В книге Э. Нетесовой правдиво рассказано о жизни и судьбе женщин отверженных обществом, которое по сути и толкнуло их па этот путь. Путанки… ночные цветы разгульной бездуховщины. Но… иным повезло изменить свою судьбу и образ жизни. Пусть не все вернулись к нормальной жизни. Не всем посчастливилось. Но ведь и общество выздоравливает не сразу. Постепенно избавляется от болезней. А с ними искореняет и моральные язвы. Наш нынешний день не прост, именно потому имеются среди нас путанки. Во всем ли виноваты только они? Да и виноваты ли они перед нами. Скорее наше равнодушие, а порою озлобленность и черствость толкают женщин на последний шаг. Ведь распутницами не рождаются. Иначе не стремились бы путанки вырваться с панели и вновь обрести нормальную человеческую жизнь.
Эта книга об ошибках и горестях. Она заставляет задуматься каждого читателя, и не только задуматься, а и посмотреть на себя со стороны. А чем помочь, чтобы этого не случилось?
Содержание:
ГЛАВА I ВОЗВРАЩЕНИЕ 1
ГЛАВА 2 ХОЗЯЕВА И ЖИЛЬЦЫ ПРИТОНА 7
ГЛАВА 3 ПОДКИДЫШ 15
ГЛАВА 4 МЕСТЬ ШМАРЫ 21
ГЛАВА 5 ГРУСТНАЯ КОБЫЛА 28
ГЛАВА 6 ПАСКУДНИЦА 35
ГЛАВА 7 ЦЫПА 43
ГЛАВА 8 ТУНДРА 50
ГЛАВА 9 КУКУШКА 57
ГЛАВА 10 КРАСОТКА РОЗА 65
ГЛАВА 11 КАТЬКА 71
ГЛАВА 12 ДИНКА 79
ГЛАВА 13 КОНЕЦ ПРИТОНУ 85
Нетесова Эльмира
Клевые
ГЛАВА I ВОЗВРАЩЕНИЕ
Егор лежал в небольшой, чистой комнате, уютной и отдаленной от суеты дома, и оглядевшись, вокруг, все не мог поверить, что происходящее - не призрачный сон, навеянный тоскою долгих ожиданий.
- Я дома? Неужели дожил? - хотел привстать, но нестерпимая боль свалила жестоко. И человек, скрипнув зубами, упал на подушку со стоном.
Его оставили одного, чтобы смог отдохнуть после долгой дороги, выспаться, набраться сил. Об этом он мечтал весь долгий путь. А попав домой, не мог сомкнуть глаз, хотя все существо, все тело ныло от усталости.
Он вспомнил недавнюю встречу на перроне железнодорожного вокзала. Усмехнулся вымученно. Не ожидал такого сюрприза от домашних.
Едва Егор вышел из вагона, приметил на перроне накрашенную сдобную деваху. Она яркой бабочкой выделялась из толпы приехавших и встречающих.
- Эх, жаль, что не меня она ждет, - подумал с сожалением, быстро приметив пышные формы, вызывающе выставленные наружу.
- Приехал, красавчик! Замухрышка облезлая! Я уж здесь промерзла вся, ожидая тебя! - бросилась деваха на шею Егору и, прижавшись к нему всем телом, чмокала в небритые щеки звонко, словно давно знакомого, родного человека.
- Ты кто, откуда? Спутала меня с кем-то! - сконфузился, растерялся человек, отстраняя от себя деваху.
- Дурачок! Тебя жду! С приездом!
- Платить тебе нечем! Усекла? Отвали. Других пошарь, понаваристей. Я пустой. Да и не до тебя! - торопился отделаться от бабенки. Но та вцепилась накрепко.
- Куда же ты, милый? Не спеши. Нам по пути. Тебе без меня не дышать! Я за тобой приехала! Нас ждут…
- Тебя, может, и ждут. А вот меня, похоже, забыли, - оглядел пустеющий перрон, не увидев ни мать, ни сестру, каким заранее сообщил о приезде.
- Чего вылупился? Меня за тобой послали. Чтоб встретила. Думали, порадуешься, как мужик. А ты, как кастрат, ломаешься. Иль поморозило на северах все родимое, что от меня, как от черта, отбрыкиваешься? - схватила за локоть цепко, внезапно изменив приветливый, игривый тон на ледяной. - Пошли! Чего топчешься, будто с радости в портки наложил? - дернула по-хозяйски и потянула к стоянке такси.
Познакомились они уже в машине. Нинка до колик в животе рассмешила водителя и Егора, комментируя свою дорогу на вокзал. Оба мужика смеялись до слез. Когда подъехали к дому, таксист даже плату за проезд не взял. Отказался, сказав, что такую пассажирку он готов возить даром всю жизнь. И подморгнув Егору, добавил на ухо по-мужски:
- Ну и повезло тебе, браток! С такой бабой не соскучишься, в сугробе не замерзнешь! Озорная стерва!
Нинка, подойдя к двери дома, открыла ее настежь:
- Входи, засранец! - предложила полушутя. Егор хотел ответить грубостью. Но в это время увидел мать, спешившую к нему со всех ног и забыл о Нинке.
- Сынок! Егорка мой, - дрожали усталые, усохшие плечи. Седые пряди волос выбились из-под платка.
Серафима смеялась и плакала.
- Входи, сыночек! Что же это мы на пороге стоим? - спохватилась женщина и закрыла двери, ввела в дом, позвав дрожащим голосом: - Тонька! Егорушка воротился! Скорей, встречай его!
Сестра, пропахшая всеми запахами кухни, появилась не сразу. Окинула брата взглядом. Егор заметил, как дрогнули губы, опустились руки. Приметила все сразу. Оттого слезинки брызнули из глаз. Но ничего не сказала. Чмокнула поспешно. Поторопила в дом.
Восемь лет разлуки… Покинул дом мальчишкой. Восемь лег, как восемь жизней прожил на северах. Когда-то был дружен с сестрой. Да и она в то время была совсем юной, цветущей, наивной девчушкой. А вот теперь смотрит молча, испытывающе. Ни о чем не рассказывает, не спрашивает, видно, не спешит. Егор приметил, как изменилась сестра. По молчаливым, изучающим взглядам понял, ничего не осталось от прежней девчонки.
- Раздевайся. Умойся. Проходи к столу, - предложила коротко, даже не поинтересовавшись, как добрался.
Егор нимало удивился, увидев в доме свору раскрашенных девок.
Одни сидели за столом, другие сновали по дому, суетились на кухне.
- Знакомься! Мои подруги! - предложила сестра, указав на девок и, уходя на кухню, обронила через плечо:
- Осваивайся…
Егор вполголоса разговаривал с матерью, время от времени поглядывая на подруг сестры, державшихся здесь смело, уверенно, как в собственном доме. Ни одна не спешила уходить и даже не заговаривала о том, что удивляло Егора.
Они изредка оглядывались на него. Шушукались, тихо пересмеиваясь, говорили о своем. Накрыв на стол, коротко отметили возвращение человека домой, за встречу и знакомство. И вскоре, выйдя из-за стола, растворились в других комнатах, не проявив к Егору ни малейшего интереса.
Лишь Нинка и Тоня заботились о Егоре, пододвигали еду, просили, уговаривали подкрепиться с дороги.
Старая Серафима слушала сына, замерев, не сводила глаз с его лица.
- Мам, пусть Егор отдохнет. Отпусти его выспаться. Дома он. Теперь уж наговоритесь вдоволь, времени у вас много, никто не помешает. А теперь - устал он, - напомнила сестра и, указав Егору на подготовленную для него спальню в дальнем тихом углу дома, сказала, что сама разбудит его вечером к столу.
- Ты хоть бы поговорила со мной, - предложил тихо.
- После ужина. Хорошо? - улыбнулась грустно, обнадежив и заодно извинившись за настороженную холодность.
- Странные у тебя подруги завелись. Не слишком ли их много? Что-то не припоминаю за тобой прежней тягу к дружбе с такими кралями. Их хоть сейчас на панель! Что общего с ними? Почему целой кучей толпятся здесь? Проходу от них нет нигде! Зачем их натащила?
- Хватит, Егор! О них ни слова! Вечером поговорим. Не про твою честь они здесь! Понял? И поменьше выступай! Так оно всем спокойнее будет, - одернула, осекла человека.
Егор обиделся, но промолчал. Будь он в другом состоянии, не позволил бы сестре такого тона. Но теперь сделал вид, что согласился с нею, закрыл дверь спальни наглухо, остался наедине с самим собой.
Егор долго лежал с открытыми глазами. Сон не скоро одолел его. Проснулся от скрипа двери и увидел в проеме мальчишку лет пяти-шести. Вихрастый, с озорными глазами, он разглядывал Егора, и жгучее любопытство взяло верх.
- Ты к нам насовсем или тоже в гости приехал? - спросил картавя.
- Я насовсем! А ты кто будешь? Входи, давай знакомиться! - предложил Егор, подозвав к себе конопатого мальчишку.
- Тебя как зовут? - спросил его тихо.
- Алешка!
- Чей же ты будешь?
- Мамкин!
- А кто твоя мамка?
- Тетка, как и все. А ты кто? - перебил пацан.
- Как зовут твою мамку?
- Тоня! - ответил мальчишка уверенно.
И Егор понял, что перед ним племянник. Но почему никто за все годы ни словом о нем не обмолвился? Выходит, сестра была замужем? Но и о муже не писала. Почему молчала? Может, он сын какой-нибудь подруги? Решил расспросить мальчишку подробнее.
- Ты где живешь?
- Во чудик! В своем доме! Тут!
- А где твой папка?
Пацан вздохнул тяжко, пожал плечами:
- Не знаю. Нет его у нас. Вот хочу завести себе отца, если мамка разрешит. Собаку она уже уговорилась. Купила мне щенка. Знаешь, какой сильный! Боксер! Порода такая! А вот где отца взять, пока не знаю! Может, ты им станешь? - глянул пытливо.
- Я тебе и так родной. По крови. Твой дядька. А потому отцом быть не смогу.
- А разве папка не родной по крови? - изумился мальчишка.
- Тут другое родство! А что мамка про отца говорит? - спросил Егор.
- Ругает его.
- Как звать папаню?
- Сволочь. Так его бабка зовет. А мамка - кобелем.
- Я про имя спрашиваю.
- Наверное, гад. Так его чаще всего вспоминают.
- А ты его знаешь
- Нет! Ни разу не видел, - сопнул Алешка. И только хотел спросить о чем-то, в комнату заглянула Тоня.
- Вот ты где? А ну живо в свою комнату! Кто разрешил сюда войти? - подскочила к Алешке.
- Тонь, ты что срываешься? Оставь его. Чего ж о нем не черкнула ни разу? - упрекнул сестру.
- Было б чем гордиться или чему радоваться! Чуть не сдохла от горя! Зачем тебе боли добавлять? И без того хватало. Молчала! Кто ж позором хвалится?
- Чей он? Кто отец его?
- Иди в свою комнату! - поторопила Тонька сына. И когда за ним закрылась дверь, напомнила: - После ужина поговорим. Хорошо? О том в двух словах не скажешь…
- Я его знаю? - спросил Егор хрипло.
- Теперь уж все прошло. Не стоит ворошить.
- Ты была замужем?
Тонька смутилась. Потом голову вскинула:
- Какая разница, если одна осталась? Я и сама его забыла давно. И тебе не стоит о нем спрашивать.
После ужина сестра, как и обещала, вскоре пришла к Егору. Села у окна, попросив не включать яркий свет. Зажгла тусклый ночник.
- Ну что? Поговорим? - предложила пересохшим горлом. И заговорила тихо, неуверенно, сгорбившись в кресле: - В тот день, когда нас с матерью вызвали на суд, мы не поверили, что беда стоит на пороге. Думали, ошибка случилась. И лишь в зале суда, когда увидели тебя за решеткой, поняли, что это не сон. Хотя верили, что тебя отпустят. Ведь мы ничего не знали и не верили ни одному слову свидетелей, судьи, обвинителя. Мы знали тебя другим. Даж& после процесса, когда огласили приговор, в услышанное не верилось. Мы писали жалобы. Но они оставались без ответа. Я тогда едва закончила школу. Раньше мечтала стать врачом. Но куда там! Устроилась на кондитерскую фабрику. Оклад мизерный. А тут мать слепнуть стала. Ночами ревела. Днем сдерживалась, как могла.
- Хватит меня лажать! Я во всем говно! Скажи, чей пацан? От кого родила? - повысил голос Егор, повернувшись лицом к сестре.
Та хотела обрубить, ответить грубостью, но вовремя приметила злые огни в глазах Егора и сникла.
- Полюбила, - ответила выдохнув.
- В перерыве между жалобами? Что заткнулась? Чей мальчонка?
- Он практику проходил на кондитерской. Студент. Сначала просто встречались. А потом забеременела. Врачи отказались делать первый аборт. А он уже уехал. За все годы ни одного письма. Я и адреса его не знала. И не искала его… Сам знаешь, силой не привяжешь.
- Дальше как жила?
- А что ты рычишь? Иль помогал нам выжить? Иль деньги посылал? А выжили сами, как смогли!
- Смогла, как погляжу, хреново! Что за бабье крутится в доме? Что им здесь надо? Почему не выкинешь их?
- Прошвырнешься! Понял? Не забывайся. И не тронь девок! Попробуй хоть одну шугани, пожалеешь! Я тебе не прощу!
- Ты меня не пугай! Я уж всего отбоялся! В доме этом - мы на равных. Будешь возникать, рога сверну! Целый дом потаскух! И еще слова не скажи! - возмутился Егор.
- Эти потаскухи ничуть не хуже тебя и меня!
- Ах ты, стерва! Меня с блядвом сравнила?! - хотел встать Егор с постели, но нестерпимая боль прорезала все тело, свалила с ног. Человек упал, застонав.
- Егорка, милый, зачем себя и меня терзаешь? Да угомонись ты! Выжить надо, сам увидишь, как изменилось все за эти годы! Ничего не понять, что творится. Мы без этих баб не выживем! На них устояли. Сам поймешь. И прошу, не лезь в мою жизнь. Она давно уж опостылела!
- Постой-постой, выходит, ты в бандерши заделалась? - округлились глаза Егора.
- Не бандерша! Я твоих приятелей - воров не впускаю в дом. Мои девочки ездят на вызовы к порядочным людям.
- И ты тоже этим промышляешь?
- Нет! Я вызовы не обслуживаю! У меня свои обязанности! Я
- честный предприниматель!
- Бандерша в законе! Ну и дела! Вот не думал, что вернусь с ходки и разом попаду в притон! Как это тебя угораздило скатиться вот так? Поначалу родила неизвестно от кого, потом бардак завела в доме! Да еще меня хочешь убедить, что утворила это для нашего блага! Ну и прохвостка, ну и падла!
- Полегше, Егор! - вскочила Тонька. И, направившись к двери, остановилась в полушаге от брата. - Алешку не тронь своим поганым языком. Я родила, сама и ращу…
- Иль ты запамятовала про подушку, ведь я успел сказать тебе о ней?
- А что в ней было? Те деньги инфляция за полгода съела! Одно воспоминание, что успела курсы закончить.
- С кондитерской чего ушла? Иль там кадрить не с кем стало?
- Моей зарплаты Алешке на молоко едва хватало. У меня помимо сына мать имелась. Ее кормить надо было. Да и самой есть хотелось.
- Как же ты додумалась? - кипел Егор.
- Мам! Тебя зовут к телефону! Иди! Я пока тут побуду, можно? - просунул голову в дверь Алешка. И едва женщина вышла из комнаты поспешил к Егору. - Скажи, а почему мамка отца зовет горем, жизнь - наказаньем, а меня - бедолагой? Тебя она как звать станет?
- Не иначе, как дураком! - невесело усмехнулся Егор и спросил:
- А ты своей жизнью доволен?
- Пока терплю. У меня друзья есть в садике. Их тоже отцы бросили. Живут один с мамкой, другой - с бабкой. Что делать? Взрослые бесятся, а мы плачем. Разве мы просили народить нас? Нет! Зачем же требуют теперь, чтоб мы благодарили их за свое рожденье? Может, и я не хотел бы теперь жить…
- Это почему? - удивился Егор.
- Потому что маленьким быть скучно и плохо. А пока большим станешь, много лет ждать надо.
- Ну и что? Разве мы не так росли?
- И не все! Тебя не дразнили на улице большие пацаны, а меня дразнят. Потому что не могу отлупить их… На улицу выйду поиграть, а в меня камнями швыряют. И обзывают по всякому, - всхлипнул мальчишка.
- Погоди! Вот поправлюсь, всех твоих врагов оттрамбую! - пообещал Егор и Алешка, придвинувшись поближе, сказал доверительно:
- А знаешь, мамка с бабкой часто про тебя говорили. Все жалели, плакали и ждали. Мне тоже надо далеко уехать, чтобы они и меня полюбили…
- Как же ты слышал обо мне и не узнал, что это я приехал? - полюбопытствовал Егор.
- Мне не сказали, что ты уже приехал. А чужого своим называть не хочу, - совсем по-взрослому ответил Алешка.
В комнату, скрипнув дверью, вошла Тоня.
- Сумерничаете, мужчины? А у меня к вам обоим разговор имеется.
- Хороший? - насторожился пацан.
- Валяй! - отозвался Егор.
- Прямо не знаю с чего начать, - сжалась женщина. И, махнув рукой, заговорила беспокойно: - У Лидки нашей горе случилось. С месяц назад умерла мать. В Одессе она жила. Ну, съездила, похоронила. С нею сын жил. Пока при бабке - все без мороки шло. Высылала деньги. Жила спокойно, работала…
- Работала, вкалывала! - криво усмехнулся Егор. Но, глянув на Алешку, осекся и спросил: - А тебя что точит? Ее мать месяц назад умерла, ты только теперь о ней вспомнила?
- Я о сыне ее. Антошке совсем кисло. Он в интернате живет. Ни с кем у него не клеится. В шестой класс пошел. Ему одному никак нельзя. Глаз да глаз нужен…
- Давай его к себе возьмем! В мои друзья! - загорелись глаза Алешки.
- А что у него не клеится? Такой шкет уже гонор заимел? - изумился Егор.
- Не гонор! Но со школы его грозят выкинуть. Учительница в который раз звонит, просит, чтобы забрали Антона.
- С чего бы это?
- Понимаешь, он все же, хоть и маленький, но уже одессит! А тут Москва. Его вызвали к доске на уроке географии и спросили, где находится Париж? Мол, укажи на карте! Он и указал на Одессу! Географичка предложила ему подумать. Но Антон ответил, что Парижем в Одессе называют барахолку, и он, выходит, не ошибся. Тогда она спросила его, где же, по вашему мнению, находится Франция? Антон указал опять на Одессу. Тут весь класс со смеху на уши встал. Но Антон не растерялся и ответил, что Франция, наверно, влипла в вытрезвитель. Это, мол, бабу так зовут. Ее вся мужская часть Одессы знает. Учительница очки выронила от удивленья. А весь класс до конца урока на ушах стоял. На истории, когда Антошку спросили о Гитлере, он ответил, что тот недавно устроился в сутенеры к бандерше и теперь уже не торгует луком на базаре, как раньше. Учительница спросила, что он знает о Наполеоне? Антон и тут отмочил, мол, раньше его жена каталкой по башке лупила, и он
от нее сбежал к педерастам. Теперь ходит по городу в колготках с накрашенными губами. И задницу отрастил толще вашей, - указал на учительницу. Та в обморок упала. По зоологии спросили его. Ну, тут и вовсе! Он о ночных мотыльках такое подрассказал, учительница до сих пор стыдится в класс войти, заикаться стала. Антон наслышан, что ночными бабочками зовут путанок. О них он знает много. Учительница и сотой доли не слышала. Зареклась его к доске вызывать. А на русском отчебучил… Классную руководительницу на скорой помощи увезли прямо с урока.
- Чего ты хочешь, скажи? - перебил Егор, смеясь. И предложил: - Думаешь его сюда взять, в дом?
- Если ты не против! Может, сумеем его перевоспитать, переубедить…
- Это ты о себе? Да он такое увидит…
- Здесь он ничего плохого не узнает! - посуровела Тонька.
- Пацан не помеха! Места хватает. Но и тебе о нем помнить придется, - предупредил сестру. И, отослав Алешку к бабке, попросил Тоньку задержаться. - Ты, вот что, сестричка, знай, я в твои дела лезть не стану. Живи, как хочешь. Но бардак в доме не потерплю. Пусть малая у меня пенсия, но встану, сам заработаю на хлеб!
- Да ты остынь, Егорка! Какой бардак? Живут бабы! И ни один мужик тут не ночевал. Все по вызову ездят. Платят им. И нам перепадает с того. Если б не они, не знаю, как бы мы выжили.
- Как и все! На работу могла пойти!