Я забегаю вперед. История со звуками воды произошла за несколько дней до того, как Джо объявил об открытии нового вида животных. Я спросил своего друга-психиатра, Роберто из Чикаго, насчет такого феномена слухового восприятия, и он сказал, что внутричерепные травмы порой имеют поистине странные последствия, ведь сам мозг является в высшей степени сложным органом (так и хочется сказать "существом", по ряду причин). Роберто выслал мне экспресс-почтой книгу о мозге, которая показалась мне слишком мудреной и в целом недоступной для понимания. Я просто не мог вполне поверить, что такая штуковина находится у меня в голове.
Составленный Джо перечень звуков воды заставил меня также задаться вопросом, является ли природа, адекватно воспринимаемая, такой уж открытой книгой? Вероятно, я недостаточно компетентен, чтобы теоретизировать в данной области, но кто меня остановит? Профессора общаются только между собой и в целом игнорируют простых людей, к которым я отношу себя. Вчера, когда дождь и шквалистый ветер ненадолго стихли, я подсыпал зерна в птичью кормушку и нашел в траве мертвого дубоноса. Непонятно зачем, я понюхал мокрые перья и решил, что он умер совсем недавно. Меня потрясла невесомость птицы, хотя, конечно, как она смогла бы летать в противном случае? Я любовался крепким клювом, изумительными желтоватыми и бежевыми перьями, белой полоской на спинке. Я вспомнил, как в ранней молодости впервые имел счастье взять в ладонь девичью промежность. Тайна, что ни говори. Уверен, любой мужчина помнит потрясение, испытанное от сознания "они другие".
Впрочем, вернемся к делу. Я подложил в камин чурбан, практически неподъемный. Это обрубок бука, но не того, в который по неосторожности врезался Джо. Мне надоело быть брюзгливым старым пердуном, и я начинаю задаваться вопросом, не является ли означенная персона просто еще одной данью цивилизации. Американцы, похоже, любят метафоры, связанные со спортом, и я, безусловно, уже обежал третью базу и теперь направляюсь к "дому", представляющему собой яму в земле. Естественно, я бы хотел быть "похороненным" на помосте, установленном в кроне дерева, или в крохотной продолговатой деревянной хижине, как представители индейских племен. Я на девяносто девять процентов уверен, что это не имеет значения, но оставшийся один процент тревожит.
Я могу попытаться составить суждение о природе Джо на основании собственных наблюдений и различных его высказываний, а также трех записных книжек, оставленных мне покойным. Во всяком случае, мне так кажется. Но тогда придется бессмысленно напрягаться, чтобы объяснить природу своего ума, создающего именно такие представления о Джо. За три последних дождливых дня я начал сознавать известную ограниченность своих возможностей, которой не чувствовал раньше и которую не желаю выдавать за достоинство. Возможно, я не настолько умен, как мне казалось. Эта мысль не усугубит мою депрессию, поскольку затяжной дождь уже отлично справился с делом, хотя, надо признать, он сродни крепкому, отрезвляющему пинку под зад, своего рода дождь-откровение.
В июле, к примеру, Джо навещала молодая женщина, которую первые несколько дней я находил довольно неприятной особой. Она сморкалась чаще любого смертного, объясняя это аллергией. Она была среднего роста, но очень худая и носила широкие одежды, скрывающие фигуру. Она занималась сравнительным литературоведением и являлась аспиранткой Мичиганского университета в Ист-Лансинге, о каковом учебном заведении мне не известно ровным счетом ничего, за исключением того, что тамошние спортивные команды носят название "Спартанцы" и входят в Большую десятку. Сам я учился в Северо-Западном университете, и, хотя он имеет блестящую репутацию, этот факт никак не влиял на состояние умственной апатии, в котором я находился в бытность свою студентом. Ну вот, я снова за свое. Кому это интересно? Я сам себе неинтересен. Я воплощение Современного Человека, покупателя забав и развлечений, который пытается процветать на перепутьях своей скуки.
Так или иначе, эта девушка, которую я назову Энн, не обладала и малой долей Сониной сексуальности. Однако она была жутко умной и оказала Джо значительную помощь в сборе растений для моего гербария - бессмысленное хобби, оставшееся у меня с детства. В силу отсутствия зрительной памяти Джо изо дня в день приносил мне одни и те же растения. Я платил Джо по пять баксов за каждый новый экземпляр, и один раз он с помощью Энн заработал двести долларов за день. При всем своем безусловно высоком интеллекте (качество не всегда приятное и полезное), она вопреки всякому здравому смыслу любила Джо, несмотря на необратимое поражение мозга. Что, во имя всего святого, это значит? Как можно продолжать любить человека с подобным расстройством мозговых функций, который совершенно не узнает тебя, когда ты поднимаешься с постели утром, хотя слабые вибрации памяти порождаются звуком голоса, прикосновением и, возможно, запахом.
Я начал пересматривать свои поверхностные суждения о ней, когда стоял на кухне Дика Рэтбоуна, а он рассказывал мне, как Джо и Энн дошли пешком по берегу озера Верхнего до озера Мускаллонг (двадцать миль) и во второй половине дня, когда жара стала невыносимой, она позвонила ему. Мы смотрели из окна кухни в сад, окружающий купальню для птиц, навигационный ориентир Джо, когда они с Энн появились со стороны озера. Энн взяла поливочный шланг, отвернула вентиль и смыла песок с Джо, который потом сделал то же самое с ней, хотя вода явно стала холоднее. Энн завизжала, попятилась, спотыкаясь бросилась прочь, а потом перемахнула через козлы для пилки дров, оставленные Диком на заднем дворе возле маленькой хижины, где жил Джо. Казалось бы, ничего особенного, но позже я проверил козлы, и они оказались высотой три фута. Эта тихая серая мышка отлично прыгала. Вдобавок она обладала пружинистой гибкостью танцовщицы, которой, как выяснилось, работала несколькими годами ранее. Пока Дик возился у гриля со своими фирменными жареными цыплятами, я поговорил с Энн об этом, признавшись, что она здорово удивила меня. Она сказала, что я представляю собой тип человека, который всю жизнь составлял неверные мнения и суждения об окружающих, хотя сказала это с улыбкой. "Истинная правда", - подумал я, хотя вслух не сказал. Вместо этого я сказал, что в бытность мою подростком мать не позволяла держать в доме никаких книг сексуального характера, даже художественных фотоальбомов с обнаженной натурой, но, поскольку она занималась танцами, у нас в доме было полно книг с фотографиями балерин, и от них "у меня вставал". Энн позабавило мое признание, но потом она стала задавать неприятные вопросы. Реализовал ли я свою подростковую одержимость балеринами? Нет, конечно нет. Меня до сих пор тянет к ним? Ну, в том ограниченном смысле слова, в каком пожилого джентльмена тянет ко всем женщинам. Черт подери, сказала она, мне следовало реализовать свои желания, балерины относительно покладисты, так как состоятельные поклонники лишними не бывают. Ее собственный отец до смерти надоел семье своей "бесконечной возней по хозяйству". Она бы предпочла, чтобы он предавался порокам, как Пикассо (отец преподавал живопись в университете). Энн считала, что отец профукал свои лучшие годы, и тот факт, что он променял занятия живописью и пьянство на копание с мелким ремонтом дома, жестоко разочаровал ее.
Тут я почувствовал себя достаточно неловко, чтобы бочком подобраться к самодельному жарочному шкафу Дика и изобразить глубокий интерес к цыплятам. Энн, сейчас одетая в саронг (кажется, так называется эта штуковина), помогала сестре Дика, Эдне, накрывать во дворе стол к обеду. Джо спал на траве, используя Маршу в качестве подушки, как часто делал. Энн села рядом и убрала волосы с его лица. Тогда мне пришло в голову, что, возможно, девушку так тянет к Джо, поскольку ее отец утратил свое сумасбродство, а именно из него состоит вся жизнь Джо. После полутора лет, проведенных по больницам, он не имел намерения и близко подходить к больницам или врачам. Но с другой стороны, я делаю слишком смелое предположение, когда говорю, что он вообще имел какие-либо намерения, помимо сиюминутных, осуществлявшихся без промедления.
Обед не доставил мне удовольствия, хотя цыплята и картофельный салат удались на славу. Джо, по своему обыкновению, умял целого цыпленка за пять минут и снова завалился спать. Эдна прикрыла его сеткой, чтобы защитить от вечерних москитов. Он сильно подергивался во сне всем телом, и она вслух задалась вопросом, не следует ли увеличить дозу лекарств. Он принимал кучу разных таблеток - правда, они не оказывали никакого благотворного действия и всего лишь предупреждали возможное ухудшение. Эдна позабавилась, когда Энн принялась подкалывать меня за десертом из свежего черничного мороженого, приготовленного из настоящих непастеризованных сливок от джерсейской коровы, которые Дик покупал у одного своего друга в Ньюберри.
Первое саркастическое замечание Энн отпустила, когда речь зашла о том, что я торговец редкими книгами, уже вышедший на пенсию, но еще не вполне отошедший от дел. Она считала нас некромантами, и как могу я насмехаться над людьми, играющими на фондовой бирже, когда сам, в сущности, занимаюсь тем же самым. Чтобы купить своему никчемному мужу особый подарок на день рождения, ее глуповатая мать продала букинисту первое издание "К северу от Бостона" Фроста за пятьдесят баксов, ничтожную долю от истинной стоимости книги. Узнав об этом, Энн отправилась в букинистическую лавку, дождалась, когда туда явятся еще несколько покупателей, а потом отчитала букиниста в самых грубых выражениях. Ей удалось вытянуть из него еще пятьдесят баксов, которые она тут же разорвала на мелкие клочки и швырнула букинисту в лицо.
Это почти, но не совсем, испортило мне аппетит. Струйка пота потекла у меня по пузу, когда я со стыдом вспомнил, как выманил у дряхлой профессорской вдовы принадлежавшее ее покойному мужу собрание сочинений Фолкнера, чтобы добавить к своей обширной коллекции книг этого своеобразного писателя, чье творчество вызывает у меня ассоциации с ботаникой в силу многообразия форм, в нем представленных. Я замечательно провел отпуск в Париже, продав свой дубликат "Солдатской награды" за восемь тысяч долларов.
Я отвлек Энн от темы, предположив, что она была очень поздним ребенком и потому по достижении взрослого возраста очень опекала своих родителей - вероятно, стала матерью для них обоих. Это дикое предположение, высказанное в целях самозащиты, привело Энн в такую ярость, что выражение "трястись от злости" в данном случае являлось мягчайшим из эвфемизмов. Она посмотрела на меня с ледяным презрением, разбудила Джо и увела его в хижину.
Итак, теперь вы познакомились с Соней и Энн, и мы еще не распрощались ни с одной, ни с другой. В августе явилась еще одна гостья. Чтобы помириться с Энн, я велел своему секретарю в Чикаго отослать ей экземпляр "К северу от Бостона" - в денежном выражении щедрый подарок, хотя сам я не особо люблю Фроста. В ответ Энн прислала мне около пятисот страниц материала по внутричерепным травмам, собранного в Интернете. Эта объемистая, наводящая ужас распечатка содержала, вкупе с сухими научными данными от врачей, специализирующихся в данной области, сотни свидетельств самих пациентов. Некоторые из них просто заставляли сердце сжиматься и биться неровно, горестные истории о долгих годах лечения практически без надежды на полное выздоровление, но, с другой стороны, каждое незначительное улучшение служило поводом для семейных торжеств. Общее количество пациентов с травмами мозга, разумеется, отражало статистику дорожно-транспортных происшествий, иллюстрировало ньютоновский закон, гласящий, что движущийся объект (ваша голова) продолжает движение, покуда на него не подействует некая противоположная по направлению сила (в случае с Джо - могучий серый бук).
Но почему эти свидетельства так потрясли меня, утонченного знатока языка, лучших произведений мировой литературы, не говоря уже о правовых документах, исторических хрониках, лучших газетах и журналах? Ответ, полагаю, кроется в очаровании фольклорных сказаний, примитивного, или "наивного", искусства, народной музыки Третьего мира, записанных устных преданий наших собственных аборигенов. Водитель грузовика резко сворачивает в сторону, чтобы не врезаться в школьный автобус (понятное дело!). Он получает тяжелые травмы головы, и голова превращается в подобие полусваренной брюквы. Жена и пятеро детей на протяжении многих лет моют и кормят его в своей убогой лачуге в Южной Индиане. Водитель медленно идет на поправку и через десять лет героических усилий со стороны семьи и врачей в состоянии провести свою дочь к алтарю в окружной церкви, хотя голова у него непроизвольно трясется и ноги заплетаются. Пишет он с чудовищными ошибками, но в состоянии послать свою историю на сайт, посвященный черепно-мозговым травмам, поскольку автотранспортная компания подарила ему ноутбук! Он в состоянии сам поймать полосатую зубатку в ручье рядом с домом. Его семья любит жареную зубатку - единственный его посильный вклад в благополучие близких. Бог мой, эта история сразила меня наповал!
Такое вот дело. Ознакомившись с десятками и сотнями подобных историй, я поневоле задумался о том, что почти любое наше печатное слово является ложносократическим и спорным - язык без существительных, обозначающих цвет и вкус, мировой гнилостный резервуар словоблудия, не имеющего причинно-следственной связи с жизнью, которую мы надеемся прожить. Это язык Сатаны, и политики ведут за собой толпу, извергая из уст такого рода словесное дерьмо при каждом удобном случае. Фигуральность выражений, ироничность стиля, считающиеся ныне нормой, источают свои злотворные вирусы из-под книжных обложек.
Возможно, я преувеличиваю, но мне так не кажется. Как бы то ни было, внимательно прочитав все пятьсот страниц, я отослал пакет обратно Энн, пояснив, что держать такое в своей хижине для меня мучительно, но прежде Джо успел увидеть распечатку у меня на кухонной стойке. Память на слова у него нарушена, хотя не в такой мере, как зрительная. До известной минимальной степени он в состоянии вспомнить существительные, относящиеся к деревьям, птицам, воде и прочим подобным вещам, но не может с ходу - скажем, во время прогулки - установить прямую связь между существительными и конкретными людьми.
Например, в июне он настоял на том, чтобы показать мне логово койотов. Поначалу я отказывался, поскольку июньские прогулки по лесу, если погода не шибко ветреная, подразумевают общение с мошкарой, превращающей вас в сплошную массу зудящих волдырей. Разумеется, с годами я заметил, что количество причин не выходить из дому у меня постепенно увеличивается: слишком холодно, слишком жарко, москиты, слепни, оленья мошка, идет дождь, слишком сыро после дождя или я устал от чтения, размышлений, поглощения пищи, верчения большими пальцами рук (наследственная привычка).
Джо сказал, что мы можем прокатиться на машине и выйти в полумиле от нужного места, что на поверку оказалось ложью. Топать пришлось целую милю, если не больше. Разнообразные насекомые свирепствовали во влажном, недвижном воздухе. Джо указал на пень белой сосны на отдаленном холмике, частично окруженном мерзопакостными зарослями вонючего дурмана - кустарника, усеянного двухдюймовыми шипами, столь острыми, что один мой знакомый охотник, напоровшись на такой шип, проткнул себе член насквозь. Я посмотрел в свой дорогостоящий бинокль, но не увидел ничего достойного внимания. Джо, не имевший бинокля, сказал, что видит две мордочки, высовывающиеся из темной норы под пнем, а потом третьего маленького зверька, юркнувшего в нору. Этого я тоже не заметил. Мать настороженно наблюдала за нами из-под пышно цветущей аронии. Джо стоял рядом со мной, и я наконец поймал в фокус смутный силуэт матери. Джо расстроился, поскольку щенята явно не собирались выходить в моем присутствии. Он велел мне отойти назад к другому холму, ярдов на триста в сторону моей машины. Я почувствовал неприятный запашок, и он с улыбкой вытащил из кармана полиэтиленовый пакет с тухлым тушеным мясом.
Достигнув указанного места, я стал смотреть в бинокль на Джо, который шел целеустремленно, но зигзагом, подпрыгивая и смеясь. Подойдя к логову, он лег навзничь и вывалил мясо себе на грудь. Через минуту-другую три щенка вышли из норы и принялись есть у него с груди, стоя прямо на нем и ссорясь из-за лучших кусков. Мать теперь сидела ярдах в тридцати от них, наблюдая за происходящим. После трапезы Джо ползал на четвереньках, играя с щенятами в пятнашки, и в какой-то момент один щенок ехал на нем верхом, теребя зубами воротник рубашки.
Надо сказать, что, хотя эти животные не были ни ручными, ни дрессированными, я почему-то не счел данный случай из ряда вон выходящим. Койоты выживают благодаря своей исключительной осторожности. Один мой знакомый натуралист как-то раз высказал мнение, что на одного койота, которого вы видите, приходится самое малое дюжина, которая видела вас, оставшись вами незамеченной. В общем, в тот момент происходящее скорее позабавило, нежели поразило меня, - но, с другой стороны, что я знал о таких вещах? Я смутно предполагал, что, возможно, койоты доверяют Джо, поскольку он стал частью их мира, в который все остальные люди не допускаются по веским причинам. А представители конкретно этого вида, согласно индейским поверьям, обладают незаурядным чувством юмора. Я должен добавить, что один биолог из управления по делам охраны диких животных рассказал мне, что в самом начале июня видел в бинокль Джо, шагающего рядом с маленьким медвежонком. Этот случай встревожил его, поскольку другие двое людей, проделывавших такое, являлись, как и он сам, профессиональными учеными, специализирующимися в области маммологии.
И хватит пока об этом, дорогой коронер. Вы хотели знать все, что я знаю о Джо Лакорте, и я рассказываю вам на свой манер. Вряд ли кто-нибудь, кроме нас двоих, увидит мой отчет. Как я могу полагаться на вас, коли совсем вас не знаю? Начинающий писатель шестидесяти семи лет неминуемо должен прийти к выводу, что, если никто не извлечет пользу из моих усилий, мне останется самому извлечь из них пользу. Важный вопрос, как мне удалось дожить до такого возраста, можно легко отбросить в сторону. Вопрос, почему я почти ничего не помню из своей жизни, представляется более существенным. Безмятежные судороги профессиональной скуки могут длиться месяцами. Однажды в чикагском ресторане за соседним столом отмечали тысячную аутопсию, произведенную одним сотрудником патологоанатомического отделения городской больницы, каковое обстоятельство не отбило у них аппетита к бифштексам и филе. В защиту Джо скажу, что, когда я пребываю в задумчивом настроении, я могу вспомнить отдельные прогулки, которые предпринимал здесь в шестидесятые годы. Полагаю, они сильно повлияли на мои органы восприятия, вот и все. Когда я пытаюсь вспомнить свою тогдашнюю работу, в уме у меня звучит шорох перебираемых бумаг; хлопанье дверец шкафов для хранения документов; глухой стук одной книги, положенной на другую; вой полицейских сирен, доносящийся с улицы; зевки или покашливанье моей секретарши и стрекот ее пишущей машинки. Я вижу стены своего офиса, окно с закопченными стеклами, репродукции идиллических французских и английских пейзажей восемнадцатого века. Творения великих мастеров, как Караваджо, Гоген или наши Уинслоу Хомер и Мейнард Диксон, хранились дома, вдали от посторонних глаз. Я не хотел, чтобы мои коллеги - люди вполне симпатичные, но для которых вся планета была огромным, поделенным на зоны рынком сбыта, - видели мои любимые картины. Мои коллеги относились к виду хищных андроидов.