Без машины? - Господи, думала Си. Ленора уже грозила, что велит ее арестовать. Когда умерла Ида, Си ехала хоронить ее на машине. Бобби позволил повару отвезти ее. Хоть и жалкие были похороны - самодельный сосновый гроб, никаких цветов, только две веточки жимолости, сорванные ею, - горше всего была брань и обвинения Леноры. Воровка, дура, бесстыжая, шерифу надо было про тебя сказать. Си вернулась в город и поклялась больше никогда не возвращаться. Слово сдержала, даже когда папа через месяц умер от удара.
Исидра согласилась с Тельмой насчет своей глупости, но больше всего на свете ей хотелось поговорить с братом. Она писала ему про погоду и сплетни Лотуса. Околичности. Но знала, что, если бы могла увидеться с ним, рассказать ему, он не смеялся бы над ней, не ругался, не осуждал бы. Он, как всегда, защитил бы ее в тяжелой ситуации. Как в тот раз, когда он, Майк, Стафф и еще ребята играли на поле в софтбол. Она сидела поблизости, прислонясь к ореху. Смотреть на игру ей было скучно. Изредка она поглядывала на ребят, а занята была сковыриванием вишнево-красного лака с ногтей, чтобы не увидела Ленора и не отчитала сопливую за то, что бесстыдство свое всем показывает. Она услышала крики ребят: "Эй, ты куда? Ты чего?" - подняла голову и увидела, что он уходит со своего места. Он уходил медленно, с битой в руке, и скрылся за деревьями. Пошел в обход, как потом выяснилось. Вдруг он оказался позади ее дерева и два раза ударил битой между ног мужчину, стоявшего у нее за спиной, - она его даже не заметила. Майк с другими ребятами прибежали посмотреть на то, чего она не видела. Потом все убежали без оглядки - Фрэнк тащил ее за руку. У нее были вопросы: "Что случилось? Кто он такой?" Ребята не отвечали. Только ругались вполголоса. Через несколько часов Фрэнк объяснил. Он не здешний, прятался за деревом, кино ей показывал. Какое кино? - приставала Си, и, когда он объяснил, какое, на нее напала дрожь. Фрэнк положил ей руку на макушку, а другую на затылок. Его пальцы, как бальзам, остановили зябкую дрожь. Она всегда слушалась его советов: распознавала ядовитые ягоды, кричала, попав в змеиное место, узнала медицинскую пользу паутины. Его наставления были конкретными, предостережения - ясными.
Но насчет крыс он ее не предупреждал.
Четыре деревенские ласточки собрались на лужайке за окном. Вежливо держась на равных расстояниях друг от дружки, они искали и поклевывали что-то между стеблей сухой травы. Потом, словно по команде, взлетели на пекан. Обернувшись полотенцем, Си подошла к окну и подняла его до того места, где была прорвана сетка. Тишина вползла ужом, потом загудела, тяжесть ее была ощутительней шума. Тишина была такая же, как дома в Лотусе в конце дня и вечером, когда они с братом думали, чем бы заняться или о чем поговорить. Родители работали по шестнадцать часов, их почти не бывало. И ребята придумывали приключения или обследовали окрестности. Часто сидели у речки, прислонясь к магнолии, в которую ударила молния, - вершина ее сгорела, и остались только две громадные ветви, раскинутые как руки. Фрэнк, даже когда был с друзьями, Майком и Стаффом, позволял ей таскаться с ними. Четверка была дружная, такой бы семье быть. Она помнила, как неприветливо встречали ее с братом в доме бабки - если только они не нужны были для каких-то работ. С Салемом тоже было неинтересно - он обо всем молчал, кроме еды. Единственным его увлечением, кроме еды, была игра в карты или шахматы с другими стариками. А родители так изматывались за день работы, что ласка их была, как бритва - острая, короткая и узкая. Ленора была злой ведьмой. Фрэнк и Си, как заброшенные Гензель и Гретель, взявшись за руки, мыкались в молчании и пытались вообразить свое будущее.
Завернувшись в шершавое полотенце, Си стояла у окна, и сердце у нее слабело. Если бы Фрэнк был здесь, он опять тронул бы ее голову четырьмя пальцами или погладил затылок большим. Не плачь, говорили пальцы, нахлестанные рубцы исчезнут. Не плачь, мама сама не хотела, она устала просто. Не плачь, девочка, не плачь, я же здесь, с тобой. Но его не было ни здесь, ни поблизости. Он прислал домой фотографию: улыбающийся воин в форме, с винтовкой; он выглядел так, как будто принадлежал чему-то другому, далекому, не похожему на Джорджию. Через несколько месяцев после увольнения он прислал двухцентовую открытку и сообщил, где живет. Си написала в ответ:
"Здравствуй брат как ты я живу хорошо. Сейчас нашла работу в ресторане, но ищу работу получше. Напиши когда сможешь. Твоя любящая Твоя сестра".
Сейчас она стояла одна, тело уже расставалось с приятной прохладой ванны и начало потеть. Она вытерла полотенцем влагу под грудями и пот со лба. Потом подняла окно выше дыры в сетке. Ласточки вернулись, подул ветерок с запахом шалфея, росшего на краю двора. Си смотрела и думала. Так вот о чем эти нежные грустные песни. "Когда я лишилась любимого, я почти лишилась ума…" Только песни эти - о погибшей любви. А то, что она чувствовала, было больше. Она была сломлена. Не надломилась, а сломалась совсем, разломилась на части.
Остыв в конце концов, она сняла с вешалки платье, которое подарил ей Принц на второй день в Атланте - не по причине щедрости, как выяснилось, а потому, что он стыдился ее деревенской одежды. Он не мог взять ее на ужин или на вечеринку, познакомить со своей семьей в этом уродском платье - так он говорил. Но и купив ей новое, придумывал разные отговорки, почему они большую часть времени просто колесят по городу, даже едят в "форде" и не встречаются ни с его друзьями, ни с родными.
- Где твоя тетя? Не пора ее навестить?
- Не. Она меня не любит, и я ее не люблю.
- Но если бы не она, мы бы с тобой не встретились.
- Да. Верно.
Однако хотя никто платья не видел, прикосновение шелковистой вискозы к телу по-прежнему было приятно - и буйство голубых георгинов на белом фоне. Раньше она никогда не видела платьев с цветами. Одевшись, она протащила ванну через кухню к черному ходу и медленно, расчетливо полила из нее жухлую траву - полведра сюда, чуть больше туда, - не боясь замочить ноги, но оберегая платье.
Над миской черного винограда на кухонном столе летали мошки. Си прогнала их, ополоснула ягоды и села есть. Она обдумывала положение: завтра понедельник, у нее четыре доллара; за квартиру отдать в конце недели вдвое больше. В пятницу ей заплатят восемнадцать долларов - чуть больше трех долларов за день. Получка восемнадцать долларов, минус восемь, остается четырнадцать долларов. На это ей надо купить все, чтобы женщине прилично выглядеть, удержаться на работе и продвинуться. Она надеялась перейти из судомоек в поварихи для быстрых блюд или даже в официантки - у них чаевые. Она уехала из Лотуса с пустыми руками, и Принц оставил ее с пустыми руками, если не считать платья. Ей нужно мыло, нижнее белье, зубная щетка, паста, дезодорант, еще одно платье, туфли, чулки, гигиенические салфетки, и, может, останется еще пятнадцать центов на кино, если взять билет на балкон. Хорошо, что у Бобби можно два раза поесть бесплатно. Решение: работать больше - или вторая работа, или другая, получше.
Для этого ей надо было поговорить с Тельмой, верхней соседкой. Си робко постучалась, открыла дверь и застала подругу за мытьем посуды.
- Я тебя видела. Думаешь, если выливать грязную воду, двор зазеленеет? - спросила Тельма.
- Вреда не будет.
- Будет. - Тельма вытерла руки. - Такой жаркой весны не припомню. Комары устроят кровавую пляску на всю ночь. Им только - чтоб водой запахло.
- Не подумала.
- Это понятно. - Тельма похлопала по карману фартука и достала пачку "Кэмела". Закурив, оглядела подругу. - Красивое платье? Откуда у тебя?
Они перешли в комнату и уселись на диван.
- Принц мне купил, когда сюда приехали.
- Принц, - Тельма хмыкнула. - Скажи лучше - паршивец. Я вагон паразитов видела, но ни одного такого никчемного. Ты хоть знаешь, где он?
- Нет.
- А узнать хочешь?
- Нет.
- Ну и то, слава Богу.
- Тельма, мне нужна работа.
- У тебя же есть. Ты что, от Бобби уходишь?
- Нет. Но мне надо что-нибудь получше. Где лучше платят. Чаевых у меня нет, и есть я должна в ресторане, хочешь не хочешь.
- У Бобби лучше всех кормят. Лучше еды нигде не найдешь.
- Я знаю, но мне нужна такая работа, чтобы я могла откладывать. А обратно в Лотус не поеду.
- Не могу тебя упрекнуть. Родня твоя - буйно помешанные. - Тельма откинулась на спинку, свернула язык трубочкой и выпустила дым.
Си терпеть не могла этой ее привычки, но скрыла свое отвращение.
- Злые, может. Не помешанные.
- Да ну? Исидрой тебя назвали, а?
- Тельма? - Си оперлась локтями на колени и умоляюще посмотрела на подругу. - Прошу тебя. Подумай.
- Ладно. Ладно. Слушай, между прочим, тебе, кажется, повезло. Недели две назад, когда сидела у Рибы, там был разговор. Чего только не узнаешь в косметическом салоне. Ты слышала, у его преподобия Смита жена опять беременная? Одиннадцать уже под ногами бегают - и вот еще один. Конечно, священник - тоже мужчина, но все-таки. Лучше бы он молился по ночам, чем…
- Тельма, что ты слышала про работу?
- А там одной паре в Бакхеде - рядом с городом, - Риба сказала, им нужна вторая.
- Вторая кто?
- У них кухарка, она же прислуга, а им еще нужна, вроде, помощница мужу. Он врач. Люди хорошие.
- То есть вроде медсестры?
- Нет. Помощница. Не знаю. Бинты там, йод, наверное. Женщина сказала, кабинет - у него в доме. Так что жить будешь там. Она сказала, жалованье не ахти, но за жилье не надо платить, а это большое дело.
От автобуса идти было далеко, и мешали новые белые туфли на высоком каблуке. К тому же без чулок терли. Она несла магазинный пакет, до верху полный её скудными пожитками, и надеялась, что выглядит прилично в этом красивом тихом поселке. По адресу доктора Скотта стоял большой двухэтажный дом, окруженный аккуратной лужайкой. Табличка с именем, часть которого она не смогла бы произнести, объявляла о ее будущем нанимателе. Си засомневалась, надо ли ей постучать в парадную дверь или подойти к задней. Выбрала второе. Кухонную дверь ей открыла высокая полная женщина. Она протянула руку к пакету Си и улыбнулась.
- Это про тебя, верно, звонила Риба. Заходи. Меня зовут Сара. Сара Уильямс. Жена доктора скоро к тебе выйдет.
- Спасибо, мэм. Можно, я сперва сниму туфли?
Сара усмехнулась.
- Кто изобрел высокие каблуки, хотел нас калеками сделать. Сядь. Давай налью тебе холодненькой.
Разувшись, Си с изумлением оглядывала кухню. Она была гораздо больше и лучше оборудована, чем у Бобби. И чище. После нескольких глотков сассапарилы она спросила:
- А вы не скажете, что я должна буду делать?
- Миссис Скотт тебе что-нибудь скажет, но знает на самом деле только доктор.
Си освежилась в ванной, надела туфли и перешла за Сарой в комнату, которая показалась ей красивее, чем кинотеатр. Прохлада, мебель с темно-фиолетовой обивкой, свет цедится через тяжелые кружевные занавески. Миссис Скотт, сложив руки на подушечке, скрестив лодыжки, кивнула ей и пальцем указала сесть.
- Си - так тебя зовут? - Голос у нее был как музыка.
- Да, мэм.
- Здесь родилась? В Атланте?
- Нет, мэм. Я из поселка к западу отсюда, называется Лотус.
- Дети есть?
- Нет, мэм.
- Замужем?
- Нет, мэм.
- В церковь ходишь? Какую?
- В Лотусе есть приход. Конгрегационисты, я не…
- Они там прыгают?
- Что?
- Ничего. Ты школу кончила?
- Нет, мэм.
- Читать умеешь?
- Да, мэм.
- Считать?
- Считать - да. Я даже кассиршей работала.
- Деточка, я не об этом спрашиваю.
- Считать умею, мэм.
- Это может и не понадобиться. Я не очень понимаю работу мужа - и не стремлюсь. Он не просто доктор; он ученый и делает очень важные опыты. Его изобретения помогают людям. Он не доктор Франкенштейн.
- Доктор кто?
- Неважно. Делай, что он говорит, так, как ему надо, и всё будет хорошо. Теперь иди. Сара проводит тебя в твою комнату.
Миссис Скотт встала. Платье на ней было как мантия - до пола, из белого шелка, с широкими рукавами. Она казалась похожей на королеву из кинофильмов.
Си вернулась на кухню и увидела, что ее пакет унесли. Сара уговорила ее поесть, перед тем как уйдет к себе. Она открыла холодильник и достала миску картофельного салата и две поджаренных куриных ножки.
- Подогреть тебе курицу?
- Нет, мэм. Я ее так.
- Я знаю, что я старая, но, пожалуйста, называй меня Сарой.
- Хорошо, если хотите. - Си сама удивилась своему аппетиту. Вообще она мало ела, и на кухне у Бобби, где скворчало красное мясо, есть просто не хотелось. А сейчас она подумала, хватит ли этих двух кусочков курицы, чтобы хоть чуть-чуть утолить голод.
- Как вы поговорили с миссис Скотт? - спросила Сара.
- Хорошо, - сказала Си. - Она симпатичная. Правда, симпатичная.
- Ага. И работать у нее легко. У нее расписание: что любит, что ей нужно - всегда одно и то же. Доктор Бо - его все так зовут, - он очень обходительный.
- Доктор Бо?
- Его полное имя Борегард Скотт.
А, подумала Си, вот как оно произносится.
- Дети у них есть?
- Две девочки. Они не здесь. Она что-нибудь сказала про твою работу?
- Нет. Сказала, доктор сам объяснит. Он не просто врач, он ученый, она сказала.
- Это правда. Деньги все ее, а он изобретает разное. И старается получить на это патенты.
- Патенты? - Рот у Си был набит салатом. - Это как?
- Ну, разрешение делать разные вещи. От правительства.
- Понятно. А можно мне еще курицы, пожалуйста? Такая вкусная.
- Конечно, детка. - Сара улыбнулась. - Я тебя быстренько раскормлю, если здесь задержишься.
- А другие помощницы здесь работали? Их увольняли? - Си встревожилась.
- Некоторые уходили. Помню, выгнали только одного.
- За что?
- Я так и не узнала толком. Мне он казался подходящим. Молодой был и приветливей многих. Знаю, они о чем-то спорили, и доктор Бо сказал, что ему попутчики в доме не нужны.
- Кто это - попутчики в доме?
- Поди пойми. Не знаю. Что-то ругательное, наверное. Доктор Бо заядлый конфедерат. Дед у него был героем, его убили в какой-то знаменитой битве на Севере. На салфетку.
- Спасибо. - Си вытерла пальцы. - Ох, как хорошо мне стало. Скажите, вы давно здесь работаете?
- С пятнадцати лет. Давай, отведу тебя в твою комнату. Она внизу и небольшая, но для спанья - лучше не придумаешь. Матрас там - хоть под королеву.
"Внизу" оказалось на метр ниже передней веранды - скорее мелкое заглубление дома, а не настоящий подвал. В коридоре, недалеко от кабинета доктора, находилась комната Си - чистенькая, узкая, без окна. За ней запертая дверь - в бомбоубежище, сказала Сара, со всеми припасами. Сара поставила пакет Си на пол. С вешалок на стене новую жительницу приветствовали две накрахмаленные, выглаженные формы.
- Надевать подожди до завтра, - сказала Сара, поправляя девственно-чистый воротник своего изделия.
- О, тут красиво. Смотри-ка, столик. - Си посмотрела на переднюю спинку кровати и с улыбкой дотронулась до нее. Потом заглянула за ширму, увидела унитаз и умывальник, потом повалилась на кровать с восхитительным матрасом. Снова натянула покрывало и засмеялась, любуясь гладким шелком. Вот тебе, Ленора, подумала она. Хорошо тебе спится на твоей поломанной кровати? Вспомнив тонкий, бугристый тюфяк, на котором спала Ленора, она злорадно засмеялась.
- Тише, девочка. Я рада, что тебе нравится, но не смейся так громко, тут этого не одобряют.
- Почему?
- Потом тебе скажу.
- Нет, Сара, сейчас. Пожалуйста!
- Помнишь, я сказала, что их дочери не здесь? Они в приюте. У обеих большие огромные головы. Цефалит, так, по-моему, называется. Кабы у одной такое горе. А тут у двоих. Помилуй Бог.
- Господи. Какое несчастье, - сказала Си и подумала: поэтому, верно, он изобретает - хочет помочь другим людям.
Наутро Си предстала перед хозяином дома - он вел себя приветливо, но официально. Маленький человек с густыми седыми волосами деревянно сидел за большим, опрятным письменным столом. Первым делом он спросил, есть ли у нее дети, и знала ли она мужчину. Си сказала, что была недолго замужем, но не забеременела. Главные обязанности ее, сказал он, - чистить инструменты и оборудование, убираться и вести запись пациентов: фамилия, час приема и так далее. Расчеты с ними ведет он сам в кабинете, отдельном от смотровой.
- Будь здесь ровно в десять утра, - сказал он. - И будь готова работать допоздна, если потребуется. И будь готова к неприятностям медицины: иногда кровь, иногда боль. Ты должна быть спокойной и твердой. Всегда. Если сможешь, все будет хорошо. Ты сможешь?
- Да, сэр. Я смогу. Конечно, смогу.
И смогла. Она все больше уважала доктора, глядя, сколько он помогает бедным людям, особенно женщинам и девушкам. Гораздо больше, чем зажиточные по соседству или в самой Атланте. Он был очень заботлив с пациентами, строго оберегал их секреты, кроме тех случаев, когда приходилось позвать другого врача для помощи в работе. Когда его старания не помогали и пациентке становилось все хуже, он отправлял ее в городскую благотворительную больницу. Когда случалось кто-то умирал, он давал деньги на похороны. Она полюбила свою работу: красивый дом, добрый доктор и жалованье - его никогда не пропускали и не урезали, как бывало у Бобби. Миссис Скотт она не видела. Ее полностью обслуживала Сара; она сказала, что хозяйка никогда не выходит из дома и немножечко пристрастилась к настойке опия. Жена доктора подолгу писала цветы акварелью и смотрела телевизор. Больше всего она любила шоу Милтона Берла и "Молодожены в медовый месяц". Пробовала "Я люблю Люси", но ей противен был Рики Рикардо, - и бросила.
Однажды, недели через две после начала, Си пришла в кабинет доктора Бо за полчаса до него. Ей всегда внушали благоговение забитые книжные полки. Сейчас она внимательно рассматривала медицинские книги, водя пальцем по корешкам: "Из ночи". Наверное, детектив, подумала она. "Уход великой расы", а за ней "Наследственность, раса и общество". Каким плохим и бесполезным было мое учение, подумала она и пообещала себе найти время и понять "евгенику". Она попала в хорошее, надежное место, и Сара стала ей семьей, подругой, наперсницей. Они всегда ели вместе, а иногда вместе готовили. Если в кухне было нестерпимо жарко, они ели во дворе под тентом, где пахло последней сиренью и через дорожку шмыгали ящерки.
Как-то особенно жарким днем, в первую неделю, Сара сказала:
- Пойдем в дом. Больно злые сегодня мухи. А у меня там еще белые дыни, надо съесть, пока не размякли.
На кухне Сара вынула из корзины три дыни. Она медленно погладила одну, потом другую и фыркнула:
- Мужчины.
Си подняла третью, погладила по лимонно-желтой кожуре и вставила палец в ямку, оставшуюся от стебля.
- Женщина. - Она засмеялась. - Эта - женщина.
- Аллилуйя, - Сара тихо засмеялась вместе с ней. - Самая сладкая.
- Самая сочная, - подхватила Си.
- Нет ароматней, чем девушка.
- Нет ее слаще.