На мне тоже было ярко-розовое бикини. В последние дни я целенаправленно загорала, чтобы к празднику сделаться коричневой, но моя кожа приобрела такой же ядовито-розовый оттенок, как и купальник. И теперь я вдруг подумала, что все это розовое сливается воедино и что из-за своих лишних килограммов на талии и бедрах я похожа на ошпаренного молочного поросенка. Мои тяжелые груди тряслись и подпрыгивали, словно они жили собственной жизнью - еще два неуправляемых поросенка, раскачивающиеся в колыбелях купальника.
Я встряхнула волосы, чтобы не выглядеть слишком прилизанной, и обнаружила, что они уже делаются жирными, хотя я мыла голову накануне поздно вечером. А во время купания на них еще попадет соль. Я с грустью подумала, что вечером волосы будут торчать липкими клочьями. Я старалась не опускать голову в воду, но тщетно, поскольку Анн-Мари все время подныривала и дергала меня за ноги, чтобы я погрузилась поглубже.
После купания Анн-Мари захотелось устроить сиесту. Я тоже ощущала сильную потребность в отдыхе. Встали мы рано, солнце палило, к тому же мы выпили пива. Мы повесили купальники сушиться, заползли в нашу красную палатку и расстелили поверх спальных мешков купальную простыню. Затем мы улеглись в одних трусах и майках, уложив посередине голую малышку Майю.
Я безумно устала и сразу же уснула. Проснулась я примерно через час. Мне ничего не приснилось, но спала я очень крепко. Усталость так и не ушла, я даже не могла окончательно проснуться. В какой-то полудреме я смотрела на спящих возле меня девочек. Было жарко и душно, но я уже привыкла к такому воздуху и не испытывала никаких неприятных ощущений.
Я прекрасно помню те мгновения. Царивший в палатке теплый полумрак, ее красные стенки, придававшие спящим телам магическое сияние, и запах травы и пота. Анн-Мари, лежащую на боку лицом ко мне с приоткрытым ртом, и ее согнутую руку на фоне купальной простыни. Ее длинные, чуть согнутые расслабленные пальцы, словно созданные для того, чтобы их рисовали. Розовато-красные в таком странном освещении губы, мягкий изгиб лука Амура. Откинутые со лба мокрые волосы. Ее лицо, напоминавшее нежный спелый фрукт. Майя лежала рядом, чуть пониже, едва доставая головой до пупка Анн-Мари. Спала она на спине, вытянув по бокам руки, как часто лежат маленькие дети. Совершенно голая, с темно-коричневой, шелковистой, поблескивающей кожей. Снаружи слышались голоса, откуда-то издалека доносились звуки губной гармошки Йенса и крики чаек. Матерчатые стенки палатки слегка подрагивали. Спящие девочки мирно дышали, словно два зародыша в надежном красном чреве.
Потом Майя вздрогнула и проснулась, быстро проползла к выходу из палатки и пулей куда-то исчезла.
- Наверное, в туалет пошла, - пробормотала Анн-Мари. - Я тоже хочу. Сколько мы проспали? Который час?
Было двадцать минут пятого. Мы встали и пошли праздновать "середину лета".
Сложно сказать, чего именно я ждала от праздника на Каннхольмене. Помню только, что была полна предвкушений. Тщательно продумывала, что надеть на вечер. (То есть какие потертые джинсы, какую застиранную майку и какой мешковатый свитер.) Я не мечтала о каком-то определенном парне, в которого была влюблена. Думаю, меня просто охватило некое смутное, волнующее предчувствие, что что-то непременно произойдет и домой я поеду уже совершенно другой Ульрикой.
Несомненно одно - я надеялась провести весь вечер вместе с Анн-Мари. Думала, что мы сблизимся, у нас появятся новые общие тайны и приключения, которые свяжут нас еще крепче. Но вышло совсем не так.
Анн-Мари чувствовала себя в новой компании как рыба в воде. Она флиртовала то с одним, то с другим. Вела себя взбалмошно, была совершенно неуловима, только пререкалась и отшучивалась.
Я же вступила в беседу с двумя взрослыми парнями. Они задавали мне разные глубокомысленные вопросы, мне было приятно их внимание, и я изо всех сил напрягала интеллект, пока мне вдруг почему-то не стало противно, и, присмотревшись к их лицам, я поняла, что они все это время просто издевались надо мной. Я оборвала свою речь на полуслове и пошла прочь.
- Погоди, погоди. Ты вроде хотела что-то сказать, - неслось мне вслед. - Что случилось? Эй, ты пиво забыла!
Я села рядом с Лис и Стефаном, но те вообще никого вокруг не замечали, и я перебралась к маленькой группе девочек, жаривших на берегу сосиски. Они болтали и смеялись, но, когда я подошла к ним, они как-то сразу поутихли.
- Ты сестра Лис и Эвы? - спросила одна из девочек.
- Нет. Их сестра - Анн-Мари. А я ее подруга. Я живу у них.
- А-а, - протянула та, демонстрируя, что со мной уже наговорилась. Они вернулись к своей веселой болтовне и как будто перестали меня замечать.
Внезапно они вскочили, решив сходить на внешнюю сторону острова искупаться, но меня с собой не позвали. Идти за ними явно не стоило. Возможно, они так быстро сорвались с места как раз для того, чтобы отделаться от меня.
Я немного посидела возле догоравшего костра, глядя на мерцающие головешки. Мимо нетвердой походкой проходил какой-то изрядно подвыпивший парень, он наклонился, сфокусировав на мне осоловелый взгляд.
- Господи, да на тебе лица нет, - сказал он, покачал головой и ушел.
Я снова попыталась воссоединиться с Анн-Мари. Она, пьяная, но безумно красивая, в укороченных джинсах и белой майке разгуливала среди палаток, упиваясь восхищенными и страстными взглядами окружающих. Когда я, разглядывая ее, опустилась в траву у подножия скалы, у меня в голове возникло слово "богатство". Анн-Мари была богата, щедро наделена красотой и уверенностью в себе. Она была самодостаточна. Она ни в ком не нуждалась, в особенности во мне. Себя же я чувствовала тоненькой кожурой, обтягивающей пустую черную дыру, пещеру одиночества и уродства. Рядом со мной целовалась какая-то парочка.
Майя бегала вокруг, все еще голая, хотя уже наступил вечер. Кто-то причесал ее растрепанные волосы, сделал прямой пробор и завязал над ушами два аккуратных хвостика.
Каменная стена позади меня, весь день впитывавшая солнечные лучи, теперь возвращала тепло, словно огромное животное. Я прислонилась к ней и закрыла глаза.
Ах, Анн-Мари. Моя золотистая, моя медовая Анн-Мари. Где же ты? Ведь это уже не моя Анн-Мари, это кто-то чужой. Вернись ко мне, Анн-Мари, моя медовая Анн-Мари!
- Черт побери, да на тебе лица нет.
Это был снова все тот же парень, и я отвернулась. Но он не уходил и продолжал приставать:
- Ну что, сейчас заревешь? Парень, что ли, бросил? Тьфу, дьявол, да что ж ты такая грустная, первый раз такую вижу.
Я снова встала и пошла прочь. Я бродила туда-сюда по горам. И если раньше я пыталась присоединиться к какой-нибудь группе, то теперь стремилась оказаться подальше ото всех и побыть в одиночестве. Едва увидев кого-нибудь или заслышав голоса, я поспешно уходила в другую сторону.
На внешней оконечности острова я ненадолго остановилась, всматриваясь в открытое море и мелкие шхеры, выделявшиеся на фоне красного вечернего неба. Где-то над водой кричали птицы. Когда они умолкали, до меня доносились протяжные, подрагивающие звуки губной гармошки.
В одном из углублений в горе, опираясь спиной на мягко скругленные скалы, сидели Йенс, Мортен и еще какой-то парень, которого я раньше не видела. Они были скрыты от внешнего мира, и в то же время им открывался прекрасный вид на садящееся в море солнце. Возле них стоял ящик пива. Заметив меня, Йенс остановился, призывно помахал рукой и снова заиграл.
Я подошла и, не говоря ни слова, уселась на камни. Впервые за этот праздничный вечер надо мной не насмехались, меня не гнали и не обдавали холодом. Я сидела, глядя на красное море, которое, по мере того как сгущались сумерки, делалось все более светлым и серым, и слушала дрожащие звуки гармошки. Мое грустное настроение сразу же обрело свою прелесть.
Над нами постоянно кружили птицы, сперва где-то вдали, потом все ближе и ближе.
- А разве птицы в такое время еще не спят? - спросила я.
Йенс поднял глаза и перестал играть.
- Думаю, нет.
- Да, как-то странно, - согласился Мортен. - Обычно ночью стоит тишина, разве нет? И птицы ведь так не кричат?
- Они смолкнут, когда зайдет солнце, - спокойно и философски заметил третий парень.
- Чего же тогда они кружат тут и орут? - спросил Мортен.
- Что это за птицы?
- Серебристые чайки. Крачки. Может быть, еще какие-то есть.
- Удивительно, что разные виды птиц могут так дружно кричать, - сказал третий парень.
Внезапно одна из крачек метнулась вниз. Она пронеслась настолько близко к нам, что мы почувствовали ветер от ее крыльев, и тут же раздался оглушительный крик: и-и-и!
- Господи, - пробормотал Мортен.
- Какие-то они сегодня странные, - сказала я.
- А им наверняка кажемся странными мы, - возразил Йенс. - Ведь это птичий остров. У них здесь в расщелинах гнезда с птенцами. Вот они и хотят отогнать нас подальше. Но придется им потерпеть нас до утра.
Мы продолжали сидеть, и вскоре нас окружило целое облако кричащих крачек. Они не причиняли нам зла, просто летали вокруг наших голов и кружили друг с другом, каждая придерживалась своей траектории, словно планеты в сложной солнечной системе. Одна из них выпустила белую кляксу на плечо Мортена. Йенс засмеялся, и все остальные тоже захохотали. Мы сидели среди машущих крыльев, согнувшись и закрыв руками головы, и смеялись.
Вдруг третий парень вскрикнул. С его головы вспорхнула птица. Обыкновенная крачка, но на близком расстоянии она казалась куда крупнее. Ее крылья нагнетали резкие волны ночного воздуха, и на миг мы ощутили ее запах - сырой рыбы, птичьего помета и перьев.
- Она клюнула меня в башку! - вскрикнул парень.
Мы перебежали через горы в другую расселину. Птицы перелетели следом и продолжали кружить над нами, но теперь уже немного поодаль.
- Наверное, мы сидели рядом с каким-нибудь гнездом, - предположил Йенс. - Как там твоя башка?
Мы осмотрели голову парня, но ран не обнаружили.
- Я просто здорово перепугался, - пробормотал он.
Серые чайки сидели на скалах совсем рядом с нами. Они смотрели на нас, но не подлетали.
- Видите, какие гадкие у них глаза? - произнес Мортен. - Прямо хищные. Черт подери! По-моему, они какие-то мерзкие.
- Наверняка они думают то же самое о тебе, - ответил Йенс.
- Ну и ладно, я все равно пошел спать, - сообщил Мортен. - Это уже начинает отдавать Хичкоком.
Они с парнем, которого клюнули в голову, встали и ушли. А мы с Йенсом остались сидеть.
Ночь была светлой и удивительно тихой. Над морем было вообще не темнее, чем в пасмурный день, и вода казалась матовой, с металлическим отливом.
Раньше между мной и Йенсом сидел Мортен, а теперь там образовалось пустое пространство. Мы его постепенно уничтожили, передвигаясь в процессе разговора поближе друг к другу. Йенс сидел, положив руку на согнутое колено, и, глядя на очертания его руки на фоне моря, я вспомнила, как любовалась рукой Анн-Мари в палатке, во время нашего послеобеденного отдыха. Длинные пальцы, узкое запястье. Руки у них были совершенно одинаковые.
Я потихоньку взглянула на его лицо. Он смотрел на море и был настолько поглощен собственной болтовней, что не замечал, как я его рассматриваю. Только теперь, когда серые сумерки стерли все отвлекающие детали, я увидела, насколько они с Анн-Мари похожи. Волосы у него были чуть потемнее, но в остальном все то же: такие же темные брови, скулы, правильной формы рот.
Он повернулся ко мне, и наши взгляды встретились. Он обхватил меня рукой и прижал к себе, поглаживая по плечу.
- Замерзла? - спросил он.
- Нет, - соврала я.
- У тебя мурашки. Я же чувствую, что у тебя все волоски на руках приподнялись.
- А я не чувствую.
- Я притащу свой спальник, и мы в него залезем. Можем сегодня поспать здесь. Это куда приятнее, чем париться в палатке.
Йенс исчез за скалами и вернулся с одним из тяжелых спальников защитного цвета, принадлежавших семейству Гаттманов. Йенс вытащил его из чехла, разложил на горе и немного задумался, осматриваясь. Он перетаскивал спальник взад и вперед, выбирая на горе подходящее место.
- Думаю, так будет хорошо. Как считаешь?
Эта торжественность меня немного испугала. Йенс расстегнул молнию, улегся и подал мне знак залезать следом.
- Мне не хватит места, - сказала я.
- Попробуй, и увидим.
Мне пришлось заползти вплотную к нему. Йенс помогал, одной рукой прижимая меня к себе, а другой застегивая у меня за спиной молнию.
- Вот видишь. Получилось, - торжествующе заявил он.
Спальный мешок был теплым и полным всяких запахов. Он пах солью, землей и травой, а еще хранил остатки запахов различных приключений. Лицо Йенса оказалось так близко к моему, что когда он меня поцеловал, это показалось совершенно естественным.
Спальный мешок выступал в роли внешней силы, которая мягко, но решительно прижимала наши тела друг к другу. Отстраниться было невозможно. Мы плотно соприкасались губами, грудью и бедрами. Сердце у меня колотилось так сильно, что казалось чем-то чужеродным, неким зверьком, запертым у меня в грудной клетке. Язык Йенса заполнил мой рот так, будто бы находился там всегда. Его нога с легкостью проскользнула между моими, как будто ей там было самое место. Наши телесные границы растворились. Мы оба превратились в какую-то единую густую, теплую массу, заполнявшую спальник.
Тут я вдруг услышала отрывистый крик. Я открыла глаза и увидела большую серую чайку, опустившуюся на скалу чуть сбоку от нас. Йенс расстегнул мои джинсы и начал их стаскивать. Чайка сидела метрах в двух от нас и с такого близкого расстояния казалась просто огромной. Она смотрела на нас, и в полумраке я отчетливо различала ее глаз, такой чужой и враждебный. Он был так не похож на надежные карие глаза собак и лошадей, он не имел ничего общего с желтовато-зеленой загадочностью кошачьих глаз или живым блеском черных бусинок глаз мышей и хомяков. Этот водянистый взгляд леденил душу, он мог показаться злым, но был где-то за гранью зла, за гранью всего человеческого и постижимого. Прямо как окно в пустоту и мрак.
Чайка раскрыла клюв, задрала голову и снова крикнула. Этот крик заставил меня приподняться, отъединиться от нашего общего сиропообразного тела, и я как будто бы со стороны взглянула на парочку в спальном мешке. Парочка показалась мне нелепой, и я почувствовала, что не хочу иметь с ней ничего общего.
- В чем дело? - Губы Йенса находились где-то у моей шеи. - Опять птицы?
В спальнике сразу сделалось чересчур жарко и тесно. Мое тело вновь стало моим. Я расстегнула молнию и выбралась наружу. Оголенный низ живота обдало прохладным ночным воздухом, и я поспешно натянула трусы и джинсы.
Чайка вспорхнула и отлетела на несколько метров.
Я села на скалу и посмотрела на море.
- Уже светает, - сказала я.
От палаток с другой стороны острова не доносилось ни звука. И только тут я осознала, что всю ночь оттуда слышался смех, крики и музыка транзистора. А теперь смолкли и птицы.
Рассветало, и я сидела, наблюдая, как мир постепенно меняет краски. Он становился не из темного светлым, а из черно-белого цветным, из матового сверкающим. Море снова заблестело, скалы опять окрасились в розовый и абрикосовый. Клювы чаек, маленькой взъерошенной стайкой сидящих на воде, стали кроваво-красными, теперь, наконец, птицы закрыли рты и молчали.
Йенс уснул. Я заползла к нему в спальник, плотно прижалась к его спине, обхватила рукой за талию и заснула, а мир продолжал впитывать из воздуха краски.
Меня разбудили смех и крики. Внизу, под нашей горой, несколько девочек купались нагишом. Вода расходилась от их тел кругами, образуя на гладкой поверхности моря подобие мишеней. Я сонно наблюдала за ними, а потом, должно быть, снова уснула, поскольку девчонки исчезли и стало намного теплее. Место, где мы лежали, купалось в лучах солнца, и наши тела слиплись от пота.
По лагерю бродил сонный народ с явными признаками похмелья. Мортен с тем парнем, на которого напала птица, сидели перед палаткой Йенса, пили открытую еще накануне кока-колу и ели ванильные вафли. Йенс уселся возле них и присоединился к их отвратному завтраку.
Я отправилась на поиски Анн-Мари и обнаружила ее в нашей палатке, спящей в лучах красного света. Она лежала, свернувшись на боку, в одних трусах. Соски ее малюсеньких грудей напоминали бутончики роз из марципана. Волосы у нее были всклокочены. Вся палатка провоняла пивом, потом и несвежим дыханием.
Я стала задом выползать наружу, но зацепилась за полог, палатка дернулась, и Анн-Мари проснулась.
- Куда ты исчезла? - спросила она, чуть приоткрыв глаза.
- Я спала на воздухе. На внешней стороне острова, у самого моря. Майя уже встала?
- Не знаю. Похоже, что да. - Анн-Мари натянула майку и выбралась наружу.
Стефан стоял на коленях перед своей палаткой и кипятил на примусе воду для чая. Лис, увидев нас, положила в пластмассовые чашки по пакетику с чаем и протянула нам. Она казалась бодрой и отдохнувшей, ее густые каштановые волосы были собраны на затылке в аккуратный хвост. Стефан тоже казался свежим. Они уже больше не пьянствовали так безрассудно, как тинейджеры. С тех пор, как они обрели друг друга, они пили как взрослые: по две-три бутылки некрепкого пива за вечер, не больше.
- Вода сейчас закипит, - сообщила Лис. - Можете будить Майю. У меня специально для нее у берега охлаждается лишний апельсин.
- А она еще спит?
Анн-Мари приоткрыла вход в палатку Лис и Стефана и заглянула внутрь.
- Ее там нет, - констатировала она. - Уже убежала.
Лис обернулась, держа прихваткой алюминиевый котелок с водой. Она посмотрела на Анн-Мари, задумчиво прищурившись. У нее был странный цвет глаз - зеленовато-коричневый, как водоросли. После некоторой паузы она спросила:
- А почему ты ищешь ее в нашей палатке? Она ведь спала у вас?
Снова возникла пауза. От кипятка шел пар. Внезапно почувствовав, что прихватка слишком нагрелась, Лис быстро поставила котелок на землю. Анн-Мари переводила взгляд с одного из нас на другого, словно ища помощи.
- Нет, - сказала она наконец. - Нет, в нашей палатке ее не было.
- Йенс, - крикнула Лис. - Майя спала в вашей палатке?
Йенс пожал плечами, у него был полный рот печенья.
- Разве она у нас спала? - спросил он, повернувшись к Мортену.
- Насколько я знаю, нет, - ответил Мортен. - Бьёрн, ты видел такую маленькую темную девочку?
Бьёрном был тот парень, которого клюнули в голову. Он пожал плечами. Он явно еще не до конца проснулся и, похоже, вообще не понимал, о чем речь.
- Но где же она тогда спала? Куда она подевалась? - спросила Лис и кинулась обходить палатки и ближайшие пригорки.
- Анн-Мари, - спокойно сказал Стефан. - Подумай. Ведь Майя наверняка спала с тобой?
- По-моему, нет. - В слабом голосе Анн-Мари чувствовалось напряжение, словно она вообще не привыкла разговаривать.
- Ульрика! Она ведь спала в вашей палатке? Правда?
- Не знаю, - ответила я. - Я сама в ней не спала. Я спала на берегу.
Вернулась запыхавшаяся Лис, без Майи.
- О'кей, - сказала Лис. - Надо срочно заняться поисками. Где ее видели в последний раз?
- Она бегала тут, вокруг палаток, - ответил Стефан.
- Кто-нибудь видел ее где-нибудь еще? - спросила Лис.
Никто не видел.