Прошу иметь в виду, что, при всех жизненных реалиях, данное произведение остается художественным. То есть, является плодом фантазии автора, которая, в свою очередь, является весьма буйной. Переходить на личности не было моей целью, и я искренне надеюсь никого не обидеть и не уязвить. С любовью ко всем своим персонажам и читателям, автор.:)
Содержание:
ДЬЯВОЛ ПРОСИТ ПРАВДУ: - Пособие для тех, кто хочет стать ближе к звездам 1
ЧАСТЬ 1 - ТЕОРИЯ: СЛОВА 1
ЧАСТЬ 2 - ПРАКТИКА: ДЕЛА 44
ПОСЛЕСЛОВИЕ 81
ПРИЛОЖЕНИЕ: 81
Жанна Голубицкая
"Дьявол просит правду"
ДЬЯВОЛ ПРОСИТ ПРАВДУ:
Пособие для тех, кто хочет стать ближе к звездам
За хорошую школу выражаю искреннюю благодарность сразу трем главредам - Игорю Шулинскому, Андрею Аванесову и Андрею Демченко. Все трое - не только талантливые наставники, но и очень интересные мужчины.
"Ушел ушедший, и пришел пришедший,
Кто был, тот был - к чему же огорченья?
Ты хочешь сделать этот мир спокойным,
А мир желает лишь круговращенья…"Рудаки, великий таджикский поэт
Чтобы стать ближе к звездам, надо всего лишь…
ЧАСТЬ 1
ТЕОРИЯ: СЛОВА
"Paroles, paroles, paroles…"
Далида и Ален Делон, хит 70-х
ВСТУПЛЕНИЕ
Не волнуйтесь, я не про глянец.
И не про гламур.
И даже не про "антиглянец" и не про "антигламур".
Я - про прессу.
А точнее, про ее развлекательный сегмент, чаще называемый "желтым" или "бульварным". Эта разновидность печатных изданий не всегда уважаема. А еще чаще - презираема. Просто потому что она живая. А живое не может быть безупречно гладким, как глянец. И быть насквозь изысканным, как никому до конца не ведомый, не имеющий четких форм и канонов - и потому такой "долгоиграющий" в наших умах "гламур".
Вообще-то я филолог. Но, признаться, многоэтажные лингвистические конструкции и нудные литературные изыскания вселили в меня неискоренимую тоску еще в Универе. Едва получив диплом, я радостно захлопнула для себя дверь в науку - и вздохнула с облегчением. А что делать, если от одного только прилагательного "научный" у меня начинается депрессия? Не обманывать же надежды преподавателей.
Если честно, я всегда мечтала не критиковать и анализировать чужое творчество, а писать самой. Но постоянно сталкивалась с грустной правдой жизни на тему "чукча - не писатель, чукча - читатель".
Увы, в то непростое время, когда я выпустилась с филологического факультета МГУ, народ не читал и не писал, а зарабатывал деньги. Этим занимались все вокруг, занялась и я. Как умела. Пошла наниматься на службу к понаехавшим тогда в Москву иностранным бизнесменам. На дворе было самое начало, как сейчас говорят, "шальных" 90-х.
Первые пару лет я трудилась переводчицей в крупной иностранной компании. Наша фирма торговала элитной женской одеждой. У меня была небывалая по тем временам зарплата. Но мне было дико скучно.
Позже я была персональной ассистенткой у большого капиталистического босса. Он платил мне так хорошо, что я была вынуждена забыть, что сама работа внушает мне отвращение. Я до сих пор уверена, что секретарский труд - самый тяжелый и неблагодарный труд на свете. А даже самый красиво обозначенный в штатном расписании PA (personal assistant) - по сути, тот же секретарь-референт - только личный, а не корпоративный. Что еще хуже, так как подчиняться приходится одному-единственному боссу, который, по всем законам жанра, частенько оказывается истеричным самодуром или озабоченным сластолюбцем. С того памятного момента своей трудовой биографии я искренне уважаю всех референтов на свете и безумно им сочувствую.
Потом я работала в пресс-службе известного коммерческого банка. Мое жалованье было весьма и весьма достойным, но каждое утро я выходила из дома буквально со слезами на глазах. Меня тошнило и от самого учреждения, и от его крутого офиса, и от моих пафосных сослуживцев. Но самое ужасное - я никому не могла в этом признаться! Банк был настолько солидным, что меня сочли бы сумасшедшей!
Но как только на дворе наступил 21 век, а у меня - первая малейшая личная и материальная возможность (я сделала некоторые накопления, ребенок подрос, а бизнес мужа, наконец, стал приносить в семью стабильный доход), я стала пробовать писать.
Обкатывать свое перо надо в прессе, в этом я уверена. Пока ты не знаешь, станут ли тебя читать вообще, не стоит тратить время, силы и бумагу, пытаясь с ходу осчастливить человечество нетленкой. Это мое мнение.
Я стала старательно набираться журналистского опыта.
Я не ленилась и соглашалась на любые задания любых редакций. Создавала "масштабные эпические полотна" на тему образования и здравоохранения. Честно занималась зубодробительным перечислением предметов, экзаменов, курсов и специализаций по заданию журнала "Куда пойти учиться". И терпеливо набирала на компьютере латинские названия всяких инфузорий, хромосом, геномов и анамнезов для толстого ежемесячного пособия для врачей-терапевтов с непроизносимым названием.
Вся эта бурная деятельность приносила копейки, но я не сдавалась.
Не жалея ног и набоек на обуви, я бегала по интервью с заслуженными учителями и маститыми врачами. Задавала им умные вопросы, выслушивала их мудрые ответы и мечтала… о желтой прессе!
Именно о желтой, а не о ярких женских глянцах и не о важных политических ежедневниках.
Почему?
Во-первых, у меня совершенно нет предрассудков из серии "работать в газете "Правда" - хорошо, а в газете "Третий глаз" - плохо". Или в "Cosmopolitan" хорошо, а в "Мегаполис-экспресс" плохо.
А во-вторых, я, как специалист по литературе эпохи соцреализма (диплом по Айтматову, во как!), абсолютно уверена в общественной ценности так называемой "желтой прессы".
Раз бульварная пресса призвана развлекать народ и скрашивать ему однообразные серые будни, то она же и наиболее полно и чутко отражает интересы широких масс в их самом актуальном срезе и в самом животрепещущем проявлении. Что в переводе с литературоведческого языка на человеческий означает: желтая пресса (далее - ЖП) является главнейшим зеркалом реальной жизни, и наоборот.
И лично для меня ЖП - Жизненная Правда, не меньше! И уж точно - Жизненная Позиция, не отрицающая наличия в этой самой жизни как светлых, позитивных сторон, так и сторон мрачных и непрезентабельных. Которые, увы, сами собой не исчезнут, сколько бы мы о них не умалчивали. А жизнь не глянцевая, но реальная - подлинная, настоящая, со всеми ее радостями и гадостями - меня всегда интересовала. Вся - от самого социального дна до самых вершин успеха.
Я была готова отстаивать право на жизнь ЖП перед кем угодно - хоть перед Ученым Советом Универа. И один раз даже случайно выступила на эту тему перед своим бывшим научным руководителем, навещая его по поводу юбилея кафедры. Просто к слову пришлось. После этого "слова" юбиляр схватился за сердце и обличительно заявил в пространство: "И эту варваршу, готовую продать свой талант в поганый желтый листок за длииный рупь, мы рекомендовали в аспирантуру!" А затем картинно достал из внутреннего кармана валидол и положил на стол рядом со своей рюмкой. Я решительно отодвинула валидол и подлила ему коньяку: "В наше время, Роберт Альбертович, принадлежность к желтой прессе - это не просто зарабатывание денег, это - позиция, свободная от ханжества, морализаторства и псевдо интеллектуальности!"
С того памятного заседания меня хотя и перестали приглашать на юбилеи кафедры, но зато фортуна меня, наконец, заметила - и даже улыбнулась! Не даром говорят: кто ищет, тот всегда найдет! А в моем случае эта жизненная закономерность даже вышла за собственные границы.
Теперь я точно знаю: даже того, кто не очень-то ищет, а просто готов и ждет, обязательно рано или поздно найдут нужные люди. Или нужные обстоятельства. А потом уж, как говорил великий Воланд, сами все поймут и все дадут.
ГЛАВА 1
УБИТЬ РЕДАКТОРА
"Дебютный роман Оксаны Робски "Casual" переведен на 13 языков, а количество книг-подражаний исчисляется десятками. Главное достоинство писательницы: она точна в деталях, по-мужски лаконична и иронична".
Журнал MINI
В один прекрасный день у меня появляется заветный шанс попробовать себя в качестве рупора ЖП - столь любимой мною жизненной правды.
Я узнаю, что известный бульварный журнал объявил тендер на вакантную должность в своем отделе социальных репортажей и светской хроники. О самобытности, креативности и крутом нраве главного редактора этого издания по Москве ходят слухи. Собственно, и в деле тендера он, видимо, не изменил себе. Задание строго в духе времени: соискателям необходимо в сжатые сроки наваять наиболее оригинальное подражание модной литературной новинке "Casual" от Робски. Тогда первый роман Оксаны как раз тщательно пиарился.
Информация о тендере приходит ко мне практически из первых рук - от секретарши самого главреда. А уж вернее просто некуда! Так уж мне везет, что юная девушка Риточка, служащая у гения желтой прессы, как раз крутит роман с моим младшим братцем Ромой. Мой брателло как раз в самом пылу страстей к своей Марго, и она еще не в курсе, что охлаждение у него случается неестественно быстро. Во всяком случае, на роковой момент моего знакомства с ЖП Риточка выглядит счастливой и горит желанием помочь всем на свете. А первым делом мне, зная о моем прямо-таки священном трепете перед ее шефом и его изданием.
По словам Риты, конкретных пожеланий и требований к жанру подражания роману "Casual" у ее начальника нет. Это может быть как стилизация в духе самой Робски, так и пародия на нее. Главная же цель соискателей - убить редактора. Своим креативом, разумеется. Интересными находками и оригинальностью подачи. А счастливчик, убивший редактора, будет принят в штат знаменитого "ЖП-Бульвара".
За попытку не бьют, решаю я, и мчусь на ближайший развал за Робски. Приношу и уединяюсь с ней на диване. Через пол-пачки сигарет Робски мною прочитана и осознана. Мне понравилось! Супер! Гламурно! Но, увы, это не мой жанр. Я росла и воспитывалась на соцреализме - это раз. На филфаке изучала важность затрагивания социальных проблем в каждом отдельно взятом произведении - это два. А три - в отличие от Робски, мне нужно завалить намертво не массового читателя с городских окраин, а самого что ни на есть главного редактора желтой прессы. А это вам не перечислить ему пару гламурных брендов, трендов и пафосных клубов. Бренды с трендами он и без меня знает, а клубы ему так надоели, что для их пригласилок, по рассказам Ритки, у ее шефа в кабинете имеется отдельная урна. Вывод: главред хочет жизни. Без прикрас, тюнингов и перформансов. И он ее получит. От меня.
Я войду к нему в моих любимых драных джинсах Cavalli и пиджаке без имени, но с настоящей сумкой от Ferragamo и ноутбуком под мышкой (именно так, по-моему разумению, должен выглядеть светско-социальный репортер (и вообще я люблю Cavalli с Ferragamo, а на все остальное у меня нет денег. Но непременно будут, как только я стану настоящей акулой пера, а я ею непременно стану…). И я скажу ему, глядя прямо в глаза:
- Привет, это ничего, что мне немного за 30. Не зря же Верка Сердючка считает, что у меня еще "есть надежда выйти замуж за принца". Кстати, вы не волнуйтесь: принц у меня уже имеется, с гарантийным штампом в паспорте и проверенный в эксплуатации. А в остальном - у меня хорошая фигура (практически 90-60-90, фитнес 3 раза в неделю, понимаете ли…) и я клянусь, что буду по-мужски лаконична, точна в деталях и иронична - не хуже Робски. Я покажу вам любовь. И жизнь, какая она есть на самом деле. За пределами вашего кабинета с панорамным застеклением и пентхауса на Кутузовском проспекте. И вы не пожалеете, если возьмете меня в ваш замечательное издание, прямиком в ваш восхитительный, скандально-известный, отдел социальных репортажей и светской хроники… Yes!
И главред сразу поймет: я - то, что надо. И мы, безусловно, сработаемся. Прямо в ЖП-Бульваре!
С этими героическими настроениями я включаю комп, ставлю перед собой на подставку (прямо как учебник в школе!) великий "Casual" - наш флагман и хрестоматию, и твердой рукой (вернее, двумя твердыми пальцами) печатаю:
МАНАНАЛЯДСКИ
USUAL
КАЖДОДНЕВНОЕ
НЕСКРОМНОЕ ОБАЯНИЕ РОССИЙСКОЙ ОБЫДЕННОСТИ
Стебное имя автора, заголовок от противного - верный тон задан. А к утру в моем файле под названием Tender красуется вот что:
"Посвящается моему свекру Петюну.
Данная книга является художественным произведением. Все совпадения и узнавания - случайны и не имеют под собой злого умысла автора.
1. Я выкину все пустые бутылки Петро и плюну ему в борщ. Ну, может, и не выкину, но в прием стеклотары сдам точно.
У меня дрожали руки, когда я вышла из-за ширмы, разделяющей нашу комнату в коммуналке на спальню и зал, чтобы сказать мужу то, что собиралась сказать. Позади было девять лет совместной жизни (из них, правда, он пять отсидел), восьмилетняя дочь и соседка - буфетчица Галка, в постели которой я застукала его час назад.
- Вали отсюда, - сказала я спокойно, глядя ему в глаза.
- Ну и на хер, - он равнодушно рыгнул.
Я развернулась и пошла за ширму. А Петро, грязно матюкаясь, зашуршал пакетами и вскоре свалил. Я проверила: моего ничего не унес. И даже оставил на комоде ключи от своей "копейки", а ее саму - под окнами. Небось, теперь рассчитывает на Галкиной семере раскатывать.
Вас когда-нибудь колбасило от ревности так, как колбасило меня? Если б я снимала мексиканские сериалы, уж я бы знала, как показать, что такое настоящая ревность. Это вам не в нарядном платье руки заламывать! Я не могла заснуть, не помогала даже водка с пивом. Я ела без аппетита, и даже мои любимые пельмени "Останкинские" не вызывали во мне прежних эмоций. Правда, не похудела не фига. Я заметила: когда ничего не ешь, но поправляешься, все говорят - полнота у нее болезненная.
Я нашла дембельский альбом Петро и порвала все фотографии.
На следующий день я их склеила и написала в альбом любовный стих (переписала из книжки). Потом лила горькие слезы, пытаясь представить, как Петро тискал Галку. Я толком-то не разглядела, когда случайно ввалилась в обед к соседке: видела только, что голые оба да в койке. А теперь мое сознание отказывалось дорисовать эту картину в деталях - видимо, оберегало мой нестабильный разум. Однако я не прекращала попыток. И измочалилась окончательно, когда раздался этот телефонный звонок.
Мое имя-отчество произнес в трубку типично-ментовской голос. Я сразу почувствовала: мусорком повеяло. И этот голос сообщил, что мой муж пострадал в пьяной драке на нашей танцверанде. Получил два жизненно-опасных ранения и три легких: бутылкой по голове, бейсбольной битой в пах и трижды в глаз (два раза в правый и один раз в левый). Теперь он в больнице, в тяжелом состоянии. Но со своего смертного одра, дескать, заявил, что это я, зараза, приревновала его, и за литруху водки наняла своего хахаля Митяя, который Петро и отделал. Мент попросил меня прийти и дать показания. Я отвечала сдержанно, почти без мата. Повесила трубку. Закурила "Пегас". Воздух стал таким тяжелым, что легкие отказывались от него.
Я попыталась протянуть руку к людям и постучалась к Галке-буфетчице. Но она была со страшного бодуна и лишь вяло промычала:
- Сбрызни, курва.
Ее можно понять: ну что с бодуна ответишь соседке, которая сообщает, что ее мужу и твоему любовнику засветили дубиной в пах? Я закричала.
Придирчиво перерыла гардероб. Жена Петро должна выглядеть зашибенно. Даже в милиции. Надела розовые шелковые брюки. Мне их купил Петро в Москве на Черкизовском рынке.
Выйдя из подъезда, оглянулась. Вдруг мне показалось, что Галка может чем-нибудь швырнуть в меня из окна. И вообще, может, это она организовала, чтобы Петро отмутузили? Жизнь-то - сложная штука, без пол-литры порой и не разберешь: сегодня в койке любятся, а завтра - битой в пах.
Копейка Петро не заводилась. Наверное, он поэтому ее и не забрал. А, может, и не собирался он с Галкой-то того, надолго? Тут из соседнего подъезда вывалился Тихоныч.
- Ну чо, сдохла тачка? - ласково спросил он. Он был из наших: слесарил в комбинатском автопарке.
- Да мать ее так, - вежливо ответила я.
- Не бзди, прорвемся. За три "Балтики-девятки" управлюсь, - корректно перевел разговор Тихоныч и полез под капот.
Я радостно закивала и ломанулась к Люське в ларек. Я знала, что три "Балтики" Тихоныч выпивает быстро. И правда: не прошло и часа, как я сидела за рулем, слушала радио Шансон и направлялась к мусарне. "Гоп-стоп, ты отказала в ласке мне, гоп-стоп, ты так любила звон монет…" Это была наша с Петро музыка.
Когда приятный мужской голос запел "угощу-ка тебя парой палок я…", я заплакала. А вдруг Петро никогда больше этого не сможет? Ни со мной, ни с Галкой? И как нам тогда будет больно и грустно от того, что мы не могли поделить его несчастный член. "Мне ничего не надо, лишь бы он был цел", - печально скажем мы обе и скорбно обнимемся.
Менты были похмельные, но веселые.
Я сразу спросила: сможет ли еще мой муж?
- А почему интересуетесь? - опер подозрительно сощурил глаза.
Я не смогла ответить. Глупо объяснять, что когда твой муж получил по причинному месту, становится неважно, изменял он тебе или нет. На первый план выходят совсем другие - глобальные - вещи.
Это было в четверг (у нас на районе все знают: в четверг вечером все наши - на танцверанде). Все произошло после песни "Я танцую пьяный на столе" и перед "С днем рождения, Вика", на которую был объявлен белый танец. Петро никто не пригласил. Тогда он допил свой мерзавчик "Пшеничной" и, пошатываясь, направился в сторону сидящей на лавочке Ленки с пятой квартиры. Но не дошел. Перед ним нарисовался Митяй, который к тому моменту уговорил уже два мерзавчика. Слово за слово, хреном по столу - и Петро толкнул Митяя. Тогда к Митяю на помощь подоспели его дружбаны Федька-бейсболист (он на танцах всегда со своим спортивным снарядом) и Борик-алкоголик с бутылкой (я их знаю через Валюху из ветеринарного и Танюху с заправки - а что поделаешь, тусовка-то одна!) В общем, завязался мордобой. Как показала Ленка с пятой квартиры, Борик огрел Петро бутылкой, Федька - битой, а этот хмырь Митяй, пользуясь прибывшим подкреплением, трижды засветил Петро в глаз. И якобы при этом выкрикивал мое имя. Во всяком случае, так послышалось Ленке.