В книгу ленинградского писателя Станислава Родионова входят роман "Вторая сущность", детективные повести "Не от мира сего" и "Криминальный талант", а также юмористические рассказы.
Содержание:
СОДЕРЖАНИЕ 1
ПРОПОВЕДНИК СПРЯТАН В ДЕТЕКТИВЕ… 1
РОМАН - ВТОРАЯ СУЩНОСТЬ 2
КРИМИНАЛЬНЫЕ ПОВЕСТИ 60
ЮМОРИСТИЧЕСКИЕ РАССКАЗЫ 111
ИЗБРАННОЕ
СОДЕРЖАНИЕ
Проповедник спрятан в детективе. В. Бахтин
РОМАН
Вторая сущность
КРИМИНАЛЬНЫЕ ПОВЕСТИ
Не от мира сего
Криминальный талант
ЮМОРИСТИЧЕСКИЕ РАССКАЗЫ
Как я стал юмористом
Четыре репортажа
Комета Когоутека
Идиотка
Не дышите
Их вопросы
Стоп!
Удивительная штука
Там
Сплошные определения
Кого проще?
Первый гонорар
Привет архитекторам
Землянин
Интересный случай
Крокодилыч
Пурван
Неделя как неделя
Кофе
Между нами
Последнее дело Холмса
Главные признаки
В о ды типа
Про жареную рыбу
С первого взгляда
ПРОПОВЕДНИК СПРЯТАН В ДЕТЕКТИВЕ…
Когда вышла первая книжка юмористических рассказов Станислава Родионова, меня попросили выступить вместе с ним, представить его. И вот мы на сцене в огромном зале, где сидят семьсот студентов. Я довольно бойко рассказал о жизненном и недлинном тогда еще творческом пути молодого автора. И закончил так:
- А сейчас Станислав прочитает свои рассказы, и вы сами убедитесь, какие они смешные. Приготовьтесь!
Это с годами Родионов так напрактиковался, что без запинки может сказать с эстрады: "Здравствуйте, товарищи!" А тогда он был точно таким же, как герой одного его рассказа. Он раскрыл книгу и надолго, прочно замолчал. Я бросился спасать положение:
- Лучше я прочитаю, он не умеет, у него дикция плохая!
Схватил книгу.
- Сейчас, сейчас! Вот! - и захохотал.
От смеха я не мог выговорить ни одного слова. И все семьсот студентов, глядя на меня, тоже стали смеяться. Потом уж я объяснил, что это рассказ про ветеринара, которого на общественных началах заставляют читать лекции на темы "Фуги Баха", "Комета Когоутека", "Бога нет и не надо"…
Станислав Васильевич Родионов печатается с 1962 года (а родился он в 1931 году). Трижды, в 1970, 1972 и 1974 годах, становился лауреатом конкурсов журнала "Крокодил". Причем два конкурса были закрытыми, когда имя автора жюри не известно. Вот бы удивились члены жюри, если бы знали, что завоевавший первую премию автор (из 2076 участников) - младший советник юстиции - майор, по-военному.
Очень рано, едва окончив школу, Родионов пошел работать. К пятидесяти годам у него накопился трудовой стаж тридцать пять лет. Впрочем, не откажу себе в удовольствии процитировать его автобиографию, открывающую сборник "Крокодилыч":
"Ничто так не обязывает, как факт собственного рождения. Поэтому, слегка окрепнув, я начал работать - истопником (печное отопление), шурфовщиком, техником-геологом, следователем прокуратуры, преподавателем университета, юрисконсультом издательства, корреспондентом газеты… Но однажды - в тот день у меня чадил телевизор - я взял лист бумаги и написал такую фразу: "Некоторые мысли приходят не в голову". Разумеется, пришлось их перечислять. И послать в "Крокодил". Там посмеялись и напечатали. Я удивился и еще послал. Они опять посмеялись и опять напечатали. Так и пошло…
Сейчас у меня пять книг - две юмористических и три детективных. Надеюсь написать еще, поскольку с виду я крепок".
Это 1979 год. С тех пор вышло еще пять книг - одна юмористическая, три детективных (в том числе одна в издательстве "Детская литература", о трудных подростках) и одна серьезная публицистическая "Преступление против всех", с болью размышляющая о нашей общей беде - пьянстве.
Начинал С. Родионов, как мы видели, с юмористических и сатирических рассказов. Но времена были тяжкие. Его не преследовали, не ругали, даже вот премии завоевывал. Просто: рукопись главной его юмористической книги пролежала в издательстве шесть лет. В конце концов вышла - но в таком куцем виде, что и говорить об этом не хочется. А ему расхотелось писать смешное. И он целиком отдался детективу - пятнадцатилетний опыт следователя тоже требовал какого-то выхода.
Книги Станислава Родионова привлекают не только острым сюжетом, глубоким проникновением в психологию человека, но и какой-то особенной чистотой отношения к жизни, интеллигентностью, духовностью.
Разумеется, такие свойства произведений С. Родионова вытекают из позиции и мироощущения автора, однако выражаются они, материализуются через образ главного и сквозного героя всех детективных повестей - следователя Сергея Рябинина. Занимаясь самыми непривлекательными, нечистоплотными деяниями людей, Рябинин не потерял ни веры в добро, ни даже какой-то юношеской наивности. Кой-кому он покажется чудаком: не живет, как все, попросту, а мудрит, задает странные и бестактные вопросы, во всем ищет какой-то скрытый смысл. До всего доходит сам. И все как-то по-своему поворачивает. Простофили - над кем же еще и смеяться?! А Рябинин, подумав, изрекает: "Я люблю простофиль - это же люди с открытой душой". Мягкий, порой неуверенный в себе, Рябинин до конца отстаивает то, что считает правильным. Упрется, если что неясно, - и прощай все сроки-графики. Какой уж из него следователь! А оказывается - отличный. Потому что, как он считает, нет никаких особых следственных талантов, есть ум и беспокойное сердце, жажда истины и справедливости. Страницы, посвященные семейной жизни Рябинина, - это гимн любви, верности, гимн женщине.
Книги Родионова - о чем и ком бы он ни писал - всегда человечны. Героиня "Криминального таланта" - несомненная преступница. Но по мере того как разворачивается повествование, мы все больше и яснее видим в ней одаренную натуру, человека умного, даже совестливого и деликатного. И одинокого. И несчастного. Наступает момент, когда Рябинин как бы меняется местами с Рукояткиной - он виновен, он преступил нравственную норму, он обманул, пусть и в благородных целях. Добрая половина повести посвящена допросу. И если сначала перед нами разделенные общественным положением, барьером закона следователь, строящий профессиональные западни, и ловко избегающая их преступница, то на последних страницах мы видим двух сблизившихся душой людей, вместе размышляющих о жизни, о внутреннем смысле ее, о предназначении человека.
Обычно детективы увлекают читателя таинственными ситуациями, загадочными преступлениями. У Родионова не преступления интересны, а люди - будь то уголовница Мария Рукояткина, будь то научный работник Рита Виленская. Сами преступления у него обыденны - кто-то вывалил на свалку целую машину хлеба (повесть "Мышиное счастье"), кто-то непорядочно поступил в любви (печатаемая здесь повесть "Не от мира сего"). Не всегда даже, как в последнем случае, такие поступки преступают юридические нормы, тут возможен только нравственный, человеческий суд.
Как призыв к человеку, к человеческой душе написан и роман "Вторая сущность", созданный на новом для Родионова жизненном материале. По мысли Николая Фадеевича, героя романа, первая сущность - это мир реальных вещей, материального производства, а главная, вторая сущность - это человеческие отношения.
Роман широко развертывает панораму жизни - тут и рабочая бригада, тут и деревенские заботы и дела, тут и семейные и иные проблемы. Но все произведение об одном - о человеке, о его душе, об интересе жизни.
"У тебя не работа для жизни, - говорит Николай Фадеевич отнюдь не плохому работнику, - а работа вместо жизни". Николай Фадеевич - яркая, оригинальная личность. Ничего он не принимает на веру, обо всем у него свое суждение. Вот родительская любовь: "Ей-богу, не пойму, чего ее святой зовут. Любят-то детей собственных, своих, кровных. Или любовь детей к родителям. Любят-то своих родителей, собственных, кровных. У зверья и птиц то же самое - за своего детеныша хвост тебе оторвут и рога обломают. Это идет от натуры, от природы. Какая тут святость? Инстинкты, по-научному. А вот когда чужих детей любишь, как своих, когда чужих стариков бережешь, как собственных, - тогда и святая любовь".
Или такое, удивительно актуальное для эпохи перестройки рассуждение о жизненном опыте: "Я вот думаю, куда бы свернула жизнь, принимай молодежь наши советы… Стал бы на земле рай, поскольку людской опыт приумножился бы несказанно. А стал бы? Не застопорилась бы жизнь на пределе, стариками достигнутом? У кого опыт, у того меньше хлопот. Только ведь опыт вроде бетона: затвердеет - хрен отдерешь. Такой вот опытный засядет хоть где - и незнакомое бракует, знакомое штампует. Между прочим, опыт есть родной братец стандарта".
Байки, шуточки, присказки героя (признаюсь, не все безукоризненно удачны, хотя немало и отличных, почти фольклорных) как бы укрупняют, обобщают конкретные факты и события, о которых идет речь. Рабочий человек вырастает на страницах романа в фигуру мыслителя, философа, напряженно ищущего истину, ключ ко всему в жизни.
И еще необходимо подчеркнуть: то, что написано С. Родионовым десять, пятнадцать и двадцать лет назад, кажется написанным сегодня. Современны его гуманистическая мысль, его осознанная, подчеркнутая направленность к общечеловеческим ценностям, его проповедь главенства духовного над материальным, вещественным.
При каждом удобном и неудобном случае Станислав Родионов повторяет, что люди должны быть людьми, жить высокими стремлениями, не быть накопителями-мещанами, всегда, при всех обстоятельствах поступать по совести. Банально? Но только для тех, кто пользуется готовыми формулами и только потому думает, что усвоил их. Знать, что плохое - плохо, а хорошее - хорошо, еще не означает жить по совести. А смысл всех рассуждений, всех проповедей, увещеваний и сюжетных построений писателя в том и состоит, чтобы вызвать в читателе желание думать о своих поступках, о жизни, быть полезным и деятельным членом человеческого сообщества.
Как-то довелось мне видеть длинный хвост у книжного магазина - продавали новый детектив С. Родионова. И я подумал: а не обманутся ли читатели в своих ожиданиях легкого чтения на ночь, получив вместо него местами форменное исследование современных нравственных проблем? Да, кое-кто останется недоволен, отложит книгу или, скорее всего, будет перелистывать "неинтересные" страницы и следить только за работой неутомимого Рябинина, за проделками Рукояткиной (или, скажем, не менее любопытной мошенницы - врача Калязиной из повести "Долгое дело"). Но книги его так уж сработаны, что все в них вместе, спаяно: хочешь узнать про преступницу - невольно узнаешь и мысли Рябинина - Родионова. А значит, тайный умысел писателя - заставить любителей легкого чтения прочитать книгу серьезную - в основном, думаю, удается.
В одном из ранних юмористических рассказов Родионова есть образ критика. Этот критик в споре с другим критиком "остался при своем мнении и был при нем сутки, пока не подошло время сдавать рукопись".
Я закончил, я передаю написанное читателю и осмеливаюсь остаться при своем мнении: Станислав Родионов - своеобразный, талантливый писатель.
Владимир Бахтин
РОМАН
ВТОРАЯ СУЩНОСТЬ
Сперва бы надо дать начало или хотя бы началинку. Да где они - в каких годах, в каких делах? Поэтому начну с круглолицей личности кадровика…
Вылезаю это я из ремонтной ямы, а круглолицая личность мне улыбается - будто у него на плечах не голова, а тот самый сказочный колобок, увеличенный раз в десять да малость недопеченный. И говорит как бы удушаемый радостью:
- Что вы скажете, Николай Фадеич, по поводу того, что через месяц вам грянет шестьдесят?
- Брось, кукушка, куковать, мне на годы наплевать.
А сам чувствую, что как-то я усох, будто кирпич мне
в темечко клюнул. Будто и не знал, будто и не готовился… Да это разве кирпич? Не такие булыжники от темечка отскакивали. Все же к самосвалу, к зеркалу заднего вида, подошел - кому это там шестьдесят? Это ему-то?
На меня глядел крепкоплечий мужик, но ростом обделенный - этак метр шестьдесят с кепочкой. Из-под этой кепочки лезли волосики, прореженные и потертые жизнью, но местами еще кучерявые, игривые. Нос средний, по размерам нормальный, да вида непривычного - как репку скрестили с картошкой. Кожа на щеках такая, что хоть сейчас тяни на барабан, поскольку крепкая, красная, мочено-сушено-дубленая. А вот глаза у него хорошие, того гляди, прожгут карим огнем…
И этот мужик прожил шестьдесят лет? Эх, ежели бы только шестьдесят лет… А то ведь прожил и шестьдесят зим. Не чувствую этого - и в сорок таким вроде был, и в пятьдесят. Но кадровик вот удостоверяет, а он человек государственный. Тут хоть отказывайся, хоть отнекивайся - старик я. А со старика спрос особый.
Да я вот байку поведаю, один мужик мне в автобусе рассказал…
…Якобы души наши, перед тем как явиться на землю в человеческом обличье, сдают экзамен. Комиссия набрана из людей знающих: конечно, сам бог, потом святые, блаженные и разные там ангелы и архангелы. Ну и черт сидит для искуса, для срамного вопроса. Спрашивают заковыристо и серьезно, что-нибудь про смысл жизни или еще чего почище. А вместо отметок дают срок жизни на земле. Дурь ответил - полета жизни отмерят, не больше, поскольку зачем дураку небо коптить. Поумней сказал - шестьдесят дадут. Умно заговорил - живи семьдесят. Мудро обо всем судишь - восемьдесят… И так далее в том же направлении.
К чему байка-то? Древние старики мудры не потому, что долго живут, а долго живут потому, что мудры. Вот и думаю: шестьдесят мне той небесной комиссией отпущено, коли уж прожил. А еще сколько? Мужик-то, помню, говорил, что небесная комиссия добавляет за накопленный ум при жизни якобы по году за дельную мыслишку. Подсобрал ли я их, мыслишек-то? Или глупостей приобрел? Дурь, как и ум, к старости накапливается.
В теперешнем моем возрасте жди вопросов. Подвалит какой-нибудь отрок и начнет кидать загадочки: отчего любовь да зачем, в чем счастье жизни да почему, куда идем да когда придем?.. Я готов. На все вопросы не отвечу, но сердцевину подцеплю, - шестьдесят за плечами. Правда, чтобы все разговоры переговорить, никаких разговорен не хватит.
А кадровик стоит и как бы ждет, когда я перестану горюниться. Лицо у него белое, как у девицы-затворницы. Сметаной, что ли, одной питается? Я его не люблю, и он про это знает; он тоже меня не любит, и я тоже про это знаю. Он меня не любит, потому что я его не люблю; а я его не люблю, потому что не мужское это дело - бумажки писать да в папки складывать. Да еще про пенсию мечтать, которую он с молодых лет хлопочет и даже за ней на Север подавался.
- Да, Николай Фадеич, прошла жизнь, - вздохнул он, как сработал пневматикой.
Жизнь прошла? Да что ты, сметанная, то есть бумажная, душа, кумекаешь в жизни?
- Не прошла. У человека три жизни, - сказал я потише, чтобы подпустить туману.
- Как это три?
- Сперва живешь на зарплате, потом на пенсии, а уж затем на всем казенном.
- Насчет казенного не уловил, Николай Фадеич.
- У бога-то, на небесах… Там ведь полное обеспечение, как в армии.
Похоже, он улыбнулся, поскольку белесые губы растянулись и чуть потемнели - вроде как бы сметана в них стала пожиже.
- Николай Фадеич, а вы верующий?
Верующий я в три жизни и во многое чего другое.
У человека три жизни - хоть верь, хоть проверь.
Первая жизнь идет от рождения до пенсии, до шестидесяти. Тут работай с огоньком да ходи с ветерком, люби с жаром да хлебом делись даром - но и думай.
Вторая жизнь будет от шестидесяти до самой смерти. Тут думай покрепче, но и работай с огоньком, и ходи с ветерком, и люби с жаром, и хлебом делись даром.
Третья жизнь пойдет после твоей смерти - третьей жизнью будет жить все, что ты оставил. Работа, которую сделал с огоньком. Километры, которые прошел с ветерком. Люди, которых любил с жаром. Люди, с которыми делился даром…
Три жизни у человека - это проверено. Но у меня-то пока идет первая, поскольку на пенсию не желаю, а пожелай, так начальство проходную бульдозером перекроет.
- Как же насчет этих моментов, Николай Фадеич?
- Каких таких моментов?
- Бога и прочего…
- Что касается одних и тех же моментов, то они одни и те же…
Не стал я про три жизни ему объяснять. Уж не говоря о двух сущностях. Да знает он про них, слыхал не раз. А я приметил такую закавыку: труднее всего человек понимает то, про что давно знает.
Вот и началинка сложилась.