***
– Алексей дома?
– Нет. Вот-вот должен быть...
Трое нерешительно переминались с ноги на ногу.
– Он что, назначил вам встречу?
– Да. Наверное, мы рано пришли?..
– Что ж, зайдите в квартиру, подождите его...
Она как раз пила чай, – смутилась, когда визитеры увидели на диване полупустую чашку, изящно надкусанную плитку шоколада. Теперь показалось неудобным обойтись без угощения. Сервировала на кухне и покатила в гостиную уютный двухъярусный столик на колесиках: печеньице, кекс, сладкие батончики. Сама – чистенькая, наглаженная. Ни дать, ни взять – хорошенькая служанка из респектабельного аристократического дома.
Подумала: "Впервые в жизни принимаю в доме мужчин в отсутствие Алексея". Зарделась. Впрочем, стесняться и краснеть не стоило, – детей нет, развод с мужем предопределен, – пустая формальность!
Трое навалились неожиданно: ломали, выкручивали руки...
Единственный мужчина, которого знала – Алексей. Но он хрупок. А эти верзилы. Тяжесть, придавившая ее, вселяла ужас, парализовывала волю. Но и награждала неизведанным ощущением.
В следующие мгновения запоздало опомнилась, – рванулась, попыталась закричать. Большая ладонь вовремя зажала рот. Крепкие руки обхватили запястья...
– Твой изнасиловал мою жену! Если б знала, что с ней делал! Садист! Упечем его в тюрьму! – голос звучал каркающе. Такой же противный, как и обладатель. Верочка в последний раз дернулась и перестала биться...
– Как взяли!.. А и то чувствуется – ласковая... – сказал один другому в коридоре, выходя из туалета.
И верно: из комнаты доносились стоны, не наводившие на мысли о боли...
– Вы... Ты женат?
– Да.
– И дети есть?
– Конечно.
Муженек Загодеевой, набивая рот шоколадом, по-хозяйски похлопав по мягкому месту белое, расслабленное тело на диванчике, встрял в разговор:
– Все женаты. У всех дети. У Алика даже трое...
...Она успела накинуть халатик и выскочить за ними на порог, – разве теперь важно, что в любую минуту мог появиться Алексей?!..
У каждого – свой шанс.
***
Профессор спустил ноги с кровати и включил свет: отъезд дочери и зятя, а главное – предстоявшее наутро дело лишили сна. Он казался себе как никогда одиноким, и надежды на примирение с Вериной мамой не могли развеять угнетенного настроения. Неизвестным оставалось, что принесет надвигавшийся день: долгожданное успокоение, скандальную известность, позор и большее одиночество?..
Чтобы коротать тоскливые часы, профессор достал из тайника за книжной полкой конверт, – точно такой передал Виктору, – вынул из него несколько листов плотной бумаги и принялся перечитывать собственную исповедь...
"Наверное, не всем интересно, когда и как я стал секретным сотрудником комитета госбезопасности, – многие из моего поколения на собственном опыте знают, насколько банально и примитивно проходила в небезызвестные годы вербовка подобных агентов. Для тех же, кто не замарал себя, остался честен или не мог участвовать в кошмаре по возрасту, сообщу: чекисты были осведомлены не только о грехах, дававших повод шантажу, но и о стремлении любой ценой подняться на вершину общества, каким бы аморальным и гнусным оно ни было. Порой, стремления госбезопасности и желания вербуемых удивительно совпадали. Важно, и что строй, кажущийся сегодня лишь злым, жестоким сарказмом истории, в те времена представлялся тысячелетним рейхом, мощи и долголетия которого хватит перемолоть многие поколения людей. Вот и я, становясь сексотом, не думал: когда-нибудь раскаюсь. Напротив, сотрудничество с КГБ виделось неотъемлемой частью работы в сфере культуры, журналистики, – будто отменное здоровье в карьере пилота.
Я исправно составлял донесения на тех, кого, уверен, ничуть не меньше преследовали и без моих сообщений. Скажу больше, – деятельность в качестве секретного осведомителя порой представлялась мне обыкновенным фарсом, – идиотизмом в государственном масштабе, который пронизал и сферу тайной полиции. Например, очень смешили задания... Содействовать отправке в подмосковный пионерлагерь детей известных деятелей искусства и культуры!..
Дело в том, что благодаря журналистской деятельности я был лично знаком и поддерживал приятельские отношения со многими, кого знала, любила страна. Не буду перечислять фамилии, – их можно прочесть в прилагаемом списке. Скажу лишь: среди знакомых была одна элита.
Руководители из КГБ велели мне предлагать им устроить якобы через знакомых путевки на летний отдых в пионерлагерь для псковских работников. Причем давалось конкретное задание – чьего ребенка и в какое время помочь отправить в лагерь. Объяснялись задания следующим образом...
В нашей стране по наследству переходят не деньги, а должности, – чекисты говорили с неприкрытым цинизмом, – дети людей, занявших высокое положение в обществе, сами со временем займут в Советском государстве ключевые посты. И важно заниматься их идеологической обработкой сызмальства, чтобы в будущем выросли честные советские граждане, а не какие-нибудь диссиденты. Ведь, как мне объясняли, диссидентами чаще становятся не дети рабочих и колхозников, а известных, уважаемых в стране людей. В цековском же лагере, отдыхая вместе с детьми партработников, чада деятелей культуры на деле приобщатся к преимуществам советского образа жизни, да и усиленная агитация не пройдет даром...
Подобные объяснения казались полным маразмом, но разве вся тогдашняя жизнь не была им?..
Что касается популярных личностей, то они, всячески ругая на словах партийную верхушку, критикуя привилегии, которыми она пользовалась, тем не менее, были счастливы отправить своих сыновей именно в пионерлагерь четвертого управления. Ведь всем было известно: там и питание, и условия, и пригляд за детьми лучше, чем в других местах отдыха.
Вот мне, при помощи "моих знакомых", и удалось переправить на летний отдых в Подмосковье около десяти ребятишек.
Прошли годы, они подросли, а я занял достаточно прочное положение, чтобы относиться к заданиям шефов с известной прохладцей, – они уже мало чем могли удружить мне, а вредить смысла не было, – формально оставался верен им.
Но вот, так или иначе узнавая о судьбе тех, кто ребенком оказался моим подопечным, стал подмечать любопытную закономерность: все выросли с некоей порочной склонностью характера, так или иначе толкавшей не на стезю честного служения Отечеству, а на борьбу за удовлетворение собственных прихотей. Получив прекрасное образование, в большинстве обладая наследственной склонностью к творчеству, высокому полету фантазии, они не блистали успехами и достижениями. Наоборот, будучи благодаря известности отцов на виду, становились знамениты своими пороками, – необузданными, сатанинскими оргиями, склонностью к праздной роскоши, мотовству, обжорству, разврату...
Безусловно, в человеческой натуре немало темных сторон, и нет ничего удивительного, что тот вырос злобным насильником, а этот пьяницей. Однако мало вероятно, чтобы по стезе порока пошли все десятеро без исключения!..
Соображение заставило меня заподозрить неладное: тот летний отдых был страшен не из-за идеологической обработки. Следующий толчок мыслям дало более подробное изучение жизни каждого из десяти. Вернее, обстоятельства, обнаруженные в биографиях двоих.
До определенного возраста они, в отличие от восьмерых других, слыли неиспорченными молодыми людьми. Но тут они втягиваются в политику, – примыкают к диссидентским кругам. И по странной склонности характера, один вскоре начинает пить так, что в конце бросает друзей и становится заурядным алкоголиком; другой влюбляется до безумия в иностранку, причем, поговаривали, совершенно плотской любовью. Она его отвергает, тогда, чтобы забыться, он начинает вести жизнь неистового советского Дон Жуана, отходит от диссидентских кругов и в итоге попадает в тюрьму по обвинению в изнасиловании...
Немного было нужно, чтобы увериться: меня втянули в дьявольский эксперимент, затеянный сразу после революции неким особо секретным отделом ЧК ГБ. На сегодняшний день мною собрано немало материалов, косвенно подтверждающих: ЧК ГБ все годы Советской власти пыталось перевести работу из русла борьбы с собственными согражданами, на воспитание таких сограждан, с которыми нет нужды бороться. Вспомните Дзержинского, его интерес к детям Страны Советов: первый выдвинул идею создания расы рабов!
Полагаю, в какой-то момент им стало очевидно: воспитательными мерами многого не достигнешь, – в СССР не переведутся свободолюбивые, непримиримые к коммунистической лжи люди. Естественно, больше всего таких вырастало именно в семьях интеллигенции. И тогда задумывается программа экспериментов: создать биологически уживчивых с идеей, неспособных к сопротивлению людей. Но это – главная линия.
А на этапе, когда был задействован я, видимо, стояла задача найти ключ к порокам человека. Ведь из истории известно: подчас именно собственные пороки губили талантливых людей. Они имели силы противостоять обществу, а зло, таившееся в них самих, одолеть не могли и погибали. Вспомните Высоцкого...
Полагаю, на эту сторону дела пристально взглянули в КГБ. И решили придумать нечто вроде "самоликвидатора" – неугодный человек убивал себя. Пьянством ли, развратом, – неважно. В любом случае не приходилось вопреки протестам мировой общественности, судить, брать под стражу...
Думаю, сатанинский план госбезопасности, а точнее – узкого круга посвященных внутри КГБ, был именно таков. А объектами эксперимента выбраны в будущем наиболее вероятные противники системы, – дети известных, уважаемых людей, элиты. Ведь действительно, по наследству передавалось в большей степени положение, чем деньги. Оказавшись через годы на вершине общества дети, обратившись к антикоммунистической идеологии, могли предстать опасными противниками строя. А будучи на виду, были бы мало уязвимы для чекистских козней.
Но черное искусство операций, проводившихся над детьми, когда родители думали – они в лагере, уверен, далеко от совершенства. И вместо создания в человеке самоликвидатора, просто делает его органически склонным к тому или иному пороку. Что касается отдельных успехов чекистских врачей, – безусловно, это работа с двумя, двинувшимися в разнос неожиданно, до этого слыв вполне приличными людьми. Служи двое коммунистическим идеалам, вероятно, никогда не прославились бы ни пьянством, ни развратом. Стоило выступить против системы, – под действием неизвестной силы или механизма сработал самоликвидатор и со светлыми личностями покончено внешне без всякого участия КГБ..."
"Однако, – подумал Вячеслав Борисович, оторвавшись от чтения, – завтра отнесу материал в "Аргументы и факты", самую читаемую газету, будут опубликованы, – биографии многих знаменитостей в стране потребуют расследования. Наверняка, не один помогал устроить детей в пионерлагерь... А может оказаться: тайные операции проводились всегда, когда родители не были рядом с детьми... Бог знает, что начнется после признания!"
И тут профессор вновь засомневался, – правильно ли поступает, раскрывая тайну? И потом: прямые улики КГБ наверняка уничтожило, а у него одни косвенные, больше похожие на правдоподобные догадки.
Не получится, что изваляется в грязи, потеряет кафедру, уважение учеников, родственников, а его объявят сумасшедшим, рехнувшимся на почве угрызений совести?.. Ко всему, имеет ли моральное право раскрывать тайну "детей известных родителей"?
Вячеслав Борисович неожиданно подумал, – странно, что не пришло на ум раньше: "А ведь покойный отец Алексея тоже был заметной личностью..."
Вот когда на душе у профессора действительно воцарилось полное смятение.
***
Полуденное солнце палило беспощадно, а в салоне черного "Меркьюри-маркиза" прохладно. Водитель держал руль одной рукой, вдобавок умудряясь беседовать по-английски с сидевшими на заднем сиденье пассажирами: мужчиной и женщиной.
Легковая машина неслась на бешеной скорости из международного аэропорта к древнему городу, раскинувшемуся на берегах широкой, мутной реки.
– Гуд кар – хорошая машина! – сказал пассажир-мужчина, чтобы хоть как-то поддержать разговор, – его познания в английском достаточно скромны, а произвести впечатление угрюмого человека на водителя, который мог оказаться новым хозяином, не хотелось.
– Этот автомобиль, господин Сидельников, – откликнулся водитель, – мой человек вывез для меня из Эль-Кувейта. Под бомбежками перегнал сюда. Теперь боится самолетов даже по телевизору, – бросается на пол, закрывает голову руками! – говоривший человек рассмеялся.
Сидельников невольно поморщился, – а если бомбежки начнутся здесь вновь?.. Впрочем, был уверен: его талант нейрохирурга не станут использовать для оперирования раненых, – не придется работать в обстреливаемом полевом госпитале, но все-таки... Приятное чувство безопасности и собственной значимости в этом мире, которые ощутил, спустившись в аэропорту по трапу самолета, теперь пропало. Наоборот, подумал: нет уголка света, где будет спокоен за будущее.
Доктор Сидельников закурил и, больше не старая произвести приятного впечатления на сидевшего за рулем человека, – тот время от времени посматривал
него в зеркало заднего вида, – тупо, безнадежно уставился в окно.
Через несколько минут "Меркьюри-маркиз" остановился на светофоре и глаза доктора встретились с глазами усатого человека с автоматом в руках, воинственно взиравшего на него с огромного плаката на стене ближайшего дома.
Внезапный прилив радости и надежды на будущее заставил Сидельникова хлопнуть себя по коленке: черт возьми, человек с плаката будет беречь его, – ведь оружие доктора пострашнее автомата!
– В Багдаде прекрасная погода, господин Абу-Сулей-ман! – воскликнул доктор и глубоко затянулся сигаретой.
Правы оптимисты: в жизни всегда отыщется еще один шанс.