К "лишней посуде" она относила и вилки, потому ела руками, время от времени облизывая пальцы. Незаметно распили бутылку вина.
После обеда Анна рассказала о своих проблемах. По въевшейся уже преподавательской привычке излагать суть, не отвлекаясь на эмоции, уложилась в десять минут. Виктория слушала, не перебивая, только ахала время от времени. К тому моменту, когда Анна закончила свой рассказ, в хорошенькой и тщательно ухоженной головке кузины уже успел созреть первый план.
- Грохнуть его - и все!
Энергичный удар кулачка по подлокотнику прозвучал как выстрел из пистолета с навернутым глушителем.
Анна не удивилась и ничего не ответила. Чего-то такого в качестве первой реакции Виктории она и ожидала.
- Грохнуть! - повторила Виктория. - Мертвые не создают проблем.
- Как ты себе этот представляешь? - поинтересовалась Анна.
- Пристрелить… Выбросить из окна… - Виктория наморщила лоб. - Или устроить "автошку", например - тормозной шланг перерезать.
- Извини, но это несерьезно.
- Это очень серьезно! Лучшее из решений. Нет человека - нет проблемы.
- Увы, я не умею стрелять, и у меня нет оружия. А выбросить его в окно я не смогу при всем желании, потому что он в четыре раза тяжелее меня.
- Анька, не будь дурой! Такие дела самостоятельно не делаются! Есть специальные люди. Я сегодня же… - Тут Виктория вспомнила, что она уже пила вино и поправилась: - Я завтра же возьму у Гарусинского телефон и…
- Твой муж имеет дело с киллерами?! - ужаснулась Анна. - Неужели?!
- Ну я точно не знаю… - замялась Виктория, - но он же бизнесмен, а у любого уважающего себя бизнесмена должен быть свой персональный адвокат, свой человек в высших эшелонах власти и свой киллер. Иначе как решать неразрешимые вопросы. Ты не волнуйся, мы поступим умно - передадим заказ через Гарусинского. А сами будем ни при чем!
Виктория, с каждой минутой все больше и больше увлекаемая своей дурацкой идеей, выпорхнула из кресла и закружилась по гостиной, подражая Дуремару из фильма про Буратино.
- А мы здесь ни при чем, совсем мы ни при чем, мы просто ни при чем, мы не знаем ни о чем…
- Вика, перестань, пожалуйста, нести чушь и сядь! - потребовала Анна. - Можешь предложить что-то серьезное - предлагай, нет - давай поговорим на другую тему, чтобы мне не казалось, что ты надо мной издеваешься.
- Я не издеваюсь, а предлагаю решение! - Вика вернулась в кресло. - Оставь свой гуманизм, он только мешает…
- Еще. Варианты. Есть? - перебила Анна.
- Дай подумать… - подперев голову рукой, Вика уселась в позу, отдаленно напоминающую позу роденовского Мыслителя и просидела так пару минут. - Я занимаюсь аквааэробикой с женой какого-то крутого перца из вашего министерства…
Анна отрицательно покачала головой, знаю, мол, этих перцев. Они и пальцем не пошевельнут просто так, а для серьезных разговоров такого "шапочного" контакта мало.
- А давай мы сделаем проще! - Виктория аж подпрыгнула в кресле. - Я охмурю этого твоего Дмитрия Горыныча! Увлеку, завлеку и скажу, что не уступлю ему до тех пор, пока он…
- Детский сад! - отвергла идею Анна.
- Лучше, конечно, уступить сразу, а потом заявить, что он меня изнасиловал, но тогда…
- Виктория Вениаминовна!
- Я уже семнадцать лет Виктория Вениаминовна! И что?
- Ну, мне-то можешь не врать, - укорила Анна. - Я прекрасно помню, сколько тебе лет…
- Умеешь ты так вот сразу человека лицом в лужу ткнуть, - обиженно сказала Виктория. - Спасибо, сестра. Я прекрасно помню, что мне тридцать четыре года, ну и что? Ну, погоди же, припомню я тебе… Я тут сижу, стараюсь, прямо из кожи вон лезу, так помочь хочу, примчалась к тебе по первому свистку ни свет, ни заря. Да - я старая, и если я еще не расползлась и не обвисла, так это только благодаря моим великим стараниям…
Лечить депрессию у двоюродной сестры Анна умела. Это у самой себя, почему-то, не получалось. Обняла, зацеловала, призналась, что просто изнывает от зависти, глядя на Викторию, всю такую совершенную в своей неземной красоте. От "такой совершенной в своей неземной красоте" кузина прибалдела, протащилась и, в итоге, сменила гнев на милость.
Остаток дня прошел мирно. Болтали на отвлеченные темы, посмотрели "Криминальное чтиво" (ну нашла вдруг такая блажь), похвалили понравившийся обоим "свежачок" - "Сукияки вестерн Джанго", прогулялись немного по мокрым окрестностям (дождь то переставал, то принимался идти снова, хорошо хоть ветра не было), немного попререкались на тему сравнительных достоинств "Мазды" и "Лексуса", а около полуночи легли спать, потому что вставать надо было рано, в половине шестого, чтобы оказаться в Москве до того, как "встанет" Новорязанское шоссе.
Подлог как средство борьбы с ложью
"Хочу рассказать об одном случае, произошедшем в нашем отделении. Имен называть не стану, чтобы не подумали, что я пытаюсь свести счеты. Официальную бумагу в министерство я уже написал, а здесь просто хочу поделиться с коллегами, высказаться. Очень хочется высказаться. Тот, кто дочитает до конца, тот меня поймет.
Случилось так, что мой пациент попросил пригласить на консультацию одну дамочку, доцента В. Она работала в другой больнице, то есть - работала-то она на кафедре, которая базировалась в другой больнице, и к нам никакого отношения не имела. Но пациент очень просил (кто-то ему нахвалил ее), поэтому я организовал консультацию. Кстати говоря, согласилась она приехать только после того, как я сказал, что пациент ей заплатит!!! Это несмотря на то, что у нашей больницы есть договор с ее кафедрой, на основании которого все консультации оплачиваются официально. Но хочется же больше, верно? Но это неважно - все мы люди, понимаем. Но вести себя тоже надо по-людски, а не так, как доцент В.
Она пришла чем-то недовольная и сразу же начала скандалить. Обвинила нас в недостаточно полном обследовании, очень прозрачно намекнула на то, что мы пытаемся не вылечить больного, а ободрать его как липку, употребляла не очень-то уместные в культурном разговоре слова, затем пошла в палату, там вела себя немного сдержаннее, но все равно оторвалась по полной программе, дала всем понять, что только одна она умная, а потом, когда мы вернулись в ординаторскую… Вот тут началось главное. Слов нет, что там творилось. Меня (и моих коллег во главе с заведующим отделением) смешали с грязью, опустили ниже плинтуса, размазали по стенам и пытались выставить полными идиотами и мерзавцами. Не буду приводить здесь всю эту грязь, приведу парочку самых "корректных" выражений: "безмозглые кретины" и "жопой думающие". Оправдываться было бесполезно - видно было, что женщина не в себе. Наконец, она ушла, но история на этом не заканчивается. У дверей отделения в разговоре с совершенно посторонним человеком, не сотрудником больницы, она повторила все, что говорила в ординаторской, и добавила к этому конфиденциальную информацию о пациенте. Мы, то есть я и мои коллеги, до сих пор в шоке. Я не хочу сказать, что мы какие-то там снобы, которые без специального ножа рыбу есть не садятся, но мы привыкли к совершенно другому стилю общения, тем более - с коллегами. Если ты не уважаешь своих коллег, то разве они будут уважать тебя? Да никогда в жизни! Какой привет - такой и ответ! Если твой дедушка или прадедушка придумал мазь, которую назвали его именем, это еще не дает тебе права считать себя выше других! Мой дед, между прочим, Москву защищал от фашистов, а потом дошел до Вены, но это его заслуга, а не моя.
Я не называю ничьих имен, кроме своего собственного, чтобы все, что я написал, не выглядело анонимной клеветой.
Тихонов Дмитрий Григорьевич - врач урологического отделения ГКБ № 154".
"Если твой дедушка или прадедушка придумал мазь, которую назвали его именем, это еще не дает тебе права считать себя выше других!" - это было здорово! Зачет по коварству можно спокойно поставить Дмитрию Григорьевичу. Имен он, видите ли, называть не хочет, ах-ах-ах! с такими намеками можно и без имен обойтись. И при чем тут дедушка с прадедушкой? Анна, кажется, никогда не выдавала себя за родственницу Однофамильца? Вали все в одну кучу, потом разберемся? И сам подписался не из врожденного благородства (откуда ему там взяться, благородству-то?), а лишь для того, чтобы недалекие, не понявшие кристально прозрачного намека, могли бы позвонить и поинтересоваться, о ком, собственно, идет речь.
И какой прыткий юноша этот Дмитрий Григорьевич! Потрудился на славу, не покладая пухлых ручонок - разместил свою запись не на одном врачебном форуме, а на доброй дюжине сайтов! Чтобы весь медицинский мир, да и немедицинский тоже, узнал, возмутился, посочувствовал.
Народ возмущался, народ сочувствовал, народ требовал не оставлять случившегося без справедливого возмездия. Отдельные светлые головы уже писали письма на рабочий мэйл доцента Вишневской, который где только не был "засвечен". Собственно, от первого "справедливо возмущавшегося" анонима Анна и узнала про этот пасквиль, появившийся в Сети еще в пятницу вечером.
Вот, значит, о каком "начале" говорилось в эсэмэске. Ясно, ясно… Нехорошо начинаете, уважаемый Дмитрий Григорьевич, как бы не пришлось кончить еще хуже. Однако, как его задело-то, все угомониться не может. Нет, скорее всего, боится того, что все узнают, какой он есть мерзавец в белом халате, вот и наносит предупредительные удары. А ведь больно… Анна вздохнула, создала папку "Моя проблема" и сохранила там не только все ссылки на порочащие ее записи, но и несколько сохранных скриншотов. Может пригодиться для дела, а если не пригодится, то пускай останется на память. Себе в поучение, потомкам в назидание.
Сейчас бы на море. Как хорошо уходить без спутников на прогулки по берегу, хорошо до одурения плескаться в соленой морской воде (реки и озера с их пресной водой не дают и десятой части такого кайфа), перемежая купания с долгими сиденьями на горячем песке. Сидеть, правда, приходилось большей частью в тени, потому что белокожая Анна обгорала очень быстро, но какая разница - главное, что тепло, даже жарко, что проблемы, пусть и на время остаются где-то далеко, а море вот оно, рядом.
Анна настолько погрузилась в воспоминания, что уже слышала мерный плеск волн, но очень скоро плеск перешел в стук.
Стучали в дверь. Робко, потому что тихо, и нервно, потому что дробно-непрерывно.
- Входите! - немного раздраженно разрешила Анна, раздражение не было вызвано тем, что кто-то отвлекает ее от дум, просто она еще не совсем пришла в себя после чтения опуса доктора Тихонова.
Дверь деликатно приоткрылась ровно настолько, чтобы пропустить внутрь гостью - врача пульмонологического отделения Ирину Игоревну Пардус, худую, сутулую, длинношеюю и длинноносую, очень похожую на цаплю. Цаплю с гнездом из кудряшек на голове. Унылая внешность странным образом сочеталась с неиссякаемым оптимизмом, казалось бы, совершенно неожиданным и необоснованным для многократно битой жизнью матери-одиночки, воспитывающей двоих детей. Несмотря на то, что дети уже учились в школе (сын - в шестом классе, дочь в третьем), Ирина Игоревна называла их не иначе как "малышами". Под стеклом на ее столе в ординаторской, там, где обычно лежат списки телефонных номеров, графики и прочие нужные деловые бумаги, была устроена фотовыставка "я и мои малыши", обновляемая чуть ли не еженедельно. Вся больница знала - хочешь чего-то от Пардус (например - упросить взять к себе в палату переводом беспаспортного бомжа), поговори с ней о детях. Ирина Игоревна разомлеет и не только возьмет бомжа, но и не будет считать, что ей за это обязаны.
- Анна Андреевна, помогите!
Пардус упала на стул, умоляюще посмотрела на Анну, даже руки ненадолго сложила в молитвенном жесте.
- Помогу чем смогу, - ответила Анна, решив, что Пардус пришла занять денег.
Она не раз одалживала Ирине Игоревне небольшие суммы до получки, которая та исправно возвращала.
- Помните Моханцеву из третьей палаты?!
Анна призадумалась, вспоминая.
- Ну эту… - Ирина Игоревна скорчила противную рожу: - Бабу-ягу, которая с палочкой ходила.
- A-а, в халате с розами! - вспомнила Анна.
- Вот-вот, она самая.
- Что, снова поступила и опять к вам? Сочувствую.
- Хуже, Анна Андреевна! Она жалобу на нас с Юлией Юрьевной написала!..
Юлией Юрьевной (для своих просто Юю) звали заведующую пульмонологией Гаршину.
- …Будто мы ее, чуть ли не насильно выпихнули из больницы! На самом деле ушла она самовольно, после скандала с постовой медсестрой, послав меня на три буквы прямо в коридоре…
Летом уйти из больницы легко, потому что не приходится ждать, когда из комнаты хранения принесут верхнюю одежду и обувь. Соответственно и персонал о своем желании уйти (в комнату хранения за вещами обычно ходит сестра-хозяйка по распоряжению лечащего врача или заведующего отделением) тоже не надо предупреждать. Собрался, подпоясался, выгреб имущество из тумбочки и - скатертью дорога!
- …И знаете, почему поскандалила? А теперь - жалуется! От нас затребовали объяснительные! Анна Андреевна, вы нас не поддержите?
- Как?
- Ну, мы с Юлией Юрьевной написали в истории, что больной разъяснена необходимость продолжения стационарного лечения, тра-та-та и все такое, как положено, но вот расписки от нее самой в истории нет, и наши объяснения выглядят… бледновато. И мы…
- И вы решили, что неплохо бы было притянуть сюда и доцента Вишневскую? Для солидности?
- Да, - кивнула Пардус. - Извините, если… Но это не Юлия Юрьевна, это я подумала…
- Ирина Игоревна, вы уже сколько лет работаете врачом? - Вопрос был риторическим, поскольку Анна знала приблизительный ответ - около пятнадцати лет за вычетом двух декретных отпусков.
- Давно, - выдохнула Ирина Игоревна и вскочила, словно подброшенная пружиной. - Извините за беспокойство! Я пойду…
- Я еще не закончила, - строго сказала Анна. - Сядьте и дослушайте!
Пардус села.
- Если давно, так должны понимать, что ничьи свидетельства не заменят вам расписки пациента. Если у вас нет расписки, то, значит, вы никого ни о чем не предупреждали! Во всяком случае, любая комиссия, любой проверяющий будет рассуждать только так. Согласны?
- Согласна, - Ирина Игоревна исторгла вздох, больше смахивающий на стенание. - Это строгий выговор, а, значит, год без премии.
С премиями в двадцать пятой больнице, как, впрочем, и повсюду, дело обстояло сурово. Имеющие взыскания премий не получали. Никаких. Ни ежемесячных, которые, несмотря на свое название, выплачивались далеко не каждый месяц, ни квартальных, ни "праздничных" - к дню медика и Новому году. В принципе логично - провинились, так какие вам премии? - но сурово. Для той же Ирины Игоревны премии были существенным подспорьем. Пульмонология - не урология и не гинекология, там врачей особо не благодарят. Принесут раз в неделю коробку поседевших от времени конфет, а то и не принесут.
- Целый год! - Пардус закатила глаза. - Из-за какой-то сволочи! Ушла же сама! А с сестрой постовой она знаете по какому поводу поскандалила? Та, видите ли, не разрешила ей днем, когда обходы идут, телевизор в холле врубить на полную громкость! Вот баба-яга, так баба-яга, только ступы с метлой не хватает!
- Сколько эта "баба-яга" у вас пролежала, Ирина Игоревна?
- Двенадцать дней.
- Выписку она не забирала?
- Нет.
- История у кого? В архиве или уже у Надежды Даниловны?
- У Юлии Юрьевны, она ее забрала…
- Так несите ее скорее ко мне! - распорядилась Анна.
- Зачем? - удивилась Пардус.
- Давайте рассуждать логично. Расписки у вас нет, верно?
- Нет.
- Написать вы расписку не можете, верно?
- Верно.
- А без нее вам выговор?
- Выговор.
- Значит, надо переписать историю болезни.
Ирина Игоревна вздрогнула от неожиданности. Не ожидала услышать такой совет от доцента Вишневской. "У меня репутация слишком правильной девочки", - усмехнулась про себя Анна.
- Как переписать, Анна Андреевна? Зачем?
- Переписать так, будто вы выписали ее в плановом порядке.
- Но ей же по стандартам положено отбыть двадцать дней!
Стандарты оказания медицинской помощи предусматривают не только как обследовать больных и чем их лечить, но и то, сколько суток им следует провести в стационаре.
- Ну, если мы напишем, что обострение было вызвано несоблюдением режима амбулаторного лечения, что, начав регулярно принимать препараты, она тут же нормализовалась, то выписка на двенадцатый день будет выглядеть более-менее нормально. И никаких записей про скандалы и самовольные уходы. Пролечили, выписали, забыла выписку, чего-то там себе придумала. Старческая деменция это вам не шутка, иногда люди такие странные жалобы пишут… Одно дело, когда жалоба совпадает с историей болезни, пусть и не на все сто процентов, но все же совпадает, и другое - когда есть диаметральные, так сказать, расхождения. Так что переписывайте дневники и обходы. Накануне выписки впишите в обход и меня, тем более что я ее смотрела на самом деле. Максимум, что вы получите по итогам разбирательства, это рекомендацию впредь соблюдать сроки строго по стандартам.
- Хорошо, Анна Андреевна, - просияла Пардус, никак не ожидавшая подобного оборота. - Так действительно будет лучше. Это называется…
- Это называется - подлог, - перебила Анна. - Нехорошо, конечно, но вас ведь тоже обвинили в том, чего вы не совершали.
"Тоже" относилось к подлогу, Анна хотела сказать, что ложная история станет ответом на ложную жалобу, но Ирина Игоревна поняла ее иначе, отнеся "тоже" к неприятной истории с Анной.
- Анна Андреевна, мы все, то есть - никто из нас, - затараторила она, прижав руки к груди в подтверждение своей искренности, - никто-никто не сомневается том, что на вас возвели напраслину. Ну, мы же вас знаем, Анна Андреевна. Вы не такая…
- А какая же? - улыбнулась Анна. - Только не делайте из меня ангела, все равно не поверю.
- Ангел, не ангел, а вот пришла я к вам со своей проблемой, которая вас совершенно не касается, так вы же сразу вошли в положение, помогли, хотя оно вам совсем не надо. А приди я с этим к Завернадской или Хрулевой? Да я к ним и не пошла бы…
- Спасибо, Ирина Игоревна, - перебила Анна и, все-таки не удержалась от вопроса, который по уму вряд ли стоило задавать: - А что говорят про мой конфликт с урологами из сто пятьдесят четвертой в больнице?
- Говорят, что они идиоты! Говорят, что они еще пожалеют! Некоторые, правда, злорадствуют.
- Хороший вы человек, Ирина Игоревна, деликатный, - совершенно искренне, нисколько не кривя душой, похвалила Анна. - Я представляю, сколько народа злорадствует по моему поводу. "Некоторые" - это щадяще, весьма щадяще.
- Именно что некоторые! - Пардус тряхнула своими разнокалиберными кудряшками. - Имен называть я, конечно, не стану, не в моих это правилах, но поверьте - злорадствуют считаные единицы. Придурки есть везде. А наша старшая сестра сказала, что попадись ей этот уролог в глухом брянском лесу… В общем, пострадал бы он нешуточно.
- Эх, жаль далеко они - брянские леса… Ладно, не будем терять времени. Несите историю…
- Да я в ординаторской перепишу, Анна Андреевна…