- Обычно. Как всегда - как с педиком.
- Слушай, по-моему, кто-то идет.
- Да, точно. Прячь журналы, быстрее. Если найдут, точно отнимут.
- Умираю от голода.
- Пожалуйста, Валентин, только охраннику не жалуйся.
- Ладно…
- …
- …
- Бери…
- Маис…
- Да…
- Спасибо.
- О, как много…
- Ну, теперь счастливы, ребята?
- А почему вторая порция такая маленькая?
- В чем дело, приятель? Со мной спорить все равно бесполезно…
- …
- …
- Ради тебя, Молина, я ему ничего не сказал. Но если б не ты, я бы запустил ему в рожу этим кукурузным клеем.
- Какой смысл жаловаться?
- На одной тарелке в два раза больше, чем на другой. Охранник совсем обнаглел, жирный сукин сын.
- Слушай, Валентин, я возьму порцию поменьше.
- Нет, ты эту кашу больше любишь, возьми большую.
- Нет, я же сказал, что не голоден. Оставь большую себе.
- Хватит препираться, бери.
- Нет же, говорю тебе. Почему я должен брать большую?
- Потому что я знаю, что ты любишь маис.
- Валентин, я не хочу есть.
- Съешь немножко, и аппетит появится.
- Нет.
- А сегодня каша неплохая.
- Я не хочу. Я не голоден.
- Боишься потолстеть?
- Нет…
- Тогда ешь, Молина. К тому же сегодня клей ничего, по вкусу даже смахивает на маис. Мне и маленькой порции вполне хватит.
- А-а-а… а-а-а…
- …
- Ой-ой-ой…
- Что такое?
- Ничего, ой… девчонке плохо, вот и все.
- Какой девчонке?
- Мне, глупый.
- Чего ты так стонешь?
- Живот…
- Хочешь блевануть?
- Нет…
- Я достану пакет на всякий случай.
- Нет, не надо… Болит ниже, в кишечнике.
- Это не понос?
- Нет… Острая боль, очень сильная.
- Я позову охранника…
- Нет, Валентин. Похоже, проходит…
- Что ты чувствуешь?
- Как будто ножами режут… Очень острыми…
- С одной стороны?
- Нет, по всему животу…
- Может, аппендицит?
- Нет, мне уже вырезали.
- Еда вроде нормальная была, как мне показалось…
- Наверное, нервы. Я сегодня перенервничал… Но, похоже, отступило…
- Постарайся расслабиться. Расслабь руки и ноги.
- Вроде постепенно отпускает.
- Давно болит?
- Ага, довольно. Прости, что разбудил.
- Да ладно… Надо было еще раньше, Молина.
- Не хотел беспокоить тебя… ой-ой…
- Сильно больно?
- Будто ножами… А сейчас снова отпустило.
- Поспать не хочешь? Или не сможешь?
- Не знаю… А-а-а, как больно…
- Может, если мы поговорим, ты отвлечешься от боли?
- Нет, давай лучше спи, а то потом вообще не заснешь.
- Да я ведь уже проснулся.
- Прости.
- Да нет, я часто просыпаюсь сам по себе и потом не могу заснуть.
- Похоже, проходит. А-а, нет, а-а, опять…
- Может, я позову охранника?
- Нет, уже отпустило…
- Знаешь что?
- Что?
- Мне все еще интересно, чем фильм закончится. Этот, про нацистов.
- Тебе ведь не нравилось.
- Да, но все равно интересно, чем все закончится, просто чтобы понять образ мыслей того, кто снял фильм, что они пытались пропагандировать.
- Ты даже не представляешь, какой он замечательный, этот фильм.
- Что ж, если тебе это поможет отвлечься, расскажи мне вкратце. Только окончание.
- О черт!
- Опять заболело?
- Боль будто приходит и уходит. Когда болит, там вроде как ножами режут, а потом совсем не больно.
- Чем он заканчивается?
- А где мы остановились?
- Когда она собиралась помочь маки, а потом ей пришло приглашение сниматься в Германии.
- Все-таки он тебя зацепил, да?
- Ну необычный фильм. Рассказывай быстрее, мне интересно, что дальше.
- Так, что было дальше… М-м-м, а-а, как больно. Ужасно…
- Рассказывай, тогда не будешь думать о боли. Будет не так больно, если ты отвлечешься…
- Боишься, я отдам концы, не рассказав до конца?
- Нет, просто пытаюсь хоть как-то помочь.
- Ладно, она отправляется в Германию сниматься в кино, и страна ужасно ей нравится, и люди тоже. И она прощает своего офицера, потому что выясняет: парень, которого он отправил на казнь, был матерым преступником и творил разные бесчинства. И ей показывают фотографию другого преступника, которого еще не поймали, сообщника того, первого, приговоренного к смерти… А-а, опять…
- Ладно, не надо, попробуй уснуть.
- Нет… не выйдет… очень больно.
- И часто у тебя такие боли?
- Господи боже! Никогда еще не было так больно… А-а… Видишь, опять прошло…
- Я, пожалуй, попробую уснуть.
- Нет, погоди.
- Ты тоже заснешь.
- Нет, не получится. Я дорасскажу.
- Хорошо.
- Так, что потом? А, и ей кажется, что она узнала этого мужчину, но не может вспомнить. А потом Лени возвращается в Париж, где, ей кажется, она его и встречала. По приезде она тут же связывается с маки, но только потому, что ей хочется увидеть человека, который стоит за всей организацией, за черным рынком, кто ответствен за то, что в городе в магазинах ничего нет. И она обещает показать им, где спрятан немецкий арсенал, за которым охотился хромой, помнишь?
- Да, но маки вообще-то были героями.
- Слушай, ты думаешь, я совсем глупая?
- Раз ты опять о себе в женском роде, значит, тебе гораздо лучше.
- Ну не знаю… Просто пойми, когда дело доходит до любовных сцен, фильм просто божествен, настоящая сказка. А всю эту политику, наверное, режиссеру навязало правительство, ты же знаешь, как это бывает.
- Режиссер, который снимает такой фильм, становится соучастником преступлений режима.
- Ладно, дай я наконец закончу. А-а-а, вот ты опять за свои дискуссии, и у меня опять живот заболел… А-а…
- Рассказывай дальше, отвлекись.
- А дальше она ставит условие, что выдаст местоположение немецкого арсенала только высшему руководству маки. И вот однажды ее увозят из Парижа в какой-то загородный замок. До этого она договаривается с офицером: тот со своими подручными будет следить за ней, чтобы там, на месте, повязать всех маки. Но водитель, который ее везет, - тот самый убийца, возивший хромого, - понимает, что за ними слежка, и внезапно меняет маршрут, чтобы отделаться от хвоста, потому что немцы едут прямо за ними, во главе с дружком Лени. В общем, ее привозят к замку, ведут внутрь и, если быть кратким, знакомят с главой маки, а это мажордом! Который постоянно за ней шпионил!
- Кто?
- Тот, что работал мажордомом в доме офицера. Она присматривается к нему и понимает: он и есть тот тип, фотографию которого ей показывали в Берлине. И она ему рассказывает про арсенал, так как уверена, что сейчас приедет офицер и спасет ее. Но поскольку тот сбился со следа, время идет, а его все нет. А потом она слышит, как водитель шепчет главному, что вроде бы за ними следили. Она, конечно, помнит, как мажордом постоянно подглядывал за ней в доме офицера, чтобы застать ее голой и тому подобное, поэтому она идет ва-банк - пытается его соблазнить. Тем временем офицер со своими солдатами старается по следам, оставленным на мокрой дороге, понять, куда делся грузовик. Они долго ищут и потом, не помню точно как, но находят дорогу. А она в замке, наедине с этим чудовищем, с мажордомом, главарем всех маки, известнейшей личностью в преступном мире, и, когда он бросается на нее в небольшой комнатке, где для них накрыли столик, она хватает вилку и закалывает его насмерть. Тут подъезжает офицер со своими людьми, Лени открывает окно, чтобы бежать, а там внизу стоит водитель-убийца. Офицер видит его и стреляет, но хромой - нет, в смысле водитель, хромой ведь давно погиб в музее, - так вот, водитель, умирая, стреляет в Лени. Она хватается за занавеску, чтобы не упасть, и офицер находит ее еще на ногах, но как только он подбегает к ней и берет на руки, она теряет последние силы и говорит, что безумно его любит и что скоро они снова будут вместе в Берлине. Он видит, что она серьезно ранена, потому что его руки в ее крови, пуля попала ей в плечо или в грудь, не помню. Он целует ее, и когда отнимает свои губы от ее губ, она уже не дышит. Последняя сцена происходит в Пантеоне героев в Берлине, это невероятно красивый монумент, похожий на греческий храм, гигантские статуи героев… И она тоже там, в виде статуи в натуральный рост, неземной красоты, в греческой тунике - но я думаю, это она сама стояла там с белым, напудренным лицом. Ее руки тянутся у нему, будто хотят обнять, и он кладет в них цветы. Затем уходит, и тут появляется свет, идущий словно с небес, и офицер идет с полными слез глазами, а статуя остается позади, совсем одна, и протягивает к нему руки. И потом мы видим надпись на храме, которая гласит что-то вроде того, что Родина их никогда не забудет. И он уходит в одиночестве по дороге, залитой солнечным светом. Конец.
Глава 5
- Тебе надо бы съесть чего-нибудь.
- Я ничего не хочу.
- Молина, почему ты не попросишься к врачу? Он тебе поможет.
- Мне уже лучше.
- Тогда не смотри на меня так, словно это я виноват.
- Что значит "так"?
- Ты странно смотришь.
- Ты спятил, Валентин? Если я на тебя смотрю, это еще не значит, что я тебя в чем-то обвиняю. Да и в чем? Ты с ума сошел?
- Ты снова споришь, значит, тебе и вправду лучше.
- Нет, мне не лучше, слабость такая…
- Давление, наверное, низкое.
- Я, пожалуй, немного позанимаюсь.
- Да ладно, Валентин, поговори со мной.
- Нет, пора заниматься. Я должен придерживаться расписания. Ты же знаешь.
- Ну всего один раз, что от этого изменится?
- Обычно так все и начинается: сначала пропускаешь один раз…
- Лень - мать всех пороков, говорила мне мама.
- Пока, Молина.
- Как бы я хотел увидеть маму. Все бы отдал, чтобы взглянуть на нее.
- Слушай, помолчи, мне надо много прочитать.
- Ты такой зануда.
- Тебе что, нечем заняться? Журнал полистай.
- Не могу читать. Смотрю на текст, и голова начинает кружиться. Все-таки мне нехорошо.
- Прости, конечно, но если тебе нехорошо, иди к врачу.
- Хорошо, Валентин, занимайся, ты совершенно прав.
- Слушай, это нечестно, не надо разговаривать со мной таким тоном.
- Прости, наслаждайся своей книгой.
- Можем поболтать немного вечером, Молина.
- Расскажешь мне какой-нибудь фильм.
- Я ни одного не знаю, лучше ты.
- Как бы я хотел, чтобы ты рассказал какое-нибудь кино прямо сейчас. Которого я никогда не видел.
- Во-первых, я ни одного не помню, а во-вторых, мне надо заниматься.
- Когда-нибудь и ты окажешься в моем положении, вот тогда посмотришь, каково это… Ладно, шучу. Знаешь, чем я займусь?
- Чем?
- Буду думать о каком-нибудь фильме, каком-нибудь романтическом - не в твоем духе. Вот чем я себя займу.
- Вот и хорошо, отличная мысль.
- А вечером расскажешь мне что-нибудь - например, что ты читаешь.
- Ладно.
- Потому что я тебе уже много чего рассказал. Вряд ли даже вспомню какой-нибудь новый фильм, чтобы рассказать в деталях.
- Подумай о чем-нибудь приятном.
- А ты занимайся, а то помнишь: лень - мать всех пороков.
- Хорошо.
- лес, аккуратные кирпичные домики, крыши соломенные? - нет, черепичные, зимняя мгла, нет, снега не видно, значит, осенняя мгла, подъезжают гости на роскошных автомобилях, под светом фар блестит гравий на дороге. Элегантный палисадник, раскрытые окна, значит, лето, самый красивый дом в округе, воздух напоен сосновым ароматом. В гостиной горят свечи, но никто не зажег - в летних сумерках - огня в камине. Чопорная мебель - английский стиль, - кресла развернуты не к камину, а к большому роялю - из сосны? из красного дерева? нет, из сандала! Слепой пианист в окружении гостей, его глаза - почти без зрачков - не видят ничего и никого перед собой, но видят что-то другое, по-настоящему важное. Слепой сейчас сыграет в первый раз пьесу собственного сочинения своим друзьям, женщинам в элегантных длинных платьях, не слишком роскошных, как раз для сельского ужина.