5
Меж тем машина уже въехала в город и вскоре оказалась у дома, где проживал Евгений.
– Пойдемте! – распорядилась Анна.
– Вы уверены, что я нужен?
– А как же? Кто еще на него действовать будет?
– Анна Антоновна, еще раз вам говорю: ни на сеансе, ни в данной ситуации я не в силах подействовать на морально-психическую конституцию человека и на его конкретные поступки. Понимаете?
– Вот вместе и разберемся насчет поступков. Я уж сама пойму, вы виноваты или он виноват. Пошли. Нестеров, стараясь не рассмеяться, убеждал:
– Анна Антоновна, я не против. Но сами посудите: мы приходим вместе. Что он подумает? Я предлагаю: вы сходите, посмотрите, как и что. И если действительно что-то случилось, я попробую вам помочь.
Анну этот довод убедил.
– Ладно, – сказала она. – Но если что – не попробуете, а поможете!
Она вышла из машины, не заметив, что из окна выглядывает муж.
А тот, выглянув, тут же скрылся.
Заметался по комнате. Она была явно прибрана и для чего-то приготовлена: на столе шампанское, фрукты, цветы. Для эффекта мы могли бы приврать, что и сам Евгений в костюме, но эффекты не должны вступать в противоречие с правдой жизни: на свидания мужчины давно уже не рядятся в костюмы, а уж у себя дома тем более, футболка, джинсы – и на том спасибо. А то ведь и в шортах может встретить любимый любимую, и с голым животом, учитывая жаркое летнее время.
Поэтому Евгению не надо было переодеваться, он бросился убирать признаки приготовления: шампанское в холодильник, фрукты туда же, цветы, пометавшись, сунул в платяной шкаф, в белье. Посмотрел на часы, окончательно изменился в лице, без того измененном, схватил телефон, набрал номер. Ему не ответили. Тогда он вышел из квартиры.
6
Он вышел из квартиры и начал спускаться. Увидел жену, приятно удивился:
– Аня? Надо же! Ты что это без звонка?
– Да я просто... Человек в город поехал, я решила заодно... А то последний раз не повидались толком, – говорила Анна, оглядывая Евгения, ища какие-то признаки чего-то. Не находила признаков, мысленно сердилась на Липкину.
А Евгений с сожалением скреб в затылке:
– Эх, черт, а я на работу собрался. Вечерняя смена. И отпроситься нельзя, срочный объект.
– Может, я подожду?
– Где ты будешь ждать?
– У тебя, где же еще?
– Не знаю... Там напарник... Сейчас его нет, но вернется скоро...
Подозрения вспыхнули в Анне с новой силой.
– И пускай вернется, – упрямо сказала она.
– Нехорошо: будешь в одной квартире с чужим мужчиной.
– Какой он чужой, вы живете вместе! Заодно познакомлюсь, а то никогда не видела.
И Анна, не тратя больше времени на разговоры, стала подниматься. Евгений шел сзади и растерянно говорил:
– Само собой, не видела, у нас смены разные. Я дома – он на работе. И наоборот.
Войдя в квартиру, Анна осмотрелась.
– Я смотрю, прибрано у тебя.
– Почему бы и нет? Держим в порядке...
– Обычно я у тебя целый день грязь вывожу. Да еще готовлю, сроду поесть ничего нормального нет. – Анна открыла холодильник и удивилась. – Надо же. И продукты, и фрукты. И даже шампанское.
Евгений ничуть не удивился:
– Само собой. У Анатолия день рождения сегодня. Готовится.
– Да? Ну, ты иди, а то на работу опоздаешь. А я отдохну пока, телевизор посмотрю. Когда сожитель твой придет?
– Да скоро уже... – Евгений посмотрел на часы и приблизился для чего-то к окну. – Что-то я рано собрался, в самом деле. Могу и дома побыть. Чайку попьем. Ты не хочешь?
– Можно. Ты как вообще? Ты ничего за собой такого не замечаешь?
– А ты что?
– Ну... Здоровье ничего?
– Все в порядке.
Предложив чаю, Евгений не тронулся с места. Он караулил у окна, посматривал то во двор, то на Анну, которая рассеянно ходила по комнате. Вот она мимоходом открыла дверцу платяного шкафа. Увидела букет цветов. И все кончилось. То есть, наоборот, началось. Женщины ведь каковы? Они, бывает, верят мужчинам наперекор всему, наперекор даже очевидным свидетельствам их неверности. Некоторые самые мудрые, даже застав своего мужа в непосредственной близости с другой женщиной, предпочитают думать, что это она, гадина, виновата, и правильно делают: пока мужчина сам не признается (если дурак), что изменил, не надо упрекать его в измене, не надо кричать сгоряча: "Ну и иди тогда к своей подлюке!" – потому что ведь он впопыхах может и уйти, а потом будет жалеть; кому от этого лучше? Но если вера женщины рухнула, то тут уж всё, тут ей ничто и ничем не докажешь, она страшна в своем праведном и безоглядном гневе. В это состояние и впала тут же Анна.
– Что это? – спросила она, вытаскивая букет.
– Цветы, – ответил Евгений.
Легко заметить, что не стал запираться, сказал правду.
– А чего они в шкафу делают? – не успокоилась Анна этим ответом.
Но у Евгения был уже готов другой.
– Я же говорю: день рождения у Анатолия. Хочу ему подарить. Он придет, а я ему...
Но Анна была не та, что минуту назад. Она сомневалась в каждом слове Евгения и различала каждое подергивание каждой жилочки на его лживом, как ей теперь казалось, лице.
– Ты же на работу собрался, не поняла, когда ты дарить будешь? – уличила она мужа.
– Вот тоже... Да элементарно! Он придет, шкаф откроет, а там цветы. Сюрприз. Ему будет очень приятно.
И тут раздался стук в дверь.
– Вот и сюрприз! – догадалась Анна. – Я открою!
И пошла к двери, не дав Евгению упредить себя.
Открыла дверь и увидела девушку. Блондинку с голубыми глазами. Глаза блондинки вильнули, девушка слегка приоткрыла ярко накрашенный рот.
– Здравствуйте! – с неприятной приветливостью сказала ей Анна. – Вы, как я понимаю, не Анатолий?
– Я Света, – сказала девушка.
Евгений, взяв себя в руки, засмеялся и закричал:
– Ну юмор у тебя, Ань! Света к Анатолию пришла! Свет, нету его! Сказал, что задержится, так что потом приходи!
– Можно было предупредить! – сказала Света, со злостью глядя на Евгения.
– Он просил тебе позвонить, я звонил, а у тебя телефон отключен был. Не надо телефон отключать. Так что извини, до свидания. Ко мне жена приехала, сама понимаешь.
– Понимаю, – сказала Светлана. – Передай Анатолию, что он сволочь.
– Обязательно передам, – заверил Евгений, но не сдержался и оправдал друга: – То есть почему сволочь? Работа есть работа. Человека можно понять.
– Пусть этого человека теперь другие понимают! – многозначительно заявила Света и вышла, крепко хлопнув дверью.
– Это, значит, Анатолия девушка? – спросила Анна, и Евгений обрадовался ее подсказке:
– А чья же?
Но радовался он рано. Анна спросила:
– А почему она без цветов, без подарка?
– Какие цветы, зачем?
– У твоего Анатолия день рождения! – напомнила Анна. – И почему, кстати, его в день рождения на работе задерживают?
– А такая работа! Я не понял, ты что, ревнуешь, что ли? – наконец догадался Евгений. – Из-за чего? Ну пришла девушка к другу, я-то при чем? Ты сама, кстати, с кем приехала?
Анна слегка растерялась:
– Что значит с кем? Знакомый подвез.
– Какой знакомый? Откуда?
– Психотерапевт, который к нам приехал, забыл, что ли? Он сам больной оказался. Ну и подлечивается на свежем воздухе, отдыхает.
– А с какой стати он тебя подвозит? А? Мне очень нравится! Какой-то больной психотерапевт мою жену подвозит! – Евгений кричал и упрекал так ненатурально, что Анну это окончательно обидело:
– Ага. Ты на меня всё решил перекинуть? Бесстыжие глаза твои! А цветочки-то с шипами, между прочим! С шипами! С шипами, Женечка! – И она, потеряв над собой контроль, начала хлестать мужа букетом. Тот закрывался руками и вопил:
– Аня! Нюра! Нюрка! Анна! Перестань! Я ее вижу второй раз в жизни, клянусь!
Анна бросила то, что осталось от букета, на пол. Села на стул. Посмотрела на жалкого мужа. Никогда она его таким не видела, обычно прямого и гордого человека. И это навело ее на мысль, которую она тут же высказала вслух:
– Женя, а может, ты ни при чем? Может, ты не хочешь, а тебя к ней тянет? Ты скажи, это у тебя когда началось? После сеанса, да?
Евгений подумал, что это уловка, и не поддался.
– Да ничего не началось. Это у Анатолия началось.
– Давно?
– Да уж месяца три.
Он имел в виду Анатолия, в существование которого сейчас сам верил, а Анна всё поняла по-своему.
– Ясно, – горько сказала она. – Значит, давно уже. Зря я человека обвинила.
– Какого человека?
– Прощай, Женечка. Счастья тебе в личной жизни...
И Анна вышла, сдерживаясь, и заплакала только в подъезде.
7
Анна заплакала только в подъезде.
К машине Нестерова она вышла уже без слез. Молча.
Нестеров попросил разрешения заехать за своими вещами. Заехал, принес, уложил, поехали опять, Анна всё молчала.
И только за городом Нестеров решился нарушить молчание.
– Не расстраивайтесь, – сказал он. – Может, еще не все так страшно.
– Вы ее видели? Она заходила, когда вы у дома стояли.
– Мало ли кто заходил... Вы убедились, что я не виноват?
– А какая разница? Обидно. Столько лет вместе...
И тут вдруг Анна резко повернулась к Нестерову.
– Вот что. Давайте назад!
– Зачем?
– Пусть вы на него не действовали, он сам. Но теперь-то можете подействовать?
Нестеров огорчился:
– Анна, вы меня путаете с теми тетками, которые дают объявления в газетах. Сниму венец безбрачия, верну мужа и прочая ерунда. На самом деле – стопроцентное шарлатанство.
– Вы же обещали помочь!
– И помогу. Но как психолог, а не как колдун и маг. Вы его должны вернуть себе, а не я и не кто-то другой, неужели не понимаете?
– Понимаю, – поникла Анна. – Что надо делать?
– Сначала разберем ситуацию. Он оправдывался?
– Само собой! Сказал, что она не к нему приходила. Ага, охотно верю!
– Отлично!
– Вы чего? Что отличного-то?
– Если бы он не оправдывался, это значит – всё, решил от вас уйти. А раз оправдывается, значит, дорожит вами.
– Думаете?
– Уверен. Но вы ошибку сделали, Анна Антоновна.
– Это какую? – насторожилась Анна.
– Ну, представьте. Предположим, у него всё-таки... как бы сказать... увлечение. Обычно это дело легкое, веселое. Можно сказать, такой небольшой праздник. А вы явились как на полевой стан. Одеты, извините, простовато. Даже красочки на лицо пожалели. Ботики эти ваши резиновые... То есть та женщина для него – воскресенье, а вы как бы понедельник, день будний и тяжелый.
– Я ему жена, а не день Восьмое марта! – оскорбилась Анна. – И он обязан иметь совесть!
Нестеров покачал головой и вкратце изложил основы человеческой морали:
– Увы, Анна Антоновна, никто не обязан иметь совесть! А праздника каждому хочется. Вот и явились бы к нему как праздник. Чтобы он сравнил и сказал: какой же я дурак! Чтобы не захотел вас отпускать!
Анна надолго задумалась.
8
Анна надолго задумалась, а когда женщина долго думает, это может привести к последствиям либо очень хорошим, либо очень плохим и в любом случае неожиданным.
Она пошла к Наташе Кублаковой, которая считалась в Анисовке первой модницей, каждый месяц ездила делать прическу даже не в Полынск, а в Сарайск, и обходилась ей эта прическа, если не врут, чуть ли не в пятьсот рублей (почти двадцать долларов по курсу, уточнял Володька Стасов, который любил в последнее время казаться, как он сам выражался, продвинутым). Ну, пусть приврали, пусть не пятьсот, а четыреста и даже триста, всё равно сумасшедшие деньги. В том же Полынске стригут за пятьдесят мужчин и за сто женщин, пенсионеров же вообще за тридцатку. Да и то они скупятся, доверяют своим старухам чекрыжить свои седые космы, у кого остались. Ничуть не хуже получается, между прочим. Те же тридцать рублей – это три с половиной буханки хлеба или целая бутылка самогонки, имейте совесть!
Зато Наташа время от времени привозит из этой самой сарайской парикмахерской модные журналы – не новые, растрепавшиеся, но картинки все целы, всё можно разглядеть.
Наташа, достав кипу этих журналов, показала Сущевой:
– Вот – образцы.
Сущева полистала.
– Да... Образцы, вот именно. Я так никогда выглядеть не буду.
– И не надо. У каждого свой имидж.
– Это что? – испугалась Анна. – Если что-то неприличное, я не соглашусь!
– При чем тут неприличное? Имидж – это образ. Ну вот наша Нина. У нее образ называется – лирическая красавица. А мой образ – смелая девушка без комплексов.
– Надо же. Красиво звучит. А у меня какой образ?
– У вас? – Наташа осмотрела Анну и не могла не оценить, что та, несмотря на свои уже не тридцать лет, вполне еще свежа и стройна. А глаза при этом так и горят каким-то тайным пламенем, происхождения которого Наташа не знала, но не видеть не могла. – Я бы предложила: роковая женщина.
– Ты скажешь! Какая я роковая? И это что значит, кстати?
– Это значит: вы прошли, и все упали, а вам наплевать.
Анна нахмурилась:
– Ты, Наташ, не смейся, пожалуйста, а то ведь обижусь.
– А я и не смеюсь.
– Нет, про наплевать – это как раз обо мне, а вот чтобы все падали...
– Сделаем, если хотите! – предложила Наташа.
– Попробовать можно, конечно...
И они стали пробовать.
Заняло это несколько часов, зато Анна вышла из дома Кублаковых преображенной женщиной.
9
Анна вышла из дома Кублаковых преображенной женщиной: волосы обрамляют голову смелым, молодежно встрепанным контуром, легкая цветная юбка прильнула плотно к плавным бедрам, белые босоножки легко ступают по земле, короткая кофточка обтягивает аккуратную грудь и не скрывает талии, благо есть чего не скрывать.
Липкина, идя с сумкой от магазина, не узнала, но на всякий случай решила поздороваться:
– Здравствуйте...
Вгляделась.
– Нюрк, ты?
– Анна Антоновна Сущева собственной персоной! – представилась Анна.
– Ты чего с собой сделала?
– А что, плохо?
– Пузо-то наружи, между прочим, – указала Липкина.
– Не пузо, а живот, Мария Антоновна! – уточнила Анна.
И пошла искать Нестерова.
А Нестеров в этой время направлялся к берегу реки. Он увидел там Нину, лежащую с книгой. Подошел.
– Здравствуйте. Можно присесть?
– Места много, – улыбнулась Нина. То есть сначала она хотела встретить Нестерова прохладно, нейтрально. Но подумала, что это будет неестественно. Слишком радоваться – тоже странно. А вот улыбнуться можно. Просто так, без значения. Она и улыбнулась.
Нестеров сел на траву.
– Не скучно вам здесь?
– Нет. Я люблю одна быть, – сказала Нина и тут же поймала себя на том, что фраза прозвучала слишком уж выспренне. Но Нестеров, похоже, не заметил.
– Я тоже... Скажите, Нина... Кстати, как старший имею право предложить перейти на ты.
– Не проблема! – сказала Нина и тут же подумала, что прозвучало слишком уж легковесно, как-то даже приглашающе, как-то даже зазывно. Настроение у нее испортилось.
– Почему ты решила учиться на психолога? – спросил Нестеров.
На этот раз Нина держала себя в руках.
– Интересно разобраться в людях, – сказала она. – Вообще людьми интересуюсь.
Это прозвучало вполне естественно, настроение Нины тут же улучшилось. Она даже позволила себе тоже задать вопрос:
– А вы почему?
– Мы на ты.
– Хорошо. Так почему?
– У меня была другая причина. Хотел разобраться в себе.
Какая банальность, подумала Нина. Я бы со стыда сгорела, если бы сказала такую глупость. Но он вот не стыдится. Может, в этом есть высший ум: не стыдиться своей банальности и даже глупости?
– Получилось? – спросила она с ироничной улыбкой, тут же мысленно упрекнув себя за эту иронию, которая может выглядеть девчоночьей.
Нестеров, размышляя, ответил:
– Иногда кажется: еще больше запутался. Я слишком меняюсь в зависимости от того, с кем говорю, общаюсь, работаю. Это плохо. Проблема аутентичности.
– Заметно.
– Что заметно?
– Вы со мной тоже так говорите. – Нина увлеклась и перестала бояться, она чувствовала себя как на экзамене, но причем в такой момент, когда досконально знаешь вопрос и разбираешься в материале. – Вы говорите не как сам по себе, а как человек, который, по вашим представлениям, может мне понравиться. Взгляд у вас такой глубокий, голос печальный, всё правильно. Интересничаете вы очень, извините. Вам это не идет. Вы ведь и без того интересный человек, разве нет?
– Может быть...
Какая я дура, подумала Нина. Получилось, что я ему будто замечания делаю, ловлю его на промахах.
Какой я дурак, одновременно подумал Нестеров. Какая-то девчонка делает тебе замечания, ловит тебя на промахах. И ты терпишь? Да тебе любую уговорить на всё, что ты хочешь, – полчаса! Ну час. Ну день. Плюс ночь, естественно. Ты этого хочешь от этой девочки? Нет. А чего ты хочешь от этой девочки? Может, ты влюбился? Оно бы хорошо бы, конечно, но нет, вряд ли. Хотя...
Да. Такой уж народ мужики – мнительный.