Они прячутся от старой девы, и она не видит их, оба боятся, что она скажет что-нибудь и все испортит, и перед рассветом они идут в лес, где вокруг ни души, и наблюдают за восходом солнца, оно играет своими лучами на их прекрасных лицах, они так близко друг к другу, достаточно близко, чтобы обменяться поцелуями, но их никто не должен видеть! потому что странные вещи происходят иногда, и вот вдруг этим утром - в лесу шаги! невозможно спрятаться, так как стволы деревьев не такие уж толстые, неспешные шаги человека, тяжело ступающего по росистой траве, а за ним - собака… Да это тот самый слепой, слава богу! он не видит их, но здоровается, так как слышит их дыхание, его приветствие, сердечное и искреннее, его интуиция - он чувствует перемену, все трое возвращаются в дом, у всех уже проснулся аппетит, завтрак как в американских фильмах, девушка готовит еду, слепой и летчик на некоторое время остаются одни, гость спрашивает, что случилось, летчик рассказывает, радость незрячего, неожиданная искра страха в его лице при простых словах "А знаете что? Я напишу родителям, чтобы они приехали навестить меня и мою любимую жену", старание слепого скрыть свою тревогу, весть о согласии родителей, принявших предложение, молодая пара прячется в спальне, ждет родителей и не решается спуститься вниз, старая женщина ждет у окна, подъезжает машина, разговор родителей с хозяйкой, счастье родителей от того, что сын написал им о своем полном излечении, появление молодого человека и девушки на лестнице, горькое разочарование родителей, ужасающий шрам через все лицо, его невеста - всего лишь некрасивая служанка с неуклюжими манерами, невозможность скрыть разочарование, несколько неловких минут, подозрение молодого человека - может, все это лишь жестокий обман? может, мы совсем не изменились? взгляд на старую деву с надеждой, что она видит его таким же красивым, как прежде, горестная скорбь в глазах хозяйки, девушка бросается к зеркалу, жестокая реальность, молодой человек около нее перед зеркалом, отвратительный шрам, спасение в полной темноте, боязнь посмотреть друг на друга, звук отъезжающей машины, шум мотора, удаляющегося в сторону города, девушка прячется в своей комнате, где жила еще будучи служанкой, его отчаяние, он уничтожает автопортрет, на котором его обнимает возлюбленная, безумные удары ножа, кромсающего полотно, звонок старой девы слепому, его визит в осенних сумерках, разговор с больным молодым человеком и некрасивой девушкой, свет выключен, чтобы не видеть друг друга, три слепых создания в одной комнате в самый грустный час дня, старая женщина подслушивает за дверью, "разве вы не понимаете, что произошло? пожалуйста, когда я закончу говорить, смотрите друг на друга, как прежде, я знаю, уже много дней вы только и делаете, что прячетесь, а так просто объяснить очарование этого счастливого для вас лета, которое уже прошло… просто вы прекрасны один для другого, потому что любите и видите лишь душу, разве это так трудно понять? Не торопитесь, но когда я уйду, пожалуйста, взгляните друг на друга без всякого страха, потому что любовь, что пульсирует в камнях этого старого дома, сотворила чудо: позволила вам, будто слепым, видеть не тело, а душу". Незрячий уходит с последними лучами заходящего солнца, и молодой человек поднимается в свою комнату, чтобы приготовиться к ужину, девушка накрывает на стол и боится подойти к зеркалу, чтобы привести себя в порядок и причесаться, уверенные шаги хозяйки, входящей в комнату служанки, ее отрешенные глаза, попытка приободрить, девушка не может сама уложить волосы - у нее трясутся руки, слова старой женщины, причесывающей девушку, "я слышала все, что сказал слепой, и говорю вам, он прав, этот дом давно ждал, когда в нем появятся два влюбленных существа, ждал с тех пор, как мой жених не вернулся из окопов Франции, вы оба избранные; такова любовь, она делает красивым того, кто любит, ничего не требуя взамен. И я уверена, вернись мой жених сегодня из своего далека, он увидел бы меня такой же красивой, как в молодости, да, я абсолютно уверена, потому что он умер, любя меня", столу окна, девушка смотрит, как лес погружается во мглу, его шаги, ее боязнь повернуться и взглянуть на него, его рука берет ее руку, снимает кольцо с ее пальца и царапает кольцом их имена на стекле, а затем он гладит ее шелковистые волосы, ее прозрачную кожу, он улыбается, и нет никого красивее, чем он, она улыбается, и нет белее зубов, чему нее, влажный поцелуй счастья, конец истории слепого, первые аккорды его пьесы, на цыпочках приходят еще двое гостей, молодой человек и девушка, их лиц не видно, они элегантны, но нельзя понять, красивы или нет, никто не подозревает, что эти двое и есть герои только что прозвучавшей истории, маме так она нравилась, и мне тоже, хорошо, что я не рассказал ее этому ублюдку, я больше не расскажу ему ничего из того, что мне нравится, чтобы он больше не смеялся над моей мягкостью, всегда ли он сам-то такой уж твердый, я не расскажу ему ни одного из моих любимых фильмов, они только для меня, они в моей памяти, их больше не коснутся грязные слова этого подонка с его сраной революцией.
- Молина, сейчас еду принесут.
- А, все-таки язык у тебя есть?
- Да, язык у меня есть.
- А я думал, его крысы сожрали.
- Нет, не сожрали.
- Тогда нагнись и попробуй засунуть его себе в задницу.
- Послушай, мне не нравится твой тон, и вообще ты слишком много себе позволяешь.
- Хорошо, тогда вообще больше не будем разговаривать, ладно? Ни слова.
- …
- Нет, спасибо.
- Возьми тарелку побольше.
- Сам возьми.
- Спасибо.
- Нечего меня благодарить.
Глава 6
- Я поклялся, что больше не буду рассказывать тебе фильмы. Не могу же я нарушить слово.
- Ты не представляешь, как больно. Будто ножами режет.
- Так же, как у меня позавчера.
- Причем болит все сильнее и сильнее, Молина.
- Надо позвать врача.
- Не говори глупостей, пожалуйста. Я ведь уже сказал, что не хочу.
- Секонал не помешает.
- Помешает, так можно и привыкнуть. Ты ведь ни черта не знаешь, тебе легко говорить.
- Хорошо, тогда я расскажу тебе фильм… А что я не знаю о секонале?
- Не бери в голову…
- Ладно тебе, расскажи. Мне же здесь некому проговориться.
- Я не могу говорить об этом, потому что дал клятву, в нашей организации все дают клятву.
- Только о секонале, чтобы я тоже мог защитить себя, Валентин.
- Обещаешь никому не рассказывать?
- Обещаю.
- С одним из наших товарищей такое случилось. Его подсадили на секонал и в конце концов сломали. Подавили волю. Политический заключенный не может позволить себе лечь в лазарет, понимаешь? Никогда. В твоем случае это не опасно. В моем - другое дело. Наше движение развалится, если на допросах любого можно будет заставить сказать что угодно… А-а-а, м-м-м… Боль ужасная… Будто меня сверлят насквозь… Будто гвозди в живот забивают…
- Давай я расскажу тебе фильм, чтобы ты отвлекся и не думал о боли.
- И что будешь рассказывать?
- Уверен, этот тебе понравится.
- М-м-м… вот сука…
- …
- Начинай. Не обращай внимания, если я буду стонать, рассказывай.
- Ладно, начинается все… что же это за место? Просто действие там происходит в разных местах… Но хочу оговориться: этот фильм не в моем духе.
- А в каком?
- Такие фильмы обычно любят мужчины, поэтому я его и выбрал… для тебя, раз ты плохо себя чувствуешь.
- Спасибо.
- Как же он начинается?.. Погоди, ах да, на гоночной трассе, не помню, как называется, она на юге Франции.
- Ле-Ман.
- Почему мужчины помнят все, что касается автогонок? Ну так вот, в этих гонках участвует парень из Южной Америки, очень богатый, настоящий плейбой, сын состоятельного землевладельца, у которого большие банановые плантации. Дело происходит во время квалификационных заездов. Он объясняет другому гонщику, что не выступает ни за какую команду, потому что это всё команды компаний-производителей, которые эксплуатируют народ. Он ездит на машине, которую собрал своими руками, потому что он такой - очень независимый. И вот в ожидании заездов они идут выпить газировки, а этот парень необычайно уверен в себе, потому что по всем подсчетам он должен показать фантастический результат - по крайней мере, так говорят все, кто видел его машину на предварительных заездах, и ясно, что он задаст соперникам жару и крупные автомобилестроительные компании опозорятся. И вот, пока они пьют воду, мы видим, как кто-то подходит к его машине; один из маршалов все это наблюдает, но делает вид, что ничего не замечает, потому что он в этом замешан. Так вот, тот, что подходит к машине - у него очень противная рожа, - копается в двигателе, что-то отвинчивает и отрывает. Парень возвращается к автомобилю, садится в кабину и выезжает к стартовой линии. Он срывается с места, словно пуля, но на третьем кругу двигатель загорается, и парню еле удается выпрыгнуть. Он жив-здоров, но…
- А-а… черт!., эта гребаная боль!
- …но машине уже конец. Он собирает свою команду, говорит, что все кончено, что у него не осталось денег на сборку нового автомобиля, и уезжает в Монте-Карло (это неподалеку), где его отец отдыхает на яхте с девицей; она намного моложе его, симпатичная. Вообще-то сначала сын звонит отцу на яхту, а затем встречается с ним на террасе отеля. Девицы там нет, потому что отец хочет повидаться с сыном наедине; он его очень любит, судя по тому, как он был счастлив, когда тот позвонил. А парень хочет попросить у отца еще денег, но не решается, ему стыдно, что он вроде как бездельник, такой попрошайка; но когда они встречаются, старик нежно обнимает сына и говорит, чтобы тот не беспокоился из-за машины, он уже все продумал, вскоре парень получит новую, хотя отец не в восторге от того, что его сын участвует в гонках и рискует жизнью. Парень говорит, что они уже не раз это обсуждали, и, конечно, зная страсть сына, отец позволил ему заниматься автогонками, лишь бы тот держался подальше от политических кружков левых студентов, потому что его сын изучал политическую философию в Париже.
- Политологию.
- Точно. А потом отец, надеясь наставить сына на путь истинный, а заодно и более безопасный, спрашивает, почему тот не представляет какую-нибудь известную фирму. Но отпрыск начинает злиться и говорит: ты, мол, и так все время держал меня подальше от Парижа, и пока я собирал свой автомобиль, мне было ни до чего, но заставить меня работать на эти международные корпорации кровососов - никогда! И тут отец говорит то, чего не должен был говорить: когда он видит сына таким взбешенным, тот напоминает ему бывшую жену, мать этого парня. Она была страстной женщиной, идеалисткой, и ради чего… чтобы так кончить… Потом сын поворачивается, чтобы уйти, и отец, чувствуя угрызения совести, просит его подождать, он даст ему денег на новую машину, но сын, который, как ты понял, испытывает нежные чувства к матери, уходит, хлопнув дверью. Отец так и стоит, погрузившись в свои мысли, расстроенный, смотрит с террасы на чудесную бухту Монте-Карло, где пришвартовано очень много яхт, все они подсвечены по бортам маленькими лампочками, и картина похожа на дивный сон. Но тут звонит телефон - это его молодая подружка. Старик извиняется, говорит, что сегодня в казино не пойдет, потому что у него возникли срочные дела и ему надо с ними разобраться. А сын выходит из отеля и тут же натыкается на компанию старых друзей, которые затаскивают его на вечеринку. Там он чувствует себя совершенно не в своей тарелке, поэтому берет бутылку коньяка и незаметно удаляется в свободную комнату, только я забыл сказать, что все происходит на роскошной вилле в предместье Монте-Карло, представляешь себе дома на Ривьере - невероятно богатые, этот - с длинной каменной лестницей, ведущей в сад, и на ней, и на балюстраде расставлены громадные каменные горшки, похожие на урны или гигантские вазы, в которых растут диковинные растения, в большинстве своем огромные кактусы - знаешь, как выглядит агава?
- Да.
- Ну вот, вроде нее. И вот парень спрятался от всех в дальней комнате, в библиотеке, и напивается там в одиночестве. Вдруг он замечает, что в комнату входит женщина, ей лет сорок, элегантна, кажется несколько высокомерной, и в руке у нее тоже бутылка. Но поскольку он сидит в темноте - свет идет лишь от окна, - она не видит его, садится и наливает себе из бутылки. И в этот момент фейерверк освещает залив Монте-Карло - это какой-то национальный праздник, - и парень поднимает бокал, приветствуя женщину. Она удивлена, но когда он жестом показывает, что они оба пришли сюда с одной целью - у него в руке бутылка "Наполеона", и он, как и она, хочет сбежать ото всех, - она против воли улыбается. Он спрашивает, почему она хочет забыться, но женщина говорит: пусть он первый расскажет, а потом уж она.
- Похоже, мне опять надо в туалет…
- Позвать охранника?
- Нет, я потерплю…
- Ты сделаешь себе только хуже.
- Но они могут увидеть, как мне плохо.
- Слушай, они не положат тебя в лазарет из-за какого-то поноса…
- Кто знает, сегодня это уже четвертый раз, посмотрим, сколько я еще выдержу…
- Ты весь белый, это не просто понос. На твоем месте я бы пошел к врачу…
- Помолчи, пожалуйста.
- Я рассказываю дальше, но слушай… понос ведь не заразен? Потому что то же самое было и у меня… Ты ведь не думаешь, что я виноват?
- Это, наверное, из-за еды, раз мы оба заболели… Ты был такой же белый. Но вроде уже полегче, так что продолжай…
- У меня это сколько продолжалось?.. Около двух дней.
- Нет, всего одну ночь, наутро тебе уже было лучше.
- Тогда позови охранника, раз это на одну ночь.
- Рассказывай дальше.
- Ладно. Мы остановились на том, что он встретил элегантную женщину. Я сказал, что она среднего возраста, из высшего света.
- Как она выглядит?
- Невысокая, это какая-то французская актриса, с формами, но в то же время стройная, с тонкой талией, на ней обтягивающее вечернее платье с декольте, без бретелек, с твердыми чашечками, помнишь, были такие…
- Нет.
- Да помнишь ты, с ними казалось, будто сиськи - как на подносе.
- Пожалуйста, не смеши меня.
- Чашечки делали очень плотными, с косточками. Точно, как на подносе. Представь: не желаете ли сиську, сэр?
- Прекрати, не смеши.
- Глупый, так ты скорее забудешь о боли.
- Я просто боюсь наделать в штаны.
- Уж пожалуйста, избавь, а то мы тут оба умрем. Я продолжаю. Итак, в результате он должен рассказывать первым, почему хочет напиться и забыться. Он становится очень серьезным и говорит, что пьет для того, чтобы забыть все, абсолютно все. Она спрашивает, неужели он не хочет чего-нибудь запомнить, и он отвечает, что хочет, чтобы его жизнь началась с той самой минуты, когда она вошла в эту комнату, в библиотеку. Теперь ее очередь рассказывать, и я думал, она скажет то же самое - что она хочет все забыть. Но вовсе нет, в ее жизни много хорошего, и она благодарна за это, кроме того, она руководит очень успешным журналом мод, без ума от своей работы, у нее чудесные дети, она унаследовала семейные владения, и тут выясняется, что она и есть хозяйка этой невероятно красивой виллы, похожей на дворец, но, конечно, в ее жизни есть и то, о чем хотелось бы забыть, - отношения с мужчинами. Парень говорит, что завидует ей - ему-то не везет вообще. Естественно, он не хочет говорить ей о проблеме с мамой, потому что до сих пор переживает из-за развода родителей и чувствует вину за то, что бросил мать, которая - хотя всегда была очень богатой и до сих пор живет на большой кофейной плантации, - после того как муж бросил ее, вышла замуж за другого или чуть было не вышла, и парень думает, что так она хотела избавиться от одиночества. Ах да, я вспомнил, мать много раз писала ему: она собирается замуж - не по любви, а потому что боится остаться одна. А парень переживает, что уехал из своей страны, где притесняют простых рабочих, он полон революционных идей, но он сын мультимиллионера, и никто не хочет с ним знаться, никто из простых смертных, я имею в виду. И он переживает, что бросил мать одну. Все это он рассказывает женщине. Знаешь, а ты никогда не рассказывал о своей матери.
- Почему, рассказывал.
- Клянусь Богом, ни разу.
- Может, и рассказывать нечего.
- Спасибо. Я ценю твое доверие.
- Почему такой тон?
- Ладно, поговорим, когда тебе станет получше.
- А-а… ой… прости… Что я наделал…
- Нет, нет, не подтирайся простыней, погоди…
- Нет, не надо твоей рубашкой…
- Да возьми, подотрись. Простыню не трогай; ты без нее замерзнешь.
- Но эта последняя, у тебя нет другой на смену…
- Возьми, стой, встань-ка, нет, не так, вот так, осторожней, погоди, чтобы не попало на простыню.
- Не попало?
- Нет, только на штаны. Давай выкинь их куда-нибудь.
- Мне так стыдно…
- Вот так, осторожно, осторожно… отлично. Теперь самое сложное: подотрись рубашкой.
- Мне ужасно неловко…
- Ты же сам говорил, что должен быть мужчиной. Так чего тут стыдиться?
- Заверни их хорошенько… штаны, чтобы не воняли.
- Не волнуйся, я знаю, что делать. Видишь, вот так, заворачиваешь все вовнутрь, рубашку легче выстирать, чем простыню. Возьми бумагу.
- Нет, это твоя, тебе самому не останется.
- А у тебя вообще кончилась. Не стесняйся…
- Спасибо…
- Не за что. Ну что, подтерся? Полежи немного, ты весь дрожишь.
- Я просто вне себя. Я так зол, что даже плакать хочется. Зол на себя.
- Ладно-ладно, успокойся, чего ты вдруг? С ума сошел?
- Да, сошел с ума от злости на то, что они заперли меня здесь.
- Полежи и успокойся.
- А, умно придумано… рубашку в газету, чтобы запах не выходил… да?
- Неплохая идея, правда?
- Ага.
- Полежи, не нервничай и накройся чем-нибудь.
- Ладно, расскажи еще из этого фильма.
- Я даже не помню, на чем остановился.
- Ты спрашивал меня о моей матери.
- Да, но в фильме я не помню, где остановился.
- Даже не знаю, почему я не рассказывал тебе о своей маме. Твою я не знаю, но почему-то очень хорошо ее себе представляю.
- А я твою не могу себе представить.
- Моя мать - женщина очень… очень сложная, поэтому я и не рассказываю о ней. Ей никогда не нравились мои идеи, у нее всегда все было, она из состоятельной семьи, с определенным социальным положением, понимаешь меня?
- Из высшего общества.
- Можно и так сказать, не из самого высшего, но почти. Они с отцом разошлись, и два года назад он умер.
- Прямо как в фильме, что я рассказываю.
- Нет… ты спятил.
- Почему? Похоже.