И еще запомнился Алексею Горелову зимний холодный день, когда хоронили академика Сергея Павловича Королева, их космического наставника. Узкая Пушкинская улица у зеленого здания Дома союзов никак не хотела расшириться, чтобы пропустить всех желающих пройти мимо гроба и хотя бы раз в своей жизни посмотреть на человека, по проекту которого строился первый космический корабль "Восток", унесший Гагарина от Земли в неизведанный мир и благополучно возвративший назад, бережно опустив обгорелую пилотскую кабину на широкую степь.
Алеша вместе с группой других космонавтов прошел в Колонный зал через день, предназначенную для вносивших венки. Полный человек неопределенных лет с повязкой дежурного на рукаве попытался его остановить властным окриком:
- Постойте, товарищ капитан, вы-то куда?! Нельзя порядок нарушать. Назад, назад!..
Но шагавший сзади Леонов веско перебил:
- Это - наш! И за ним - наши…
Дежурный отошел и с любопытством стал всматриваться в офицеров мочаловского отряда, стараясь запомнить их лица, чтобы когда-нибудь потом сказать о них в семейном кругу или среди друзей:
- А этого я знал еще задолго до его полета. На похоронах академика Королева познакомились.
Сквозь огромный зал Дома союзов мимо круглых мраморных колонн, подпирающих высокий, украшенный сверкающими люстрами потолок, текла нескончаемая живая лента людей. Там были и москвичи, и приезжие, наши и иностранцы. В эту ленту вплетались лица и с белой и с черной кожей. И все они были повернуты в сторону гроба. Свет, струившийся с потолка, бликами переливался на мраморных колоннах, скользил по спокойному широкому лицу конструктора.
Алеша стоял близко к гробу в плотной толпе людей, остававшихся в зале до самого окончания траурной церемонии. Он вспомнил, что только однажды видел Королева в "звездном городке". Кто-то его даже представил тогда Сергею Павловичу - не то генерал Мочалов, не то Гагарин. Но Королев, увлеченный беседой, лишь кивком непокрытой головы отметил его присутствие. Горелову навсегда запомнились резкие жесты, короткие точные фразы и удивительно жизнелюбивые глаза. Нет, Королев никак не походил на ранее созданный Алешей образ ученого, тихого и сосредоточенного, немного рассеянного оттого, что он постоянно углублен в себя, в свои мысли. От плотной фигуры академика веяло неистребимой энергией. Сейчас, когда Алексей глядел на гроб, ему тоже казалось, что печать энергии, воли и одухотворенности не в силах была стереть с этого лица даже смерть.
"Вот и не услышу никогда больше его голоса", - подумал Горелов и вспомнил, что с первого дня пребывания в отряде космонавтов он постоянно мечтал, как академик Королев будет напутствовать его в космический полет и даже перейдет с ним при этом на дружеский тон. У гроба в эту минуту сменялся почетный караул. Становились к изголовью космонавты. Горелов увидел печальное, с покрасневшими глазами лицо Германа Титова и вспомнил рассказы о том, что покойный академик по-отечески тепло относился к "космонавту-два". От многочисленных венков и разбросанной на полу хвои витал в зале слегка дурманящий запах. Люди, стоявшие поодаль от гроба, негромко переговаривались.
- Как он был уверен, что еще при жизни увидит старт космического корабля к Луне, - услышал у себя за спиной Алеша мягкий баритон. И тотчас ему откликнулся негромкий тенорок:
- Однако жизнь будет идти вперед, и наш Тимофей Тимофеевич со своей группой блестяще доведет "Зарю".
Горелов обернулся и вздрогнул. Он узнал говоривших по тем портретам, что висели у них в учебном классе. Это были тоже создатели космических кораблей, самые близкие друзья и помощники покойного. Алексей с грустью тогда подумал, что не так-то легко и просто будет им продолжать его дело без его советов и поддержки. Но успешный запуск "Луны-9", ее приземление на безмолвной Луне, телевизионные передачи, ошеломившие весь мир, - все это ошеломило и его. И Горелов с бесконечной гордостью убедился, насколько умны и талантливы люди, работающие сейчас над космическими проблемами, если сделали они такой рывок. "Такие не остановятся на полпути даже после смерти выдающегося конструктора, - радовался Алексей, - они продолжат начатую им эру космических полетов".
А потом он узнал, что такое "Заря". Ему единственному из всего отряда космонавтов было поручено изучить конструкцию нового космического корабля, рассчитанного на облет Луны и благополучное возвращение к Земле. Позднее иногда на таких занятиях стал появляться и зеленоглазый весельчак Субботин.
Бурные события последних лет накрепко убедили Алексея, что полет на Луну становится близкой реальностью.
Глядя на дверь, неплотно закрытую ушедшим Нелидовым, Горелов все же внес в свои мысли поправку: "Может быть, все-таки не полет с посадкой на ее поверхности, а облет по какой-нибудь гиперболической траектории? А может, и с выходом корабля на окололунную орбиту? Эх, хорошо бы сделать два-три виточка вокруг ночного светила да поснимать его как следует!"
Из приоткрытой двери тянуло душным обжигающим ветерком. Было обеденное время. Расплавленный солнечный шар безмолвно повис над бесконечной степью, щедро расточая тепло, но не спрашивая, нужно ли оно человечеству в таком количестве. Солнце бесцеремонно заглядывало в штабные помещения, учебные классы, офицерские квартиры и в окна гостиницы. Сейчас хорошо бы сбежать по ступенькам вниз, на бережок реки, чтобы сбросить с себя сонливую расслабленность, порожденную зноем. Горелов в одной майке и трусах сделал несколько резких движений, разминая замлевшее тело. Не услышал, как широко распахнулась дверь. Насмешливый, немного певучий басок заставил его прервать гимнастику:
- Ого-го-го! Мей брей, оце да!
С порога весело щурился сосед по комнате майор Убийвовк. По всему видно, пришел из столовой. Большие влажные губы лоснятся, щеки пунцовеют от жары. Он даже причмокнул, словно пережевывая пищу.
- Такэ, такэ, мий гарный парубок. Кругом пекло, а вы еще и физкультурой плюс к тому занимаетесь. Вы и каждый день так?
- Пять раз в день, - буркнул Алеша, но Убийвовк то ли не уловил неласковых ноток в его голосе, то ли попросту пропустил их мимо ушей сознательно - его глаза продолжали насмешливо щуриться. Он любил вставлять в свою речь украинские слова, хотя мог бы прекрасно обходиться и без этого.
- Оце да! А я только в приказные часы этим физо занимаюсь. А зачем оно вам в таком объеме? Мабудь, на чемпионат по гимнастике собираетесь, а?
- Да нет, майор. Не собираюсь, - усмехнулся Горелов. - Просто в форме надо себя держать.
- В форме?! - вздрогнул от смеха Убийвовк и стал снимать мокрую от пота рубашку. - Да вы что? Располнеть боитесь?! У вас же фигура, про какую говорят - осиная талия.
- И тем не менее надо согнать два лишних килограмма.
- Гм… - поперхнулся Убийвовк. - Не угадал я про чемпионат гимнастики. Возможно, к боксу в легком весе готовитесь?
- Точно, майор, в легком весе, - пытаясь от него отделаться, согласился Алеша, но Убийвовк был привязчивым, и глаза его смотрели теперь на Горелова уже не насмешливо, а несколько недоверчиво. Алексей захватил мыло, полотенце, пустой стакан с зубной щеткой и, сунув ноги в тапочки, прошлепал за дверь в умывальник. Через минуту возвратился и разочарованно поставил на столик наполовину наполненный стакан.
- Вот и все, что из восьми кранов сумел выжать, - с усмешкой признался он.
Убийвовк, успевший за это время раздеться и лечь на заправленную койку, сонно повел лохматой головой:
- Ось так мало?
- Да.
- Не дюже гарнизон удовлетворяет возросшую потребность трудящегося в воде.
- Не говорите. - Алеша гадал, что ему сделать с таким количеством воды: умыться, побриться или напиться? Потрогал жесткий от пробившихся волосков подбородок и решил побриться. Безопасная бритва бесшумно заскользила по лицу. Кое-как, обмакивая край полотенца в остаток воды, стер мыльную пену. Убрал бритвенный прибор и рассмеялся, осененный неожиданной мыслью. Вырвал из тетради листок и карандашом быстро набросал карикатуру: сидит мрачный, лохматый, с обросшим лицом человек перед полупустым стаканом; перед ним полотенце, мыло, бритвенный прибор; человек горько думает: умыться, напиться, побриться?
Любопытный Убийвовк заглянул в листок.
- Вот это автопортрет получился! Куда там твои Кукрыниксы!
- Какой уж вышел, - скупо отозвался Алеша. Ему все больше и больше начинал не нравиться этот майор. Не то что глухое чувство раздражения, а попросту стремление уйти от дальнейших расспросов овладело Гореловым. у Алеши был свой метод познания человека, с которым приходилось знакомиться. Если он проводил с ним несколько часов или день, то об общем первом впечатлении судил по количеству подмеченных поступков. И если потом соотношение хороших и плохих поступков было в пользу нового знакомца - хорошие преобладали над плохими, - тот, как правило, начинал Горелову нравиться. Эта система, смешная и наивная, редко обманывала, и он, сам смеясь над ее примитивностью, все же принял ее на вооружение. Сейчас, думая о соседе, мысленно загибал пальцы: "Перебил мне зарядку - минус один, лег на застеленную койку, поленившись снять одеяло, - минус два, непрошеным заглянул в листок и стал комментировать карикатуру - минус три".
А сосед по номеру гарнизонной гостиницы, ничего не подозревая, смачно почесал волосатую грудь и добродушно посоветовал:
- Идите в столовую, капитан, через полчаса закрывается.
Когда Алексей вернулся из столовой, майор по-прежнему валялся на койке и курил, то и дело вынимая изо рта сигарету и картинным движением отводя руку в сторону.
- Ну что, подкрепились? - осведомился он лениво. - Из всех авиационных столовых, какие я видел на своем веку, эта, доложу, не самая лучшая. Вот на ДВК на одном аэродроме столовая была… вот там да. Дивчины-официантки все как на подбор, одна другой краше. Краля на крале. В очи заглянешь - дрожь берет, и никакого бифштекса тебе уже не надо. Даже если бульон прокислый подаст такая дивчина, никак на нее нема силы разгневаться. Тилько на ручки те смотришь, какими она перед тобой ту паршивую тарелку ставит. Один раз такая нашего комэска Ваню Фролова горячим чаем обварила нечаянно. Он аж как порося взвизгнул. А посмотрел той русалочке вслед да увидел, какими она стройными ножками по нашему земному шарику топает, так и застыл. И слова не выговорит. Совсем как тот гоголевский чоловик, который вареником подавился. А тут… старушек набрали, глаз не на ком остановить.
- Я больше бифштексами сейчас интересовался, - уже незлобиво усмехнулся Горелов, - голодный был. Не до обзора ручек и ножек.
- Каждому свое, - нравоучительно изрек Убийвовк, - так и в библии, кажется, законспектировано. А вот я на амурные дела готов свою недельную продовольственную норму променять. Никакого аппетита в такую жару.
- А если месячную понадобится? - подначил Горелов.
- И за тем не постою! - пылко воскликнул Убийвовк. - Я же роду Сечи Запорожской, мабудь, догадались. Гулять так гулять. Как там поется в древней студенческой песенке? - И майор внезапно рявкнул громким басом:
Быстры, как волны, дни нашей жизни,
Что ни цепь, то короче к могиле наш путь,
Налей, на-алей, товарищ, заздравную чашу.
Бог знает, что с нами случится впереди.
И вдруг остановил самого себя:
- Виноват, не то хотел для подтверждения мысли своей, а вот это: "Наша жизнь коротка, все уносит с собой, проведемте ж, друзья, эту ночь веселей". Здорово, а? Ось дывысь, мий гарный нарубок, як в этих словах точно сформулирована вся диалектика человеческой жизни. Однако мы долго балакаем. Не пора ли по такой жаре и на боковую?
- Нет, - отозвался Алексей, - я, майор, боковой среди дня не признаю.
- А чем же ее заменяешь?
- Разминками.
- Какими же?
- Умственными и физическими.
- Ничего не понимаю, - пожал плечами Убийвовк. - То ты про наилегчайшие категории по боксу, то про какие-то умственные разминки. Кто ты есть? Я вот, например, точно все про себя тебе сформулирую, загадок никаких. Военный летчик первого класса майор Григорий Убийвовк, Гриньком можешь меня кликать. Все ясно и просто. Гоняю самолеты по всей стране. Иногда и за кордон приходится. В этот гарнизон. Тьмутаракань, так сказать, только по воле командования прибыл. Самолет двухместный тренировочный пригнал. Как примут, свободен буду. Может, назад четырехтурбинный экземпляр гнать придется. В Энск, на завод. Движки заменять пора. Почти весь ресурс выработали.
- А гнать до завода долго?
- Да тысячи три по прямой будет.
- А если у движков ресурс и кончится в это время?
- Так я же первого класса летчик, хоть и в военно-транспортной авиации служу, - флегматично зевнул Убийвовк, - перегоню как-нибудь, тем более тут все степ да степ под крылом.
Горелов на него посмотрел - и ни в движениях, ни в ленивом позевывании не уловил никакой искусственности. Представил, что Убийвовк уже не однажды гонял "над степом" такие самолеты с осипшими, умирающими двигателями. Гонял опасно и трудно. Но ни взмахом бровей, ни прищуром зеленых глаз не хочет на это намекнуть. Профессия! Редко встретишь летчика, способного ею хвастаться и выдавать за геройство свое отношение к трудностям.
"Пожалуй, зря я сужу его так строго, - подумал Алексей про себя, - сколько я там насчитал? Три ноль? За этот ответ придется приплюсовать очко, пусть будет три один".
- Да разве такую машину на степь посадишь? - поинтересовался Алеша.
- Если припрет, так посадишь.
- А припирало когда-нибудь?
- Было разок.
- Ну и что же?
- Жить захотелось, когда шасси стал выпускать. Вот и балакаю теперь с вами.
- Чудной вы, майор.
- Какой уж есть. Продолжайте свои умственные и физические разминки, а мне дайте поспать.
- Да ведь не мешаю, кажется, - ухмыльнулся Горелов.
Убийвовк взбил подушку и хотел уже на нее завалиться, но вдруг спохватился:
- Постойте, капитан. Я все уже вам рассказал - и кто, и откуда, и куда четырехтурбинный экземпляр погоню. А вы что можете сказать в свое оправдание?
- Летчик, такой же, как и все, - вяло отмахнулся Алексей, - только песню эту "наша жизнь коротка" не знаю. Это что? Из Есенина, что ли?
Убийвовк подложил под щеку кулак и прыснул:
- Ге-ге, парубок, вы ще скажете, это из Евтушенко. Нехорошо. Надо знать такие вещи. Це ж классика.
- Все знать нельзя.
- Но это же элементарная вещь, это старая добрая студенческая песня.
- А вы все элементарные вещи знаете, майор?
- Да как сказать. Смотря что вы имеете в виду?
Горелов убрал со стола законченный шарж. Засмеялся, и кудряшки вздрогнули на его голове. Как менялось с годами его лицо! Еще недавно было оно мягким, обрамленным детским пушком, и в глазах что-то всегда таилось от детства - ямочки на щеках плясали, если улыбался. А сейчас зрачки потемнели, губы стали тоньше, упрямее, часто смыкались в одну полоску, когда задумывался или старался обиду перебороть какую.
- Что я имею в виду? - переспросил он. - А вот что. Как-то ребенок поинтересовался у своего отца: "Скажи, папа, почему все считают тебя великим?" Отец подумал и ответил: "Знаешь, сынок. Жук за свою жизнь проделывает огромный извилистый путь по земле, но ни разу на него не оглядывается. А я оглянулся на свой путь и на его извилины. Я увидел свой путь. Может, поэтому меня и стали считать великим". Кто это сказал, майор?
Убийвовк на локтях поднялся над кроватью, глаза округлились.
- Мей брей, та, ей-богу, не знаю. Балакай дале, капитан. Я буду с радостью слушать.
- Альберт Эйнштейн.
- Да ну? Тот самый, что выдумал теорию вероятности и относительности?
- Положим, не выдумал, а развил, углубил.
- И над атомной теорией работал.
- Это так, - согласился Горелов и весело рассмеялся: - Как видите, каждому свое. Вы в студенческих песенках прошлого века хорошо ориентируетесь, а я в изречениях великих математиков и физиков.
- Это ваша профессия?
- Возможно, и так.
- А бокс в наилегчайшем весе?
- Это уже самодеятельность, - развел руками Горелов.
Убийвовк даже вскочил с постели:
- Ничего не понимаю. Кто ты такой, капитан? Так темнишь, что и сам запутался.
Горелову стало весело. Он вспомнил последние указания их веселого секретчика майора Дробышева, советовавшего любыми путями уклоняться от расспросов об их особой группе, ну а уж если собеседник окажется не в меру упрямым, говорить о том, что прибыл в Степновск с особой группой парашютистов, и на этом ставить точку. Он так и сделал, но получил в ответ только гримасу.
- Особая группа? - презрительно переспросил Убийвовк. - Куда ни пойди - везде только и слов, что особая группа. В столовой для вас целый зал, в Доме офицеров всегда в первых рядах сидите. Спасибо еще, что из одной гостиницы с вами не выселяют. Чем же вы, позволю себе спросить, занимаетесь?
- Парашютными прыжками, - ответил Горелов уклончиво.
- Хм… - недоверчиво кашлянул неугомонный Убийвовк. - Шоб мои очи повылазили, колы я ими не бачил на вашей тужурке значка военного летчика второго класса. Вы же пилотяга, а не прыгун. Чого ж вы мени туточки баки заливаете? Хотя, погодьте. Мабудь, вы на самолете бросать их возите, тех прыгунов?
- Вожу, - подтвердил Алеша, желая поскорее избавиться от этого затянувшегося допроса. - На правом сиденье летаю.
- Такэ, такэ, - протянул майор, - теперь все ясно. А я-то думал, может, космонавты какие, раз так засекречены. Ну, добре, капитан, вот мы и познакомились. Вечером, может, сообразим? - прищелкнул он языком. - И не на троих, а на двоих.
До Алексея не сразу дошел смысл последней фразы.
- Чего сообразим?
- Вот малэнький, - захохотал Убийвовк, - пятьсот граммов аш два о от бешеной коровки крепостью в сорок градусов.
- Ах, это! - засмеялся Алексей. - Не могу. Завтра полеты.
- Полеты - святое дело, - мрачно подтвердил Убийвовк. - Сам перед полетами грамма в рот не беру. Жаль, что компаньона на сегодня лишаюсь. Придется самому идти на промысел. А то, мабудь, по дивчинам ударим, га? У тебя же тут жинки под боком нема?
- Ни под боком, ни под селезенкой, - сказал Горелов, убирая со стола рисовальную тетрадь и карандаши, - у меня ее вообще нет. А у вас, майор?
- Была, - признался Убийвовк, - только не сошлись характерами. Вот и приходится иногда знакомства на стороне заводить.
- Ну-ну, - иронически усмехнулся Алексей, - желаю успеха. А я на реку.
Он взял сверток с купальными принадлежностями и вышел из комнаты.