- Вы мужчина умный и человек чести, - льстиво продолжал Казанова, - и вы, несомненно, понимаете, что только человеку, обладающему особыми заслугами, могли бы поручить столь важную миссию, как охрана принца, путешествующего инкогнито…
- Принца! - У капитана от изумления чуть не вылезли глаза из орбит. - Какого принца?
- О, господи! - Казанова изобразил отчаяние. - Я сказал "принца"? Капитан, я полагаюсь на ваше великодушие и надеюсь, вы забудете о том, что я нарушил доверенную мне тайну, и ни единым намеком не дадите это понять самому принцу. Но факт остается фактом… и это по указанию самой императрицы он воздержался от участия в драке, как и по ее указанию безопасность его особы была доверена одному из лучших фехтовальщиков в армии.
- Тысяча чертей! - воскликнул капитан, не приходя в себя от изумления. - А как же насчет депеш, которые я везу?
"Черт подери, - подумал Казанова, - как же я об этом не вспомнил!" Вслух же он сказал:
- Это тоже чрезвычайно важно, и я убежден, что благополучная их доставка вместе с благополучной доставкой принца обеспечит вам повышение…
- Повышение?! - Глаза у капитана загорелись, ибо, как все бедные офицеры, не имеющие могущественных друзей, он убедился, что повышения приходится долго ждать.
- Ш - ш! - Казанова приложил палец к его губам. - Сейчас не время для подробностей. Все объяснится позже. А пока жизнь принца в опасности - ему угрожают эти мошенники или еще какие-то. План таков. Я поеду с… мм… лейтенантом. Вы - следом на случай нападения. На границе разделимся: вы поедете прямо в Ливорно и будете ждать нас в гостинице. Если в течение трех дней вы ничего от нас не услышите, следуйте немедля в штаб и докладывайте…
- Но… - с сомнением начал было венгр.
Казанова величественным жестом отбросил все возможные сомнения.
- Сударь! Разве время сейчас перебрасываться словами, когда жизнь принца в опасности? - Он вытащил часы, сверил их с часами капитана и объявил, кладя конец всем дискуссиям: - Выезжаем через десять минут.
3
Казанова переминался с ноги на ногу, стоя у дверей почтовой станции и глядя на большой почтовый двор, в котором пара ленивых конюхов, следуя хорошо известному принципу "до завтра успеем", запрягала лошадей в две почтовые кареты. Казанова не пытался подгонять их согласно не менее известному принципу - с помощью чаевых. Наоборот: время от времени поглядывая исподтишка на часы, он пытался занять капитана нескончаемым потоком эротических анекдотов, чтобы тот не замечал течения времени. А дело в том, что Анриетта опаздывала, хоть и была убеждена в грозившей ей опасности, - женщины всегда ведь опаздывают. Капитан же, как все профессиональные военные, был пунктуален до секунды и, естественно, рассчитывал, что молодой солдат будет так же пунктуален, хоть он и принц.
Казанова с тревогой наблюдал за капитаном, а тот становился все мрачнее и подозрительнее, но объяснялось ли это задержкой с отъездом, или же капитан внутренне разогревал себя, подводя к необходимости новой дуэли, Казанова не мог решить. Хоть бы она поспешила! Он все мысленно просчитал: в последнюю минуту дать хорошие чаевые конюхам капитана, чтобы те задержали его, а другие чаевые - собственному кучеру, чтобы тот гнал вовсю и ушел от преследователя… А затем, когда Анриетта останется с ним наедине…
К его изумлению, Анриетта наотрез отказалась следовать его изящно придуманному плану. Казанове, правда, удалось посадить ее в свою карету, прежде чем она успела что-либо возразить. Крикнув через плечо капитану, что они непременно встретятся у пограничного таможенного поста, Казанова нетерпеливо бросил кучеру: "Трогай!" - и уже готов был вскочить в карету и сесть рядом со своей таинственно переодетой дамой.
- Стойте! - воскликнула Анриетта столь решительно, что кучер придержал лошадей и оглянулся, чтобы проверить, не забыли ли чего важного.
- Теперь-то в чем дело? - спросил Казанова, сгорая от нетерпения, но стараясь соблюдать спокойствие и добродушие.
- Капитан.
- При чем тут капитан?
- Он должен ехать со мной.
- С вами?! - Казанова был потрясен. - Вы хотите сказать, что предпочитаете путешествовать с этим занудой вместо меня?
В его тоне звучала столь явная ревность, что Анриетта на секунду растерялась. Окинув взглядом двор, она увидела, что за ними наблюдает по крайней мере десяток бездельников, включая мрачного хозяина почтовой станции и капитана.
- Ради всего святого, не устраивайте здесь сцены, - взмолилась она. - Это может стоить нам жизни. Я объясню позже… на досуге… когда мы будем одни. Я должна быть уверена, что этот идиот благополучно доберется до Флоренции.
- Вы должны быть уверены в том, что он благополучно доберется до Флоренции?! - В голосе Казановы звучало сомнение, хотя он и обрадовался обещанию, прозвучавшему в ее словах: "когда мы будем одни". - Но это же он охраняет вас!
- Так он полагает, - сказала она, - но мозг операции - я. Он везет депеши куда более важные, чем думает этот тщеславный идиот, и опасно, если они попадут в руки не тех людей. Позвольте, я сяду в его карету.
- Мы подождем его у границы, - взмолился Казанова, - дайте мне по крайней мере доехать с вами до нее. Если вы так настаиваете, то пересядете там.
- Клянетесь вашей честью?
- Клянусь честью… и любовью.
Анриетта махнула кучеру, чтобы трогал, и подвинулась, чтобы Казанова мог сесть рядом. Памятуя о чаевых и желая честно заработать их, кучер так стремительно тронул с места, что Казанова чуть не вылетел на грязный почтовый двор. Только ловкость и сила спасли его от шумного и нелепого падения, а такого рода беды даже зарождающаяся любовь с трудом забывает. Благодаря судьбу за то, что он избежал падения, Казанова откинулся на стенку кареты, готовясь как можно лучше использовать свое первое настоящее solitude à deux с Анриеттой. Он дважды спас ей жизнь - из ледяной воды канала и от вспыльчивого капитана, он нес ее на руках и видел обнаженной, пожертвовал ради нее другой женщиной и последовал за ней, стоило ей поманить, - за все это он, безусловно, достоин награды или, по крайней мере, обещания награды.
Именно сейчас в большей мере, чем когда-либо, для Казановы настало время пустить в ход свое знаменитое обаяние. Ведь он обещал Анриетте - правда, не без надежды, что обещание это можно будет спокойно нарушить, - что она поедет с капитаном после остановки на границе. А почтовая карета, покачиваясь и отчаянно подскакивая, уже ехала последнюю милю по дороге Папской области. Его и Анриетту то резко кидало друг к другу, то отбрасывало, когда одно из колес попадало в рытвину и карета накренялась. Словом, все было будто специально создано для старины Казановы - сколько угодно возможностей для флирта, галантных соприкосновений, смелых жестов. А он сидел неподвижно, как мешок с картошкой, не произнося ни слова и ничего не предпринимая. Сейчас, когда дело дошло до дела, когда появилась возможность сказать Анриетте хоть что-нибудь из всего того, что он думал ей сказать, задать хоть какие-то из сотен вопросов, которые намеревался ей задать, Казанова пребывал в полнейшем замешательстве - точно школьник, которого неожиданно представили первой танцовщице кордебалета, в которую он был давно влюблен. А ни одно человеческое чувство так не заразительно, как смущение. Не прошло и нескольких минут, как молодая женщина, обычно столь прекрасно владевшая собой, почувствовала не меньшую неловкость и скованность, чем ее воздыхатель.
Но такова уж женщина: еще немного - и Анриетта вполне могла бы рассердиться на обычно веселого Казанову за это величайшее доказательство его преданности. Ибо для Казановы вести себя так скромно и сконфуженно в присутствии хорошенькой молодой женщины было чем-то новым. Но прежде чем Анриетта успела почувствовать досаду от этой трогательной gaucherie, прежде чем они оба пришли в себя от смущения и обменялись хотя бы десятком фраз, чрезмерно рьяный кучер уже примчал их к таможенному посту.
Казанова все еще надеялся, что ему удастся "потерять" капитана на границе, но, несмотря на чаевые, данные Казановой, карета капитана прибыла через пять минут после того, как они подъехали к пограничному посту и все еще препирались с угрюмыми, глупыми и подозрительными людьми, которых суверенные государства выбирают для встречи прибывающих и отбывающих чужеземцев. Казанове достаточно было взглянуть налицо капитана, чтобы понять, какая грозит ему беда. Подобно большинству людей его типа, венгр способен был держать в голове только одну мысль. Теперь он уже не помышлял о дуэли. Наоборот, был преисполнен решимости не выпускать "принца" из виду и старался возможно более рьяно выполнять свои обязанности эскорта в надежде на запоздалое повышение. Казанова явно перестарался, придумав, как избежать дуэли. И теперь немало времени ушло на исполненные яда препирательства по поводу того, кто поедет с "лейтенантом", - спор решил сам "лейтенант", объявив, что намерен путешествовать один, а они могут ехать впереди или сзади, как им угодно.
Из-за различных задержек в пути, дождя, а главное, усталости они решили провести ночь в Сиене. К этому времени Казанова уже вполне овладел собой. Он понял, что своим поведением по отношению к "лейтенанту" рискует поставить под угрозу то, чего больше всего хотел избежать, а именно: рискует возбудить подозрение венгра, и тогда откроется, что "лейтенант", или "принц", - это женщина. Более того, Казанова понял, что если он хочет избавиться от венгра, то прежде всего следует рассеять унылую атмосферу недовольства и неловкости, которая установилась между ними тремя. Ничего не выйдет, если они всю дорогу будут сердиться друг на друга.
И как только они достигли гостиницы, Казанова принялся "растоплять лед". Он обеспечил себе благожелательность хозяина, сняв лучшие комнаты, заказав лучшее вино и дав денег на всякие излишества. Он наговорил комплиментов хозяйке, пошутил с поваром, ущипнул горничную за зад и вообще постарался быть всем как можно приятнее. Столь тонкая подготовка принесла свои плоды в виде превосходного ужина. Казарменные шутки на языке хоть и не совсем Цицерона вызвали лошадиный хохот венгра. Остроумная история и комплимент на французском - улыбку на губах Анриетты. Казанова смеялся, болтал, забавлял своих спутников, переводил им, льстил, пускал по кругу бутылку вина, излучал энергию, доброжелательность и обаяние молодого бога Диониса. После ужина у него хватило силы воли проиграть несколько дукатов венгру в карты, "лейтенант" же извинился и отправился спать. Несмотря на такое нудное окончание вечера, Казанова был доволен собой. Завтра они будут во Флоренции; завтра он избавится от капитана; завтра он будет наконец наедине с Анриеттой…
Настало завтра, и, как и прежде, Казанова с капитаном следовали в своей карете за каретой Анриетты. Во Флоренции, петляя по узким кривым улочкам, они вдруг потеряли ее из вида, а когда прибыли на постоялый двор, Казанова со злостью и огорчением увидел, что Анриетта не вышла из кареты. Наоборот: она спокойно сидит в заляпанном грязью экипаже и ждет, пока сменят грязных и потных лошадей, что явно говорило о ее намерении ехать дальше.
- Вы только посмотрите!.. - воскликнул Казанова и вовремя спохватился, чуть не сказав: "Вы только посмотрите на нее".
- На что? - спросил венгр, озираясь. (Так делают люди, решившие, что они что-то упускают.)
Казанова не ответил. Он уже шагал через грязный постоялый двор к Анриетте, а она даже не заметила среди прибывающих и отбывающих карет, как приехали ее спутники.
- Что это значит? - в гневе спросил Казанова.
Голос его прозвучал так резко, что Анриетта вопросительно взглянула на него.
- Не понимаю…
Казанова презрительно рассмеялся.
- Мне совсем не трудно понять… что вы одурачили меня, мадам. Разве не здесь, во Флоренции, вы приказали мне встретиться с вами?
- Я же сказала - тридцатого. А сегодня только девятнадцатое…
- Разве дата так важна, мадам? - теряя терпение, спросил Казанова. - Вы, безусловно, могли бы…
И умолк, увидев направлявшегося к ним венгра, который осторожно ступал по вонючему двору, чтобы не запачкать свои начищенные военные сапоги. Анриетта, тоже заметив его, поспешно шепнула Казанове:
- Можете снять комнату, где мы могли бы пять минут побыть наедине? Скажите капитану, чтобы он подождал меня здесь.
Казанова повел Анриетту в гостиницу, и золотой мгновенно отпер им дверь отдельной комнаты. Как бывает с людьми в особенно напряженные минуты, Казанова, вроде бы всецело занятый Анриеттой, машинально подмечал все детали, и они навеки врезались в его память. Он заметил, что комната, хотя и с высоким потолком, была душной, значит, не проветривалась; что на потолке была изображена Аврора в своей колеснице, покидающая Титана; что портьеры из тяжелого бархата - пыльные, а мебель - старая и неудобная…
Не успела дверь закрыться за слугой, как Анриетта напустилась на Казанову:
- Почему вы такой нетерпеливый? Почему вы мне не верите?
Казанова даже несколько растерялся, ибо сам намеревался ринуться в атаку.
- А почему вы избегаете меня? Почему такая таинственность? - парировал он.
На секунду казалось, что Анриетта разразится в ответ гневом. Но она сдержалась и положила маленькую белую ручку на его локоть.
- Не будем ссориться - ведь мы впервые остались одни! Если бы вы поступили, как я сказала, и приехали сюда тридцатого, всех этих треволнений не было бы…
- Но вы же не говорили мне не приезжать до тридцатого! - воскликнул Казанова. - И признайтесь: ваши письма грешат краткостью! - Анриетта улыбнулась. - К тому же, если бы я тотчас не пустился в путь, эти мерзавцы на границе…
- Знаю, знаю, - сказала она. - И поверьте: я вам благодарна. Но вы относитесь ко мне с таким подозрением, точно я легкомысленная женщина. И с такой ревностью, точно я уже ваша жена…
Казанова схватил ее руку и поднес к губам.
- Но вы станете моей женой? Обещайте!
- Как же я могу дать вам такое обещание, когда мы с вами и двух слов не сказали? Разве вам недостаточно того, что я иду на риск - ах, куда больший, чем вы можете себе представить! - чтобы встретиться с вами, невзирая на то, что вы такой вероломный и легкомысленный человек…
- Но почему мы не можем избавиться от этого венгра и побыть здесь вместе?
- Потому что я должна ехать дальше.
- С капитаном?
- Ах, теперь вы снова меня ревнуете. - Анриетта улыбнулась. - Обещаю вам, что через час капитан расстанется со мной навсегда.
- Но вы-то почему должны ехать? - спросил Казанова. - Позвольте мне о вас позаботиться…
- Я выполняю поручение. - Анриетта подняла левую руку с письмом, на котором - к изумлению Казановы - стояла официальная гербовая печать Австрии.
- Мчитесь на встречу с бароном фон Шаумбургом? - спросил Казанова, внезапно вспомнив про этого малоприятного дипломата.
- Вот теперь вы уже оскорбляете меня… Мне пора ехать.
- Могу я поехать с вами?
- Нет.
- Почему нет?
- Я объясню это позже - возможно. Побудьте здесь до тридцатого. Если к этому времени я не вернусь во Флоренцию, то пришлю вам записку. А теперь мне пора…
- Но по чьему приказанию? - остановил ее Казанова. - Вашего отца? Вашего мужа?
- Я не замужем, и мой отец умер.
- Тогда, ради всего святого, по чьему же?..
- Мы расстаемся ненадолго.
- Значит, я все-таки вам не безразличен?
Вместо ответа она вырвала свою руку из его рук и выбежала из комнаты, Казанова - за ней. Но такое уж было у него везение, что в этот момент компания господ в париках и с саблями вывалилась из соседней комнаты, где эти господа завтракали, и отрезала ему путь, а стройный офицер в форме тем временем быстро удалялся по коридору. В ту пору щепетильности попытка прорваться сквозь группу людей почти наверняка привела бы к дуэли; когда же Казанова добрался наконец до выхода из гостиницы, он увидел лишь, как забрызганная грязью почтовая карета, покачиваясь, выезжала на улицу из-под высокой арки постоялого двора. В третий раз Анриетта умудрилась ускользнуть от него!