– Да, у меня там осталась фирма.
Блайвас продолжал сканировать собеседника, словно пытаясь считать всё то, что тот недосказал. Так они стояли друг против друга, затем Блайвас спросил:
– А зачем я тебе нужен?
– Э-э-э… в смысле? Мы же имеем какие-то дела, ты сдаёшь мне офис в аренду, – сказал Андрей, и пристальный взгляд его голубых глаз всматривался в лицо Блайваса.
– Нет, Андрей, тебе-то я зачем по большому счёту?!
– Слушай, изъясняйся конкретнее, что ты хочешь услышать?!
Выдержав гнетущую паузу, Блайвас выдал:
– Я имею в виду: если бы у меня была постоянная тема…
Тут он окинул взглядом обшарпанные заводские стены, в поле его взгляда попала заводская вывеска и очередная фура, выезжавшая с завода.
– … да не одна тема, у тебя же в Волгограде осталась фирма… то я бы не ввязывался во всякие блудняки. Понимаешь, о чём я?!
– Слушай, Винц, ты говоришь какими-то загадками. Что с тобой сегодня творится?!
Неожиданно взгляд Блайваса смягчился, он заулыбался и бросился обниматься:
– Ладно, расслабь булки.
Худощавый Андрей чувствовал себя неуютно в лапах этого бегемота и облегченно вздохнул, когда освободился. Блайвас вытащил телефонную трубку:
– Улыбочку! Нет, посерьёзнее!
И сделал несколько снимков. Андрей ещё больше удивился:
– Это ещё зачем?
– Для сайта! Ты же ариец, ёпта! – загоготал Блайвас. – Настоящий ариец! А мы все перед тобой чурки, ёпта! А ходим чурок шваркаем, хотя сами голимые чурки.
Тут он вовсе зашелся смехом так, что распугал всех птиц, сидевших на заборе. Андрей постарался сделать вид, что всё нормально. Успокоившись, Блайвас спрятал телефон и подал руку: "Ладно, иди, тебе надо на работу". Они попрощались.
Идя по территории завода, Андрей размышлял, что здесь могло понадобиться Блайвасу. С ним и его напарником Богданом Радько Андрей познакомился через общих знакомых, когда приехал в Петербург несколько лет назад по приглашению своих друзей, чтобы стать соучредителем фирмы-дилера аккумуляторного завода. Офис и склад фирмы под названием Экссон находились прямо тут, на предприятии. Блайвас и Радько были смотрящими у Владислава Коршунова, магната, владельца торговых центров, гостиниц, совладельца некоторых промышленных предприятий. Сам он проживал в Москве, а в Петербурге на хозяйстве оставались такие, как Радько и Блайвас. Их офис находился на Исаакиевской площади, в доме на углу набережной Мойки и Вознесенского проспекта (который, за исключением трёх квартир, также принадлежал Коршунову).
Андрей быстро понял, зачем его подтянули. Бывший рэкетир Блайвас пытался упасть на хвост и прикастрюлиться к какому-нибудь бизнесу. Но не тут-то было. С Андреем этот номер не прошёл. Он сам в Волгограде одно время баловался чем-то подобным. И когда Блайвас говорил, что "решает в этом городе любые проблемы", было ясно, что он же эти проблемы и создаёт. Из реального пацана он окончательно превратился в беспринципного прощелыгу, которому абсолютно похую – что ебать подтаскивать, что ёбанных оттаскивать. Постепенно у них сложились дружеские отношения. Пытались создать какое-то совместное дело, но ничего не получилось, кроме двух маловразумительных проектов. В итоге Блайвас сдал Андрею половину своего офиса в том самом доме по адресу Мойка 70, на углу набережной Мойки и Вознесенского проспекта. Андрей открыл новое дело по аналогии с тем, чем занимался в Волгограде – продажа медицинского оборудования и расходных материалов. Петербургская компания получила название "Северный Альянс". Компаньоны по Экссону, братья-близнецы Владимир и Игорь Быстровы, и просто братья Алексей и Артур Ансимовы, вначале одобрили проект. Больше того, это произошло с подачи Игоря, бывшего хирурга, познакомившего с нужными людьми, ответственными за закупки в клиниках, которые могли обеспечить стабильные продажи. Но очень скоро компаньоны отказались от этого дела, так как оно, по их мнению, отвлекает от основного бизнеса. А Андрей, втянувшись, получив какой-то результат, наняв людей, не смог так всё бросить, отделить рентабельное от нерентабельного, и втайне от компаньонов сохранил Северный Альянс – офис, людей, и множество нужных и ненужных знакомств. То есть упорно пытался сделать невозможное: соединить жопу с пальцем. Но постепенно до него дошло то, что компаньоны поняли сразу: насколько бесперспективным является медицинский бизнес – в такой высококонкурентной среде, и где, к тому же, все сливки только что снял премьер-министр, через подконтрольную фирму задвинув на сотни миллионов долларов медоборудования в клиники, которые даже не знают куда теперь это всё девать. А за ошметки бюджетных денег идёт такая драка, что мало не покажется. То, что Андрей у себя в провинции делает легко и непринуждённо, здесь даётся колоссальным трудом.
К тому же, коллектив Северного Альянса подобрался ещё тот: дети поколения – девочки-одуванчики и мальчики-припевочки, вплотную соприкоснувшиеся с социальными сетями, причём эти дети соприкасались с соцсетями в рабочее время вместо того, чтобы ходить по клиентам и делать продажи.
И сейчас Андрей, подходя к 40-му корпусу, в котором находился офис компании Экссон, исполнительным директором которой он являлся, в очередной раз подумал: "Пора прикрыть эту байду! Закрыть Северный Альянс! Решиться и срубить с хвоста всех пассажиров!" – вывод очевидный, но из тех, которые неплохо ещё раз проговорить и вдумчиво обсудить с психоаналитиком.
Насчёт бизнеса компаньоны Андрея спорили нечасто (в отличие от первого года существования Экссона, когда их союз был минным полем и дело могло развалиться в любую минуту из-за бесконечных разногласий), зато чтобы решить, в какой ресторан отправиться на обед, иногда уходило несколько часов ругани. Сегодня обсуждали предстоящий уик-энд. После долгих споров решили отправиться на остров Эссари, что на границе с Финляндией. Но это место выбирали вот уже почти полгода, но так и не собрались впятером туда поехать.
Перед тем, как разъехаться, Артур Ансимов, единственный из компании, кто имел доступ к гендиректору Балт-Электро, сообщил, что дирекция завода в принципе готова сдать в аренду производственные помещения и даже линию по сборке аккумуляторов. Ансимовых привлекала идея открыть собственное производство, в частности аккумуляторов стартерной группы, которые фирма была вынуждена закупать у сторонних производителей из-за того, что родной Балт-Электро прекратил их выпуск. Эта тема уже неоднократно поднималась, вызывала оживленные споры, но сейчас Владимир окончательно вбил в неё осиновый кол: "Это какая-то ебатория, Артур. Зачем нам эта возня с рабочими, с производственными мощностями?"
– Если бы всё было так просто – все бы этим занимались, – парировал Артур. – Будем работать, ибо сказано: под лежачий камень хуй не засунешь.
Владимир исполнил последний аккорд в заупокойной панихиде по аккумуляторному конвейеру:
– Даю тебе 100 %, что когда мы всё организуем, рентабельность получится в три раза ниже запланированной. И мы застрянем с собственным производством, как слива в жопе. Лучше потратить два-три часа на переговоры и взять хорошую цену за готовую продукцию, чем канаёбиться с производством!
Глава 4
В полумраке холла греческой таверны "Олива", что на Большой Морской улице, Андрей подошёл к поджидавшей его Марине, на которой было золотое платье из металлических звеньев наподобие кольчуги:
– Привет, Мариш! Какое у тебя крутое платье. У моей бабушки был такой кошелёк.
Он стоял перед ней, а она сидела на диванчике, находившемся на возвышении. Она приподняла подол:
– Да, это хороший материал.
И тут гардеробщик врубил прожекторно яркий свет, ослепивший Марину и осветивший всю её во всех подробностях. Андрей сфокусировал взгляд на её промежности.
– Блин, Марин, я увидел твою горячую киску.
Проходившие мимо посетители с любопытством на неё покосились. Поднявшись с дивана, она отвесила Андрею подзатыльник:
– Придурок!
Пройдя в зал, они заказали шведский стол и мясное ассорти-гриль. Марина принялась отчитывать Андрея.
– Нам надо срочно распродать зависший товар, который ты получил в обмен векселей. А ты таскаешься с Блайвасом, от которого нет никакого прихода. Покатушки на Хаммере и тусовка по Исаакиевской площади. А сейчас ты накупил доменов razgon и снова ведёшь какие-то мутные беседы. Затеваешь интернет-проект?
Слушая её, можно было подумать, будто птички в вольере принимают участие в финансовых делах. Марина познакомилась с Андреем в Alcon Pharmaceuticals. У них были одинаковые позиции, она была региональным представителем по Северо-Западу, он – по Южному региону. Он сразу стал подбивать к ней клинья, но безуспешно. Его страсти были не из числа тех, какие вспыхивают, опустошают и убивают. Он терпеливо вёл осаду. И спустя четыре года смог снискать до конца её полную, безграничную симпатию. Она была свидетелем всех его начинаний, и на правах подруги могла критиковать и кое-что советовать. И с ней можно было общаться на любые темы, начиная от скидок на продукцию Johnson & Johnson и заканчивая температурой половых органов.
– Марин, угомонись, – сказал Андрей вкрадчиво, как только он один умел. – С Блайвасом я давно ничего не обсуждаю. В основном он меня грузит своими Хаммерами. Он грезит организовать их сборку. Собирает информацию, ищет оборудование, помещение. Советуется с людьми. Я с ним общаюсь только затем, чтобы выйти через него на Коршунова.
– Почему бы тебе не отбросить всё лишнее и не сосредоточиться на чём-то одном? – слова Марины прозвучали торжественно, как некая заповедь.
Андрей улыбнулся. Улыбка у него была широкая и зубастая.
– Но я не знаю, как. У меня всё взаимо-увязано. Экссон я не могу бросить, потому что имею здесь высокий стабильный доход. Волгоградская контора, Совинком, хоть там всё запутано, тоже не могу бросить, так как Быстровы участвуют в деле, в своё время навязали мне деньги под процент и я никак не могу вернуть им долг. У меня такое подозрение, что Володя Быстров считает, что я получаю на Экссоне несправедливо высокий доход, поэтому захотел получать долю с остальных моих дел.
При одной мысли о Владимире Быстрове, огромном, рябом и страшном, Марина с негодованием тряхнула своей хорошенькой семитической головкой.
– Чудовище!
Она предпочитала утонченных мужчин.
– Всё равно ты слишком разбрасываешься. Зачем ты связался с этими волгоградскими аптеками? Горздравотдел избавился от убыточных аптек а ты радостно повесил их себе на баланс. И отвалил комиссионные. Да еще инвестируешь в это дело чужими деньгами.
– Но мне их навязали. Давиденко и Карман… – голос Андрея звучал всё твёрже и твёрже, так что на них начали оглядываться другие посетители таверны. – Они устраивают мне городские тендеры в горздравотделе, я вынужден…
Он запнулся, и Марина сказала насмешливо:
– Давиденко – это невидимая рука рынка, которая незримо руководит потоками темной энергии и душит конкурентов, обеспечивая Совинкому победу на тендерах?
– Не знаю, меня бесит, что я многое делаю неплохо, но ничего – по-настоящему хорошо.
Принесли заказ. Воткнув нож в мясо, Андрей высказал то, что постоянно крутилось в его голове последние три месяца.
– Вот распродам зависший склад. Не зря же рисковал с этими векселями. Там почти на полмиллиона долларов. Это решит все мои проблемы.
– Финкельштейн хочет пополнить запасы военного склада. Он ищет у кого бы выбрать весь товар с большой скидкой. Знаешь такого?
Андрей кивнул. Начальник службы материального обеспечения Ленинградского Военного Округа, серый неприметный человечек. Несколько лет назад Блайвас устроил с ним встречу. Зашли не с улицы, а по рекомендации серьёзных людей, но Финкельштейн повёл себя, как последний чёрт. К нему обратились за содействием, а точнее, предложили себя в качестве поставщиков на ЛенВО, конечно не бесплатно. Но он, не желая расстраивать тех, кто рекомендовал Блайваса, и вместе с тем не желая ущемлять тех поставщиков, с кем работал, стал юлить и доказывать, будто он, начальник службы закупок, не имеет никакого влияния на закупки. И на победу в тендерах.
У Андрея осталось тягостное впечатление от этой встречи. Уж лучше бы Финкельштейн не размазывал кашу по стене, а прямо сказал, что у него уже есть свои поставщики, которые ему откатывают, и он не собирается их менять.
– Что-то мне не верится, что этот черт станет покупать у нас. Только если совсем нужда припрёт.
Умолкнув, они сосредоточились на еде, так как продолжению разговора помешала неожиданно включенная громкая музыка: пропитанная джазовыми вибрациями электронщина со свингующей перкуссией, надрывающимся саксофоном, чувственным вокалом и прохладным фортепиано.
Глава 5
В музыке хорошо известен феномен вундеркинда, или "маленького Моцарта", когда иной раз ребенок видит впервые в жизни пианино в гостях у родственников, и, стоя на цыпочках, внезапно начинает подбирать по слуху любимую песенку, не зная ни нот ни грамоты вообще. Через пару лет таких детей показывают по телевизору; приглашают на концерты, где маленький мальчик в белой рубашечке или девочка в трогательном платьеце, едва видные из-за рояля, на высоком стульчике играют так, что залы встают. Это талант, что сложно объяснить каким-то рациональным образом. Талантом природа наделяет человека совершенно вслепую: так сволочь и подлец может иметь нереальную скорость реакции и стать спортивным чемпионом, а тупой как баран сын сантехника и технички получить оперный голос и покорить Ла Скала и Метрополитен Опера. Виктор Штрум никак не относился к озлобленным пролетариям, столь любимыми СМИ для описания образа скинхеда. В их семье была иномарка, а летом в обязательном порядке следовала поездка в Сочи или в Турцию, с жиреющим папой-служащим и толстой дебелой мамашей с обесцвеченными волосами. Более того, исходя из своих личных потребностей Виктор был всецело доволен жизнью где-то до четырнадцати лет. А потом начались странные вещи – захотелось непонятного. Где-то во тьме сознания Виктора зрели странные картины: как он, Виктор, решает проблемы, его слово имеет вес, а за ним стоят шеренги людей, готовых повиноваться каждому слову. "Воля к победе и воля к власти…". Возможно, более впечатлительная натура, чем Виктор, увлеклась бы книгами, например о войнах древности, и сбежала бы от серой реальности в мир занавесок и деревянных мечей. Но Виктор презирал книги, как-то опасаясь печатного слова, из фильмов котировал в основном порнуху, а культурные потребности до некоторого времени реализовывал автомобильными журналами и просмотром спортивных телепередач. Интуитивно Виктор стал тянуться к тем, кто мог бы с его точки зрения воплотить странные желания. И вот настал тот день, когда пересеклись небесные сферы, и Виктор с какой-то отвратительной карлотой прыгнул на неформальную молодежь. Это и стало тем моментом, когда ребенок, впервые подошедший к пианино, на слух играет знакомую мелодию. Дальнейшему творческому росту немало способствовало посещение секции каратэ. Водоворот насилия, захлестнувший Виктора, оказался по-настоящему прекрасен. Мозг его к этому моменту не был отягощен никакими знаниями, и новый опыт ложился буквально на чистый лист. Виктор запоминал и анализировал тысячи мелких деталей, которые не отображали остальные: скорость сбора и атаки людей, нюансы позиции жертвы, ошибки и паузы в столкновении, моменты, когда ситуация теряла контроль лидеров и превращалась в хаос. Очень скоро именно поданные им команды, принимаемые спонтанно решения и действия стали сигналом для всех остальных: в любой драке с Виктором было безопаснее всего, и люди рядом с ним чувствовали себя заговоренными как от пиздюлей, так и от милиции. Ему не было и 16, когда он почувствовал на себе взгляды людей, ждущих от него команды. Это было то самое, что он интуитивно хотел всегда: реальная и очень осязаемая власть. Впервые в жизни он почувствовал себя не троечником в массе посредственностей, а реально лучшим, причем первым среди равных. Очень сильно изменился Виктор и внешне. Очень быстро из низкорослого подростка гоповатого типажа он вырос в коренастого и довольно квадратного парня, выглядящего гораздо старше своих лет. Раздавшаяся в ширину шея и руки заполнили ворот и рукава поло, разбитые кулаки и сплющенный нос в сочетании с абсолютно пустым взглядом завершили его истинный, природный образ. Изменились также жесты, походка, манера речи и стиль одежды. Его перестали узнавать старые знакомые. Забылось и его человеческое имя – его заменило созвучное с фамилией хлесткое погоняло Штурм, а когда кто-то переспрашивал: "Штурм или Шторм", он неизменно отвечал: "Штурм или Шторм – без разницы, можно и так и этак". И уже слишком многие, столкнувшись с ним на улице, сразу начинали обдумывать план бегства. К 27-ми годам его резюме можно было изучать на курсах "Как стать профессиональным убийцей".