В Туле Лемехов посетил завод, выпускающий "Панцири", зенитные ракетно-пушечные комплексы. Эти мощные установки сбивали армады крылатых ракет, несущихся на малых высотах. Ломали стратегию "бесконтактной войны", когда бомбардировщики, не влетая в зону противовоздушной обороны, на дальних подступах к городам выпускают по ним сотни ракет. Так были уничтожены Багдад и Триполи, не имевшие в своем распоряжении "Панцирей". Теперь эти несравненные системы обороняли Дамаск, удерживали НАТО от бомбардировок. Лемехов устранил препятствия, мешавшие наращивать производство систем, в которых так нуждалась воюющая сирийская армия.
Он обедал с директором, спортивного вида блондином, чей малиновый шелковый галстук был повязан с небрежностью парижского художника.
– Получили ваше соболезнование, Евгений Константинович, в связи с кончиной академика Шипунова. Завод осиротел. Академик болел, не мог ходить, а разум оставался светлым до последней минуты. Он усовершенствовал "Панцирь", усовершенствовал противотанковые ракеты "Корнет", работал над созданием управляемой пули. Заменить его некем.
– Великие художники незаменимы. Они умирают, а их шедевры продолжают жить. "Панцирь" и "Корнет" – это шедевры.
– Да, кончина Шипунова – это боль для всех оружейников… Я был в Ливане, Евгений Константинович, где стрелки "Хезболлы" отбили атаку израильских войск. Мне показали гору, лесистую, зеленую, у подножья которой вьется дорога. По этой дороге шла колонна танков "Меркава". Стрелок "Хезболлы" занял позицию и поджег "Корнетами" одиннадцать израильских танков. Теперь эту гору в Южном Ливане называют Шипун-гора.
– А почему бы нам не учредить медаль Шипунова? Станем ей награждать лучших оружейников России.
– Прекрасная идея, Евгений Константинович. А что касается вступления в партию, я, конечно, согласен.
В Сарове Лемехов посетил Российский ядерный центр. Ему показали лаборатории, где разрабатывались ядерные боеприпасы для новейших торпед, баллистических ракет наземного и морского базирования, для перехватчиков ПРО, для космических аппаратов, именуемых "убийцами спутников". Он осмотрел лазерные установки, на которых осуществлялся термоядерный синтез и десятки лазеров бомбардировали мишень, превращая ее в пульсирующую плазму. Ему показали монастырь, где когда-то подвизался преподобный Серафим, а потом размещались атомные лаборатории. Теперь монастырь был восстановлен, и в нем обитало несколько монахов.
Лемехов в узком кругу рассказывал руководителям центра о стратегии ядерных вооружений, о серьезном продвижении американцев в создании "геофизического оружия", способного направленными подземными взрывами сдвигать тектонические платформы.
Завершая разговор, он поведал о создании партии. Пригласил работников центра принять участие в съезде. Физики согласились.
В кабинете директора висела большая икона Серафима Саровского.
– Преподобный Серафим – покровитель наших ядерщиков, – произнес директор. – Считается, что советскую бомбу создали Сахаров, Харитон и Зельдович под мудрым управлением Берии. Но на самом деле бомбу создавали под покровительством Серафима Саровского. Его монастырь разорили, его лесную келью сожгли, но он со своего облачка следил за работой физиков и всячески им содействовал. Поэтому мы называем нашу бомбу "православной бомбой". Она спасла Россию с благословения Серафима.
– Если вы на съезд нашей партии принесете икону преподобного Серафима, это, не сомневаюсь, понравится Патриарху. Быть может, преподобный станет покровителем всего нашего движения.
Так Лемехов посещал оборонные заводы, созывая под свои знамена "гвардию Победы".
В Москве он встречался с Верхоустиным. Делился результатами поездок, и это напоминало отчеты о проделанной работе, которую поручил ему Верхоустин. Синеглазый куратор управлял строительством партии, ненавязчиво и осторожно формулировал идеологию, которую надлежало усвоить лидеру президентской партии. Идеологию будущего государства. Уже появилась партийная штаб-квартира, просторное многокомнатное помещение на Олимпийском проспекте, в огромном циркульном здании спортивного комплекса. Уже красовалась на дверях эмблема партии – алый щит с золотой надписью "Победа". Уже сидели за компьютерами секретарши и референты, звенели телефоны, появлялись представители пиар-агентств.
Верхоустин представил Лемехову "орговика", которому надлежало в кратчайшее время создать партийную структуру, обеспечить проведение съезда. Это был смуглый молодой мужчина с блестящими черными глазами, чуть вывернутыми наружу губами. Любезный, приветливый, он хватал на лету мысли Лемехова, еще неотточенные, шероховатые, и тут же возвращал их обратно, в отшлифованном блистательном виде, словно сырую деталь, прошедшую обработку на сверхточном станке. Мужчину звали Черкизов Кирилл Анатольевич. Лемехов, пожимая его легкую горячую руку, почувствовал в нем страсть и веселость удачливого игрока и актера.
– Кирилл Анатольевич – специалист по строительству организаций, знаток партийных систем. Принимал участие в создании "Единой России", Партии зеленых, нескольких корпораций, сетевых информационных проектов. В нашей партии он будет канцлером – хранителем печати. А если партия станет приобретать черты масонской ложи, то будем именовать его магистром.
В ответ Черкизов рассмеялся, блестя черными, как жужелицы, глазами:
– Уж лучше сразу зовите меня магистром!
Верхоустин держал в своих тонких бледных пальцах крохотный кристаллик горного хрусталя. Поворачивал его, словно улавливал в прозрачные грани луч света. Играл переливами, посылал крохотные вспышки в зрачок Лемехова. Тому казалось, что он получает от Верхоустина зашифрованные световые сигналы, но, не ведая шифра, не в силах прочитать послание.
– Все партии конструируются по схожему принципу и отличаются друг от друга глубинным наполнением. Сокровенной эзотерикой, – говорил Черкизов воодушевленно, словно читал лирическое стихотворение. – Ядро и периферия. Сатурн с его планетарным центром и кольца на разном от него удалении.
Кристаллик в пальцах Верхоустина завораживающе вспыхивал, словно тот пользовался таинственной азбукой света. Слова Черкизова, простые, как учебник политологии, превращались в музыку света, в игру кристаллических граней, в кристаллографию, согласно которой взращивался кристалл политической партии.
– Ядро – это политсовет, куда мы приглашаем виднейших директоров и конструкторов, представителей спецслужб, крупных предпринимателей и деятелей культуры. Там вырабатываются политические решения и транслируются в партийную среду, подхватываются "кольцами Сатурна". Внедряются в общественное сознание, в прессу, в институты государственной власти.
Кристаллик в руках Верхоустина увеличивался, усложнялся. Появлялись новые грани, пересечения плоскостей. Луч света, попадая в кристалл, дробился, преломлялся, превращался в разноцветный пучок, переливался множеством драгоценных радуг. Так строилась партия, захватывала в себя людские страсти, ненависть, обожание. Принимала в свои ряды корыстолюбцев и героев, восторженных безумцев и холодных аналитиков. Соединяла в стройный кристалл, подобный лазеру, в котором разрозненные случайные вспышки превращались в разящий луч, сверхточный удар. Пронзали тупую толщу. Уничтожали врага. Чертили на облаках манифест новой жизни. Зажигали в холодном небе бриллиантовую Звезду Победы.
– Но в недрах ядра содержится скрытая от глаз сердцевина. Посвященные, носители высших смыслов. Обладающие тайными знаниями, которые позволяют управлять историей. Партия управляет политическим процессом, воздействует на поверхностный общественный слой, где бушуют социальные энергии. Посвященные управляют историей, прибегая для этого к магическим технологиям, о которых не ведают политологи и социальные лидеры. О них ведают глубинные жрецы и маги и Вождь, олицетворяющий историческую волю народа. Такими вождями были отцы-основатели Америки. Таким вождем был Ганди. Таким вождем был Гитлер. И таким непревзойденным вождем был Сталин.
Кристалл увеличивался, дышал. Наливался энергиями. Становился рубиново-красным. Изумрудно-зеленым. Полыхал дивным аметистовым светом. В нем колыхались волны, пробегала дрожь, сжимались сгустки. В еще несозданной партии уже таились расколы, чистки, "съезды победителей", изгнание предателей. Интриговали лидеры, возникали фракции, и вновь чья-то жесткая воля возвращала кристаллу отточенную совершенную форму.
– Вождь находится в самом сокровенном центре, где установлен алтарь, мистический треножник, вокруг которого совершается таинственная литургия. Вождь – одновременно Верховный жрец, и Отец, и Пастырь. Он – идеолог и создатель вероучения, и писатель священного текста, в котором записана формула мироздания. Эта формула ложится в основание государства, тайно присутствует в партийном уставе, закодирована в партийном гимне, гербе и флаге. Вождь – мессианский лидер, помазанник, сливающий свою судьбу с судьбой государства, жертвующий собой ради великой Победы. Такова иерархия партии, ее тайная и явная суть. Она напоминает церковь с алтарной священной частью, куда допускается только Верховный Жрец. С амвоном, вокруг которого собираются воцерковленные прихожане. И с папертью, где толчется народ и продается церковная утварь.
Кристалл увеличился, вокруг него задышали спектры, расцвели волшебные нимбы. И вдруг полыхнула вспышка, подобная той, что однажды ослепила его в зимнем парке. Бесшумный взрыв света. Кто-то огромный, чудесный вознес его до небес, показал всю его жизнь от рождения до смерти и вновь вернул на землю. Округлый, из дорогого дерева стол. Черкизов смотрит яркими фиолетовыми глазами. Верхоустин держит в пальцах кристаллик горного хрусталя.
– Евгений Константинович, мы утверждаем название партии: "Партия Победы"? – спросил Черкизов.
– Да, – слабо ответил Лемехов.
– Я поработаю с дизайнерами и представлю вам логотип с партийной символикой.
– Хорошо, – отозвался Лемехов, все еще ослепленный недавним видением.
– Мы поможем вам написать вступительное слово.
– Спасибо.
– Когда, вы полагаете, мы проведем учредительный съезд?
– Не знаю, – ответил Лемехов.
– В начале марта, – произнес Верхоустин. – Тогда, по определению Пришвина, начинается "весна света". Пусть съезд пройдет среди сверкающих русских снегов.
– Я согласен, – кивнул Лемехов.
– Тогда я начинаю работать с пиар-агентствами. Буду встречаться с ведущими журналистами и руководителями телеканалов. Источники финансирования обсудим отдельно.
– Но вам, Евгений Константинович, следует встретиться с Патриархом и пригласить его на съезд, – сказал Верхоустин. – Президентскую партию должен освятить Патриарх. Это будет своеобразным помазанием.
– Я приглашу, – послушно ответил Лемехов и спросил: – Что за стеклышко у вас в руках?
– Ах, это? – Верхоустин поднес к глазам кристаллик и посмотрел сквозь него на Лемехова. – Этот горный хрусталь родом из Аркаима. В могилах, где погребены древние арии, находят скелеты в позе эмбриона. Перед пустыми глазницами черепа лежат такие кристаллы горного хрусталя. По-видимому, это оптические приборы, соединяющие загробный мир с миром внешним. Луч света, проходя сквозь кристалл, преломляется и соединяет два царства.
Лемехов видел, как прозрачный кристалл, заслоняя глаз Верхоустина, окрасился в васильковый цвет.
Глава 13
Лемехов нанес визит Патриарху в его загородной резиденции. Канцелярия святейшего не сразу назначила день визита, выбирая его среди многочисленных богослужений, миссионерских поездок и встреч. Наконец, Лемехов был приглашен в резиденцию, в подмосковное Переделкино. Великолепно и празднично выглядели купола и золотые кресты храма среди солнечных свежих снегов. Казалось, на белой бумаге детской счастливой рукой были нарисованы голубые, красные и зеленые главы, усыпанные звездами, словно садовые цветы сверкающей росой. Восхитившись этой наивной сказочной красотой, Лемехов вышел из машины на широком дворе, перед великолепными палатами, напоминавшими терем. Два дюжих бородатых монаха в подрясниках и телогрейках чистили лопатами снег, окутываясь розовым паром. В стороне, черный, с отливом, стоял "лендровер", и в его зеркальной поверхности, как в темном озере, отражались разноцветные главы.
На теремном крыльце Лемехова встретил высокий, могучего сложения монах. Узкий в талии, широкоплечий и жилистый, со смоляной бородой и черными сдвинутыми бровями, из-под которых огненно и страстно светились глаза.
– Я келейник святейшего, отец Серафим, – представился монах, строго и нелюбезно оглядывая Лемехова. – Святейший ждет вас. – И пошел вперед, бурно развевая подрясник. Оставил Лемехова в приемной и скрылся за резными дверями, над которыми сиял золоченый крест.
Лемехов сидел на кожаном диване, разглядывая убранство приемной. Она напоминала церковную паперть сводчатым потолком, иконами на стенах и сладким ароматом. Словно только что пронесли кадило с голубым благоухающим дымом. Лемехов испытывал волнение и робость, чувствуя, что здесь, среди куполов, молчаливых ликов и горящих лампад, веют таинственные силы, омывающие мирозданье и нашедшие свое воплощение в Патриархе. Человеке, чья власть и величие питаются бестелесными источниками, коренятся в непостижимых законах.
Дверь в кабинет отворилась, и суровый, с огненными глазами монах пригласил Лемехова войти.
Патриарх сидел в высоком кресле, напоминавшем резной деревянный трон. Он был в черном простом подряснике. На груди сияла эмалевая панагия с Богородицей, усыпанная бриллиантами. На голове темнела скуфья, из-под которой выступали седые волосы, собранные на затылке в косичку. Жесткая борода была пробита стальной сединой. Из-под густых металлических бровей смотрели зоркие, с острым блеском глаза. Лемехов испытал их властную влекущую силу. Послушно, с замирающим сердцем, шагнул навстречу поднимавшемуся Патриарху. Слабо произнес:
– Благословите, ваше святейшество, – сложив ладони пригоршней.
Патриарх заметил робость и волнение гостя, отметив их моментальной искрой в глазах. Положил на ладони Лемехова свою большую, теплую руку с крупными желтоватыми ногтями, позволяя поцеловать. А потом троекратно расцеловался с Лемеховым. Тот почувствовал на щеках прикосновение жесткой бороды и слабый, исходящий от нее запах духов.
– Рад вас видеть, Евгений Константинович, – произнес Патриарх, усаживая Лемехова в мягкое креслице, напротив трона, так что это седалище оказалось ниже патриаршего. – Слежу за вашей рачительной деятельностью, направленной на благо нашего Отечества.
Голос Патриарха был с металлическими, властными интонациями, хорошо знакомыми Лемехову, который не раз слышал яркие политизированные проповеди святейшего. Но теперь среди этих рокочущих звучаний слышалось сердечное расположение. Лемехов избавился от робости, почувствовал к Патриарху благоговейную благодарность.
– Я знаю, что оборонные заводы часто помогают близлежащим монастырям и приходам. Это похвально. Созидание материальных ценностей будет только тогда удачным, если души созидателей будут чисты. Созидать без Бога значит созидать на песке.
– Ваше святейшество. – Лемехов видел в глазах Патриарха симпатию и, вдохновленный этой симпатией, произнес: – Недавно я провел совещание с директорами крупнейших оборонных заводов. Мы приняли решение на каждом предприятии построить храм или часовню. Такие храмы и часовни на многих предприятиях возводятся или уже возведены.
– Похвально, Евгений Константинович. Мне известно об этом. Мы хотим представить вас к нашей церковной награде, ордену Андрея Первозванного. Мне говорили, что на северном заводе подводных лодок восстановлена часть монастыря, который был разрушен при строительстве верфей. Там служат монахи, которые приписаны к заводу. А можно считать, что завод приписан к монастырю, и все, на нем работающие, это послушники. И корабли, и подводные лодки – это ковчеги, преисполненные Божественной благодати.
Было видно, что Патриарху понравился сочиненный им образ. Опытный оратор, овладевавший во время проповедей сердцами тысяч прихожан, он блистал своими примерами и притчами, похожими на притчи священных текстов.
– Вы правы, ваше святейшество. Православный дух иногда присутствует там, где, казалось, о нем забыли. Недавно я был в Сарове, в ядерном центре. И ученые, академики, считают преподобного Серафима своим покровителем. Советская атомная бомба, удержавшая мир от катастрофы, была создана в том месте, где подвизался святой старец. Так и говорят: "православная бомба".
– Наши Святые Отцы сберегают Россию даже тогда, когда власть отрекается от Бога. Россия хранима молитвами праведников и святомученников.
Было видно, что Патриарху интересен Лемехов. Он изучает его, судит о нем по высказываниям, которыми тот откликается на его замечания.
– Я считаю, ваше святейшество, что, создавая новое оружие и возводя алтари, мы делаем одно и то же дело. Оружие отражает врага видимого, а храмы и монастыри заслоняют от врага невидимого. Наши зенитные ракеты и антиракеты прикрывают от ударов наши города, а монастыри и храмы развешивают над Россией незримый покров Пресвятой Богородицы, непроницаемый для злых атак.
Патриарх зорко, остро взглянул на Лемехова, словно желал убедиться, что сказанное было не случайно, а вырвалось из глубины сердца.
– Воистину так, Евгений Константинович. Сейчас не слышно артиллерийских орудий и бомбовых взрывов. Но Россия ведет войну, духовную, страшную, непомерную. На Россию направлены все силы ада, все черное воинство. Русского человека растлевают, искушают, ввергают в уныние. Ему вместо хлеба духовного предлагают позолоченный камень. Вместо живой воды духовного очищения вливают разноцветные отравы и яды. Запад подтачивает Россию духовно. Ждет, когда она упадет. И тогда он возьмет ее без боя. Каждый алтарь сегодня – это рубеж обороны. Православное духовенство в каждой своей молитве дает отпор врагу. Мы, православное духовенство, – действующая армия, день и ночь сражаемся за Россию.
Патриарх произнес это взволнованным голосом. Лемехов был благодарен ему за это волнение. Их встреча была не формальной аудиенцией, а разговором единомышленников.
– Недавно мы спускали на воду мощную подводную лодку. Ее освящал владыка. Это сообщило крейсеру дополнительную мощь.
– В этом обряде есть особое таинство. Освящая лодку, ее наделяют священной силой. Все русское оружие священно. Потому что в этой лодке тайно присутствует сталь доспехов, в которых выходил на битву святой князь Александр Невский, его меч и кольчуга. А в современном танке или ракете присутствует металл, из которого были сделаны щит и шлем святого князя Дмитрия Донского. Русское оружие священно, потому что защищает Святую Русь. Святая Русь – это не только времена преподобного Сергия. Святая Русь живет в нашем времени, как жила она все эти столетия русского стояния и русских побед.