За такое могли убить. Или искалечить. Но я привык. Любая опасная профессия становится гораздо менее опасной, если знать правила. Мы - я и босс - знали. Прежде чем вмонтировать в стену хитрую технику, мы все обсудили. И пришли к выводу, что наши тайные видеоролики вряд ли наделают бед, даже если попадут в чужие руки. Уловить суть происходящего можно только в том случае, если сам герой сюжета - например, я - сделает уточняющие комментарии. А я их никогда не сделаю. Кто угодно, но не я.
Что увидит и услышит посторонний, посмотрев запись? Клубы сигаретного дыма, фигуры в пиджаках. Диалог такой:
Клиент. Слушай, Миша. Один мудак погнал на тебя полтора или два ярда.
Хозяин. Это п…ц. И когда надо сделать?
Клиент (улыбаясь). Как обычно - вчера.
Хозяин. А как погнал?
Клиент. В дереве. Я же говорю, два ярда, б…, в дереве.
Хозяин. А дальше?
Клиент. Вынуть, на х… кэш.
Хозяин. Тоже деревом?
Клиент. Грины.
Хозяин. Два ярда не освою. Это до х…я. Максимум ярд, и то в два дня.
Клиент. Х…во.
Хозяин. Ладно. Отоварим. В один день. Но за три.
Клиент (кричит). Что?! Три?! Ох…ть! Ты душишь! Всегда было два!
Хозяин. Два - это за два дня. А три - за один.
Клиент. Это п…ц!
Хозяин. А х… ли ты думал? И за купюрность не отвечаю.
Клиент (не совсем понял). Это как?
Хозяин. Половину - мелкими.
Клиент. Какими, б…, мелкими?
Хозяин (зевает). Пятерками и десятками.
Клиент (шокирован). Ты ох…л.
Хозяин (невинно). Извини.
Клиент (погружен в сомнения). Я буду думать.
Хозяин. А мне что делать? Кэш заказывать или нет?
Клиент. Ни х…я не заказывай. Я все отменю. На х… мне твои десятки? Кому я их впарю?
Хозяин. Ладно. Даю семьдесят пять процентов сотенными листами, в один день, комиссия - три, самовывозом.
Клиент (хохочет). А, б… повелся, жук! Идет, согласен…
Такая запись - гарантия безопасности. На следующий день за наличными приезжает броневик. Начинается пересчет. "Два ярда в дереве", то есть два миллиарда рублей - это примерно пятьсот тысяч долларов по курсу лета девяносто шестого года. Забирает деньги не тот, кто договаривался, а сам владелец миллиардов. Мы взимаем комиссию: три процента, пятнадцать тысяч долларов. Миллиардер в ярости. Он рассчитывал на два процента. Будь он в хорошем настроении, он бы махнул рукой, но он мается похмельем, и к тому же вчера жена застукала его с содержанкой. И он идет на принцип. Два, и точка. Гремит скандал. Цена вопроса - ровно пять тысяч. Вызывают посредника - того, кто делал сделку. От испуга несчастный начинает врать, что говорили про два, а никак не про три. Миша Мороз стоит на своем. Миллиардер грузит товар в броневик, хлопает дверью, грозит бандитами. И вот - бандиты. Трое. Кандидаты в мастера по греко-римской борьбе. Требуют ровно пять тысяч, и еще столько же за беспокойство. Серьезная предъява. Миша бледен, но весел. Он просит быков появиться завтра. Быки отступают. Миша делает мне знак. Я зову личного водителя и велю ему отвезти вот эту видеокассету вот по этому адресу: прямо в офис миллиардера. Вечером, часов в одиннадцать, миллиардер звонит Мише и снимает свою претензию. За пять тысяч ответит посредник. Но с нами миллиардер больше не желает работать. Мы скользкие парни, мы пишем все разговоры, с такими опасно дело иметь.
Мы не расстроены ни капли. Мы отбили пять тысяч. А в городе полно и других миллиардеров.
Такова наша работа. Она выгодная и интересная. К сожалению, иногда нам присылают "ярды", принадлежащие государству. С ними связываться нельзя. Свяжешься (из жадности или в спешке) - однажды будешь сидеть меж полных сейфов и ждать ареста.
Когда стало ясно, что арест неизбежен, я предложил:
- Сделаем кино. Инсценировку. Как будто я - босс, а ты - мой подчиненный. Подбросим ложную улику. Пусть эту запись найдут при обыске, вместе с десятком других.
Мой надежный партнер Михаил мгновенно возбудился, даже порозовел. Я не смог вспомнить, когда его глаза блестели столь ярко. Весь последний месяц он ходил бледный, серый, в пять вечера начинал пить и к семи уезжал в стрип-клуб. Он боялся тюрьмы. Он не перестал бояться даже после того, как я в сотый раз твердо обещал, что возьму все на себя.
Дождались, пока закончат работу и уйдут по домам мальчики и девочки, получавшие от нас большие деньги за то, что считали очень большие деньги. Сели прорабатывать мизансцену. Я стал весел. Появление хорошей идеи приводит меня в восторг.
Хлебнули виски.
- Сыграем так: ты в чем-то виноват, а я тебя отчитываю.
Миша Мороз мрачно усмехнулся.
- Допустим.
- Я буду кричать и топать ногами.
- Ладно, топай.
- Ты сядешь на диван. В полупрофиль к объективу, чтоб твое лицо легко идентифицировали. И не молчи. Я сяду в кресло и включу запись. Ты войдешь и спросишь: "Вызывали?"
- Может, - грубо обрезал хозяин, - мне тебя еще и по отчеству назвать? И поклониться? Включай, и начнем. Потом сотрем лишнее. Только недолго.
- Уложимся в полчаса.
- Полчаса? - изумленно спросил надежный партнер. - Ты собираешься полчаса кричать и топать ногами?
- А что тут такого?
- Хватит пяти минут.
- А вдруг я войду во вкус? Надо, чтобы все было натурально. Если будет ненатурально, лучше вообще ничего не затевать.
- Ладно, там посмотрим. Только без мата!
- Это как раз будет ненатурально, - заявил я. - Шеф ругает сотрудника, оба взрослые мужики - и без мата?
- Хорошо, с матом, но без оскорблений.
- Да? То есть это как? То есть я не могу сказать: "Пошел отсюда нахуй, мудозвон ебаный"?
- Нет, - отрезал Миша Мороз. - Предлагаю без "нахуй" и "ебаный". Веди себя культурно. Как культурный шеф, ругающий культурного сотрудника. По легенде, у нас, типа, финансовая компания, а это культурный бизнес.
- Мудак? - предложил я. - Кретин? Урод? Болван? Тупица? Бездельник? Олигофрен? Имбецил? Недоумок?
Босс посмотрел на меня с ненавистью. В ответ я широко улыбнулся. Я всегда знал, что однажды смогу уговорить его сделать эту инсценировку. Если честно, давно мечтал. Опытный раб знает, как манипулировать своим хозяином.
- Не кури, - распорядился я. - Потом закуришь, в процессе разговора. И ногу на ногу не закидывай. И сними, пожалуйста, свой пиджак. Он слишком дорогой…
- Хватит, - зарычал босс. - Забаву нашел, да? Иди включай, и поехали. У нас нет времени.
- Подожди, - сказал я.
- Что?
- Мне надо войти в образ.
Я вышел. Проверил аппаратуру. Мы спрятали ее в самой дальней комнате нашего подвала, подальше от глаз подчиненных. Новинка была надежно засекречена.
Со временем я предполагал наладить целую систему. Круглосуточно фиксировать все происходящее внутри конторы и на подступах к ней. Так мы обезопасим себя от нападения снаружи и от предательства внутри. Человечеству никуда не уйти от тайного видео. Не пройдет и четверти века, как сотни тысяч видеокамер будут смотреть на нас изо всех углов. Дороги, площади, вокзалы и магазины, подъезды жилых домов, вообще все места скопления людей окажутся под прицелом объективов. В точности по Оруэллу. Уличная преступность и терроризм отомрут. Граждане сделаются законопослушны до жути.
Ослабил галстук. Посмотрел на себя в зеркало. Грустно подумал, что никак не тяну на полноценного босса. Слишком худой. Но на десять минут моего актерского дара вполне хватит.
Рванул дверь кабинета, ворвался. Хозяин неловким кивком изобразил почтение. Потом замер, словно убитый горем, тяжело уронив руки на колени. Я почувствовал легкое неудобство в левой половине лица - это мое подсознание напомнило мне, что именно слева, из-под потолка, на меня смотрит стеклянный видеоглаз. На мгновение я смутился, но быстро овладел собой.
- Миша, - начал я, - ты совсем отупел, да? Ты опять меня подвел! Я тебе доверил простую вещь, элементарную операцию, с одним-единственным векселем, и ты все запорол!
- Это в последний раз, - мрачно ответил босс. - Клянусь, этого больше не повторится.
- А как я могу тебе верить?! - я добавил силу в голос. - Как я могу тебе верить? Как?! Зачем ты не посоветовался со мной?! Для чего тут тогда я?! Может быть, это твоя фирма? Тогда я пойду отсюда!
- Нет, это твоя фирма.
- Чья?
- Твоя! - с натугой повторил хозяин.
- Не слышу!
- Твоя!!
Я схватил со стола сигареты. Хотел выпустить дым в его сторону, но решил, что это лишнее.
- Тогда какого… за каким… кой черт ты лезешь туда, где ничего не понимаешь?!
- Дай, пожалуйста, закурить, - попросил Миша почти шепотом.
Я швырнул пачку на диван, рядом с ним. Ударившись о спинку дивана, картонка скатилась на пол. Миша нагнулся и поднял. Он сыграл неплохо. Он долго шарил по карманам, отыскивая зажигалку. Дрожащей рукой поднес огонек.
- Может быть, ты что-то перепутал?! - заорал я, надсаживаясь. - Ты тут вообще никто! И звать тебя никак! Твое дело - работать! Выполнять мои распоряжения! Ты забыл, чья рука тебя кормит?! Ты забыл, кто тебя вытащил из грязи?! Подмыл и высморкал?! А?! Забыл? Кто тебя поднял? Я! Кто сделал тебя тем, кто ты есть? Я! Чей это бизнес? Мой! Кто ты в этом бизнесе? Ноль! За что я плачу тебе зарплату? Чтобы ты делал только то, что я говорю!
Можно было попробовать затопать ногами, но я боялся переиграть, поэтому просто сунул руки в карманы и стал расхаживать взад и вперед.
- Я устал от твоих выходок, от постоянных ошибок, - продолжил я негромко, как будто заставив себя успокоиться. - Я не хочу терять на тебе деньги! Почему я должен терять на тебе деньги? Зачем мы тут сидим? Зачем пашем по четырнадцать часов в сутки? Зачем гробим свое здоровье и нервы? Ради денег! А ты все портишь! Ты мешаешь! Может, тебя отправить отсюда? Выгнать? Хочешь? А? Нет? Чего молчишь? Хочешь уволиться или нет?
- Не хочу, - выговорил мой хозяин сдавленным голосом. Чтобы не расхохотаться, я повернулся спиной к объективу. Я почувствовал, что блеф доставляет нам обоим наслаждение.
Разумеется, ложь - это искушение. Обмани человека, или группу людей - испытаешь удовольствие. Отдельное, ни на что не похожее, очень животное, острое, сексуальное. Сейчас, изображая сцену "босс Андрюша и его подчиненный Миша", я был близок к восторгу. Меня бил озноб. Кассету с этой записью мы смешаем с десятком других кассет, с другими записями - ничего не значащими. Даже если налоговая полиция допросит всех наших клиентов, задавая один вопрос - "кто был главным", даже если все клиенты в один голос укажут на Мишу Мороза - все равно видеозапись, изъятая при обыске, вызовет гораздо больше интереса и доверия. Такова человеческая природа. Все читают книги, но охотнее смотрят кино. На самом деле - вон как оно было. На пленке ясно видно. Андрей кричит, Миша молчит. Дураку понятно, кто из них хозяин. На допросе, если не дай бог, будет допрос - Андрей признается. Да, хозяин именно я, скажет Андрей. И Миша скажет, что хозяин Андрей. А он, Миша, наемный сотрудник. Он ни при чем.
- Еще одно неверное движение, - я затряс перед его лицом пальцем, - и я тебя вышвырну! У меня незаменимых нет! А пока - оштрафую. На триста баксов! Чтоб жизнь медом не казалась!
Хозяин взвыл, очень натурально:
- А на что я буду весь месяц жить?!
- На сбережения, - отрезал я. - Раньше надо было думать! Все, разговор окончен! Пошел отсюда на… к чертям собачьим, болван проклятый!
Миша встал и направился к двери.
- В гробу я видел таких деятелей! - не унимался я, двигаясь за ним. - И учти, это последний раз! Ясно? Последний раз!
Мы вышли за дверь. Минуту или две стояли, не произнося ни звука.
- Блестяще, - произнес надежный партнер. - Очень правдоподобно. Мне было так стыдно, Андрей, что я мечтал провалиться сквозь землю. Из тебя выйдет отличный босс. У тебя большой талант отчитывать подчиненных.
- Весь мир - театр, - скромно сказал я. - А люди в нем - актеры. Это сказал Шекспир. Говорят, он тоже подставной. Как я. А пьесы написал Фрэнсис Бэкон.
Пошли к телевизору - посмотреть, как вышло. Остались довольны. Я буйствовал, как реальный папа. Миша Мороз страдал и оправдывался.
- Здесь переиграли, - задумчиво сказал он. - Зачем ты швырнул в меня сигаретами?
- В порыве злости. Ты просрал сделку. Я готов тебя убить, это ясно видно…
- А вот тут очень хорошо. Кстати, ты был прав насчет мата. Чем больше грубой ругани - тем достоверней.
- Так давай сделаем второй дубль! Я с удовольствием добавлю экспрессии!
- Нет, - отрезал хозяин. - Я не собираюсь еще раз такое выслушивать. Между прочим, я никогда так на тебя не орал, Андрей, и не оскорблял.
- Как же! Однажды ты обозвал меня "Сорос хуев". Так что извини. Я исполнил свою маленькую месть. Каждый подчиненный мечтает хоть раз поменяться местами с начальником.
- Отлично, - пробормотал стратег и босс. - Тогда запатентуй свое изобретение. Открой ателье. Пусть клерки с уязвленным самолюбием ходят к тебе, чтобы запечатлеть на пленку свою ненависть к руководителю… И не забудь сделать мне копию, на память…
Потом я смотрел эту запись много раз. Размышлял. Зачем вообще одно живое мыслящее существо вдруг позволяет другому существу себя унижать? Куда в этот миг исчезает вся его гордость? Или это переменная величина? В какие-то моменты жизни она велика, а в другие моменты сужается до невидимых глазу пределов? Неужели совесть и достоинство - переменные величины? И только миллион долларов - постоянная величина?
Запись пригодилась. Инсценировка удалась. Миша Мороз просидел всего месяц, а я - три года.
Гонзо
Я люблю гонзо, это весело, это стряхивает с действительности ненужную тяжеловесную многозначительность, как сигаретный пепел с пиджака. Двигал же по вене героином тот парень, Уилл Селф, в самолете главы английского государства. А главы государств кто? Политики, публичные персоны? Билли Клинтон "курил, но не затягивался". И Барак Обама, по слухам, не чужд был бодрящих субстанций. Люди простили им это. Порочен - значит, свой. Такой же, как все.
Сам термин "гонзо" изобретен Хантером Томпсоном. Он же автор лучшего романного заголовка двадцатого века. Если лучший романный заголовок в мировой истории - "Идиот" (надо быть идиотом, чтоб не прочесть роман с таким именем), то твердое второе место принадлежит Хантеру Томпсону, его книге "Страх и отвращение в Лас-Вегасе". Книга Томпсона целиком посвящена гонзо.
Лично я понимаю гонзо как любое появление в официальном месте в неофициальном состоянии. Скажем, Борис Николаевич Ельцин, великий человек, был крупным мастером гонзо.
Следственная тюрьма - очень официальное место. Там бьют сапогами за любую попытку впасть в неофициальное состояние. Тем не менее мы редко бывали трезвы. Я закидывался всем, что предлагали. Кроме героина. Процедура вонзания холодного грубого железа в собственную плоть всегда казалась мне пошлой. Есть ловкачи, которые мастурбируют, одновременно ухитряясь придушить себя веревочной петлей, для усиления эффекта. Можно представить, как это выглядит со стороны. Вот и внутривенные манипуляции, все эти жгуты и ватные тампоны, для меня столь же отвратительны.
Впрочем, я иногда курил опиум - тот же наркотик, но в меньшей концентрации. Если не было гашиша - курил опиум. Если был гашиш - а он почти всегда был - я курил гашиш. Но иногда и опиум, вместе с гашишем. Мы комбинировали, глотали, нюхали, ширялись, вдували друг в друга. Так жили.
Смысл заключался в том, чтобы не просто убиться в хлам, но убиться и не прекращать движение. Всякий может покурить марихуаны и завалиться на диван. А вот если попробовать, например, покурить, а потом димедрола, а потом черного, а потом на протяжении всей ночи, с перерывами на чифир, заталкивать двадцать килограммов общего сахара в матерчатые кишки, каждая длиной в три метра, толщиной же не более водопроводного шланга (чтоб пролезало сквозь решетку), - тогда видна сила человека; кто падал последним, того уважали. Кто не умел кайфовать, кого слишком развозило, кто после двух затяжек слабенькой травки начинал хохотать или садился с опухшими веками смотреть телевизор - тех постепенно отдаляли от центра движения. Вкачать в себя лошадиную дозу и выглядеть абсолютно вменяемо, действовать, быть настороже, играть во все, во что играется, потом извиниться перед товарищами и проспать тридцать часов - так жили.
На третий год я заскучал. Друзья получили срока и уехали в лагеря. Все надоело. Говорят, именно третий год самый трудный, потом втягиваешься и сидишь и пять, и семь. Мучила тоска. Особенно, когда засыпал или пробуждался. Промежуточное состояние меж сном и явью всегда мною трудно переживалось, и одновременно притягивало. Мне кажется, именно по дороге из одного мира в другой острее чувствуешь и тот мир, и этот.
Опиум помогал. Он заменял многое. Проще всего сказать, что я хотел есть, спать, дышать свежим воздухом, смотреть на деревья, цветы или траву, купаться в море, чистого постельного белья хотел и пива холодного, но взамен имел только опиум, - однако то, чего я хотел, было здесь ни при чем. За два с половиной года, проведенных в каменных мешках различных размеров и конфигураций, я позабыл, что такое цветы или воздух, не говоря уже о пиве холодном, все осталось далеко позади; в такой ситуации честнее и благоразумнее жить с тем, что есть, полноценно существовать в предлагаемых обстоятельствах. И совсем не думать о том, чего нет. Дело не в опиуме. Он - нелишний кайф, только и всего. Есть опиум - хорошо, нет его - и черт с ним. Я его никогда не любил, от него потеешь. Вдобавок именно в тот день я действительно очень хотел спать. Двадцать часов тому назад закинулся аминазином и ходил, словно бы непрерывно ударяемый по затылку тяжелой подушкой - бом, бом, бом - а когда собрался покемарить, пришлось участвовать в качалове. Разбираться с хлеборезом, уличенным в фаворитизме. Кому-то досталась пайка слишком маленькая, а другому - наоборот. Я не любитель качать рамсы, я слишком мягкий, я б недовольному лучше свою пайку отдал, лишь бы не видеть всех этих искаженных голодом лиц, - одно или два еще можно стерпеть, но когда их двадцать, и все меж собой похожи, как слипшиеся карамельки, причем половина делегатов подошла просто так, поглазеть, как человека будут бить по лицу, а сам ты при этом удолбан и тебя вши едят, - грустно тогда тебе.
И ты куришь опиум.
Закончили к пяти утра, потом курили. А в девять меня дернули на вызов. Едва успел чаю попить.
Выводной не заметил, что я под кайфом, он сам был пьяный и путал русские и мордовские слова. А если б и заметил, ничего бы не сказал - свой был, прикормленный. Из тех, которые "ты со мной нормально, и я с тобой нормально". Отвел в следственный корпус, запер в трамвае. Ходьба и любые физические действия ослабляют влияние наркотика на мозг - зато, когда вдруг оказываешься неподвижен, да еще присел у стеночки и закурил, тут же накрывает вдвойне. Во всяком случае, лично меня накрыло, вплоть до жужжания в извилинах.