Аркадий Вениаминович собирался привлечь к испытаниям нового препарата "Фартинг-Хау" Вишневскую, Маркузина и Подосенкова. Анна об этом знала, возможно, остальным шеф тоже успел намекнуть до заседания, во всяком случае ни Маркузин, ни Подосенков не выказали удивления или каких-то других чувств (наиболее уместным была бы радость), услышав свои фамилии.
- Я считаю, что Сергея Львовича лучше не привлекать! - стараясь, чтобы голос звучал как можно нейтральнее, бесстрастнее, сказала Анна. - Во-первых, он, как недавно было сказано, чрезвычайно загружен. Во-вторых, будем уж говорить начистоту, все мы здесь свои люди, уровень подготовки Сергея Львовича в некотором смысле оставляет желать лучшего. Прошу понять меня правильно, я далека от того, чтобы навешивать ярлыки. Сергей Львович совсем недавно пришел на кафедру, он еще так молод, все у него впереди, он еще покажет нам, на что способен, но сейчас бы я хотела работать с Марией Максимовной. Если, конечно, Мария Максимовна не возражает.
- Я согласна! - тотчас же отозвалась Долгуновская, переводя взгляд с Анны на заведующего кафедрой.
Кто бы не согласился? Подобрать пациентов, выдать им препарат и наблюдать за их состоянием, посещая в палатах или приглашая к себе на осмотр после выписки, не так уж и хлопотно. Три или четыре часа в неделю займет эта деятельность, ну самое многое - шесть. А платят около двенадцати тысяч в месяц, да сверх того можно рассчитывать на итоговый бонус тысяч в шестьдесят, да две-три публикации, да халявная поездка куда-нибудь в Мюнхен или в Брюссель… Вон, как сердито косится на Анну Подосенков, переживает скотина! Раньше надо было переживать, дружочек, думать что несешь. Язык, он, как известно, без мозгов и без костей, а голова тебе зачем? Шапку носить?
- Хорошо, пусть будет Мария Максимовна, - согласился шеф, которому по большому счету было все равно, кто именно займется исследованием. - А вы, Сергей Львович, примите критику к сведению. Анна Андреевна зря говорить не будет. Подтянитесь, вы же не просто старший лаборант, вы научный работник, молодой ученый. И обязаны соответствовать. Вы согласны со мной?
Разумеется, соглашаться с Аркадием Вениаминовичем было совсем не обязательно. Спокойно можно было бы не согласиться, возразить что-нибудь, но сказав такое "А", надо было бы сразу же сказать соответствующее "Б", то есть - валить с кафедры на все четыре стороны и, желательно поскорее, пока жернова судьбы не стерли тебя в мелкую пыль.
- Согласен, - выдавил из себя Подосенков, разглядывая свое отражение в полированной столешнице. - Надо соответствовать, Аркадий Вениаминович. Буду стараться.
- Старайтесь, а то как бы не пришлось нам с вами расстаться, - добил шеф и обвел взглядом подчиненных. - У кого еще есть замечания или вопросы?
- У меня, если позволите! - откликнулась Хрулева.
- К чему эти церемонии, Инга Кирилловна? - недовольно поморщился шеф. - Я же сам спрашиваю, зачем это "если позволите"?
- Извините, Аркадий Вениаминович, машинально выскочило. Я хочу сказать, что если вдруг потребуется мое содействие, то я готова включиться в это исследование на любой стадии. "Фартинг-Хау" - наш самый главный партнер…
"Куда ты лезешь, Инга? - подумала Анна. - И, главное, зачем? Сознательность свою показываешь? Так ни для кого не секрет, что ты сознательная и ответственная. Или в мой огород камень кинуть решила? С чего бы?".
- Спасибо, я учту, - перебил шеф. - Давайте тогда на этом и закончим. Анна Андреевна, задержитесь пожалуйста.
Когда все вышли, заведующий кафедрой попросил Елизавету принести два стакана чая, а Анне жестом предложил пересесть поближе.
- Мне уже звонили, - глядя в сторону, сказал он, не уточняя, кто именно и откуда звонил, - интересовались, почему я так распускаю своих сотрудников, что они… Ну, понимаешь.
- Детский сад, - кратко высказалась Анна, почувствовав, что ее оставили совсем не для того, чтобы распекать и поучать.
- Взрослые игры, - буркнул в ответ шеф и замолчал, по-прежнему не глядя на Анну.
- Что-то серьезное, Аркадий Вениаминович?
- Серьезное, - подтвердил шеф. - Только учти - это огромный секрет, никому, ясное дело, ничего не говорил - только тебе. Мы с тобой рискуем оказаться товарищами по несчастью, поэтому нам лучше объединить свои усилия.
Теперь шеф смотрел Анне в глаза.
- Ничего не понимаю! - призналась Анна. - Вы что, тоже кого-то унизили?
- Ты думаешь, аудит в декабре - это просто так? - Аркадий Вениаминович частенько отвечал вопросом на вопрос.
- А, что - нет?
Шеф отрицательно покачал головой.
- Под вас копают?
- Под меня.
Анна не поверила своим ушам.
- Но зачем?
Шестьдесят два года - не возраст для заведующего кафедрой. Формально, конечно, можно отправить на пенсию, но у нас сплошь и рядом семидесятилетние кафедрами руководят - и ничего. Некоторые и в восемьдесят справляются, особенно если их заменить некем. Неужели… неужели Хрулева настолько оборзела, что еще не став доктором наук, начала "расчищать" себе место? Так ведь можно и того… не защититься вовсе.
Профессора Завернадскую Анна в происках не заподозрила. Нина Ефимовна на три года старше шефа и по натуре не карьеристка. Профессорская должность для нее предел желаний.
- Нашелся, значит, претендент, - сказал шеф. - Со стороны.
- Кто такой или секрет?
- Не секрет. Снопков, заместитель директора института микробиологии. Им там тесно стало, двум медведям в одной берлоге, вот Снопков и приискал себе кафедру… думает, что приискал, - поправился шеф. - Он молодой, пятидесяти лет нет, кажется, активный, хваткий. И еще - двоюродный брат начальницы аналитического департамента нашего министерства. Серьезный конкурент.
- Но и вы тоже не мальчик-одуванчик, Аркадий Вениаминович.
Иногда Анна позволяла себе немного фамильярности в общении с шефом. Самую чуточку, в качестве приправы.
- Конечно - не мальчик! - удовлетворенно хмыкнул шеф. - Мальчика они давно бы сожрали и не подавились бы. А на меня копят материал, чтобы потом ка-а-ак дать залпом из всех орудий. Аудит почему? Потому что какая-то дура, проходившая у нас в прошлом году, осталась недовольна качеством учебного процесса и пожаловалась в министерство. Ты помнишь, чтобы хоть раз курсанты писали такие жалобы?
- Не помню.
- И я не помню. На преподавателей, например на тебя, жаловались, - не преминул кольнуть шеф, - а на качество учебного процесса - нет. Кому это надо, да и может ли курсант в должной мере оценить это качество. А там такая жалоба… не жалоба, а песня. Сам бы захотел, лучше не написал бы.
- А кто автор?
- Федотова или Федосова. Из шестьдесят пятой больницы.
Елизавета принесла чай и вазочки с сахаром и печеньем, но Аркадию Вениаминовичу и Анне было не до чая.
- Федосеева, январский цикл! - вспомнила Анна.
- Точно - Федосеева, - подтвердил Аркадий Вениаминович.
- Федосеева осталась недовольна качеством обучения?! Не смешите меня, Аркадий Вениаминович. Да она же в специальности едва-едва, несмотря на десять лет стажа. Это просто установка такая - пришел, отсидел положенные часы, значит, прошел цикл, получай сертификат, а если конкретную проверку знаний устроить, то ее, по-хорошему, не только сертификата, но и диплома лишить надо. Я еще понимаю, кто-нибудь из умных людей остался бы неудовлетворен учебным процессом, но Федосеева!
- Но тем не менее - жалоба такая есть. И на тебя жалоба есть. То мне звонили сообщить, что будут жаловаться, а сегодня звонили из министерства. И статья в газете про кого? Это тетя Маша, которая на рынке картошкой торгует, не поймет, о ком идет речь, а в нашем болоте все уже все знают. Я не собирался с тобой откровенничать на эту тему, но меня вынуждают обстоятельства. Мы же с тобой вроде неплохо сработались, хотелось бы и дальше так продолжить. А тебе хотелось бы?
- Да, конечно, - искренне ответила Анна.
При всех своих недостатках, Аркадий Вениаминович был неплохим начальником. К тому же она к нему давно привыкла, давно изучила его характер и с точностью до девяноста процентов могла предсказывать его реакцию на свои действия. Опять же, Аркадий Вениаминович мужик себе на уме, но не подлый. Тоже плюс.
- Тогда постарайся не подкидывать больше никому поводов для жалоб, а, когда от тебя потребуют объяснений, согласись, что погорячилась, покайся и не ерепенься. А то знаю я тебя, ты, оправдываясь, можешь такого наговорить, что ой-ой-ой! - шеф покачал головой. - Сильно не быкуй, там все-таки два человека против тебя свидетельствуют.
- Как это хорошо звучит в адрес женщины: "Сильно не быкуй"! - восхитилась Анна.
- Вот и я об этом, - кивнул шеф. - Оправдывайся, пожалуйста, так, чтобы новых вопросов к тебе не появилось.
- Не появится! - запальчиво пообещала Анна. - Я, может, еще одного свидетеля представлю. Там же трое их было в ординаторской, а жалобу подписали всего двое!
- Бог в помощь, - с оттенком скептицизма пожелал шеф.
- А газетку выбросьте в урну, - посоветовала Анна. - Ну привиделся урологам с бодуна какой-то призрак, кто в этом виноват? Намекать и недоговаривать они могут сколько угодно, ну и что с того? Там же прямо не написано, что это я, Анна Андреевна Вишневская, семьдесят второго года рождения… Так что пусть каждый воображает все, что ему заблагорассудится!
- А как ты Солдатика-то нашего сегодня!
За молодость, приверженность к короткой стрижке а-ля полубокс, исполнительность и некоторую туповатость в лице Подосенкова прозвали Стойким Оловянным Солдатиком. Очень быстро неудобное прозвище сократилось до Солдатика.
- Я действовала исключительно в интересах кафедры, Аркадий Вениаминович! - Анна улыбнулась самой обворожительной из своих улыбок. - Ничего личного - только рабочие соображения. Скажите, а может, я подобью свою нынешнюю группу написать в министерство позитивное письмо? Превозносящее наш учебный процесс до небес?
- И кто его там будет читать, скажи, пожалуйста? - горько улыбнулся шеф, дергая щекой. - Там же читают только то, что хотят прочесть. Старайся, чтобы никто не написал ничего плохого. Чем меньше камней летит в меня, тем легче мне удержать свои позиции. Я, в конце концов, намеревался оставить кафедру когда мне стукнет шестьдесят пять, с окончанием нынешнего трудового договора, и я не хочу давать ученому совету повод переизбрать меня досрочно. Вот им!
Пальцы правой руки шефа сложились в кукиш, который, кроме как Анне, показывать было некому.
- Я вас поняла, - Анна встала.
- Поняла, так иди, - не стал дольше задерживать ее шеф. - Только не распространяйся…
- Аркадий Вениаминович, вы меня с кем-то путаете! - укорила Анна.
- Это я так, для порядка, - махнул рукой шеф и пододвинул ближе к себе вазочку с печеньем.
"Завтра же попробую вытащить на разговор третьего уролога, - решила Анна по дороге к себе в кабинет. - Маша мне поможет…"
Умеющий говорить не допускает ошибок
Долгуновская даже не стала задавать вопросов. Надо - значит надо.
Позвонила в ординаторскую урологического отделения сто пятьдесят четвертой больницы и немного дребезжащим заполошным голосом начала:
- Здравствуйте! Скажите, пожалуйста, мне нужен доктор… Он имя с отчеством называл, а я забыла. Старость не радость…
Анна выпятила нижнюю губу и показала Долгуновской оттопыренный большой палец - высший класс!
Тут самое главное что? Не дать собеседнику или собеседнице опомниться. А то начнут спрашивать - кто да что, да в какой палате лежит ваш родственник…
- Знаю, что много, как не знать, но он такой один. Представительный брюнет, кучерявый, нос у него еще… Пантелеймонов? А, Пантелиди. А зовут, зовут-то как? Константин Христофорович? Точно - вот сейчас вспомнила! А позовите мне его к трубочке… А что значит дежурант - практикант, что ли? Не практикант? А когда он на работе бывает? После четырех по графику… Сегодня? Ну спасибо, спасибо, дай Бог здоровья вам…
Долгуновская положила трубку и вопросительно посмотрела на Анну.
- Маша! Ты талант! - искренне восхитилась Анна. - Так сыграть! Голос, интонация… Тебе на сцену надо!
- На сцене таких, как я, - пруд пруди, - усмехнулась Долгуновская. - Да и потом поздно мне уже. Записать успели?
На людях, в присутствии курсантов или больничных врачей, они были между собой на "вы", как и положено по кафедральному этикету. Между собой переходили на "ты", но иногда Долгуновская машинально "выкала" Анне.
- И записала, и запомнила. Редкая фамилия, запомнить нетрудно.
- Имя с отчеством тоже нечастые. Константин Христофорович - это профессорское имя.
- Почему?
- Представительное и звучит…
Константину Христофоровичу Анна позвонила сама. Что тут темнить - если он не захочет с ней разговаривать, то пусть лучше скажет об этом сразу, по телефону. Другое дело - позвонить в ординаторскую, чтобы узнать, как зовут кучерявого брюнета и нарваться на Дмитрия Григорьевича. Тут уж действительно без посторонней помощи не обойтись.
- Дежурный уролог слушает.
Говорил Константин Христофорович с небольшим акцентом, произнося слова немного жестче положенного. "Наверное, он из Абхазии, там много греков", - подумала Анна.
- Здравствуйте, Константин Христофорович! Меня зовут Анна Андреевна, а фамилия моя…
- Вишневская. День добрый, Анна Андреевна. Слушаю вас.
- А как вы меня узнали? - удивилась Анна.
Голос у нее был обычный, без каких-либо "особых примет".
- У меня хороший слух и неплохая память, да еще и столько про вас говорят…
- Я представляю, что обо мне говорят, - о, как хорошо Анна это представляла! - Ничего хорошего не говорят.
Константин Христофорович деликатно промолчал. Анна набралась решительности (надо же, четвертый десяток разменяла, а свидания малознакомым мужчинам назначать никогда не приходилось) и выпалила:
- Константин Христофорович, а мы с вами могли бы встретиться?
- Встретится? - Константин Христофорович снова выдержал паузу, будто обдумывал предложение. - Можно вообще-то, но зачем? Хочется знать, на какую тему мы станем разговаривать? Я догадываюсь, конечно…
- Я хочу разобраться в ситуации. Есть кое-какие вопросы.
- Хм… - обилие пауз в разговоре начало раздражать Анну, тормоз какой-то этот доктор Пантелиди. - А почему именно со мной? Почему бы не задать вопросы Тихонову или Носовицкому?
- Ответьте, пожалуйста, сами на этот вопрос! - тугодум или издевается? - Если не хотите со мной встречаться - так и скажите, я как-нибудь переживу.
- Не сказать, чтобы хочу, но и не хотеть причин нет. Давайте встретимся. Где и когда?
- Ну, скажем, завтра, сразу после вашего дежурства?
- Можно, но встречаться нам придется в метро и разговаривать в вагоне. Только так, потому что я должен быстро ехать с одной работы на другую…
- А куда, если не секрет вы едете?
- Почему секрет? В двадцать восьмую больницу на Ижорскую улицу. Завтра же суббота, дежурство с девяти. Я и так опаздываю…
Довольно распространенная в наше время практика - не отдыхать после дежурства, а выходить на другое. Многие врачи, желая заработать побольше, и по трое суток подряд дежурят. Сама Анна не представляла, как можно дежурить трое суток подряд.
- Давайте сделаем так, Константин Христофорович, - предложила Анна. - Я заберу вас на машине из одной больницы и отвезу в другую. В субботу пробок почти нет, доедете быстрее, чем на метро с двумя пересадками. Заодно и поговорим по пути. Устроит вас такой вариант? Разговор у меня недолгий, времени хватит.
- Устроит, конечно. Это называется - нечаянная радость. Вместо метро - прогулка на автомобиле в компании с очаровательной женщиной.
Возможно, Константин Христофорович просто привык говорить дамам комплименты, а легкий флирт давно стал стилем его общения. Возможно, что ему что-то там надумалось. Возможно, что в душе он был Казановой. Вариантов могло быть бесконечное множество, но вне зависимости от мотивов Анна никому не позволяла флиртовать с собой. Даже намеков на флирт не выносила.
- У нас сугубо деловая встреча, - резковато и суховато напомнила Анна. - Не воспаряйте на крыльях дешевой романтики, больно будет падать.
- Я женат. - Константин Христофорович вроде бы не обиделся, разговаривал, во всяком случае, прежним нейтрально-спокойным тоном. - У меня трое детей и несколько работ. При таком раскладе…
- Я поняла, - перебила Анна. - Вы - самый примерный семьянин современности. Тогда прошу меня простить, не знала. Когда вы заканчиваете и где именно вас ждать?
- В восемь пятнадцать - восемь двадцать будьте у главных ворот. У вас машина какая?
- Шестерка, - по обыкновению ответила Анна. - "Мазда", черный цвет. Но я не люблю ждать в машине, я стану прогуливаться у ворот.
- Договорились, только не опаздывайте, а то тогда вам придется…
- Не опоздаю, Константин Христофорович. Вы мне только скажите, во что вы будете одеты.
- Черная куртка, черные джинсы. Меня некоторые так и зовут - Черный Доктор! - хохотнул Константин Христофорович. - Такое вино еще есть…
Вино Анна помнила. Запивали им как-то с Сеньором Офицером телячью вырезку. Сеньором Офицер чмокал губами, изображая великого дегустатора и сетовал на то, что раньше вино было лучше. У него вообще прошлое доминировало над настоящим, как у какого-то столетнего деда. И вино раньше было вкуснее, и мороженое, и лимонада такого, как в детстве, уже не купишь… Помнила Анна и лимонад из детства. Ничего особенного, такая же приторная дрянь, как и все современные газировки. "Черный Доктор" больше запомнился стилем подачи. Сидели они в обычной московской ресторации на Пролетарской, далеко не самой понтовой, по интерьеру и прочим признакам больше смахивающей на кафе, а вино приносил особый официант, изображающий из себя сомелье. Священнодействуя (иначе и не скажешь), открывал бутылку, давал попробовать и рассказывал про "бесподобный, богатый оттенками вкус". Все как в лучших местах Лондона. Сущность - ничто, ритуал все.
Анна подъехала к больничным воротам ровно в восемь - выключила двигатель под слова: "В Москве восемь часов. С вами…". Имени Анна уже не услышала. Ходить прямо перед воротами не хотелось - а ну как встретишь Дмитрия Григорьевича, спешащего на субботнее дежурство. Есть риск сорваться и устроить безобразную сцену на улице. Не исключено, что Дмитрий Григорьевич решит, что она пришла мириться или умолять… Умолять? Его? Ну, впрочем, такие самодовольные мерзкие типы ничего другого и не подумают. Сидение в стоявшей машине Анну напрягало, было до невозможности скучно сидеть за рулем и ничего не делать.
От дерева до дерева - пять шагов, от дерева до входа в магазин - восемь шагов, от угла магазина до аптеки - двенадцать шагов. Анна изображала идиотку, прогуливающуюся ранним субботним утром по странному замкнутому маршруту, и не сводила глаз с ворот. В восемь шестнадцать она увидела доктора Пантелиди. Весь в черном, как и было обещано, с черной сумкой на плече. Он прошел через ворота, остановился, начал озираться по сторонам и почти сразу же встретился взглядом с Анной.
Разговор начал Константин Христофорович. Дождался, пока Анна вырулит на "большую дорогу" и сказал: