* * *
За голубятню проголосовали почти единогласно. Против был только падре Матуш – он считал, что на деньги Карлоты Жоакины следует учредить фонд, чтобы давать приданое бедным невестам.
– Бросьте, падре, – сказал вечером полковник Тейшейра, распечатывая новую колоду. – Можно подумать, у нас в городе много бедных невест. А голубям надо компенсировать ущерб. Покойная, мир ее праху, как с ними расправлялась! Прямо геноцид!
– Авицид, – поправил падре Матуш. – Или колумбоцид.
– Да-да, – согласился полковник Тейшейра. – Именно. Ну что, партию по сентиму?
* * *
Голубятня получилась великолепная. Просторная, светлая, по верху – окошечки, чтобы голуби влетали и вылетали, чудо, а не голубятня, весь город ходил на нее посмотреть. Моя квартирная хозяйка дона Анжелина даже носила туда попугая Жоку, но Жоке там не понравилось, и он устроил скандал. Дона Анжелина говорила – от зависти.
На стену снаружи повесили блестящую табличку с надписью "Муниципальная голубятня имени Карлоты Жоакины" и стилизованным голубем посередине. Только разместили табличку довольно неудачно, прямо под одним из окошечек, и уже через неделю голуби так ее загадили, что надпись совершенно исчезла.
Сказки на перекрестках
Инициация
…открыл утром глаза и понял: сегодня. Просто понял, и всё…
…вот с самого утра было предчувствие, я тебе клянусь. Ну вспомни, за завтраком…
…дядя говорил, что каждый мужчина всегда про себя знает. А я не верил. Я раньше думал, что…
…я предпочитаю слово "интуиция". Да уж, пожалуйста. Ты же знаешь, я не люблю таких шуток. В конце концов, если бы я не…
…ничего не сказал, даже не посмотрел. Только рукой на дверь махнул – иди. Значит, все правильно…
* * *
…демонов нельзя бояться. Дядя говорит, что демоны слетаются на запах страха. Один раз испугаешься – и всё. Разорвут. Когда я был маленький, я боялся демонов. А теперь уже не боюсь. Я мужчина. Как дядя. Когда дядя выходит из дома, демоны разбегаются. Тех, которые не успевают разбежаться, дядя ловит и ест на завтрак. Сейчас я пройду ритуал, и демоны станут бояться меня, как дядю. Вы слышите, демоны? Я иду!..
…а ты уверен, что нам сюда? Точно? Ну смотри, тебе виднее, конечно, но я бы…
…демон! Демон! Еще демон! Все равно я не испугаюсь! Я не боюсь вас, демоны, не боюсь!!! Видите? Я не боюсь вас! Я плюю в ваши морды! Я плюю!..
…тормози, тормози, ну!!!! Ччччерт… Нет-нет, я в порядке. Правда, в порядке, просто губу прокусила…
…Оуэээ!!!! Я мужчина! Я мужчина!!! Я мужчина, и демоны меня боятся! Они останавливаются, когда я иду! Они боятся напасть на меня и кусают друг друга!!! Дядя, дядя, ты видел?!! Демоны меня боятся!!!
* * *
– Извините, извините, ради бога, извините, – в сотый раз повторяет Лурдеш, трогая ушибленный подбородок. На подбородке уже образовался и наливается свинцовым цветом большой, идеально круглый синяк.
– Ну что вы, что вы! – Ракел прижала бумажный платок к прокушенной губе и безуспешно пытается остановить тонкую струйку крови. – Вы абсолютно не виноваты! Вы вообще больше всех пострадали!
– Откуда только взялся этот придурочный пацан? – хмуро спрашивает Фабиу.
Лурдеш и Ракел синхронно пожимают плечами.
– Муж за ним побежал, – говорит Ракел. – Может, поймает.
* * *
– Бампер, – загибает пальцы Тьягу, – топливный бак, и я еще не очень внимательно все осмотрел, наверняка есть еще что-нибудь. И главное, ты же понимаешь – достаточно один раз стукнуть, дальше так и пойдет, хоть меняй теперь машину.
– Зато все живы и здоровы. – Ракел осторожно трогает пальцем распухшую губу. – А у этой девочки, Лурдеш, вообще машина почти вдребезги – и спереди, и сзади. Жалко, что ты не поймал мальчишку. Я бы с удовольствием поговорила с его родителями.
– Видишь ли, – задумчиво тянет Тьягу, – я его не то чтобы не поймал… я его не нашел. Он просто исчез, как будто его и не было, представляешь?
Морская собака
Собаке приснилось, что чайки пытаются утащить у нее рыбу, и она залаяла не просыпаясь. Чайки бросили рыбу и отлетели – белая села метрах в двацати от собаки и стала увлеченно расшвыривать мелкие щепочки, а пестрая поскакала вдоль прибоя, как будто играла в какую-то игру. Собака еще раз гавкнула для порядка и проснулась. В двадцати метрах от нее белая чайка нашла большую закрученную ракушку и пыталась в нее заглянуть то одним, то другим глазом. Пестрая летала над ней большими кругами.
Собака перевернулась на бок, потянулась и зевнула. Потом вскочила и потянулась еще раз, по очереди вытягивая каждую лапу. Белая чайка бросила свою ракушку и взлетела, а на ракушку немедленно спикировала пестрая. Собака встряхнулась и потрусила по пустынному пляжу к большому серому камню. Накануне собака нашла у камня гнездо с тремя яйцами и смутно надеялась, что там еще что-то осталось. Позади нее чайки затеяли свару из-за ненужной им обеим ракушки.
* * *
– Я, конечно, очень извиняюсь, – сказал сеньор Жозе Силва и откашлялся. – Я очень извиняюсь, но не могли бы вы сказать вашему мальчику, чтобы он рыбу у меня из ведерка не таскал?
Дона Амелия отложила книгу и с интересом посмотрела на сеньора Жозе Силву. Сеньор Жозе Силва еще раз откашлялся и на всякий случай снял кепку. Под кепкой обнаружилась блестящая загорелая лысина.
– Рыбу? – переспросила дона Амелия. – Из ведерка?
– Из ведерка, – подтвердил сеньор Жозе Силва. – Вон там стоит, – он кивнул на раскрытый красный зонт с надписью "Кока-кола". Зонт был огромный. Он лежал на песке боком и закрывал от доны Амелии полпляжа.
– Рыбу из ведерка… – задумчиво повторила дона Амелия. – А почему вы думаете, что это мой мальчик таскает у вас рыбу из ведерка?
– А больше некому, – сказал сеньор Жозе Силва и переступил с ноги на ногу. – Тут же больше нет никого. Я только. Ну и вы вот. С мальчиком.
Дона Амелия снова посмотрела на зонт с надписью "Кока-кола" и кивнула. Потом поднялась на ноги.
– Рубен! – позвала она. – Рубен! Зачем ты таскаешь рыбу из ведерка?
– Это не я! – откликнулся Рубен. Он валялся в прибое, и волны то и дело переворачивали его со спины на живот и обратно, как сосиску на сковороде. – Это собака приходила!
– Видите, – сказала дона Амелия. – Это не он. Это собака.
– Какая еще собака? – буркнул сеньор Жозе Силва и надел кепку. – Нету тут никакой собаки. Вот люди, а, – бубнил он, возвращаясь к своему зонту, – вначале рыбу таскают, потом говорят – собака.
* * *
У камня гнезда не оказалось. Собака обнюхала все вокруг – гнезда как не бывало. Собака чуть-чуть покопала песок – у камня и подальше, но в песке тоже ничего не было. Собака уселась и свесила розовый язык. Ей было немного жарко, немного нудно, и уже начинало хотеться есть.
* * *
– Ну мам! Ну я не хочу переодеваться! Я есть хочу! Ну мааам!
– Я зато хочу, – сказала дона Амелия, закатывая Рубена в синее мохнатое полотенце. – Я очень хочу, чтобы ты переоделся. Я так хочу, чтобы ты переоделся, что мне прямо аж невмоготу.
– Тебе вмоготу! – проныл Рубен. – А я есть хочу! Я сейчас умру!
– Не умрешь. – Дона Амелия вынула из сумки сухие плавки и натянула их Рубену на голову, как лыжную шапочку.
– Ну мам! – взвизгнул возмущенный Рубен.
– Переодевайся, и сразу будем есть.
* * *
Собака почувствовала, что пахнет едой. Запах был немного странный, точно не рыба и не яйца, но это явно была еда. Собака напружинила нос и пошла в ту сторону, откуда доносился запах.
* * *
– А ты знаешь, что здесь живет собака? – спросил Рубен.
– Большая?
– Вот такая, – Рубен показал сантиметров пятьдесят от земли, потом приподнял руку еще сантиметров на десять. – Нет, вот такая. Даже еще больше.
Дона Амелия присвистнула.
– Ого! А чья она?
– Ничья.
Дона Амелия с удивлением смотрела на Рубена. Очень странно. Раньше бы он обязательно сказал "моя".
Рубен сосредоточенно строил замок и не чувствовал ее взгляда.
– Плохо, что ничья, – наконец сказала дона Амелия. – Собака должна быть чья-нибудь.
Рубен похлопал ладонями, утрамбовывая крепостную стену.
– Этой собаке не надо быть чьей-то. Это, наоборот, всё здесь ее.
– Всё-всё?
– Всё-всё. И пляж. И чайки. И этот дяденька с рыбой.
– И бутерброд, который ты как будто не ел, – поддразнила его дона Амелия.
– И бутерброд тоже, – серьезно кивнул Рубен.
* * *
Собака положила голову на вытянутые лапы и вздохнула. Незнакомая еда оказалась очень вкусной, жалко, ее было немного. Собака облизнулась. Прямо перед ней по песку двигалось что-то розовое. Двигалось странно, елозило туда-сюда и не убегало. Собака подползла поближе и ткнула в розовое носом.
* * *
– Не щекочись! – сказал Рубен.
– Чего? – Дона Амелия перевернула страницу. – Чего я не делай?
– Я думал, это ты меня в пятку пощекотала, – объяснил Рубен и вкопал у входа в замок большую закрученную ракушку. – А это не ты, это собака.
Дона Амелия отложила книгу и посмотрела вокруг. Если не считать неподвижного сеньора Жозе Силвы с удочкой, пляж был абсолютно пуст, только возле прибоя ссорились две чайки – белая и пестрая.
Дона Амелия улыбнулась и пощекотала Рубена.
– Осторожно! – завопил он. – У меня из-за тебя замок сломается!
* * *
Штука была замечательная. Не очень большая и не очень маленькая. Пахла она как то розовое, только сильнее, и не дергалась, когда собака тыкала в нее носом. Собака осторожно взяла штуку зубами и потрясла. Чайки перестали скандалить и подобрались поближе.
* * *
– Я не понимаю, как ты ухитрился потерять сандалию, – сердито сказала дона Амелия.
– Это не я, это собака! – Рубен развел руками. – Я даже не видел, как она ее взяла!
Дона Амелия вздохнула.
– Тогда забери у нее.
– Не могу! Она не отдает!
Дона Амелия посчитала про себя до десяти.
– Домой пойдешь в одной сандалии, – сказала она наконец.
– И пойду.
– И пойдешь.
– И пойду!
Рубен резко отвернулся, присел на корточки и стал застегивать левую сандалию. Дона Амелия покачала головой. Хотела бы она знать, куда он на самом деле задевал правую. Может, заложил в основание замка?
* * *
Собака набегалась со штукой и тяжело плюхнулась на песок. Штуку она положила рядом, и та лежала тихонечко. Штука выглядела усталой и довольной.
Чайки сидели тут же поблизости. Вид у них был демонстративно незаинтересованный.
Собака поднялась с песка. Надо быстро прятать штуку, пока чайки ее не украли.
* * *
Сеньор Жозе Силва смотал свои удочки и закрыл огромный красный зонт с надписью "Кока-кола". Потом обвел взглядом пустынный пляж и замер. На мокром песке отчетливо виднелись отпечатки больших лап, как будто там только что пробежала крупная собака.
– Матерь божья, – пробормотал сеньор Жозе Силва.
В этот момент здоровенный замок из песка и ракушек – его весь день строил мальчишка, который с утра стянул у сеньора Жозе Силвы рыбу, – взорвался тучей песчинок и стал оседать. Казалось, что под него быстро-быстро подкапывается кто-то невидимый.
– Матерь божья, – опять пробормотал сеньор Жозе Силва почти со слезами в голосе и несколько раз перекрестился.
За его спиной две чайки – белая и пестрая – дружно вытаскивали из пластмассового ведерка больших серебристых рыбин.
Не сезон
Ощущаю себя по кусочкам. Вчера вечером кусочек, сегодня с утра кусочек. Кусочков много, я их кручу так и эдак, прикладываю друг к другу, смотрю – совпадут ли края, сойдется ли рисунок. Странное занятие, как незнакомую головоломку собирать: глядишь на кучу деталек, а во что их надо сложить, не знаешь. И вообще ничего не знаешь. Может, их там недостаточно, деталек, для целой картинки. Или, наоборот, кто-то смешал две головоломки. И хорошо еще, если хотя бы одну из них можно собрать целиком.
Вот, например, последний кусочек – запах кофе. А до того – мерзнут ноги. Нет, путаю, кусочек с "мерзнут ноги" был раньше. А прямо перед запахом кофе был чавкающий звук, который издает раскисшая глина. И как это сложить в одну картинку?
А самое странное, что я не очень представляю себе, что такое кофе. И как выглядит раскисшая глина. Я даже не уверен, есть ли у меня ноги. Кусочки ощущений не вызывают у меня никаких ассоциаций, они не связаны ни с каким знанием. Они просто возникают во мне и с шорохом падают в кучу других маленьких, ни с чем не связанных кусочков.
– Мам, можно мне на улицу? Ну мааа-мааааааааа!!!!! – пронзительный вопль врывается в меня маленьким смерчем, подхватывает кусочки ощущений, кружит их, разбрасывает, слепо, бессистемно, как и положено смерчу. И вдруг я понимаю, что все изменилось. Что нет больше кучи деталек, что головоломка сложилась в цельную картину. В меня.
Оглядываюсь, чтобы понять, где я.
Пустынная улочка, маленькие домики, по виду – нежилые. Пахнет солью, сыростью и йодом, откуда-то из-за деревьев доносится сдержанный рокот волн.
– Ну мааааааам, ты же обещала, что сегодня будет можно гулять!!! – На крыльце двухэтажного розового домика маленькая взъерошенная девочка в клетчатых брючках и красном пластиковом дождевике топает ногами в резиновых сапожках. Злые слезы ползут по круглым щекам. – Ты обещала, и я пойду!!!
Девочка делает крошечный шаг в сторону улицы, всем своим видом выражая протест.
Из домика доносится женский голос. Я не могу разобрать слов, но понимаю, что женщина объясняет, почему именно девочка в клетчатых брючках не может пойти гулять.
Девочка зажимает уши.
– Я тебя не слушаю!!! – кричит она, повернувшись к дому. – Я тебя не слушаю, не слушаю!!! Ты вчера обещала, а первое слово дороже второго!!! Я ушла, меня тут уже нету, это не я с тобой разговариваю!!!
На крыльце появляется молодая женщина в халате. У нее такое же круглое лицо, как у дочери, и такие же круглые глаза.
– Катиня, ну какое "обещала"? – голос у женщины скорее обиженный, чем сердитый. – Мы договорились, что ты пойдешь гулять, если не будет дождя. А ты сама видишь – дождь идет.
Девочка непримиримо шмыгает носом.
– Ничего и не идет! Дождь стоит и смотрит, как ты нарушаешь свое слово!
Мне становится смешно, и я неожиданно для себя фыркаю. Мать и дочь одновременно вскидывают на меня глаза. Женщина краснеет.
– Ой, извините, пожалуйста, я вас не заметила, – говорит она. – Вы к нам?
Я пожимаю плечами:
– Не знаю. А к вам можно?
– Ну конечно! – она улыбается и кивает на табличку, которой я до сих пор не замечал. На табличке написано "Семейный пансион "Меховая тапочка"".
– Наш пансион – единственное место в городе, где можно остановиться зимой, – со сдержанной гордостью говорит женщина, пропуская меня в дом. – А вы к нам надолго?
– Не знаю, – опять говорю я и, видя, что женщина смотрит на меня недоверчиво, повторяю: – Правда не знаю. Как получится.
Женщина серьезно кивает, как будто мое объяснение ее полностью удовлетворило.
– Меня зовут Мария Луиза, – говорит она. – А это Катарина. Катиня, поздоровайся с сеньором.
Катиня показывает мне язык и отворачивается.
– Катиня! – укоризненно произносит Мария Луиза. – Как ты себя ведешь? Что о тебе подумает сеньор?!
Катиня прячется за мать.
– Он не сеньор, – бурчит она тихонько. – Он дождь.
На мгновение мне кажется, что сейчас Мария Луиза всплеснет руками, скажет: "Ну конечно, как же я сразу не догадалась!" Меня выставят из "Меховой тапочки", и я пойду по улице, постепенно теряя ощущение себя целого, распадаясь на не связанные друг с другом кусочки незнакомого пазла.
Но Мария Луиза ободряюще мне улыбается, потом наклоняется и обнимает Катиню.
– С дождем тоже надо здороваться. Воспитанные девочки обязательно здороваются с дождем.
– А невоспитанные? – спрашивает Катиня.
– А невоспитанные не получают пирога к чаю!
* * *
Мы пьем чай с пирогом и мармеладом на маленькой кухне, выложенной разноцветной радужной плиткой.
– "Меховая тапочка" – непривычное название для пансиона, – говорю я.
– Это наше зимнее название… – Мария Луиза пододвигает мне мармелад. – Летом мы называемся "Морские камушки". А зимой хочется чего-то теплого. Уютного, как фланелевая пижама и плед с кисточками. Или вот меховые тапочки.
– И много у вас постояльцев? – Не то чтобы это меня интересовало, но мне почему-то нравится беседовать с Марией Луизой.
– Летом да, очень. У нас же курортный город, пляжный. Он летом оживает, а зимой впадает в спячку. Как медведь. Здесь зимой делать нечего. Дождь все время… ох, простите! – Мария Луиза краснеет до слез.
Мне становится обидно.
– Если я загостился, я пойду, – говорю я. – Вас послушать, так это из-за меня тут зимой жизни нет. Я сегодня слышал, Катиню мной пугаете. Тоже мне нашли людоеда, пожирателя детишек!
– Но она же простужается! – Мария Луиза смотрит на меня жалобными глазами. – Она бегает по лужам, приходит мокрая, потом болеет!..
Представляю себе надрывно кашляющую Катиню, бледную, с блестящими температурными глазами, и мне становится скверно.
– Может, еще чайку? – преувеличенно бодро спрашивает Мария Луиза. – Горяченького, а?
Киваю, не говоря ни слова.
Катиня подходит ко мне и берет меня за руку.
– Не слушай маму, она паникерша. Я простужаюсь только летом, когда пью холодную воду. Пусти-ка, – командует она и лезет ко мне на колени. Несколько секунд изучающе смотрит на меня внимательными круглыми глазами. – А вот скажи, куда идет дождь, когда он идет?
Неопределенно пожимаю плечами. Как объяснить, куда идет дождь, если дождь до сегодняшнего утра даже и не подозревал о том, что он куда-то идет?
– Завтра я тебе покажу, – говорю я Катине, перевожу взгляд на Марию Луизу, которая хлопочет над чаем. – Я остановлюсь у вас ненадолго? Если можно.
Она протягивает мне чашку и улыбается.
– Да, конечно! Мы с Катиней будем очень-очень рады! Правда, Катиня?