Они стояли молча - Чанг Лу и сопровождающий его настоятель, наблюдая за тем, как ловко один тщедушный боец управляется с шестью более крепкими противниками, орудуя только длинным копьем.
- Нравится тебе это? - спросил настоятель.
- Эти люди похожи на диких животных, - ответил Чанг Лу.
Настоятель усмехнулся.
- Как ты сказал? На диких животных? Очень многие заложили бы тело и душу за то, что бы только сюда попасть.
- Может быть. Но только многие из них похожи на кошку, которая вошла в комнату, когда мы разговаривали. Ее грация природная, но она поражает. И очень часто внушает страх. Но это не значит, что все, смотрящие на нее, должны хотеть становится такими, как эта кошка. И уж совсем немногие могут действительно стать.
- В наблюдательности тебе не откажешь. Как ты сказал - сила и грация?
- Звериность. То, что внушает страх.
- Эти люди непобедимы. Они непобедимы не потому, что обладают огромной физической силой, грудой мышц или крепостью своих ударов. Они непобедимы своим духом. Их дух настолько владеет телом, что никто не сможет их победить. Им кажется, что они нашли свою истину. Но на самом деле истина - всегда одна и та же. Для всех. Окружающим, которые наблюдают за ними, кажется, что их удары так точны и крепки, прыжки молниеносны, способность поражать противника - сверхчеловеческая, и поэтому никто не может их поразить… И правда. Их тело уже сформировано по особым законам - долгими тяжелыми тренировками. Их сила духа делает практически сверхвозможной крепость их мышц. Они, именно эти люди, считаются самыми лучшими бойцами во всем Китае. Они способны обратить в бегство любого монаха из знаменитого Шаолиня (а монахи из Шаолиня всегда занимали первое место среди всех бойцов). За обладание секрета их силы перегрызли бы друг другу глотки многие школы. И вздумай я продать этот единственный секрет, я стал бы богаче самого императора! А между тем он очень прост, этот секрет. И я сейчас его тебе раскрою. То, что ты видишь перед собой, на самом деле - укрепление духа. Плоть побеждает в бою только там, где дух непобедим. И там, где путем бесконечных тренировок и лишений на какое-то мгновение приоткрывается истина. Та истина, о которой я тебе говорил и за которую нужно платить. Все очень просто: сила - это спокойствие духа. И истинно непобедимый боец, который лицом к лицу встречается со своим противником, представляет собой зеркальную гладь воды. Новичок по дороге к истине представляет собой мутную воду. Еще более мутную воду являет человек, пришедший в школу изучать воинское искусство. Любое движение противника или любое несоответствие его душе представляет собой бурный всплеск. Ненависть, или разочарование, или злость, или физическая трудность есть бурный всплеск воды, поднимающий с самого дна муть и ил. Отражение, замутненное ненавистью или любой другой эмоцией, это искаженная реальность. Которая мешает видеть и поэтому мешает победить. Наклоняясь над спокойной водой зеркальной глади озера, ты можешь увидеть свое отражение. Точно так же можно увидеть отражение своего противника и предсказать любое его движение, малейший жест рукой. Но ничего нельзя разглядеть, если вода замутилась рябью или илом. Точно так же - нельзя победить. Идеальный, непобедимый боец имеет настолько натренированный дух, что являет собой зеркальную гладь озера, где отражаются малейшие движения его противника. Предсказывая таким образом удары, он успевает отразить их и с опережением наносит свои. Состояние его духа во время поединка - ничем не замутненное спокойствие. Ни гнева, ни эмоций, ничего из человеческих чувств. Только выкристаллизировав свой дух до зеркального отражения, можно получить победу. Потому, что путь к победе - это спокойствие. Спокойствие, а не покой. А как можно достичь такого? Только одним способом - узнать свою истину. Путь к этому слишком долог и тяжел, поэтому большинство его не выдерживает. Порой, чтобы ничего не получить, нужно отдать все… Подвергнуть себя боли и унижениям. Дойти до конца могут очень редкие исключения. Но, узнавший свою истину, становится непобедим.
Настоятель замолчал. Внимательно вслушиваясь в каждое из его слов, Чанг Лу смотрел, как отражаются солнечные лучи в блестящих капельках пота, покрывших голые людские спины.
Настоятель первым нарушил молчание.
- Они зарабатывают колоссальные деньги, выигрывая поединки. Им покровительствует сам император. В школу попадают только избранные. Ты хотел бы быть среди них?
- Почему вы спрашиваете меня об этом?
- Ты молодой крепкий мужчина. Почему бы тебе не занять свое место среди них?
- Среди этих людей - не мое место.
- Почему ты так думаешь?
- Потому, что так подсказывает мне сердце.
- Что оно говорит?
- Я должен идти своим путем. А мой путь не здесь. Это я знаю твердо.
Настоятель усмехнулся:
- Что ж, тогда мы можем идти.
По-прежнему не отрывая своих глаз от бойцов, сражавшихся на ковре, Чанг Лу сказал очень тихо:
- Я понял, что вы хотели мне показать. Спасибо.
Молча они продолжали свой путь. Кошка по-прежнему спала в кресле, свернувшись уютным клубочком. Но тем не менее спина ее сохраняла грозный вид, предупреждая любого, кто собирается ее потревожить.
- Если надумаешь прийти, - сказал настоятель, - приходи после вечерней молитвы. И приноси деньги. После вечерней молитвы, когда разойдутся все верующие, я буду ждать тебя на пороге храма. До самой темноты. Кстати, ты можешь прийти на саму молитву - еще раз спросить Будду о том, как тебе поступить.
- Хорошо, - ответил Чанг Лу.
- Ступай - и прими мое благословение.
Настоятель сам закрыл за ним двери. Чанг Лу быстро нашел дорогу во внутренних помещениях - тех самых, по которым он пришел. Вскоре он был внутри пагоды, вдыхая прохладу. В царящем полумраке почти растворялись тусклые огоньки курильниц. Только одинокий старик, тряся головой и перебирая сетки, в самом углу храма, сидя в традиционной позе молитвы, что-то бубнил себе под нос. Звук медитации "Ом-м-м…" поднимался к потолку и тонул в нем, обрываясь высокой нотой… окрыленный, так, будто у него открылось второе дыхание, Чанг Лу быстро шел домой. По дороге его окликнули любопытные крестьяне, спрашивая, почему он не был сегодня на рисовом поле. Из окон окрестных домиков выглядывали незамужние девушки, по-прежнему заинтересованные в нем. Но Чанг Лу нетерпеливо отмахивался от назойливых расспросов и взглядов. Он был от них далек.
Вечером Чанг Лу снова шел по направлению к храму. Люди уже начали расходится после вечерней молитвы. В поздних сумерках, в прозрачном, после светлого дня, воздухе мелодичное звучание храмовых колокольчиков казалось чем-то вроде облака - последнего, по следам уходящего дня. Приготовившись к ночи, в близкой темноте застывала вершина горы, кутаясь как в шелковое покрывало - приходящей вечерней прохладой. Чанг Лу шел в храм. В сумерках все ближе и ближе виднелись темнеющие очертания пагоды. Завернутые в парусиновую тряпку, последняя тысяча монет была свертком, который Чанг Лу старательно не выпускал из рук, прижимая к груди как щенка или маленького ребенка. Эта горстка металла приобрела в его глазах новый смысл. Он дорожил этим металлом, может быть, даже сильнее, чем прежде… Но не потому, что в нем было крепким с детских лет укоренившееся чувство: стопку монет надо складывать в кучку, прикладывать одну к одной, чтобы было еще и еще… А потому, что горстка ничего не значащего металла была тем средством, с помощью которого Чанг Лу мог узнать истину. Именно это чувство было в его груди слишком сильным. Не задумываясь, он с легкостью бы отдал собственный дом потому, что у него уже не было дома. У него даже не было прежних глаз! Новыми, совершенно новыми, только-только начавшими видеть глазами смотрел Чанг Лу на сгорбленные фигурки прежде привычных людей, расходившихся после вечерней молитвы. Многие окликали его, пытались остановить, но по дороге к храму Чанг Лу ничего не слышал и не видел. Для него это было так просто - тихонько идти, думая о том, что с каждым шагом все ближе и ближе приближается к истине.
Настоятель стоял на пороге храма. Увидев Чанг Лу, он невероятно удивился. Он был твердо уверен, и был готов спорить с любым на все, что угодно, о том, что Чанг Лу не придет. С его точки зрения, от похода к нему отказался бы любой человек в здравом смысле. Хотя, конечно, было что-то особенное в глазах Чанг Лу, что-то такое, чего он, настоятель, никогда прежде не видел… Может быть, стремление учиться, желание узнать больше и стать не таким, как все. Уехать в город и, обладая деньгами и образованностью, получше там устроиться. Настоятель собирался учить Чанг Лу, завтрашним утром зайти к нему и занести некоторые книги, по которым начать учить его читать и писать. И, разумеется, продолжать длинные философские беседы, рассказывая о том, как долог и тяжел тот путь, по которому избранные приближаются к истине. Именно так хотел он сделать, потому, что был твердо уверен: Чанг Лу не придет. Это свойство человеческой натуры: абсолютно каждый мечтает добиться успеха, но достигают его лишь единицы. Люди, готовые на все - непохожие на остальных… Но, увидев приближающегося Чанг Лу, настоятель подумал впервые в своей жизни, что может быть, немного ошибся в расчетах и все происходит несколько не так, как он представлял… Либо - он ошибочно думал все это время, либо - Чанг Лу относится к числу тех людей, которых рождается на целый век - единицы. По крайней мере, теперь настоятель ясно видел - Чанг Лу стоит целой деревни. А может быть, вообще всех.
А Чанг Лу даже не представлял о столь значительных думах, омрачающих сознание его будущего учителя. И ни в коей мере не смог бы даже представить, что пробуждает такие глубокие мысли. Он просто шел к храму, думая, что настоятель его ждет, и убедился в этом, увидев знакомую фигуру на ступеньках. Вернувшись домой после долгого и тяжелого разговора, Чанг Лу первым долгом достал заветный глиняный кувшин, и стал пересчитывать монеты. Их было ровно тысяча - не больше, не меньше. Это были все его деньги и вообще все, что было у него (не считая порванного мышью мешка с запасами старого риса). Глядя на сверкающую кучку, разложенную на новой циновке, Чанг Лу с горечью думал о том, что стоит этот ненужный металл в том самом месте, где когда-то улыбалась и пела его жена. И что можно на него купить, если все твои душевные достижения вместе с вечным пониманием жизни разлетаются в дребезги с появлением одной - единственной мыши. И вообще - что стоит весь этот мир, где нельзя найти ответа ни на один вопрос, и где превращаются в зыбкое облако любые вопросы только при одном дуновении ветра…
Настоятель стоял на ступеньках пагоды и ждал. Возле его ног примостилась черная кошка - уютным, мягким клубком. Кошка хотела рыбы. Изредка она надсадно мяукала и просительно терлась о хозяйские ноги. но для нее не было рыбы. Для нее хранилась на кухне горстка чуть теплого риса, и поэтому хозяин легонько толкал ее ногой в бок, когда она принималась подлизываться и мяукать. Чанг Лу не заметил кошки, и поэтому чуть не присел на землю от ужаса, когда прямо ему под ноги выкатился черный комок… Но сурово застывшее лицо настоятеля быстро помогло ему взять себя в руки.
- Ты пришел, - сказал настоятель.
- Я решил прийти еще утром, - ответил Чанг Лу.
- Можешь идти назад. Я не возьму с тебя никаких денег.
- Но я принес - эти деньги! И я отдам их вам за то, чтобы получить ответ на мучающий меня вопрос! Я отдам их все за то, что бы вы меня научили!
- Я буду тебя учить. Но ты никогда не сумеешь найти ответа. Сколько бы ты не старался. И поэтому я не возьму с тебя денег.
Чанг Лу протянул сверток вперед.
- Возьмите. Я не понесу их обратно. Я положу их здесь на пороге, и неужели будет лучше, если кто-то чужой их заберет? Нет, возьмите лучше вы и потратьте их на нужды храма. А мне расскажите то, что так хочу я узнать, заглянув при этом в самые древние книги.
Настоятель вздохнул.
- Вижу, твое решение твердо.
- Тверже не бывает, - Чанг Лу усмехнулся.
- И ты уверен в том, что никогда не будешь жалеть?
- О чем жалеть? О том, что больше никогда я не смогу жить так, как прежде?
- А ты хотел бы вернуть прежнее?
- Зачем думать о том, чего не может быть никогда?
- Значит, твое решение верно. Хорошо, идем. Ступай следом за мной.
Настоятель вступил в темноту, которая уже просочилась под самые своды опустевшего храма. В этот раз они шли совсем не долго. Настоятель вел Чанг Лу в противоположную сторону - по таким же запутанным коридорам. Наконец они пришли в какую-то маленькую комнату, спрятанную в самых глубинах монастырского лабиринта. Это была совсем крошечная комната с еле различимым окошком под потолком. Стены ее были оббиты глиной. Комнату освещал тусклый масляный светильник - круглая плошка, в которой еле-еле тлел фитилек, и казалось, еще немного, и он погаснет. Светильник особым образом был прикреплен к стене, и поэтому освещал лишь половину помещения. Скамейка напротив освещенной стены и стол посередине завершали всю обстановку, и от того, что внутри было так мало мебели, помещение казалось невероятно пустынным.
- Заходи и садись, - сказал настоятель, отворяя в комнату дверь, - подожди меня здесь. Я принесу из хранилища древние книги.
- Что это за комната? - сказал Чанг Лу.
- Место для уединения - медитации и размышлений. Если монах хочет над чем-то поразмыслить, или просто побыть наедине с собой - он приходит сюда. Это очень духовное место.
Только теперь Чанг Лу разглядел тусклую, золотую фигурку Будды, стоящую на специальной палочке на темной стене. Будда был совсем темным, и поэтому сливался с тенью.
- Подожди меня здесь, - с этими словами настоятель оставил Чанг Лу одного, тихонько прикрыв за собой двери.
Оставшись в одиночестве, Чанг Лу сел на скамью. Он подумал "Место для размышлений"… Он не мог этого понять: какая разница, где размышлять? Наедине с собой можно остаться везде, даже в самом людном и шумном месте. И какая разница, где беседовать с Буддой: в собственной комнате, ночью в постели с женой, на шумной базарной площади в городе или в монастыре, в глубоком уединении.
Фитилек светильника угрожающе затрещал, и от порыва сквозняка, ворвавшегося в щелку приоткрытой двери, по стенам поползли мечущиеся скользящие тени. Почему-то Чанг Лу подумал о том, шла ли кошка за настоятелем или нет. Если шла, значит, она находится где-то здесь, в этом же помещении. Но эта мысль не напугала - скорее, только рассмешила его… Как это забавно: вместе с кошкой просматривать древние книги!
В комнате стало намного темней. Чанг Лу встал и подошел к светильнику. На донышке оставалось совсем мало масла, а фитиля почти уже не было. Только маленькая черная точка указывала то место, где когда-то он был. Наверное, очень много монахов искали здесь уединения, пытаясь остаться в замкнутом круге собственных размышлений… Так много, что все масло в этом незамысловатом светильнике успело сгореть. Чанг Лу подумал, что это чушь: искать в этой комнате что-то вдохновляющее, что-то вроде пользы своих сомнений. Какая разница, где, почему же именно здесь? Только вот стоит ли… Дернувшись в последний раз, лампа погасла. Чанг Лу остался стоять в полной, кромешной темноте. Он не ориентировался, куда нужно идти и где находится оставленная им скамейка. Он неподвижно стоял и думал о том, что глаза скоро привыкнут к темноте, к тому же настоятель должен вернуться с минуты на минуту. Но глаза почему-то не привыкали. И настоятеля все не было.
Темнота была непробиваемой - совсем черной, как ночь, спустившаяся прямо с гор. Чанг Лу снова подумал о том, есть ли здесь, в комнате, кошка. Но в темноте ничего не было видно - даже статуи Будды. Чанг Лу вздохнул и протянул вперед руку. Рука рассекла пустой воздух. Он чуть сдвинулся с места - снова ничего. Ни поверхности стола, ни места, где он может быть. Ни настоятеля, ни света… Ни кошки.
Так, стоя на месте и пытаясь разглядеть сквозь облепившую его черноту, Чанг Лу вдруг что-то пробормотал, совсем невнятно, а потом, некоторое время спустя, высказал облаченные в форму свои мысли: "Очень трудно искать в темной комнате черную кошку, особенно если ее там нет…"
И внезапно что-то больно и остро ударило его в самое сердце. На мгновение в его глазах как будто вспыхнул ослепительный свет… Он вдруг понял то, чего так ждал и к чему так стремился! Понял то, что никогда не смог бы объяснить даже самый мудрый учитель и что нельзя вычитать в груде старинных книг.
Истина - внутри него самого, он и есть истина, та истина, которая находится в его сердце! Потому, что для странствующего, мятежного духа в вышине может быть только один путь…
Он двинулся вперед и вышел сквозь незапертые двери, оставляя сверток с деньгами, раньше туда положенный, на спрятанном в темноте столе… Как ни странно, он быстро нашел выход и быстро прошел сквозь не запертую пагоду. Так же торопливо вышел на дорогу, ведущую по направлению к городу. И, не оглядываясь, пошел вперед.
Он оставлял за плечами свой дом, и рисовое поле, и родную деревню. Он шел в полную неизвестность, подчиняясь открывшейся перед ним истине, которая гнала его вперед. Гнала безостановочно - в унижения и бедность, в странствия и страдания, и к яркому, ослепительному, скрытому внутри его сердца свету, может быть, самому величайшему, что только светит среди людей на земле…
В тот момент он сам стал Учителем, но еще не знал об этом. Слишком много еще предстояло пройти. Годы страданий и странствий, которые сделают его разум совершенством… Множество долгих и длинных дорог в нищете. Испытания и мудрость, выносливость и стремление к истине - он не знал, что все это сделает его величайшим Учителем, когда-либо жившим среди людей. Источником света, который будет светить сквозь многие поколения… И его гениальность, названная впоследствии чем-то божественным, позволит ему по силе духа приблизится к Будде и открыть для других ту истину, ради которой он столько страдал…
Но Чанг Лу еще не знал об этом. Он не знал о том, что, в тот момент, когда он прозрел и вышел из монастыря, он стал величайшим Учителем… Впрочем, об этом не знал еще никто. Он шел по дороге к городу, утопая по щиколотку в дорожной пыли - шел в никуда, не имея ничего, кроме одетой на себя одежды, без единой монеты… Он быстро шел и был очень счастлив. Ему еще так много предстояло пройти.