Прошла целая вечность, прежде чем Грегг справился со своей сбруей, застегнул на ней все застежки, обтянул себя всеми ремнями, вставил хуй в стальное кольцо. Хуй был по-прежнему скукоженный и жалкий. Греггу нравилось быть голым. В нем не было ничего сексуального. Заурядный белый пидор с заурядным телом и лицом, каких можно увидеть в любом голубом баре в немерянном количестве, слегка накачанный, но уже обрастающий жиром.
Большой Дин - это совсем другое дело! Дин, Дин, Дин! К уже сказанному о нем добавлю, что у него волосатая грудь, что делает его самцом, укомплектованным по всем параметрам. Он раздевается и начинает звонко бить Грегга по жопе. Делает он это без особого чувства, как-то механически - скорее ради затравки. Тот дергается при каждом ударе и похабно стонет. Кажется, ему действительно приятно, несмотря на боль. А может, это именно боль доставляет ему кайф. Глупо, что этот ритуальный спектакль с участием двух актеров - Грегга и Дина - рассчитан на одного-единственного зрителя - меня. Театр начинается с раздевалки. Я раздеваюсь и присоединяюсь к ним. Они прерываются и осоловело смотрят на мое бесконечно белое и ослепительно худое мускулистое тело с зловещими клеймами татуировок. Я тускло фосфоресцирую на фоне открытого балконного окна с грубо сработанной аляповатой декорацией предрассветного августовского Торонто. Зал взрывается в беззвучной овации, немые возгласы восторга доносятся из соседних домов. УСПЕХ, НЕСОМНЕННЫЙ УСПЕХ!!! - исступленно телеграфируют кретины-критики, сбивая в кровь дотошные пальцы…
Мы все обдолбанные до безобразия. Наверное, именно так должна выглядеть классическая наркоманская оргия. Нос, забитый кокаином, - эпицентр эйфории, эрогенная зона, от которой по всему телу расходятся метастазы блаженства. При этом ни у кого не стоит, несмотря на общее возбуждение. Так всегда на коке: ты очень хочешь, но совсем не можешь. Мы поочередно сосем друг у друга. Мне нравится сосать у Дина, Греггу нравится сосать у меня.
Как всегда, секс втроем - это много суеты и неуклюжих движений, особенно если все трое под кайфом. Наверное, со стороны это похоже на смертельную схватку гигантских сороконожек: отовсюду торчат чьи-то конечности, трудно понять, чьи органы тычутся тебе в лицо, подступают сзади и сбоку, еще труднее попасть в нужное отверстие и найти удобное положение, на тебя все время что-то давит, как во время часа-пик в метро, речь уже идет не об удобстве или удовольствии, а о физическом выживании, в голове то и дело мелькает предательски слабовольный вопрос: "А стоит ли вообще так осложнять себе жизнь?" Но жажда приключений и прирожденный нонконформизм опять и опять толкают меня на подобные авантюры.
Мог ли я предполагать, что эта ебля будет самой долгой и изнурительной в моей жизни?! ДОЛГАЯ И ИЗНУРИТЕЛЬНАЯ ЕБЛЯ С ПРЕПЯТСТВИЯМИ. Я поклялся себе, что не расскажу никому об обстоятельствах этой бесконечной судьбоносной ночи, изменившей мою жизнь до безобразной неузнаваемости. Я поклялся себе, что похороню в себе эту мучительную тайну. Пусть наши скрещенные хуи станут гарантией того, что мы являемся хранителями большого секрета для маленькой компании, чьи органы внутренней секреции работают на всех оборотах…
Кокаин искажает чувство времени, оно то растягивается в сознании до неприличных масштабов, засасывая тебя в свои похабные лопасти, то суетливо промелькивает каким-то невнятным калейдоскопом, не давая возможности зафиксировать происходящее. Ты тщетно пытаешься схватить воздух за руку и притормозить стремительно разворачивающиеся события.
Мне казалось, что я нахожусь вне своего тела и наблюдаю за всем происходящим со стороны. Удивительным образом, для меня в этом не было ничего странного, необычного, нового, но самое главное - в этом не было ничего интересного, сексуального или возбудительного. Как будто это была не наркоманская оргия-групповуха с садомазохистским прихватом, типа тех, что с таким смаком расписываются в современной западной литературе, а повседневная утомительная рутина, потерявшая всякий колорит и шарм банальность моей пресыщенной и развратной жизни! Со мной было что-то неладно. Я смотрел на нашу неуклюжую возню, как будто это был коряво сделанный непрофессиональный порнофильм, в котором актеры - и я прежде всего - плохо знают свои роли. Я начинал ненавидеть себя за свою деревянную бесчувственность. Мой хуй был равнодушен к тому, во что я его втравил. Несмотря на отчаянные попытки Грегга привести его в чувство. Несмотря на близость большого и сильного Дина, чей так же плохо стоящий хуй поселился у меня во рту не меньше часа назад.
Дин встал с кровати и достал маленький темный пузырек. Понюхал сам, потом дал мне и Греггу. Это были вонючие папперсы. Даже несмотря на то, что мой нос совсем онемел от кокаина, я передернулся от резкого неприятного запаха. Ну вот, это уже было что-то новое. До этого я только слышал или читал о папперсах, но, как говорится, лучше один раз понюхать…
Дело пошло веселее. Откуда-то появились "дилды", плетки и buttplugs - "затычки для жопы". Несколько бесконечных мгновений спустя я уже с удивлением наблюдал себя старательно размазывающим Грегга по кровати, разматывающим его, как тягомотный рулон туалетной бумаги, поджаривающим его на длинном и упругом шампуре-вертеле черного резинового хуя. Он дергался и извивался так, будто его кургузое тело действительно лизали со всех сторон слюнявые языки бутафорского пламени. Я, что называется, дорвался, решив отыграться на нем за всю его бескомпромиссную никчемность. Признаться, мне не терпелось сделать из него инвалида, распотрошить его изнутри, как изрядно поднадоевшую глупую куклу, с детства страдавшую синдромом Дауна, чья незатейливая анатомия пребывала в томлении, вот-вот готовая приоткрыть мне пару-тройку своих малозначительных секретов…
"…ЗА ДВА ГОДА ИЗ ТАЛАНТЛИВОГО ЮНОШИ ТЫ ПРЕВРАТИЛСЯ В МОНСТРА!" - с прискорбием констатировало прощальное письмо одного из тех, чья хлипкая жизнь оказалась на моем пути. Здесь было над чем задуматься. Действительно, как могла произойти столь стремительная трансформация? Уж не трепанация ли это была? Чудовищная разгадка трепыхалась на поверхности: на морозе губы трескались и покрывались кровавой коркой; чтобы обезопасить их и сохранить для будущих гипотетических поцелуев, мне приходилось смазывать их вазелином. Вот из таких мелочей медленно, но неудержимо проклевывалась моя рахитичная чувственность.
"ПОЧЕМУ У ТЕБЯ ТАК БЛЕСТЯТ ГУБЫ?" - спросил меня один мудак в общежитии. Я был слишком близорук и не понял, что тот имел в виду. Он не стал вдаваться в объяснения, а просто вмазал мне поддых. Потом еще раз. И еще. До тех пор, пока я уже не корчился на грязном линолеумном полу в менструальных разводах дешевого липкого портвейна. Меня осенило. Со временем очки были заменены на линзы, волосы становились все короче, с позорными кудрями было покончено решительно и бесповоротно, дорогая старинная скрипка лежит нетронутой уже несколько лет, безжалостно изгнанная из жизни гантелями, штангами, тренажерами и турниками. В ход пошло всё: отвертки, шампуни, тюбики, наконец, просто пальцы - всё, что могло подойти по размеру…
Впоследствии вазелин не раз сыграл важную роль в становлении меня как личности. Уж не на нем ли лежит ответственность за мою скороспелую монструозность? (КРАТКАЯ ИСТОРИЯ ЛУЧШЕЙ ГРУДИ)
…Я с одуряющей методичностью втыкал в жопу Грегга бесчувственный и нелепый предмет, который даже Набоков постыдился бы назвать "жезлом страсти". Моя работа была проста: я делал Грегга счастливым, я производил глубинные замеры, аккуратно снимая показания своего безучастного прибора, а потом переполнял его изнутри всем известной рутинной заботой. Одному богу известно, от какого неведомого источника питал энергию этот пресловутый перпетуум мобиле.
Впрочем, источник был. Хуй Дина, ритмично погружавшийся в безразмерные черные дыры наших с Греггом бессмысленных ртов. Тем временем манипуляции с моей жопой только начинались. Это Дин, изогнувшись всем телом, разминал мои ягодицы и засовывал в мою дырку предварительно обслюнявленный палец, потом два пальца, три, и, наконец, четыре, сложенные "лодочкой". Штормило, и "лодочка" беспокойно дергалась то туда, то обратно. Но вот волнение стихло, "лодочка" вынырнула наружу, и моя гостеприимная гавань была временно закрыта для доступа других судов: это Дин засунул мне в жопу черный резиновый buttplug…
Механическая любовь опустошила душу и сердце. Моя рука онемела от монотонных движений (РУКА БОЙЦА КОЛОТЬ УСТАЛА - удивительно, насколько изящно умели говорить о подобных вещах в 19-м веке!). Скрюченный и скорченный Грегг, насаженный мною на дилдо, напоминал гигантскую разваренную креветку без чешуи. Зрелище не из приятных! Я дошел до полного остервенения. Мне уже казалось, что я разворошил ему все внутренности. Потом вдруг что-то в нем лопнуло, Грегг дернулся так, будто его выворачивало наизнанку. Ну конечно, я так и знал, что этим все закончится: он обосрался! Придерживая дилдо, по-прежнему торчавшее в его жопе, он вскочил с кровати и нараскоряку бросился в ванную - подмываться.
ОТКРОВЕНИЯ, НЕ СТОЯЩИЕ И ВЫЕДЕННОГО ЯЙЦА
Физиология довлеет над эмоциями и моралью. Разочарование начинается с малого: хуевый запах изо рта, храп по ночам, пердеж, чрезмерная потливость, но самое главное - вид дерьма, выдавливающегося из привлекательного, казалось бы, еще совсем недавно тела. Любимая физиология, всецело занимавшая воображение, вдруг поворачивается к тебе самой неприглядной своей стороной. Такова слабоумная и брезгливая людская природа: трудно продолжать уважать или любить человека после того, как увидел, как он срет. ГОВНОБОЯЗНЬ - извечный враг Содомии. Если бы не это, все бы давно уже только и делали, что ебались в жопу! Что может быть приятнее, проще и веселее?
Все мы мечтаем встретить Мальчика, Который Никогда Не Срет. Или, на худой конец, самому стать Таким Мальчиком. Признаемся честно: большинство боятся ебаться в жопу, потому что боятся, что из них полезет говно. Что ж, в нашем деле бывает и такое. Как избежать подобных инцидентов? - то и дело спрашивают меня заебистые читатели и репортеры. Консультируйтесь у лечащего врача - вот лучший совет.
Но изворотливый организм мало-помалу приспосабливается к бесцеремонным вторжениям извне, к обоюдному удовольствию обеих сторон. Заслуженные рационализаторы своих тел порой добиваются поразительных результатов: усовершенствованный кишечник начинает работать не только на "ВЫХОД", но и на "ВХОД", при помощи нажатия специальной кнопки или еле приметного рычажка можно менять функции расчувствовавшейся прямой кишки; при этом функция выделения становится вторичной.
О мальчике, однажды засунувшем себе в жопу палец, мы можем сказать наверняка: HE'LL NEVER BE THE SAME.
(ВЫЕДЕННЫЕ ЯЙЦА МОИХ ОТКРОВЕНИЙ)
…Все наши усилия были тщетны. Кончить не мог никто. Подмытый Грегг вышел из ванной с видом полного изнеможения, бережно и торжественно неся перед собой на вытянутых руках вымытое от дерьма дилдо, как будто это было его новорожденное дитя. Ну конечно, что еще могло произвести на свет такое уебище! Последние несколько шагов до кровати дались ему с явным трудом: он еле донес до нас свою драгоценную ношу, после чего, как подкошенный, ничком упал на кровать лицом вниз.
Как по команде, мы впали в беспамятство, более известное в народе как летаргический сон. Мы спали на изуродованной взрывами и разъезженной танками и бронемашинами кровати, как солдаты спят в своих уютных родных окопах во время короткой затишки перед очередной атакой. За окнами все еще слышались сдавленные отзвуки невидимой канонады. Зазевавшиеся ночные прохожие, случайно оказавшиеся в зоне боевых действий и не подозревавшие, что снаряды были холостыми, падали замертво, не в силах противостоять натиску неизвестных обстоятельств.
По комнате метался Джинджер - огненно-рыжий гигантский дог, ополоумевший от вида переплетенных и сросшихся извивающихся мужских тел. Джинджер не раз был немым свидетелем подобных баталий, но эта поразила его своей неизбывной жестокостью и напором. Он подбегал к кровати, вставал на нее передними лапами и, пронзительно глядя на нас светящимися в темноте немигающими глазами, издавал нечеловечески тоскливые звуки, в которых мне слышался осуждающий голос морали и нравственности, над которыми мы издевались всем своим видом и поведением, всем своим разнузданным существованием. Мне казалось, что в тот момент высокоморальный Джинджер выполнял функции полиции нравов. Собака призывала людей одуматься и прекратить произвол и разврат. Хотя, можно предположить и обратное: собака хотела присоединиться к груде оскотинившихся людских тел и получить причитающуюся ей порцию животного кайфа. В конце концов, у нее наличествовали все те же органы, что и у нас, и им тоже можно было найти применение!
(ТРОЕ В ЛОДКЕ, НЕ СЧИТАЯ СОБАКИ. Римейк 1997 года. © Ярослава Могутина. Разрешение автора на публикацию обязательно.)
…Меня проглючило. Сквозь кокаиновую дымку сна мне показалось, что голый Дин расхаживает по квартире, размахивая своим болтом, незряче натыкаясь на мебель и углы и с грохотом роняя вещи. Он шарил в пустоте руками и всем своим видом демонстрировал сомнамбулическое охуение. ПОДНИМИТЕ МНЕ ВЕКИ! - "коронной" фразы из гоголевского "Вия" ему явно не доставало. Другой Дин шароебился на кухне, матерясь, шаря в холодильнике и гремя посудой. Еще один Дин ублюдочно улыбался мне из-за угла, заговорщически подмигивая и прикладывая палец к губам. Я понял, что надо съебывать, причем - чем быстрее, тем лучше. Но уходить неебанным после всего пережитого было преступной глупостью.
Я растормошил настоящего Дина, спавшего рядом и обнимавшего меня во сне. Мое нетерпение было ему понятно. Вскоре я наконец-то имел возможность убедиться в первоклассных самцовых качествах Большого Дина. Он стал деловито и грубо разминать мою жопу, время от времени впиваясь ртом в изголодавшуюся настырную дыру. Его большой член, достигший полной эрекции, пульсировал в предвкушении подкожных забегов. Дин достал гондон, разорвав зубами упаковку, и несколькими привычными движениями облачился в резину. Пару штрихов смазки - и вот уже он входит в меня сзади, его руки тянут меня за плечи, он до упора въезжает в меня… Как избежать банальности в описании ебли? Ощущение первородной заполненности, необузданный оптимизм и уверенность в завтрашнем дне - что еще я чувствую, когда чей-то хуй турбиной вращается в моей жопе? В моем организме непреодолимое и непередаваемое томление. Вот еще красивый образ: Я ПРИШПИЛЕН ЕГО ХУЕМ К КРОВАТИ, КАК БАБОЧКА - К ПЛАНШЕТКЕ ЭНТОМОЛОГА.
"Oh-eah! Take this big dick, boy! Squeeze your pussy-hole!" - Дин цитирует "крылатые фразы" из полюбившихся кинофильмов. Я точно следую его инструкциям, проворно "подмахивая" и озвучивая действие по всем правилам жанра. Несомненно, мы образуем хороший дуэт. Наверное, если бы не кок, мы могли работать без дублей. Для дебютантов у нас неплохой репертуар: 1) я на животе, Дин сзади; 2) я на четвереньках, он сзади (doggy style); 3) я на спине, Дин сверху; 4) Дин на спине, я сверху. Даже профессиональные многоборцы удивленно подняли брови.
За несколько секунд до конца Дин ловко вынул из меня хуй, сорвал опротивевшую резину и, подавшись вперед всем телом, громко хрипя, обильно кончил мне на лицо. Стараясь избежать попаданий в рот и глаза, я повернул голову набок, и сперма затекла мне в ухо. Даже в моей богатой на сюрпризы практике это был беспрецедентный случай. Я развеселил Дина, сообщив ему об этом. "ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ, ХОТЬ ТВОЕ УХО БЫЛО ЦЕЛКОЙ!" - неудачно сострил он. Между тем, я ровным счетом ничего не знал о том, насколько реальны шансы заразиться СПИДом или другими венерическими заболеваниями через ухо. Меня охватила паранойя, мне уже начинало казаться, что сперма Дина просочилась прямо в мой мозг, распространив заразу по самым важным клеткам и сосудам организма. Меньше всего мне хотелось закончить жизнь через выебанное ухо! Я вскочил, как ошпаренный, и опрометью бросился в душ, пытаясь тщательно промыть пострадавшую ушную раковину.
Страшно было признаться самому себе, что все происходящее - не более, чем наркоманский бред. Еще страшнее было осознать, что реальность была абсурднее и глупее бреда. Наспех одевшись, я заглянул на прощанье в комнату, в которой провел целую вечность. Как всегда, мне хотелось что-нибудь спиздить. Я даже мысленно обшарил помещение, мгновенно соображая - что именно. Но сверхчеловеческим усилием воли я призвал самого себя к элементарной порядочности и цивилизованности и не сделал того, что так нестерпимо хотелось сделать. Я в очередной раз на потребу общества подавлял в себе свои природные инстинкты и потребности.
Дин и Грегг спали в обнимку в розоватом полумраке рассвета. Мне вдруг на мгновение показалось, что их манекенские тела - это трупы, застывшие в искусственно-кинематографических позах, а я - хладнокровный убийца, оставляющий после себя эти свежие теплые трупы прямо на месте затянувшегося шоу. Почему-то мне было бы гораздо спокойнее на душе, если бы они были мертвы. По большому счету, я их чудовищно презирал и ненавидел.
Я ничего не знал об этих людях, кроме того, что я никогда их больше не увижу.
…ПОРНОГРАФИЯ - ПРЕКРАСНАЯ НАУКА О ТЕЛАХ! - говорил Супермогутин. Да, но это вовсе не означает, что это наука о прекрасных телах! - уточнял Гипермогутин. - Скорее наоборот: эстетика безобразного, отвратительного и уродливого - основа этого самого низменного из всех возвышенных жанров и искусств. Вот этим-то восхитительным уродством мы и кружим головы легковерной похотливой толпе.
Пределы дозволенного были определены, пытливые взгляды устремились на автора.
- Писать чернилами - банальная затея, - Могутин начал издалека. - Конечно, некоторые отдельно взявшиеся остряки-самоучки пытались оригинальничать, прошел слушок, что Ленин писал молоком для конспирации, но как ни бились его партагеносцы, как ни выпаривали берестяные грамотки Вождя, упрямые буквы не желали ложиться в слова. Есенин - тот уж хитрил напропалую! "До свиданья, друг мой, до свиданья! Милый мой, ты у меня В КРОВИ!" - неверной рукой нацарапал он в предсмертной записке своему возлюбленному чекисту. Силы, видите ли, оставили его! И действительно, дотошная экспертиза выявила, что беспримерное содержание алкоголя в клюквенном соку растерзанного поэта подтверждало неизбывность его порывов…
Могутин прервался на мгновение, пытаясь наверстать упущенную было хуйню повествования, и тут же значительно и веско подбил итоги импровизированного (псевдо)философского экскурса: НЕ ЗНАЮ, КАК ДРУГИЕ, А Я ПИШУ СПЕРМОЙ, самым изысканным и элитарным из всех существующих флюидов. Именно спермой была написана История Лучшей Груди Победителя.