- Несмотря на то, что они так здорово провели день, тревога девушки к вечеру возрастает: она снова и снова вспоминает, как муж занервничал в разговоре о заброшенном доме. По возвращении домой он идет в душ, и тут она не может устоять против соблазна порыться у него в карманах. Нет ли там ключей от ящика, который она хотела открыть прошлой ночью? Девушка осматривает брюки, находит связку ключей и бежит к шкафу. На связке - маленький ключ, всего один; она вставляет его в замочную скважину, и он подходит. Она отпирает ящик. Там полная бутылка коньяка, но кто ее туда положил? Ведь она ни на шаг не отходила от мужа с прошлой ночи, так что это не он - она бы заметила. А под бутылкой - какие-то письма, любовные письма, некоторые подписаны им, а некоторые - его бывшей женой, а под ними фотографии, на них он и какая-то женщина, она это или нет? Ее лицо кажется девушке знакомым, будто она видела его раньше; несомненно, она уже видела это лицо, но где? На фото очень интересная женщина, очень высокая, с длинными белокурыми волосами. Девушка рассматривает каждый снимок и обнаруживает фотографию, которая сделана как портрет, на ней только лицо, светлые глаза, немного потерянный взгляд… И тут она вспоминает! Это та самая женщина, что преследовала ее в кошмарном сне, женщина с безумным лицом, вся в черном… В эту минуту она слышит, что шум воды в ванной затих, и сейчас муж может застукать ее копающейся в его вещах! Поэтому она старается быстро все положить на место, кладет бутылку сверху на письма и фотографии, закрывает ящик и возвращается в спальню, а муж уже там! Он улыбается, он завернут в большое полотенце. Девушка не знает, что делать, и предлагает вытереть ему спину, она не знает, как отвлечь его бедная медсестра, такая невезучая, ее посылают к очень тяжелому больному, и она не знает, как сделать, чтобы он не умер или чтобы она сама не заразилась, опасность заражения чрезвычайно велика, потому что он уже собирается одеваться, но ведь ключ у нее в правой руке, и он может обнаружить пропажу в любую секунду. И вот она начинает одной рукой вытирать ему плечи, а другой ищет на стуле его брюки - она не знает, как положить ключ обратно, но внезапно ее осеняет, и она предлагает расчесать ему волосы. Он соглашается, говорит, что это замечательная мысль и что расческа в ванной. Она отвечает, что негоже ему гонять ее за гребешком, поэтому он идет в ванную сам, а она тем временем за каких-нибудь пару секунд успевает сунуть ключ в карман брюк. И когда он возвращается, она начинает его причесывать и массировать ему голые плечи. Она может вздохнуть с облегчением. Проходит несколько дней, и каждую ночь около полуночи ее муж встает, потому что не может заснуть, девушка все видит, но притворяется спящей - она боится обсуждать с ним этот вопрос напрямую. Каждое утро ей приходится тащить его в спальню, потому что он, пьяный, засыпает в кресле. И всякий раз она находит бутылку - новую, полную. Так кто же кладет ее в ящик? Девушка не смеет спросить об этом мужа, потому что каждый вечер он, возвращаясь с плантаций и видя, как она ждет его с вышиванием в руках, очень радуется, но каждую полночь снова слышатся барабаны, и он начинает нервничать и не может заснуть, пока не напивается до беспамятства. Естественно, девушку это тревожит все больше, и она в отсутствие мужа даже пытается поговорить с дворецким в надежде, что тот откроет ей секрет, почему ее муж иногда становится таким нервным, но тот со вздохом отвечает, что у них много проблем с пеонами и так далее и тому подобное. В общем, ничего нового он ей не открывает. И вот однажды, когда муж говорит, что на целый день уедет с дворецким на плантацию - ту, самую дальнюю - и не вернется до завтрашнего дня, девушка принимает решение отправиться к заброшенному дому, она уверена - там ей откроется что-нибудь. Выпив чаю, около пяти часов, когда солнце уже не палит так сильно, муж с управляющим уезжают на плантацию, немного погодя девушка тоже выходит из дома. Она пытается найти дорогу к тому особняку, но начинает блуждать, а уже опускаются сумерки, и только с наступлением темноты она оказывается в том месте, откуда виден дом. Она не знает, как поступить, но любопытство пересиливает, и девушка идет к дому. И вдруг видит, как там внутри зажигается свет, и это ободряет ее. Когда же она подходит к особняку, который, без преувеличения, весь порос зеленью, оттуда не доносится ни звука. Через окно видно, что на столе горит свеча. И вот девушка набирается храбрости, открывает дверь и заглядывает внутрь. В углу комнаты она видит алтарь вуду с зажженными свечами, подходит поближе посмотреть, что же там, на алтаре. Приближается к нему и видит куклу с темными волосами и иглой, воткнутой прямо в грудь, а самое главное - кукла одета точно так же, как она сама была одета в день свадьбы! Девушка чуть не падает без чувств от страха, но находит в себе силы повернуться, чтобы бежать из дома… Но кто-то стоит в дверях!.. Это огромного роста чернокожий парень с выпученными глазами, он одет лишь в старые, драные штаны, и взгляд у него совершенно безумный. Он занял дверной проем и преградил ей путь к отступлению. Бедняжка кричит от ужаса, а парень, который на самом деле зомби - один из живых мертвецов, медленно приближается, его руки тянутся к ней, как у той женщины ночью в саду. Девушка кричит, бежит в другую комнату и запирает за собой дверь. Там темно, окно затянуто зеленью, лишь тоненький лучик света пробивается внутрь. В комнате стоит кровать, которую девушка различает все яснее - глаза постепенно привыкают к темноте. Она дрожит от ужаса, она задыхается от страха и вдруг замечает, что на кровати кто-то лежит, кто-то шевелится… и это… та женщина! Невероятно бледная, длинные всклокоченные волосы и та же черная накидка. Женщина встает и вдет к девушке! Та заперта в комнате, из которой не выбраться… Она вот-вот упадет замертво от страха, она уже даже не может кричать - силы покинули ее, но вдруг… за окном раздается голос, приказывающий женщине-зомби остановиться и лечь обратно на кровать… Это добрая чернокожая служанка. Она говорит, чтобы девушка не боялась, что сейчас придет и поможет ей. Девушка открывает дверь, негритянка обнимает ее и успокаивает; а за ней в дверном проеме стоит тот громадный негр, но сейчас он подчиняется негритянке, которая велит ему приглядывать за девушкой и не обижать ее. Большой чернокожий зомби повинуется, и растрепанная женщина-зомби тоже: негритянка велела ей лечь в постель, и та беспрекословно ложится. Затем негритянка обнимает девушку и говорит, что сейчас отвезет ее домой в коляске с осликом, а по дороге все расскажет, потому что девушка уже поняла: женщина-зомби со светлыми волосами до пояса и есть первая жена ее мужа. Тут старая негритянка начинает рассказ медсестра дрожит, больной смотрит на нее, просит морфия? просит, чтобы его приласкали? или он хочет, чтобы инфекция убила его мгновенно?
- череп стеклянный, тело тоже из стекла, стеклянную игрушку легко разбить, осколки острого холодного стекла в холодной ночи, влажная ночь, гангрена ползет по рукам, изрезанным стеклом Ничего, если я перебью тебя?
- ночью больной встает и идет босиком, он простужается, ему становится хуже. Что? Давай.
- стеклянный череп полон картинками святых и шлюх, старые пожелтевшие картинки, мертвые лица изображены на выцветшей бумаге, у меня в груди мертвые картинки, стеклянные картинки, острые, они режут, гангрена заползает в грудь, поражает легкие, сердце Что-то у меня ужасное настроение. Я с трудом тебя слушаю. Может, дорасскажешь завтра, а? А сейчас просто поговорим.
- Хорошо, о чем ты хочешь поговорить?
- Мне так плохо… ты не представляешь. Я запутался… В общем, я… я теперь немного понимаю, это я о том деле, связанном с моей девушкой, я за нее боюсь, потому что она в опасности… но та, от которой я жду письма, которую хочу увидеть, не моя девушка. И прикоснуться, и обнять я хочу не ее, потому что мне нужна Марта, мое тело просит ее… я хочу чувствовать ее рядом, потому что, думаю, Марта единственная, кто может спасти меня, ведь сейчас я чувствую себя мертвым, серьезно. Мне кажется, лишь она сможет меня спасти.
- Говори, я слушаю.
- Ты будешь смеяться над моей просьбой.
- Нет, не буду, с чего вдруг?
- Если ты не против, зажги, пожалуйста, свечу… Я хочу продиктовать тебе письмо для нее, в смысле для той, о ком я постоянно говорю, для Марты. У меня у самого кружится голова, если я фиксирую взгляд на чем-то.
- Но что с тобой? Что-то еще? Помимо живота, я имею в виду?
- Нет, просто я очень ослаб, вот и все, и хочу немного облегчить душу, потому что я так больше не могу. Сегодня днем я пытался написать письмо, но все плывет перед глазами.
- Тогда конечно, погоди, я найду спички.
- Ты правда очень добр ко мне.
- Вот они. Хочешь, сначала напишем черновик, или как?
- Да. Давай сначала черновик, потому что я даже не знаю, что сказать. Возьми мою ручку.
- Подожди, я карандаш поточу.
- Нет, говорю тебе, возьми ручку.
- Хорошо, только перестань злиться.
- Прости, просто у меня в глазах потемнело.
- Так, давай диктуй.
- Дорогая… Марта… ты, наверное, не ожидаешь… получить это письмо. Мне так… одиноко, мне так тебя не хватает, мне хочется поговорить с тобой, хочется… быть рядом, хочется… чтобы ты… подбодрила меня. Я сижу в этой камере, кто знает, где ты сейчас?., и что ты чувствуешь, о чем думаешь или в чем нуждаешься?.. Но мне необходимо написать тебе, даже если я и не отошлю это письмо, кто знает, как все сложится?.. Позволь мне поговорить с тобой… потому что боюсь… боюсь, что-то может сломаться у меня внутри… если я тебе не откроюсь. Если бы мы только могли поговорить, ты бы поняла, что я имею в виду…
- "…ты бы поняла, что я имею в виду…"
- Прости, Молина, как я там сказал о том, что не пошлю письмо? Прочитай, что там?
- "Но мне необходимо написать тебе, даже если я и не отошлю это письмо".
- Припиши: "Но я отошлю его".
- "Но я отошлю его". Давай дальше. Ты остановился на "Если бы мы только могли поговорить, ты бы поняла, что я имею в виду…"
- …потому что сейчас я не мог бы предстать перед своими товарищами и говорить с ними, мне было бы стыдно за то, каким я стал слабым… Марта, у меня такое чувство, будто я должен прожить дольше, будто кто-то должен смазать… медом… мои раны…
- Да… Продолжай.
- …У меня внутри все болит, только такой человек, как ты, мог бы понять… потому что ты выросла в чистом и уютном доме, как и я, и научилась радоваться жизни так же, как и я. Я не могу свыкнуться с ролью мученика, меня это бесит, я не хочу быть мучеником и сейчас задаюсь вопросом, не было ли все это моей большой ошибкой… Меня пытали, но я ни в чем не сознался… Я даже не знаю настоящих имен своих товарищей, я выдал лишь боевые клички, но для полиции они бесполезны, а внутри у меня сидит собственный мучитель, и он не дремлет… Потому что мне хочется настоящего правосудия. Смотри, как бессмысленно то, что я сейчас скажу: я хочу справедливости, я хочу, чтобы вмешался Промысел Божий… потому что я не заслуживаю этого - вечно гнить в камере или… я понял… я понял… Теперь я все понимаю, Марта… Я боюсь, потому что болен… это страх… ужасный страх смерти… страх, что все закончится вот так, что моя жизнь сведется к этому крошечному пространству, я не думаю, что заслужил это. Я всегда поступал честно, никогда никого не эксплуатировал… и боролся - едва начал разбираться, что к чему - против эксплуатации человека человеком… И всегда проклинал все религии, потому что они пудрят людям мозги и уводят от борьбы за равенство… но сейчас мне как воздух необходима справедливость… божественная справедливость. И я прошу, чтобы на свете был Бог… Молина, напиши с заглавной буквы, пожалуйста…
- Да, давай дальше.
- На чем я остановился?
- "И я прошу, чтобы на свете был Бог…"
- …Бог, который заметил бы меня и помог, потому что я хочу когда-нибудь снова выйти на улицу и хочу, чтобы этот день наступил как можно скорее, и я не хочу умирать. И случается, меня посещает мысль, что я больше никогда, никогда не прикоснусь к женщине, и эта мысль невыносима… и когда я думаю о женщинах… я вижу лишь тебя, и было бы так здорово, если бы в эту самую минуту, когда я заканчиваю свое письмо, ты бы тоже думала обо мне… и ласкала свое тело, которое я так хорошо помню…
- Погоди, не так быстро.
- …свое тело, которое я так хорошо помню, и воображала, будто это моя рука… каким бы утешением это было для меня… любовь моя, если бы только все было так… потому что тогда я как будто бы сам прикасался к тебе, ведь ты хорошо помнишь меня, правда? Так же, как я все еще ощущаю запах твоего тела… а кончики моих пальцев помнят твою кожу… будто я запечатлел ее в своем сознании, понимаешь? Хотя понимание тут ни при чем… это вопрос веры, и временами я убежден, что сохранил в себе частичку тебя… и что никогда не терял ее… но иногда мне кажется, что в этой камере нет больше никого, кроме меня самого… меня одного…
- Да… "меня одного…". Продолжай.
- …и ничто не оставляет следа, и воспоминания о том счастливом времени, что мы провели вместе, о тех ночах и днях, прекрасных рассветах чистого наслаждения, сейчас для меня абсолютно бесполезны и даже мешают… потому что я безумно по тебе скучаю, единственное, что я чувствую, - это пытку одиночеством, а единственный запах, который я ощущаю, - это мерзкий запах камеры и мой собственный… но я даже не могу вымыться, потому что болен, истощен, а из-за холодной воды могу подхватить воспаление легких, и кончики моих пальцев чувствуют лишь леденящий страх смерти, он до костей пронизывает меня… этот холодный ужас… Так страшно терять надежду, а именно это происходит со мной… Мучитель внутри меня говорит, что все кончено и что эта агония - мое последнее испытание на земле… и я говорю это как христианин, как если бы потом меня ждала другая жизнь… но ведь потом ничего не будет, верно? Или нет?
- Можно я перебью тебя?..
- Что?
- Когда закончишь, напомни мне сказать тебе кое о чем.
- О чем?
- Вообще-то есть выход…
- Какой? Ну говори…
- Если ты встанешь под холодный душ - тебе конец, это точно….
- Но что делать-то? Говори же, черт подери!
- Я могу помочь тебе вымыться. Слушай, мы можем подогреть воду в котелке, у нас есть два полотенца, одно мы намылим, ты будешь мыть себя спереди, я спину, а другое полотенце намочим и будем смывать мыло.
- И тогда у меня перестанет щипать кожу?
- Понятно, мы будем мыть тебя частями, чтобы ты не простудился. Сначала шею и уши, потом подмышки, потом руки, грудь, спину и так далее.
- Ты правда мне поможешь?
- Конечно.
- А когда?
- Хочешь, прямо сейчас. Я подогрею воду.
- И я буду спать без всякого зуда?..
- Как младенец, без всякого зуда. Вода согреется за пару минут.
- Но керосин твой, ты израсходуешь его.
- Не важно. А пока закончим твое письмо.
- Дай его мне.
- Зачем?
- Дай, Молина.
- Держи…
- …
- Что ты хочешь сделать?
- Вот что.
- Зачем ты рвешь его?
- Больше не будем говорить об этом.
- Как скажешь.
- Нельзя поддаваться отчаянию…
- Но иногда полезно выговориться. Ты сам учил.
- Мне от этого только хуже. Я должен терпеть…
- …
- Послушай, ты очень много для меня сделал, я это серьезно. Когда-нибудь, надеюсь, я смогу отплатить тебе тем же. Клянусь… И тебе не жалко столько воды?
- Меньше не хватит… И не выдумывай, не за что меня благодарить.
- Так много воды…
- …
- Молина…
- М-м?
- Смотри, какие тени на стене от горелки.
- Ага, я постоянно ими любуюсь. А ты никогда не обращал внимания?
- Нет, не обращал.
- А меня всегда это очень занимает - смотреть на тени, когда горелка включена.
Глава 10
- Доброе утро…
- Доброе утро!
- Который час?
- Десять часов десять минут. Знаешь, я в шутку называю свою маму "десять десять", потому что она во время ходьбы ставит ноги, как стрелки часов, когда десять минут одиннадцатого.
- Черт, уже так поздно.
- Когда утром принесли мате, ты перевернулся на другой бок и продолжал спать.
- Что ты говорил о своей матери?
- Так, ничего. Ты все еще спишь. Хотя бы отдохнул хорошенько?
- Да, сейчас мне гораздо лучше.
- Голова не кружится?
- Нет… Спал как убитый. Даже когда сижу, как сейчас, совсем не кружится.
- Вот и отлично!.. Может, встанешь, походишь немного?
- Нет, ты будешь смеяться.
- Над чем?
- Ты кое-что заметишь.
- Что замечу?
- То, что бывает у каждого здорового мужчины, особенно по утрам… когда только просыпаешься.
- А, эрекция… ну, это полезно…
- Так что отвернись, ладно? Мне неловко…
- Хорошо, я закрою глаза.
- Спасибо твоей еде, а то я бы никогда не поправился.
- Ну? Не кружится?
- Нет… совсем нет. Ноги еще слабые, но головокружения нет.
- Здорово…
- Можешь открывать глаза. А я еще немного полежу.
- Я поставлю воду для чая.
- Нет, просто подогрей мате, который они оставили.
- Ты шутишь? Я вылил его, когда ходил в туалет. Если хочешь окончательно поправиться, ешь то, что полезно.
- Послушай, я же не могу выпить весь твой чай и съесть всю твою еду. Так нельзя. Мне уже лучше.
- Ты бы помолчал.
- Нет, правда…
- Правда, неправда… Мама снова начала носить мне еду, так что проблем нет.
- Но мне как-то неловко.
- Знаешь, надо учиться принимать то, что тебе дают другие. К тому же зачем все усложнять?
- Ну хорошо.
- Можешь сходить в туалет, а я сделаю чай. Но пока не придет охранник, лежи в постели. Чтоб не простудиться.
- Спасибо.
- А когда вернешься, если хочешь, я продолжу про зомби… Тебе интересно, что дальше?
- Да, но мне надо еще позаниматься. Посмотрю, смогу ли я читать теперь.
- Может, не надо? Не слишком ли большая нагрузка?
- Посмотрим…
- Ты просто фанатик.
- Ты чего вздыхаешь?
- Бесполезно, Молина, текст плывет перед глазами.
- Я тебе говорил.
- Я просто попробовал.
- Голова кружится?
- Нет, только когда читаю. Не могу сфокусировать зрение.
- Знаешь что? Может, это просто утренняя слабость - на завтрак ты выпил только чай, отказался от хлеба с ветчиной.
- Думаешь?
- Уверен. После обеда вздремни немного и увидишь, что потом сможешь заниматься.
- Меня обуяла такая лень, ты не поверишь. Хочется просто валяться в постели.
- Не стоит, потому что, говорят, в таких случаях надо тренировать мышцы, прогуливаясь или хотя бы сидя, потому что лежа ты только слабеешь.
- А что там с фильмом? Расскажи дальше…
- Знаешь, я уже ставлю картошку, потому что она будет вариться сто лет.
- Что ты хочешь сделать?
- У нас есть немного ветчины, откроем банку оливкового масла и съедим картошку с маслом и солью, еще ветчину - здоровее не придумаешь.
- Ты остановился на том, что негритянка собирается рассказать девушке о женщине-зомби.
- Тебе нравится история? Признайся.
- Занятно.
- Что за вздор! Это не просто занятно, это классно. Ну признайся.
- Ладно, что дальше-то?