Сперва я не понял, о ком речь. Но потом сообразил, что она имеет в виду Чарли. Она была не одна, рядом стояли другая стюардесса и мужчина из обслуги. И все трое не улыбались. Я смутно припомнил, что несколько минут назад возникла какая-то суета, когда кто-то из них явился забрать поднос Чарли, но я был увлечен своим рассказом и не обратил внимания. В общем, они довели до моего сведения, что хотя точное время установить невозможно, если только на борту не найдется врач, но по меньшей мере уже минут десять, как Чарли мертв.
Инфаркт, разумеется. А что же еще.
Авиакомпания разобралась с ситуацией весьма деликатно, надо заметить. Через неделю после того, как я вернулся домой, мне прислали письмо с некоторыми пояснениями, и это было приятно, очень приятно. Они написали, что проблемы с сердцем у Чарли Хейворда начались десять лет назад - финальный инфаркт был третьим, - так что известие о его смерти не стало полной неожиданностью для его жены, хотя, естественно, она убита горем. У Чарли две дочери, обеим уже за двадцать. Его тело из Сингапура отправили обратно в Сидней, где он был кремирован. Однако, прежде чем вынести Чарли из самолета, требовалось сначала выпустить всех пассажиров, и Чарли временно оставили на своем месте. Его накрыли одеялом, а мне предложили пересесть в служебное помещение, рядом с кухонным отсеком, но я отказался: "Нет, спасибо, все нормально". Я счел, что это будет грубо и неуважительно по отношению к Чарли. Может, вы назовете это глупыми фантазиями, но у меня было такое чувство, что мой сосед был бы рад, узнай он, что я не бросил его.
Бедняга Чарли Хейворд. Когда я принял решение возобновить контакты с миром, он стал первым человеком, с которым мне удалось поговорить. Не слишком блистательное начало.
Но я верил, что все еще образуется.
3
В Сингапуре я вышел из самолета последним. Пока они поднимали и уносили Чарли, я перебрался на другое место, затем салон полностью опустел, а я все сидел. На меня навалилась депрессия. Без всяких сомнений, это была она. К приступам депрессии я уже успел привыкнуть и научился их распознавать. Они напоминали мне о фильме ужасов, который я видел в детстве по телевизору. Героя запирали в потайной комнате огромного старого замка; главный негодяй нажимал на рычаг, и потолок в комнате начинал медленно опускаться. Все ниже и ниже, грозя раздавить героя. Я испытывал примерно то же самое. Конечно, депрессия не расплющивала меня в лепешку, но что-то близкое к тому имело место: она тяжким грузом ложилась на плечи, лишала свободы движений, парализуя меня. В первые минуты я физически не мог пошевелиться, меня словно пригвождало к месту. И ведь заранее не знаешь, когда ее ждать. Приступ могло вызвать что угодно. Тогда в самолете его вызвало тяжкое похмелье своего рода: я так долго прожил один - невыносимо долго - в нескончаемой тишине и отсутствии контактов с людьми (прямых контактов, без помощи технологий), что, когда я жадно набросился на Чарли, беззастенчиво вывалил на него столько слов, хлынувших бурным потоком из открывшихся шлюзов, этот шаг привел к катастрофе (косвенным образом, вероятно, но все же), и мои нервы не выдержали, я сломался. Погрузившись в безмолвную неподвижность, я ничего не видел и не слышал. Наконец я сообразил, что стюардесса тихонько трясет меня за плечо, - и, по-моему, это была та же стюардесса, что сообщила о смерти Чарли.
- Сэр, - участливым тоном сказала она, - сэр, мы должны попросить вас покинуть самолет. Уборщикам надо приступать к работе.
Склонив голову набок и не проронив ни слова, я медленно, будто в трансе, поднялся. Потопал по проходу через салон бизнес-класса, потом первого класса, а затем по рукаву, ведущему в зал прибытия. Стюардесса сначала шла за мной, спрашивая, как я себя чувствую и не надо ли меня проводить. Не помню, что я ей ответил, но, очевидно, мой ответ успокоил ее настолько, что она предоставила меня самому себе.
Не могу точно сказать, что я делал до того момента, когда обнаружил, что сижу в кафе, маясь от душной липкой жары, а вокруг меня раскинулись магазины с привычными названиями, сплошь международные бренды, и по этим магазинам бродят толпы пассажиров, ошалевших от смены часовых поясов; с отрешенностью лунатиков они двигались между полками, стойками и вращающимися витринами, глядя на товары остекленевшими незрячими глазами. Я посмотрел на свою чашку, в нее был налит капучино. Выходит, я заказал кофе и оплатил его. Сунул палец за воротник рубашки, чтобы вытереть скопившийся пот. И в этот момент наткнулся взглядом на фигуру, выделявшуюся в толпе сомнамбулических покупателей. Это была молодая женщина лет двадцати пяти, вроде бы совершенно обычная, но любопытно то, какой она предстала передо мной в самое первое мгновение. Я не могу похвастаться особой духовностью, но прежде всего мне бросилась в глаза - или примерещилась - очень яркая цветастая блузка, в которую была одета девушка. Наверное, этот взрыв цвета и привлек мое внимание, вырвав меня из тьмы депрессии, - девушка походила на призывно горящий маяк. Но когда я к ней пригляделся, оказалось, что одежда у нее обычных расцветок, а свечение, которое я увидел, исходит от нее самой, вокруг девушки словно сияла аура. Скажете, бред? Пока я неотрывно смотрел на нее, аура поблекла и исчезла, но все равно в этой девушке было что-то неотразимое, она буквально приковывала к себе взгляд. Во-первых, тем, что в отличие от окружающих, которые, похоже, окончательно впали в состояние гипноза и шевелились еще медленнее, чем раньше, девушка перемещалась по аэропорту вполне целеустремленно. Правда, к какой именно цели она стремилась, оставалось загадкой. С напускной невозмутимостью девушка переходила от одного магазина к другому, но она так часто и настороженно оглядывалась - явно вопреки собственным намерениям, - что сначала я принял ее за магазинного воришку. Однако в магазины она не заходила, и эту теорию пришлось отбросить. Одета она была скорее по-мужски, в джинсы и голубую джинсовую крутку, казавшуюся лишней при такой жаре, плюс короткая мальчишеская стрижка, что лично я считаю очень сексуальным. (Так же выглядела Элисон - сестра Криса, Элисон Бирн, - хотя, когда я ее видел в последний раз, лет пятнадцать назад, она уже отрастила волосы.) У этой девушки волосы были рыжеватыми, - если не ошибаюсь, такой оттенок называется "клубничная блондинка". Похоже, она подкрашивалась хной. Но самой важной деталью была все же куртка, и очень скоро я заподозрил, что девушка что-то прячет под ней. Я следил за девушкой минуты две, этого времени ей хватило, чтобы заметить мое пристальное внимание, граничившее с наглостью, и она сверкнула в мою сторону встревоженным, сердитым взглядом. Смутившись, я уставился на свою опустевшую кофейную чашку и попытался сосредоточиться на чем-нибудь другом - например, на объявлении, звучавшем по внутреннему радио: "Добро пожаловать в Сингапур. Напоминаем нашим уважаемым транзитным пассажирам, что курение в здании терминала строго и повсеместно запрещено. Благодарим за понимание и желаем приятного дальнейшего полета". Когда я опять посмотрел на девушку, она поймала мой взгляд и на этот раз двинула ко мне, ловко огибая скопления пассажиров, дрейфовавших, как льдины. Добравшись до моего столика, она встала надо мной и спросила:
- Вы что, полицейский?
Акцент у нее был английский: образованная продвинутая англичанка, которая не прочь выдать себя за кокни, хотя и не особенно старается - взрывные согласные она проглатывала через раз; нынешние модные молодые люди считают своим долгом освоить этот простонародный выговор.
- Нет, я не полицейский. - Девушка молчала, по-прежнему нависая над столиком и сверля меня недоверчивым взглядом, и я добавил: - С чего вы взяли, что я полицейский?
- Вы глаз с меня не сводили.
- Верно, - согласился я после недолгих раздумий. - Прошу прощения. Я очень устал, поездка выдалась тяжелой, а я еще только на полпути. Я смотрел на вас просто так, без всякой задней мысли.
- О'кей, - не сразу ответила она и так, будто я ее не убедил. - И вы… не работаете в аэропорту?
- Нет, я не работаю в аэропорту.
Она кивнула, вроде бы удовлетворившись ответом. Но, прежде чем удалиться, добавила:
- Между прочим, я не совершаю ничего незаконного. - И опять ее тон был неуверенным, словно она сама толком не знала, правду она говорит или нет.
Я поспешил ее успокоить:
- У меня и в мыслях не было ничего подобного. - А сам пытался разглядеть, что она прячет под курткой. Джинсовая ткань топорщилась, но что под ней скрывалось, я не смог догадаться.
Теперь ей полагалось развернуться и уйти, но что-то ее удерживало. Мне пришло в голову, что, возможно, она устала и не прочь бы присесть.
- Могу я угостить вас кофе? - предложил я.
Девушка немедленно плюхнулась на стул рядом со мной:
- Это было бы здорово. Я с ног валюсь.
- Какой вам?
Она попросила кофе с обезжиренными сливками и капелькой кленового сиропа, и я отправился к стойке. Когда я вернулся с кофейными чашками, ее куртка больше не топорщилась. То, что под ней было, переместилось в ее сумку, большую мягкую торбу, которую она как раз застегивала - торопливо, словно украдкой, как и все, что она делала.
Я решил не выдавать своего любопытства и ограничиться светской беседой.
- Меня зовут Макс, - представился я. - Максвелл Сим. Моя фамилия пишется (я взглянул на нее, прикидывая, что дальше сказать) как карта, которую вставляешь в мобильник.
Закончив застегивать молнию на сумке, она протянула руку:
- Поппи. Куда вы направляетесь?
- Домой, в Лондон, - ответил я. - Здесь у меня пересадка. Промежуток между рейсами около двух часов. Завтра ранним утром я уже буду в Хитроу. А лечу я из Австралии.
- Путь неблизкий. По делу летали или отдохнуть?
- Отдохнуть. Как бы. - Я отхлебнул кофе и пробормотал в пенку: - Человек предполагает… ну и так далее. А вы?
- О, я в командировке.
- Правда?
Я постарался не выказать удивления. Теперь, когда мы разговорились, она казалась даже моложе, чем на первый взгляд, - студентка, самое большее. Какая у нее может быть командировка? На деловую даму она определенно не тянула.
- А то. Мне приходится много ездить по работе. На самом деле моя работа в основном из этого и состоит. Из путешествий.
- Вы… и здесь работали? - Вопрос, что называется, в лоб, но она восприняла его спокойно.
- Пока вы наблюдали за мной? (Я кивнул.) В общем, да.
Ясно было, что больше она ничего не скажет.
- Простите. Разумеется, это не мое дело, чем вы зарабатываете на жизнь.
- Не ваше, - подтвердила Поппи. - В конце концов, мы только что познакомились. Я о вас ничего не знаю.
- Что ж, работаю я…
- Стоп, - Поппи подняла руку, - не говорите. Я попробую угадать. Три попытки.
- Валяйте.
Откинувшись назад и сложив руки на груди, она разглядывала меня оценивающе и одновременно весело.
- Вы делаете компьютерные игры для фирмы с репутацией отъявленных женоненавистников.
- Пальцем в небо.
- Ладно. Тогда выращиваете органических цыплят на маленькой ферме в английской глубинке.
- Опять мимо.
- Вы - знаменитый парикмахер. Причесываете Киру Найтли перед важными мероприятиями.
- Увы, нет.
- Вы работаете мужским портным в Челтенхэме. Шьете на заказ костюмы-тройки и с такой невероятной тщательностью снимаете мерки, особенно для внутренней длины штанины, что клиенты слегка напрягаются.
- Нет, и это уже четвертая попытка. Но вы подбираетесь все ближе.
- Тогда можно еще одну?
- Давайте.
- А как насчет… - Поппи скользнула взглядом по моей рубашке фирмы "Лакоста" и джинсам от Хьюго Босса, - профессора современной моды в университете Эшби-де-ла-Зуиша?
Что-что, а одеваться я умею, и эта догадка мне польстила. Тем не менее я покачал головой:
- Итак, сдаетесь?
- Наверное.
Я сказал ей правду: моя должность - старший сотрудник по взаимодействию с состоявшимися покупателями в универмаге в центре Лондона. Реакция Поппи была мгновенной:
- И что бы это значило?
Я решил, что сейчас не время вдаваться в подробности.
- Помогаю покупателям, - объяснил я, - когда у них возникают проблемы с приобретенной вещью. Например, тостер не включается. Или шторы разной длины.
- Понятно, - сказала Поппи. - Вы работаете на возврате.
- Примерно так, - не стал спорить я и собрался добавить: "Работал, однако уже полгода не хожу на службу", но спохватился: вот загрузил я Чарли своими откровениями, и что из этого вышло? - Теперь моя очередь.
Она улыбнулась:
- Это будет нечестно. Вам ни за что не угадать, кто я. И тысячи попыток не хватит.
У нее была хорошая улыбка, обнажавшая белые, крепкие, но слегка неровные зубы. Я понимал, что всматриваюсь в нее дольше и пристальнее, чем позволяет обычная вежливость. Сколько же ей все-таки лет? Давно я ни с кем так легко и свободно не разговаривал, а ведь она лет на двадцать моложе меня. Это соображение породило во мне странное чувство: беспокойство пополам с восторгом.
Поппи тем временем расстегнула сумку, а затем приоткрыла ее настолько, чтобы я мог заглянуть внутрь и увидеть нечто неожиданное: цифровое записывающее устройство - на вид профессиональное, размером по меньшей мере с книгу в твердом переплете, - и микрофон, тоже для профессионального использования, большой, увесистый, вложенный в серый прозрачный пакет. Дав мне возможность рассмотреть свое снаряжение, Поппи быстро закрыла сумку:
- Это была подсказка.
- Так… вы занимаетесь звукозаписью.
Она тряхнула головой:
- Это лишь малая часть моих обязанностей.
Я поджал губы, размышляя, но в голову ничего не приходило.
- Говорите, вы много путешествуете? - задал я наводящий вопрос.
- Да. Весь мир объездила. На прошлой неделе была в Сан-Пауло.
- А на этой неделе в Сингапуре?
- Точно. Хотя - и это вторая подсказка - ни здесь ни там я не выходила из аэропорта.
- Ясно… Значит, вы делаете звукозаписи в аэропортах?
- Правильно.
Но что за этим кроется? Я терялся в догадках и в итоге спросил:
- Но зачем?
Поппи неторопливо поставила чашку на столик и подперла ладонями подбородок:
- Скажем так: я принадлежу к организации, которая предоставляет ценные и деликатные услуги эксклюзивным клиентам.
- Какого сорта услуги?
- Вообще-то у моей работы нет названия, и обычно я ни с кем о ней не говорю. Но поскольку для вас я уже сделала исключение, назовем это… младший сотрудник по содействию супружеской измене.
Ее слова моментально возбудили во мне острый и не совсем пристойный интерес.
- Содействие супружеской измене? - переспросил я просто ради удовольствия произнести это вслух.
- Хорошо, - сказала Поппи, - я объясню. Мой работодатель - чьего имени я не должна никому открывать - создал агентство. Мы обслуживаем людей, которые завели интрижку на стороне, - в основном мужчин, но не только, конечно же, - и которые хотят, чтобы все протекало гладко и без хлопот. В современном мире изменнику приходится тяжко. Технологии сильно осложнили ему жизнь. Способов связаться с кем-нибудь становится все больше, но любой способ оставляет след. В прежние времена, если человек написал любовное письмо, застукать его мог только тот, кто случайно подглядел, как он бросает это письмо в почтовый ящик. Вы тайком посылаете эсэмэски, а потом - бац! - обнаруживаете, что они перечислены в счете за телефон. Можно сколько угодно удалять электронные сообщения, но они все равно где-то сохраняются, в какой-то безразмерной памяти посреди небытия. И если вы не хотите, чтобы вас поймали, приходится прибегать ко все более хитроумным стратегиям. Это… - она похлопала по сумке, - одна из них.
- И в чем же она заключается? - спросил я.
- Все очень просто. Сначала я езжу по миру, брожу по разным аэропортам, делаю записи, потом возвращаюсь домой и свожу их на диске. Этот диск входит в пакет услуг, которые мы продаем нашим клиентам. Предположим, вы - наш клиент. (Хотя, должна сказать, на ходока вы мало похожи.) Вы отправляетесь в деловую поездку на Восток. Но решаете сократить командировку, чтобы провести ночку-другую в Париже с любовницей. Естественно, ваша жена не должна об этом узнать. И вот как - и это лишь один из приемов - вы можете развеять ее сомнения. Накануне возвращения домой вы звоните ей из гостиничных апартаментов в Париже. Ваша возлюбленная только что упорхнула в ванную, чтобы принять душ, поэтому вы ставите диск в стереосистему, набираете номер жены, и что же она слышит в качестве звукового фона вашей беседы? - Поппи открыла сумку, нажала кнопку, и из записывающего устройства со встроенной колонкой полилось объявление, которое я сам прослушал некоторое время назад: "Добро пожаловать в Сингапур. Напоминаем нашим уважаемым транзитным пассажирам, что курение в здании терминала строго и повсеместно запрещено. Благодарим за понимание и желаем приятного дальнейшего полета". Поппи торжествующе улыбалась. - Это и есть ваше алиби. Услышав такое, никому и в голову не придет, что вы звоните из совершенно другого места.
Я медленно кивнул, показывая, насколько я впечатлен.
- И люди за это платят?
- Еще как, - ответила Поппи. - Огромные деньги. (Она произнесла "а-а-агромные".) Вы не поверите.
- Какие люди?
- Разные. Неудовлетворенных своей семейной жизнью полно. Но, поскольку расценки довольно высокие, мы стремимся привлечь определенного сорта клиентуру. Банкиров, профессиональных футболистов и прочих в том же роде.
Меня поражала безмятежность, с которой она все это рассказывала. Идея посодействовать супружеским изменам приятно щекотала нервы, и все же я находил ее шокирующей.
- А как насчет… - я тщательно подбирал слова, - морального аспекта?
- И что?
- Я просто подумал, не возникают ли у вас сомнения? Ведь вы… помогаете людям обманывать других людей. Вас это не тревожит? Совсем?
- А-а, поняла. - Поппи помешала пену, сгустившуюся на дне ее чашки, и невозмутимо облизала пластмассовую ложечку. - Я уже миновала ту стадию, когда меня волновали подобные вещи. Я с отличием окончила исторический факультет в Оксфорде. И знаете, какую работу мне предлагали? Поганее не придумаешь. Лучшее место, которое мне удалось найти, - секретарша директора стрип-клуба. А худшее… нет, об этом вам лучше не знать. Не говоря уж о том, что я подолгу сидела вовсе без работы. А в этой фирме надрываться не надо, график поездок известен заранее, и у меня остается куча времени, чтобы читать книги, смотреть кино и шататься по галереям, то есть заниматься тем, что мне действительно нравится.
- Да, верно, времена сейчас… трудные. Я лишь…
- Ну вот, вы заговорили прямо как Клайв. Когда я рассказала ему о моей новой работе, он отреагировал примерно так же. И знаете, что я ему ответила?
Разумеется, я не знал. А заодно и представления не имел, кто такой Клайв. Но единственное, что заботило меня в тот момент, - зачем она приплела к разговору другого мужчину? Это меня огорчило.