Маара подумала, что ей хочется, чтобы Данн "проспал" свои дурные воспоминания - но как же тогда игра "Что я видел?" Она развивает память, требует, чтобы ты все помнил. Темнело. Дэйма засветила напольную свечу. Каменные стены охлаждали помещения, не давая входящему в окно наружному воздуху прогреть его. Но утром солнце снова выскочит из-за горизонта, жестокий враг, не дающий высунуть носа из дома.
Маара подсела к каменному столу, где уже сидела Дэйма.
- Твоя соседка шпионка? Она всем рассказывает, что узнает у тебя?
- Она, конечно, шпионит, подглядывает, но вряд ли рассказывает. Не всем и не всё, во всяком случае. Не так все просто. Конечно, я ей не доверяю. Ты об этом думаешь, Маара?
- Да.
- Но она лечила меня, когда я серьезно заболела. И я ухаживала за Рабат, когда она сломала ногу. И с детьми она мне помогала.
- У нее нет своих детей?
- Умерли в малую засуху. Заболели и умерли.
- О солдатах, которые нас искали, она скажет остальным?
- Не знаю, но сомневаюсь. А какая разница? Если бы солдаты предложили деньги за нас, тогда другое дело. Но они скорее всего на самом деле просто спасались, удирали на север. Рабат на меня рассчитывает. У нее мало пищи осталось. В последний раз я для нее покупала продукты, когда торговцы приезжали. У нее ни денег не было, ни чего-нибудь для обмена. Они меняют муку на корни, но корни трудно найти. Кое-кто тут мак выращивает, но сейчас и для мака слишком сухо. Я Рабат и воду давала, когда у нее закончилась. А она помогает мне с молоком.
- А почему у нее нет своих молочниц?
- Я же говорю тебе, не так все просто. У нее были четыре молочные животины. Она с мужем жила, и они выделили мне одну для детей. Муж ее очень добрый был человек. Жаль, умер. Однажды ночью у нее украли оставшихся трех. Мимо шли какие-то беженцы, они и украли. И с тех пор мы обходимся одной сообща. Все по справедливости, как мне кажется.
- Вы всегда туда за водой ходили, куда и сегодня?
- Малая река уже несколько лет как пересохла. Да и большая еле течет. У меня воды достаточно для нас, если ее экономно расходовать. Я завтра еще раз пойду по воду, если народ пойдет. А ты держи Данна здесь, следи за ним.
- Думаешь, Кулик хотел его утопить?
- Не знаю. Может быть, он начал вроде как в шутку, а потом… Очень легко ведь для здорового мужчины… подержать под водой подольше…
- Но зачем ему убивать такого малыша?
- Малыши растут, Маара… И малышки тоже. Так что будь осторожна. Не обязательно все время сидеть дома. Я научу тебя доить, квасить молоко, делать сыр. Как корни искать - это очень важно. Тебе надо всему научиться. Я ведь старая, могу и умереть скоро. Ты должна научиться всему, что я знаю и умею. Я покажу тебе, где спрятаны деньги. Но помни, очень легко подкинуть скорпиона в одежду, швырнуть камень, а потом сказать, что он свалился с крыши, засунуть ребенка в цистерну и плотно закрыть крышку - и никто и звука не услышит. Был здесь такой случай. С их ребенком.
- Значит, кто-то захотел его убить? И убил…
- Скорее всего да.
- То есть они тоже друг с другом не ладят.
- Еще как. Есть семьи, которые давно не разговаривают, не общаются.
Маара хихикнула, и на лице Дэймы отразилось удивление.
- Не хватает воды, не хватает пищи, - быстро проговорила Маара, - а они враждуют. - Ища понимания, она уставилась на Дэйму.
- Быстро ты взрослеешь, милая девочка. Да, так все и получается. Чем тяжелее жизнь, тем больше склок и дрязг. Ты ожидала обратного?
На следующее утро Дэйма позволила Данну выйти из дому, поиграть у двери, где за ним можно было следить, не выходя наружу. Он вышел и принялся ворошить пыль палкой, как будто в полусне. Маара подумала, что, если бы их мать увидела сейчас это вялое, грязное дитя, она бы не узнала в нем своего сына. Вскоре из-за угла вывернули двое мужчин и остановились в нескольких шагах от двери, заглядывая внутрь, где Дэйма сидела у стола. Данн замер, затем шагнул к ним, остановился, сделал еще шаг, еще… Двое удивленно повернули к нему головы. Удивление на их лицах сменилось раздражением, раздражение - злобным оскалом. Они обменялись краткими репликами. Один крикнул:
- Кыш!
А другой замахнулся на Данна палкой, как на собаку.
- Что с ним? - забеспокоилась Дэйма. - Маара, забери его.
- Сейчас, сейчас. - Маара вышла, подхватила брата как раз в тот момент, когда один из разозленных мужчин нагнулся и подобрал камень.
- Идем, Данн, идем. - Она повернулась к мужчинам. - Пожалуйста, не надо.
Данн все еще не мог оторвать глаз от этих двоих, прижимаясь к Мааре и дрожа от страха.
- Держи свое отродье при себе, - бросил один из мужчин, обращаясь к Дэйме.
Оба разом отвернулись и зашагали прочь, такие же одинаковые сзади, как и спереди, тяжелые и медлительные, с одинаковой походкой и посадкой головы.
Маара, прижимая к себе Данна, напомнила Дэйме о двух одинакового облика мужчинах, один из которых угрожал им, лишил пищи и воды, а другой, напротив, был добр и напоил. Очевидно, эти двое напомнили Данну братьев Гарта и Горду.
- Эти двое - ровесники моих сыновей, - сказала Дэйма. - Хитрые, коварные и грубые твари. Вам обоим надо держаться от них подальше.
Маара принялась объяснять Данну, что два человека могут выглядеть абсолютно одинаково, но оказаться совершенно разными по характеру, вести себя по-разному… И удивлялась, что все случившееся уложилось в какую-то неделю.
Девочка говорила, а Данн все смотрел туда, куда исчезли эти двое, и не понимала Маара, слышал ли ее брат. Но она все объясняла, рассказывала, зная, что он может неожиданно вспомнить услышанное и показать, что он все понял, осознал, осмыслил.
- Давай поиграем, - попыталась она его расшевелить. - Что ты видел - дома, когда пришли плохие люди? Что ты видел позже, когда добрый Горда дал нам воду?
Данн принялся послушно отвечать, но глаза его глядели куда-то вдаль, и мысли блуждали неизвестно где. Маара не отставала, и Данн отвечал, но говорил он только о злом Гарте с кнутом. И помнил только о нем. Он объединил то, что происходило в их родном доме на протяжении часов, когда им, голодным, измученным жаждой, угрожали кнутом, и то, что произошло позже в скальной хижине, когда к ним пришел Горда.
- Ты не помнишь, как добрый Горда дал нам воду?
Нет, он забыл это.
- А почему у этих… с палкой… одно и то же лицо?
Данн засунул палец в рот, громко зачмокал и заснул. Маара покачивала его, не спуская с рук, а Дэйма взяла бидоны и отправилась за водой.
Вернувшись, она вымыла детей, на этот раз с головой, хотя пыль здесь постоянно носилась в воздухе, проникала в мельчайшие щели и этого мытья все равно хватило бы ненадолго.
После мытья Дэйма захватила детей и направилась доить молочную скотину - она обещала это соседке. Данн приклеился к ноге сестры, мешал ей идти. Маара приклеилась к Дэйме, потому что боялась громадного животного, в холке вровень с макушкой Дэймы - а Дэйма старуха высокая. Окраса молочница оказалось черно-белого - если смыть пыль, конечно. Животное прочно стояло на земле - то есть на скальной породе, - упершись в нее четырьмя крепкими копытами, глядело на Маару умными глазами, каких девочке еще никогда не доводилось видеть. В глазах этих не оказалось привычной радужки, окруженной белизной, они сияли золотистой желтизной, прорезанной вертикальной щелью и осененной длинными ресницами. Мааре глаза молочницы показались злыми, но Дэйма уже накинула петлю на рога животного, вторую петлю этой же веревки - на столб и нырнула под брюхо скотины, где висел здоровенный мешок с большими розовыми выростами, похожими на пальцы. Дэйма подсунула под этот мешок ведро и обеими руками принялась выдавливать из пальцев молоко, струйками стрелявшее в металл ведра, выбивая из него колокольный перезвон. Животное как будто и не обращало внимания на действия Дэймы, стояло спокойно и все время что-то пережевывало. Потом вдруг медленно повернуло голову, лизнуло шею Дэймы, а затем - шею Маары. Девочка испуганно вскрикнула.
- Не бойся Мишку, она тебя не обидит. Вот, присядь тут и сама попробуй ее подоить.
Маара пристроилась рядом с Дэймой, а Данн прилип к ее спине. Животного он, конечно, боялся, и изо всех сил прижимался к сестре, хоть та и залезла под самое брюхо ужасного гиганта.
- Ну-ка, обеими руками! - подбодрила Маару Дэйма.
Маара обхватила горячий скользкий сосок, сжала, выдавила немного молока. Дэйма показала, поправила, направила - и вот уже из-под рук Маары тоже вырывается мощная белая струйка.
- Молодец, молодец, получается у тебя, - улыбнулась Дэйма. - И она тебя теперь признает.
Дэйма покончила с доением, мешок под брюхом опустел, животное издало протяжный трубный звук и отошло к другим таким же, понуро щипавшим чахлую сухую траву, торчавшую между камнями. Все они принадлежали разным хозяевам, но днем паслись вместе и даже ночи проводили в одном загоне. Главную опасность для молочниц представляли ящеры-драконы.
С двумя ведрами молока, одним полным, другим полупустым, они подошли к дому Рабат. Дэйма вручила соседке неполное ведро. Рабат ревниво проинспектировала взглядом оба ведра, улыбнулась своей фальшивой улыбкой.
- Спасибо, Дэйма.
Наступила самая жаркая пора дня, и они спаслись в прохладе большой комнаты. Данн сидел на полу, прижавшись к ногам Маары, сосал палец.
Девочка увидела, что глаза Дэймы вдруг наполнились слезами. Слезы потекли по морщинам щек, закапали на стол.
- Смешно, - пробормотала Дэйма. - Как повторяются события.
- Ты имеешь в виду - сначала твои дети, потом мы?..
- Мои сыновья хотели играть с другими детьми, но Кулик сказал: "Держи свое отродье при себе!"
Маара освободилась от Данна, залезла к Дэйме на колени, обхватила ее шею руками. Это вызвало у старухи новый поток слез. Вслед за ней заплакала и Маара, забеспокоился и Данн, тоже влез на колени к Дэйме, и вот они уже дружно льют слезы втроем.
- Но твои дети ведь выросли, к счастью. Им не смогли навредить.
- А сколько раз пытались! И вот, когда все это осталось позади, мои сыновья ушли. Что ж, они и должны были уйти. Я и сама этого желала. - Дэйма плакала, не пытаясь сдержаться, остановиться.
- Обещаю, что я тебя не покину, - твердо сказала Маара. - Я не оставлю тебя один на один с этими ужасными скальниками.
- И я обещаю, - пропищал Данн. - И я не оставлю тебя.
- Да, скорее придет моя очередь вас оставить, - вздохнула Дэйма.
Данн испугался, громко заревел, и Маара принялась его успокаивать:
- Не бойся, Дэйма не уйдет, она не про это…
Остаток дня они обе убеждали мальчика, что Дэйма никуда не денется.
Дэйма решила, что пришла пора учить Маару всему, что умеет она сама. Как обращаться с молочной скотиной Мишкой. Как по-разному заквашивать молоко. Как готовить сыр. Как выискивать в траве крохотные растения, показывающие, что рядом можно найти сладкий желтый корень, который нужно выкапывать. Какие дикие растения можно готовить вместо овощей, а какие использовать как приправы или лекарства. Как свечи делать. И вскоре Дэйма сказала, что пора Мааре узнать, где спрятаны деньги.
- Если бы тебе нужно было спрятать деньги, Маара, куда бы ты их поместила?
Девочка задумалась.
- Не рядом с водой или пищей, не в кладовой. Не в этой комнате, сюда каждый легко может войти, заглянуть. Не в крыше, потому что солома может загореться. Не снаружи, потому что подсмотреть могут. И не в пустой комнате, потому что люди сразу о них подумают, о пустых комнатах.
Пауза.
- Тогда где?
Но Маара молчит.
Из стоявших в углу комнаты запасных напольных свеч Дэйма вытащила самую толстую, чуть не с туловище Маары. Гладкую с боков и снизу. Однако, поковыряв дно свечи, Дэйма вытащила из нее затычку и кожаный мешочек с монетами. Золотые монеты, маленькие и тяжелые, полсотни золотых монет. Маара помнила, что дома многие из родственников и знакомых носили одежды, украшенные золотом, золотые украшения, в том числе и сделанные из таких монеток. Ей самой при рождении подарили браслет из золотых монеток, очень ценный, как она знала. Где-то теперь этот браслет? Где ее прежняя жизнь в большом, полном света и воздуха дворце, с садами и водоемами? С каждым днем все труднее это припомнить. И звали ее тогда по-другому. Как? Она спросила Дэйму, знает ли та ее прежнее имя. Нет, Дэйма не знала. И вообще, его лучше забыть. "Меньше знаешь - лучше спишь", - сказала она.
Маара часто забиралась на руки к Дэйме, но обычно тогда, когда Данн спал, чтобы не вести себя при нем как дитя малое. Она обнимала Дэйму, чувствовала ее кости - не было на ее теле мягкого места. Маара прижималась щекой к костлявому плечу Дэймы, вспоминала мать, хотя лицо той уже расплывалось в памяти, скрывалось за дымкой. Мать, кажется, везде была мягкой, в ее длинные черные волосы можно было спрягать лицо, от нее всегда свежо и пряно пахло. Конечно, пропылившаяся насквозь Дэйма пахла иначе. Пыль господствовала в этом мире, пыль лежала на полу, парила в воздухе, закрывала солнце, забивалась во все щелочки. Пыль скрипела на зубах во время еды, забивала глаза и уши.
- Может быть, дождь пойдет, - умоляющим голосом обратилась к Дэйме Маара.
- Может быть, - вздохнула Дэйма, не желая расстраивать ребенка.
Молока Мишка давала все меньше, иногда совсем на донышке. Во взгляде и улыбке Рабат было что-то заставившее Маару спросить, не ворует ли она молоко по ночам.
- Скорее всего да, - спокойно ответила Дэйма. - Но не будь к ней слишком строга. Ей совсем есть нечего.
- А почему Рабат не может искать корни?
- Потому что не способна.
- Как это так?
Дэйма слегка поморщилась и ответила гораздо тише, хотя поблизости никого не было:
- Она слегка простовата. - И еще тише: - Поэтому с ней никто не общается. И поэтому Рабат дружит со мной. - Она мрачно усмехнулась. - Два отброса общества, изгои.
- А если пойдет дождь, Мишка даст больше молока?
- Да. Но она уже старая, и ее пора уже покрыть, иначе молока вообще не будет.
- А почему нельзя ее покрыть?
- Единственный самец в деревне у Кулика, а он к нему нашу Мишку не подпустит.
Маара переваривала информацию. Единственной подругой Дэймы все эти годы была полоумная, а главный в этой деревне - человек жестокий и злобный.
Девочка ушла в другую комнату, улеглась в постель, отвернулась к стене и задумалась. Придя к решению, она не стала сообщать о нем Дэйме, ибо та не разрешила бы ей так поступить. Дождавшись, когда Дэйма с Данном отправилась поить Мишку, Маара, вежливо улыбаясь встречным, отправилась через деревню туда, где, как она знала, мужчины проводят самое жаркое время дня. Вдоль стены заброшенного каменного дома, в тени свесившегося с крыши соломенного навеса, вытянулось длинное каменное сиденье, что-то вроде скамьи или завалинки. На этой скамье в полудреме восседали с десяток мужчин, среди них и Кулик.
Трудно было заставить себя приблизиться к ним, ведь Маара видела, как лица их становятся все суровее. Такое выражение на лицах скальных людей она видела на протяжении всей своей жизни, когда она или кто-то из ее народа подходил к ним близко. Глаза сидящих сузились, челюсти сжались.
Девочка остановилась перед Куликом и заставила себя улыбнуться.
- Прошу вас, нашей Мишке нужен самец, - произнесла она, несмотря на все свои усилия, голосом дрожащим и робким.
Мужчины переглянулись. Первая реакция - удивление. Затем раздался грубый смех, безобразный, похожий на гавканье. И снова все молча, враждебно уставились на нее. Лишь один Кулик улыбался, скаля зубы.
- Моему братику нужно молоко, - добавила Маара, запинаясь.
Кулик прищурился.
- А что я за это получу?
- Я… накопаю для тебя корней.
Снова взрыв хохота.
- Да, щедро… - Улыбка сменилась гримасой ненависти. - На колени, мразь махонди, на колени, и проси как следует.
Маара даже не поняла, чего он от нее хочет, но колени ее подогнулись сами собой, девочка опустилась в пыль, все перед глазами расплылось, слезы потекли по щекам.
- Теперь кланяйся. Поклонись трижды. Три раза.
И опять без ее воли согнулась спина. Раз, два, три, стараясь не испачкать волосы в пыли. Когда Маара склонилась в третий раз, то почувствовала на затылке тяжкую ладонь Кулика и лицо ее зарылось в мельчайшую серую пудру. Подержав девочку так, он убрал ладонь. Она выпрямилась, с трудом поднялась. Пыль сыпалась с головы.
- Пожалуйста…
Все опять заржали - как-то удивленно, - за исключением Кулика, на физиономии которого застыло ожесточение.
- Приводи, когда созреет. Ты, должно быть, это знаешь. За долгие годы тяжкого труда на фермах научилась.
- Хорошо… Хорошо…
- Это тебе не рабами распоряжаться…
- Пожалуйста…
- Приводи. Только сама. Одна. С этой старой лахудрой Дэймой я дела иметь не желаю. Поняла?
Маара вспыхнула, услышав, как он назвал Дэйму старой лахудрой, но старательно нацепила на лицо улыбку.
- Спасибо.
- И если родится самец - он мой.
- Хорошо, хорошо… Спасибо… - И она убежала. Маара рассказала о своем походе Дэйме, и та, прижав руку к сердцу, опустилась за стол.
- Маара… Маара… Ты рисковала… Этот Кулик… Он ведь и убить может, было уже такое…
- Что такое махонди?
- Мы махонди. Наш народ так называется. Он тебя так назвал? Да, мы махонди, ты и я. И Данн.
- И он хочет забрать ребенка Мишки, если родится самец. Значит, если самка, то мы можем ее сами вырастить и потом доить.
- Самок рождается намного больше. Нам не прокормить двух. Ему нужен самец, потому что его собственный уже старый, а он хочет держать все в руках, чтобы все от него зависели. Хочет решать, у кого будет молоко, а у кого - нет.
- Может быть, Мишка родит двойню.
- Даже и не думай об этаком. Все равно не прокормить. Корма все меньше…
Наконец Дэйма сообщила, что Мишка созрела. Маара обвязала рога животного веревкой и направилась к месту посиделок скальных мужчин. Она остановилась с Мишкой перед Куликом.
- Вот… привела… Сама, одна, как ты и велел.
- А с чего ты взяла, что я не передумал? - Кулик издевательски ухмыльнулся, внимательно следя за ее реакцией.
- Но ты же дал слово, - спокойно и серьезно, твердо решившись не плакать, произнесла Маара. - Ты сказал, я слышала.
- Слышала… Что ж, ступай за мной.
Он медленно, сохраняя вид внушительный и суровый, встал - Мааре показалось, что поднялся зверь, готовый растоптать ее, - и направился к загону, в котором содержался самец, отделенный от стада самок. Мишка забеспокоилась, задергалась, натягивая веревку.
Кулик осклабился:
- Не терпится ей… Все вы одним миром мазаны.
Маара не поняла, что он хотел этим сказать.