- Что вам угодно? О, она немногословна:
- Вас.
Я чуть не поперхнулся и закашлялся, как старый идиот.
- Ничего не выйдет. Мои тренировки требуют абсолютного целомудрия.
Она поднимает брови, улыбается, встает. Затем приближается ко мне и собирается обнять меня за шею. Я хватаю ее за руки и пытаюсь удержать на расстоянии. Вспоминаю Санди Лав. В дансинге, когда на тебе вечерний костюм, это гораздо проще.
Я не знаю, что мне делать, она сильна, как лошадь, и пахнет от нее здорово.
В конце концов, это какое-то безумие, и я хотел бы понять, что происходит.
- Кто меня сюда привел? - спрашиваю я. - Где мы? Что значит все это представление? А что бы вы сказали, если бы вас накачали наркотиками, привезли в совершенно незнакомую комнату, раздели и впустили мужчину, намерения которого совершенно очевидны?
- Я бы ничего не сказала, - ответила она, перестав вырываться. - В подобных обстоятельствах слова совершенно ни к чему. Вы думаете иначе?
Она улыбается Все у нее на месте, у этой девицы, даже зубы страшно красивые.
- Вы можете так думать, потому что знаете, в чем дело, что же касается меня, то это не мой случай.
Смутно я отдаю себе отчет, до какой степени разговор этот неуместен, да еще в таком прикиде. Она, кажется, тоже начинает это понимать. Она смеется и снова начинает ко мне приближаться; черт побери, она совсем рядом - ее грудь касается моей… Я отчаянно сопротивляюсь, но слабею, слабею… у нее такой вид, будто она принимает меня за несчастного идиота с какими-то принципами, - это приводит меня в ярость. Отлично, у меня есть принципы, я защищаю свою жизненную позицию. Я начинаю орать как оглашенный.
- Пустите меня! Кровопийца! Оставьте меня в покое, я не хочу… вы мне надоели. Мама!
На этот раз она совершенно растеряна. Она отпускает меня, отодвигается, прислоняется к стене и смотрит. Дети мои, если вы умеете читать чужие мысли, вы бы сказали, что я самый законченный кретин, которого когда-либо носила земля. Я так вопил, что у меня заболело горло.
А дальше открылась дверь и вошли два совсем несимпатичных типа. Они были одеты по-санитарному во все белое, а телосложением походили на Сан-Фран-цискский мост. Мне на этот факт совершенно наплевать, но я все же протестую.
- Уведите эту психопатку и отдайте мне одежду, - говорю я. - Я не собираюсь служить вашим грязным бандитским замыслам.
- Что происходит? - спрашивает первый, глупый толстяк с маленькими усиками.
- Он предпочитает мужчин? - интересуется другой.
Об этом ты еще пожалеешь, старина. Я собираюсь с силами и со всего размаху бью его кулаком в живот. По-видимому, ему это не нравится - он складывается пополам с гримасой, только отчасти выражающей удовольствие.
Усатый смотрит на меня с упреком.
- Он, конечно, был неправ, - говорит он мне, - но и тебе не стоит быть таким грубым. Ну чего ты добиваешься?
Другой выпрямился. Лицо у него позеленело, из глотки вырываются довольно оригинальные звуки.
- Я не хотел вас обидеть, - едва выдавливает из себя он. - Не надо нервничать.
Он внушает мне доверие… но как я ошибся! Секунда, и на мою черепную коробку обрушивается такой удар кастетом, что передо мной проносится вся солнечная система сразу. Толстяк делает шаг вперед, и я падаю в его объятия. Отчаянно стараюсь не потерять сознание, и мне удается удержаться на ногах. У меня на затылке, должно быть, зарождается страусиное яйцо - я прямо чувствую, как оно растет. Еще через несколько минут, пожалуй, вылупится поджаренный страус - жжет нестерпимо.
- Мы в расчете, - говорю я. Скорее бормочу.
- Так-так, - говорит усач, - надеюсь, ты образумишься Ведь ты не можешь пристукнуть нас обоих, правда? Так что не надо сопротивляться. Ну, останешься с мадам наедине?
- Она очаровательна, - говорю я, - но у меня есть на то свои соображения.
- Ладно, - бормочет второй сквозь зубы, - тогда пошли с нами.
Моя голова звенит, как старый колокол, но и противник мой бледен как смерть и стоит скорчившись. Это придает мне бодрости.
Я ощущаю что-то на своей ноге. Это подбитый гвоздями ботинок толстяка. Он не шевелится.
- Послушай, птенчик, - говорит он мне, - пойдем с нами. Всего на пять минут, и тебя отпустят, даю слово.
С босыми ногами чувствуешь себя полностью безоружным, особенно когда чужие ноги обуты. В ботинки с гвоздями.
Да и мой череп не позволяет мне соображать с достаточной производительностью.
Девица с безразличным видом укладывается на кровать. Я почти сожалею, но - ничего не поделаешь. Возможно, мои принципы и не принципы вовсе, а предрассудки, но с чем-то ведь нужно считаться, хотя бы и с предрассудками. Через шесть месяцев мне исполнится двадцать лет, и если я не продержусь это время, то перестану себя уважать. Вслед за ними я иду по коридору, голому и чистому, как в больнице. Один краем глаза наблюдает за мной, а второй все время держит руку в кармане. Я знаю, что у него там маленький кастет; надеюсь, что это все, что у него для меня приготовлено. Я вздрагиваю, вспомнив о "Зути Сламмер" и своих друзьях, ждущих меня там. Если бы они видели…
К тому же, при мысли о том, в каком я виде, я краснею. Даже не знаю, что бы я отдал, лишь бы не краснеть вот так то и дело. Идиотизм какой-то.
Мы входим в комнату вроде операционной. Стоят какие-то приборы. Горизонтальная никелированная перекладина, прикрепленная к потолку на высоте плеч, привлекает мое внимание. Меня ставят перед ней.
- Поднимите-ка руки, - говорит второй.
Я поднимаю. В мгновение ока меня привязывают к перекладине. Я тщетно пытаюсь брыкаться.
- А ну-ка отпустите меня, мерзавцы!
Я говорю им еще много других слов, но память моя не позволяет мне воспроизвести их еще раз.
Они хватают меня за ноги и закрепляют их на полу. Чего они хотят?
Отхлестать меня! Я ору во все горло. Должно быть, я попал в лапы мафии, которая делает специальные фотографии по заказу пожилых господ и важных дам, слегка уставших от жизни.
- Оставьте меня в покое!.. Ублюдки!.. Оборванцы!.. Я еще вернусь, чтобы набить вам рожу.
Как же. - Это все равно что обращаться к стенке. Они суетятся в комнате. Первый поставил передо мной нечто вроде фарфоровой мисочки на ножке, а второй возится с какой-то электрической машинкой.
- Мы предпочли бы первый вариант, - говорит усач, - но ты, похоже, не разделяешь нашего мнения, так что извини.
Он прижимает мне к животу некую штуковину. Проводком она подсоединена к аппарату; второй подходит ко мне сзади с другим электродом. Бог мой! Свиньи! Я чувствую себя более униженным, чем если бы это был термометр. Они обращаются со мной ну совершенно как с подопытным кроликом. Я награждаю их всеми именами, которые мне еще приходят на память.
- Не волнуйся, - говорит толстяк. - Это не больно, и потом, тебе было предоставлено право выбора. А теперь не шевелись, я подключаю контакт.
Он подключает раз, другой, третий, и всякий раз я подпрыгиваю - теперь я осознаю наконец, для чего эта фарфоровая штучка. Мне слишком стыдно произносить что бы то ни было, зато эти два идиота помирают со смеху.
- Не беспокойся, - говорит мне второй. - Это останется между нами.
Чтобы спасти престиж, я решаю соврать.
- Мне наплевать, - говорю я, брызгая слюной. - Вы самые отъявленные мерзавцы. Мы еще увидимся.
- Как только ты пожелаешь, сынок, - говорит первый, давясь от смеха.
Я припоминаю, они еще дали мне что-то выпить.
III. Энди Сигмен приходит на помощь
Я пришел в сознание, видимо, для того, чтобы насладиться пением синих габонских зябликов с апельсиновой плантации, лежа на обочине дороги, куда меня положили на этот раз совершенно одетым. Почувствовав запах сигары Дугласа, я первым делом подумал, каким образом этот идиот сумел меня отыскать.
Однако, наведя некоторые справки, я понял, что это вовсе не Дуглас. Передо мной возвышалось такси черно-оранжевой расцветки, а на его подножке сидел симпатичный малый и разглядывал меня, покуривая трубку.
- Что я здесь делаю? - спросил я.
- Как раз собирался задать вам этот вопрос, - ответил он.
- Я одет… - констатировал я.
- Хм… Надеюсь! На вас было что-нибудь еще? Я ощупал карманы. Вроде бы все на месте.
- Который час?
- Скоро шесть.
Я поднялся. Моя голова тут же дала знать, что все это мне не приснилось. Должно быть, я выругался, так как он участливо посмотрел на меня.
- У вас здоровенная шишка, старина.
- Да.
Ломило поясницу. Эта шайка мерзавцев с их электрическими трюками… Но, если кроме этого ничего не было, я еще здорово отделался. Секунду я колебался:
- Вы можете отвезти меня в город?
- Я думал, что именно об этом вы и попросите. Поэтому я и сижу здесь. Меня зовут Энди Сигмен.
- Меня - Рок Бэйли, - ответил я. - И я очень рад нашей встрече.
- Порядок. Я возвращаюсь порожняком, так что я тоже очень рад.
Я задумался на минуту - это был предел моих мыслительных возможностей.
- Поехали, - сказал я. - Отвезите меня в "Зути Сламмер". Нужно ехать до угла бульвара Пико и улицы Сан-Педро, а дальше я вам покажу.
- Я знаю, где это, - сказал он. - К Гамильтону?
- Точно.
Я уселся рядом с ним: так гораздо удобнее разговаривать, а все таксеры в этом городе болтливы, как старые негритянки.
Я постарался придумать более или менее правдоподобную историю, так как был уверен, что придется рассказывать все в подробностях.
- Остерегайтесь женщин, - молвил я для начала.
- Отвратительная порода, - согласился он.
- Особенно когда на протяжении двадцати миль позволяют себя тискать, а потом ни за что ни про что выталкивают из машины.
- Она не так уж быстро ехала. - сказал он, глядя на мой костюм.
- К счастью, да. Она притормозила.
- Странно, что девица отказалась вас поцеловать, - сказал он, недоверчиво глядя на меня. - Правда, не мне судить, особенно глядя на вашу шишку, но водить за нос такого парня, как вы. - насколько я понимаю, вы принадлежите к типу мужчин, на который они падки как мухи.
Никакого намека на лесть в его голосе. Должно быть, он действительно так думает.
- Обычно, - говорю я, - так оно и есть, но никто не застрахован от неожиданностей Эта, во всяком случае, провела меня самым отвратительным образом, трудно даже сказать, что произошло с тех пор, как я потерял сознание.
- Должно быть, вы заснули на месте, - сказал он.
- Возможно.
- Какая удача, что я вез того клиента аж до Сан-Пинто.
- Особенно для меня, - ответил я.
- Когда я был в Шанхае, - начал он, - мне очень часто приходилось наталкиваться на людей, лежащих где-нибудь на улице.
- Вы были в Шанхае?
- Я был директором французской трамвайной концессии. Это забавная история.
Я засмеялся.
- Вы, наверное, шутите.
- Вовсе нет. Я действительно руководил всем этим. Чтобы все было ясно, скажу, что в девятнадцать лет я записался на факультет восточных языков, как они это называют, чтобы изучать турецкий. И в первый же день ошибся классом. - И он рассмеялся в свою очередь. - Вы, должно быть, правы, это скорее походит на шутку, но так или иначе это правда. Там было всего два ученика, я оказался третьим. Первый раз за одиннадцать лет преподаватель увидел перед собой троих… и у меня не хватило мужества разочаровать его.
- И что же?
- Так вот, когда я выучил китайский, естественно, нужно было поехать в Китай. Я прожил там двадцать лет и за это время выучил английский.
- И теперь вы здесь…
- Теперь я здесь. Шикарное место - Калифорния.
- Да, действительно.
Шикарное, ничего не скажешь, место, где вам подсовывают сигарету с наркотиком, чтобы затем в незнакомом месте подвергнуть самым постыдным операциям. Если бы я рассказал ему всю правду, у него бы мурашки забегали. Это еще хуже, чем если бы все трамваи Шанхая загудели разом перед его окном в четыре часа дня… - так как он, должно быть, спит днем.
Итак, они оставили меня в районе Сан-Пинто. Это ровным счетом ничего не значит. Они могли отвезти меня в любое место в радиусе сорока миль.
Энди Сигмен свернул за угол. Мой бьюик стоял на прежнем месте рядом с драндулетом Дугласа.
- Порядок, - сказал я Энди. - Остановите здесь, и еще раз спасибо.
- Если когда-нибудь вам понадобится моя помощь. - сказал он, странно на меня поглядев.
Он записал свой номер телефона в мою книжку.
- У вас есть телефон? - удивился я.
- Да, - ответил он, - я неплохо устроился. Честно говоря, меня забавляет профессия шофера такси, но я вполне могу без нее обойтись.
В результате я не осмелился предложить ему чаевые.
- Я позвоню вам на днях, выпьем по стаканчику, - сказал я, пожимая его худую, но твердую руку.
- Хорошо, - ответил он. - До свидания. Я проводил взглядом отъезжающее такси. Было ровно шесть часов тридцать минут.
И когда я снова вошел в кабачок Лема, я увидел Санди Лав; я увидел ее со спины, она кричала, закрыв лицо руками и отступая назад.
- Там, в телефонной кабине - мертвый мужчина!
IV. Гари берется за дело
На этот раз мое возвращение происходит совершенно незамеченным, и я чувствую, как во мне развивается огромный комплекс неполноценности.
Старина Лем сидит с понурым видом - если это все правда, его заведению несдобровать Гари и Дуглас направились в глубину зала к телефонной кабине, и я вижу, как они там склонились над чем-то. Надо вам сказать, что в "Зути Сламмер" почти никого не осталось Даже Мона и Берил ушли, а от Кларка Лэйси и следа не осталось.
Гари и Дуг возвращаются, ничего не обнаружив.
- Звоните в полицию, Лем, - говорит Гари. - Он мертв. Лучше будет известить их заранее. Вы ничем не рискуете. Попросите к телефону лейтенанта Пика Дефато. Это мой приятель.
И тут он замечает меня.
- Где ты пропадал, изменник? Вернулся как раз вовремя. Выбрал момент, нечего сказать.
- Я выходил проветриться, - отвечаю я. - Я же тебя предупреждал.
- И с тобой произошла маленькая неприятность. - Дуглас, как обычно, веселится: одного трупа явно недостаточно, чтобы поколебать его настроение. Он намекает на мою шишку, и я быстро меняю тему.
- Вместо того чтобы зубоскалить, успокой-ка лучше бедняжку Санди.
Все это время Гари в телефонной кабине настаивает, чтобы позвали Ника Дефато.
- Кроме шуток, - не отстает Дуглас, - что ты натворил?
- Меня похитила тайно влюбленная в меня женщина. И я слегка повздорил с типом, который курит ужасную гадость - похуже твоих сигар.
- Может быть, - говорит Дуглас, - ты нам все-таки скажешь, где ты был?
- Какой кошмар, - говорит Санди Лав. - Вы думаете, он действительно мертв?
Она до сих пор не может прийти в себя.
Гари и Лем возвращаются. Несколько оставшихся клиентов направляются посмотреть на труп, затем все мы оккупируем стойку, ожидая, пока Лем приготовит какой-нибудь чрезвычайно бодрящий напиток, поскольку бармен ушел спать.
Я спрашиваю Килиана:
- Что это за тип? Он был здесь сегодня?
- Да, - кивает Килиан. - Мне кажется, я заметил его часа два назад. Вскоре после твоего ухода, сдается мне. Я вышел посмотреть, куда ты запропастился, и увидел его на улице - он разговаривал с каким-то фраером. Я это хорошо помню, поскольку рассчитывал увидеть не их, а тебя.
Вот оно что! Я быстро направляюсь к телефонной кабине. Если это тот самый. Да, он действительно мертв - должно быть, выпил что-то не очень приятное, так как его физиономия весьма своеобразного цвета. Но это не тот, что предлагал мне сигарету. Может быть, его приятель? Я возвращаюсь, чтобы выяснить у Гари кое-какие детали, но тут замечаю красные отблески полицейской мигалки. Раздается вой сирены. Совсем тихо - они берегут нас. Входят двое полицейских в форме, за ними еще один в штатском, причем вид у него такой, будто он спит на ходу. Он пожимает руку Килиану - должно быть, это тот самый Дефато. Тут же заходят еще двое. Один - с физиономией удивленной лошади - держит в руках черную аптечку; другой, должно быть, фотограф. Они проходят мимо стойки вслед за двумя полицейскими в форме. В добрый час, по крайней мере, их нельзя упрекнуть в неторопливости. Все происходит быстрее, чем я предполагал: за какие-нибудь полчаса все было закончено - они записали наши фамилии, адреса, взяли показания и убрались восвояси, прихватив девиц сомнительной репутации.
- Хорошо иметь связи, - заметил я Килиану.
Он улыбнулся. Славный толстяк Лем, заметно повеселев, проставляет нам выпивку. Дуглас уже не держится на ногах, его запаса трезвости хватает только на то, чтобы выйти из бара. Никому нет дела до того, как он управится со своей машиной. Нам это ни к чему.
Мы тоже выходим.
- Я подвезу вас? - говорю я Санди Лав.
Она смотрит на меня, и я убежден, что своим взглядом она хочет мне что-то дать понять, но я недогадлив и ничего не понимаю. Я высаживаю ее первой, потому что мне нужно поговорить с Гари.
Мы оба прощаемся с ней и смотрим, как она заходит в дом. Подарив нам очаровательную улыбку, Санди исчезает за дверью с матовыми стеклами. Уже совсем рассвело, и меня немного клонит в сон. Гари, напротив, свеж как роза. Как только мы остаемся одни, он поворачивается ко мне с озабоченным видом, лицо его при этом натянуто, словно гитарные струны.
- Рок… Где это тебя угораздило?
Он тоже заметил мою шишку: нужно обладать крайней степенью близорукости, чтобы ее не увидеть. Мы выезжаем на загородную дорогу - нам совсем не повредит небольшая прогулка до пляжа Санта-Моника, к тому же мы сможем в это время спокойно поговорить.
- Это подарок, - говорю я, - от одного незнакомца.
- А как? Когда?
- Сначала один вопрос, - говорю я - Вернемся к тем двум типам, которые входили в "Зути". Один из них мертв. А другой - не такой ли это детина мерзкого вида в бежевом костюме и белых ботинках?
- Да, - отвечает Гари, поразмыслив.
- И галстук почти такой же, как у тебя. Машинальным движением он подтянул узел:
- Да.
- Ну хорошо, а теперь я расскажу тебе, что со мной произошло.
Я говорю ему, как тот тип, которого он узнал по моему описанию, накачал меня наркотой. Как меня привезли в комнату и раздели. Я рассказываю ему о красивой девице и процедуре, которая за этим последовала, об ударе кастетом и появлении Энди Сигмена в завершение всей этой истории. Гари слушает меня внимательно, некоторое время молчит.
Затем он бросает взгляд в окно и подскакивает на месте.
- Куда это ты едешь?
- Ты не думаешь, что нам не мешало бы искупаться?
- Искупаться? Да ты спятил, Рок, - говорит он. - Время развлечений кончилось. Дай-ка мне руль.
Итак, мы поменялись местами, и он помчал со скоростью автогонщика, что не мешало ему, однако, вести разговор.
- Ты знаешь, кто этот покойник у Лема?
- Откуда же мне знать.
Мне известно, что это был высокий парень, блондин с голубыми, должно быть, глазами - но нам он предстал в таком виде, что лучше бы и вовсе на него не смотреть.