мужски размашисто вышагивала на своих длинных толстоватых ногах. Руки она глубоко засунула в карманы пальто, отчего борта его натянулись, подчеркивая выпуклости бедер и груди. От колючего ветра щеки ее порозовели, а волосы, неумело спрятанные под весьма уродливый вязаный берет, развевались спутанными прядями. В отличие от матери Каролина быстро оправилась от последствий угара, а потому ничуть не задыхалась. Сейчас на лице ее не осталось и следа недавней усталости, оно лучилось энергией и здоровьем, и я с долей восхищения подумал о том, что она не может быть нездоровой, как красивая женщина не может быть непривлекательной.
Ее радость от ходьбы оказалась заразительной. Я разогрелся и стал получать удовольствие от бодрящих шлепков холодного ветра. Из окна машины парк казался единообразной мешаниной зелени, но пешая прогулка одарила открытиями: кое-где сквозь спутанную траву храбро проглядывали подснежники, на земляных проплешинах пробивались тугие бутончики крокусов, изголодавшихся по воздуху и солнцу. Вдалеке маячили пролом в ограде и слякотная полоса, где копошились шесть-семь фигур с тачками и лопатами. Мы подошли ближе, и тогда я понял истинный размах стройки. Чудесный Ужовый луг погиб безвозвратно. Лишенный дерна и выровненный, участок в сотню ярдов длиной уже был разделен столбами, канавами и начатой кладкой на строительные секции.
Мы подступили к траншее, в которую рабочие заливали раствор, и я увидел, что фундамент новостройки бутят кусками бурых камней из разломанной ограды.
- Какая жалость! - огорченно вздохнул я.
- Да, это ужасно, - тихо ответила Каролина. - Я понимаю, людям нужно жилье и все такое. Но у меня ощущение, будто Хандредс-Холл пережевывают, а потом отхаркнут.
Голос ее дрогнул. В дальнем конце стройки мы увидели Мориса Бабба, который через открытое окно своей машины разговаривал с прорабом. Заметив нас, он неспешно выбрался из автомобиля и направился к нам. Морису Баббу, хвастливому, но смекалистому коротышке с бочкообразной грудью, перевалило за пятьдесят, он был хороший делец. Как и я, родом из трудового сословия, он сам выбился в люди и не упускал случая отметить, что сделал это без всяких покровителей. Здороваясь с Каролиной, Бабб приподнял шляпу, а мне протянул руку. Несмотря на холод, его толстые кургузые пальцы были теплы и упруги, как недоваренные сардельки.
- Я знал, что вы объявитесь, мисс Айрес, - приветливо сказал он. - Рабочие сомневались - мол, да куда в такой-то дождь, а я говорю: мисс Айрес не из тех, кого испугаешь непогодой. И вот она вы. Держите нас под присмотром, да? Знаете, доктор, мисс Айрес распекает моего прораба.
- Охотно верю, - улыбнулся я.
Каролина чуть зарделась. Отбросив с лица выбившиеся пряди, она слегка приврала:
- Доктор Фарадей интересовался, как идут работы, вот я и повела его глянуть.
- Что ж, буду рад показать! - ответил Бабб. - Особенно медику. На прошлой неделе к нам заглядывал санитарный инспектор мистер Уилсон. Сказал, отличное место в смысле воздуха и для отвода стоков; думаю, вы с ним согласитесь. Видите, как у нас все распланировано? Тут шесть домов и за поворотом дороги еще шесть. - Пухлой ручонкой он ткнул в сторону проселка. - Дом на две семьи, с общей стеной. Обратите внимание, кладка из красного кирпича, под стать особняку. - Бабб показал на грубо штампованные малиновые кирпичи. - Будет этакое именьице! Пожалуйте за мной, я проведу вас по площадке. Осторожнее, мисс Айрес, не споткнитесь о веревки.
Он протянул куцепалую руку Каролине, которая в помощи не нуждалась, ибо на полголовы была выше его, однако вежливо позволила перевести себя через траншею. Бабб подвел нас к участку с уже готовым фундаментом и еще раз поведал, как расположатся дома, а затем, увлекшись, пригласил нас внутрь бетонного квадрата и стал рассказывать о будущих помещениях: вот тут будет "зала", там современная электрифицированная кухня с газовой плитой, а здесь туалет с ванной… Размером площадка не превышала боксерский ринг, но оказалось, что уже отбоя нет от желающих попасть в список новоселов. Предлагают деньги, сообщил Бабб, а также "сигареты и мясо в неограниченном количестве", если он "замолвит словечко".
- Это не ко мне, говорю я. Обращайтесь, говорю, в муниципалитет. Между нами, - зашептал Бабб, - обращаться туда можно до посинения. Список составлен еще полгода назад. В него попал мой племянник Дуги с женой, надеюсь, дело не сорвется. Видели бы вы, мисс Айрес, как сейчас они ютятся в Саутгеме: в двух комнатушках вместе с жениной мамашей. Мочи нет. А вот такой домик им в самый раз. Позади разобьют садик, проложат дорожку, обнесут оградкой. Из Лидкота сюда пустят автобус, вы слыхали, доктор? Тот, что ходит по Барн-Бридж-роуд. Кажется, с июня откроют маршрут.
Он бы так и балаболил, но его окликнул прораб; извинившись, Бабб вновь сунул мне свои сардельки и отбыл. Каролина отправилась понаблюдать за рабочими, а я, оставшись в бетонном квадрате, подошел к воображаемому кухонному окну, которое выходило на парк и особняк. Сквозь голые деревья дом хорошо просматривался; я прикинул, что еще лучше он будет виден со второго этажа. Ясно, что хлипкие сетчатые изгороди на задах домиков не сдержат ребятню двадцати четырех семей от визитов в парк…
На краю стройки я отыскал Каролину, и мы немного поболтали с бетонщиком, за работой которого она наблюдала. Вообще-то я его хорошо знал - сын маминых дальних родственников, он доводился мне кем-то вроде кузена. В окружной школе, где имелось всего два класса, мы сидели за одной партой и были очень дружны. Затем я поступил в лемингтонский колледж, и дружба наша увяла; одно время бывший приятель и его старший брат Годди сильно мне досаждали - с горстями камушков караулили меня, когда вечером на велике я возвращался с учебы. Но это было давно. Кузен дважды был женат. Первая жена и ребенок умерли, а два его взрослых сына от второго брака недавно перебрались в Ковентри. Каролина спросила, как у них дела, и на смачном уорикширском наречии (невероятно, что когда-то и я так изъяснялся) знакомец поведал, что оба устроились на фабрику, где, кстати говоря, получают больше двадцати фунтов в неделю. Я бы сам не отказался от такого жалованья; думаю, Айресы эту сумму растягивали на месяц. Однако, разговаривая с Каролиной, кузен снял шапку, а на меня поглядывал смущенно и попрощался неловким кивком. Я понимал, что даже сейчас ему чудно называть меня "доктор", а уж обратиться ко мне по имени или "сэр" язык и вовсе не повернется.
- Пока, Том. - Я старался быть непринужденным.
- Увидимся, Притчетт, - с искренней теплотой сказала Каролина. - Было приятно с вами поболтать. Я рада, что у ваших мальчиков все так хорошо.
Сам не знаю почему, я вдруг пожалел, что на ней этот нелепый берет. Мы пошли обратно к дому; я чувствовал, что Притчетт смотрит нам вслед и, наверное, переглядывается с напарником.
В задумчивом молчании мы возвращались по собственным темным следам, оставленным в мокрой траве. Наконец Каролина заговорила:
- Бабб тот еще тип, правда? - В голосе ее была напускная веселость, но взгляда моего она избегала. - Как славно, что построят эти дома. Вот уж радость для ваших неимущих пациентов.
- Да, радость - ответил я. - Никаких сырых полов и низких потолков. Хороший туалет. Раздельные комнаты для мальчиков и девочек.
- Нормальный жизненный старт для детей и все такое. Как здорово, что Дуги Бабб избавится от ужасной тещи… Ох, доктор… - Наконец Каролина взглянула на меня, а потом печально посмотрела на стройку. - Уж лучше переехать в такую кирпичную коробку с залой и современной кухней, чем жить в нашем старом хлеву. - Она подняла прутик и принялась стегать им по траве. - А что такое современная кухня?
- Без ниш и закутков.
- Значит, безликая. Что плохого в нишах и закутках? Кому они мешают?
- Иногда их слишком много. - Я вспомнил убогие жилища моих пациентов и, помолчав, задумчиво добавил: - Моя мать порадовалась бы такому домику. Если б я был другим, может, они бы с отцом и сейчас в нем жили.
- То есть? - взглянула на меня Каролина.
Я вкратце поведал, как родители надрывались, чтобы я закончил колледж и мединститут: по уши влезли в долги, на всем экономили, отец работал сверхурочно, а мать бралась за шитье и стирку, хотя еле могла переложить мокрое белье из чана в бадью.
Я полнился горечью, но остановиться не мог:
- Родители отдали все, чтобы я стал врачом, а я так и не понял, что мать больна. На мое обучение они угрохали целое состояние, а я узнал лишь то, что у меня неправильный выговор, плохая одежда и застольные манеры - все не так. Я начал стыдиться родителей. Друзей никогда к себе не приводил. Однажды отец с матерью приехали на окончание учебного года, когда мне вручали премию за научную работу. Помню физиономии однокурсников, мне этого хватило. Больше я родителей не приглашал. Лет в семнадцать при клиентах я назвал отца дураком…
Я недоговорил. Мягко, насколько позволил бушевавший ветер, Каролина сказала:
- Наверное, они вами очень гордились.
Я пожал плечами:
- Может быть. Но гордость не возмещает счастья. Им бы жилось лучше, если б я был таким, как мои кузены, вон как Том Притчетт. Наверное, и мне бы лучше жилось.
Нахмурившись, Каролина стегнула траву.
- Все это время мне казалось, что вы нас чуть-чуть ненавидите, - глядя в сторону, сказала она.
- Ненавижу? - изумился я.
- Да, из-за ваших родителей. Но теперь мне кажется… вы ненавидите себя.