– Это что это он? – растерялся Петр, – Это кто? Чего он?
– Не в себе он государь, – выступил настоятель, – Юродивый местный. Все антихриста ждет. Вроде как тот явиться на землю должен. Одно не могу в толк взять, откеда у него нож взялся. Видать недобрая рука вложила. Но не по умыслу государь, поверь. Токмо по скудоумию.
– Да и черт с ним! – уже отошел от страха царь, – А что за человек, что меня собой прикрыл? Позвать пред светлые очи мои! – подвели спасителя, – Ты кто!?
– Я Яков Брюс. Сын дворянина царского Вилема Брюса, – спокойно, перевязывая белым платком руку, ответствовал он.
– Отныне мы с тобой братья на крови! Все слыхали!! Он брат мне!!! И почести все как брату моему. И пускать ко мне полночь за полночь, и все! – Петр обнял Брюса. Голос его сорвался на фальцет, дал знать пришедший страх, – Приходи Яков к Лефорту, я у него завтра буду. Потолкуем.
– Спасибо государь, – Яков склонил колено, как принято на западе, – За любовь за ласку. Буду у Лефорта. А тебе готов служить, Словом и Делом.
– Вот! С него пример берите! Иноземец, а обычаи наши и законы чтит! И покорность к государю имеет! – Петр повернулся, махнул стрельцам и поехал в Преображенское.
Все удалось. Монашеской братии кланялись в ноги за помощь, особливо монашку юродивому, что чуть себя под стрелецкие бердыши не подставил.
На следующий день Лефорт принимал государя у себя в маленьком домике на берегу Яузы. Все в его приюте был миниатюрным подобием замка. На стенах висели картины и гобелены. Стоял стол, уставленный изысканными яствами. В кувшинах пенилось пиво и в бутылях искрилось вино. Были офицеры из рейтарских полков: Гордон и другие, были стрелецкие воеводы, такие как Шереметев и Голицын младший, был званный Брюс и пришедшие с Петром Меньшиков и Апраксин. И, конечно же, был всесильный Ромодановский, пригляд за царем и порядком на землях Русских. Но больше всего поразило Петра, что вместе со всеми в зале присутствовали дамы. Дочери и жены тех же офицеров и кабатчиков из Немецкой слободы. Они чувствовали себя совершенно свободно, смеялись и о чем-то увлеченно беседовали между собой. Разговор пошел о том, о сем. О торговле, солдатах, войне, флоте, цветах, выпивке, еде, конечно же, о женщинах, в общем, не о чем, как и все застольные разговоры. Мельком Лефорт несколько раз упомянул о западных землях, где все не так, все по-другому. Петр подошел к хозяину, громко спросил, выкатив глаза:
– Может Софью в монашки постричь или удавить! – видно вырвалась мысль, долго зревшая в мозгу.
– А что государь Новодевичий монастырь от Москвы далеко? – уклончиво увел в сторону хитрый Лефорт, в то же время, подсказав решение вопроса.
– Вот! Пусть сидит там и не лезет в дела государевы! – запальчиво подхватил мысль царь, потом резко повернулся, – А ты скажи, – он схватил Лефорта за камзол, – Ты откель узнал, что царица на сносях? А? Мне вот лекаря подтвердили. А ты что? Лекарь? Али колдун?
– Колдун, – тихо шепнул Лефорт, улыбаясь черными глазами, – Я тебе таких цариц наколдую, упадешь.
– Славу! Славу мне наколдуй! – отпустил камзол Петр.
– И славу наколдую и трон, и Русь у ног ползать будет…и фройлян, – он назвал их на немецкий лад, – фройлян, то есть девки такие будут, твоя царица и твои сенные девки, им не чета.
– Что делать надо? А, колдун? Если ты сатана, я душу продам! – Петра начал бить приступ, но Лефорт взял его за руку и приступ отступил. Такое было с Петром первый раз. Даже лекаря не могли остановить приход падучей. Он поверил в этого колдуна безоговорочно и навсегда, – Что делать!?
– Собери самых верных людей. Я соберу своих. И поедем в старые места святые, на Плещеево озеро в город Переславль, там, где Синь-камень лежит. Будем волхвов себе в помощь звать.
– Волхвов!!! – гость почти выкрикнул это, так что все обернулись, и в зале на минуту повисла тишина.
– Тихо ты, – грубо оборвал его Лефорт, – Кого надо того и позовем. Один Властитель сказал когда-то. "Париж стоит обедни", то есть власть стоит того, что бы за нее пойти на все.
– А другой сказал. "Цель оправдывает средства", – эхом поддержал неизвестно как оказавшийся рядом Брюс.
– Знакомься, – показал на него, нимало не удивившись его появлению, Петр, – Это мой побратим кровный. Он меня от смерти спас. Вы любите друг друга. А это Лефорт, – показал он на Франца, – Отныне советник мой и верный друг, – оба переглянулись и чуть заметно кивнули друг другу.
По случаю рождения у царя Петра первенца, царевича Алексея, Францу Лефорту было присвоено звание генерал-майора, и в том же году царь Петр отъехал в Переславль на Плещеево озеро учить свои потешные полки. В Лефорте же царь Петр нашел человека, способного ответить на любые занимавшие его разнообразные вопросы, будь то вопросы дипломатии, вопросы экономики и даже вопросы отношения с прекрасным полом. Царь Петр нашел в Лефорте друга, сподвижника и советчика на своем пути к цели. А цель эта была слава и власть.
Царица Наталья, женщина ума малого, как говаривал сродственничек ее князь Куракин, заботилась, исключительно о том, чтобы дитятко не болело и здорово було. Окружив его с самого начала своего воспитания молодыми ребятами, народу простого и молодыми людьми первых домов, что дала ему в потеху ненавистная ей Софья, она успокоилась и смотрела на все его проказы сквозь пальцы. Софья же испросив своих доглядывающих людей о забавах озорников, как она их прозвала среди своих, поняла, что на дела большие у них кишка тонка, а потому тоже успокоилась. Никто и не заметил, как потеснили оболтусов от царева тела хитроумные иноземцы во главе с Лефортом. По его же наущению, через друга любезного Голицына, царица Наталья скоро невестку свою возненавидела и желала больше видеть с мужем ее в несогласии, нежели в любви. Отсюда и изрядная любовь Петра к жене продолжилась разве токмо год, а затем он стал предпочитать жизни семейной – походную, в полковой избе Преображенского полка, да корабельных сараях Яузы и Плещеева озера. Иван царствовал, Петр потехами развлекался, расширяя до грандиозных размеров свои увеселения.
На Москве в Кукуе Лефорт заложил плац на левом берегу Яузы, как раз напротив сада и нового своего дома, в том же году, в сентябре месяце, приступили к постройке домов для солдат нового полка. Первого Московского. Лефортовского, как назвали в народе. Из тех головорезов, что под его началом в стрелецких полках служили под Голицыным. Все сошло с рук. Так была заложена новая слобода, получившая название, как и полк по своему воеводе – Лефортовской, или как в народе говорили с почтением Лафертово. Видать от того что все молодцы под стать командиру своему фертом ходили, задрав носы и покручивая лихие усы. Маневры новых полков кончились плачевно. Во время Кожуховских походов, великовозрастные озорники так разыгрались, что побили насмерть около трех десятков солдат и более полусотни покалечили. Царь к ним охладел и подался на море Белое. Но и там не преуспел – ни в лоцманском деле, ни в корабельном.
Все вернулось в Немецкую слободу, в дом Лефорта. Новый любимец ублажал, как мог. Петр получал обещанное сторицей. И загулы по три ночи и дам всяких разных, амуры разводить. Государь тоже в долгу не остался. По его приказу любезному Францу выстроили весьма красивую залу для приема аж десяти сотен человек.
Обили великолепными обоями, украсили дорогою скульптурною работою. Сам Петр пожаловал ему пятнадцать больших кусков шелковых тканей, с богатою золотою вышивкою. Дом стал так велик, и во всех частях все было исполнено так превосходно, что представлял нечто удивительное. Мебель роскошная, посуда серебряная, по стенам оружие, картины, зеркала, ковры, разные украшения. Чудо! Там, на балах Лефорта, Петр учился танцевать по-польски. Сын датского комиссара учил его фехтованию и верховой езде, голландец из соседней таверны – практике языка голландского. Государь уже забыл, то, что и не знал толком: выходы в соборную церковь, публичные и другие дворовые церемонии.
Ругательства знатным персонам от царских любимцев и придворных шутов, также как и учреждение по их наущению всешутейшего и всепьянейшего собора вывело из себя даже тишайшую Наталью, отчего она загорелась горячкой и отошла в мир иной. Князь-кесарь Ромодановской, тоже потех своего верноподданного не понял, и сурово заявил.
– Шутили под Кожуховым, а теперь под Азов играть поезжайте, – и отправил Петра вместе со всей его озорной командой на Дон к казакам и туркам, – С глаз долой – из сердца вон, – хмуро ворчал князь.
Глава 7
Азов
Раб зависит только от своего господина, честолюбец от всех, кто способен помочь его возвышению.
Ж.Ламбрюйер
Петр внимательно разглядывал карту южных земель, составленную Брюсом, изучая направление рек. Волга, или как ее звали ордынцы Итиль, впадает в Каспийское море – море, закрытое со всех сторон. По Волге можно вести торговлю только с персами; с ними и так давно ведут русские торговлю, но научились не многому. Дон впадает в Азовское море, а из Азовского моря можно пройти в Черное, Русское море, и дальше в Средиземное. Там, по словам Лефорта и Брюса, лежат богатейшие страны, откуда идет во весь мир благодать. Но выход в Азовское море заперли турки, там стоит замок на Дону, сильная крепость Азов. Крым – во власти крымского хана, первого друга турецкого султана. Куда не кинь – всюду клин. Чтобы Крымом и Азовским морем овладеть, прежде всего, нужно отнять у турок Азов. И там стать на море. Так стать, чтоб всем нос утереть. Эта мысль запала ему в душу. Да тут еще Ромодановский в ту же дуду начал дуть, мол, хватить тут потешки разводить, надоть к казачкам сбегать, силой померяться, коли вы вои такие, отважные. А что казачки? Они от скуки Азов тот не один раз в руках держали да по раздолбайству не раз и выпускали. Кто-то ему шепнул невзначай, что донские казаки и сейчас, коли приспичит, в набег идти, турецких часовых вкруг пальца обведут в раз, и ходят себе по Черному морю, куда душа пожелает. От натуги он долго морщил лоб и скреб затылок, но все ж решил поехать к донским казакам, осмотреть Азовское море с ними и там устроиться прочно, может навсегда.
По весне князь-кесарь все знавший заранее, отписал донскому атаману Фролу Минаеву тайную грамоту. В ней он сообщал, что в Тамбове соберется войско царское под начальством генерала Гордона и отправится на реку Хопер, а с Хопра на Дон, в Черкасск. Войску Донскому, казачьему, Федор – князь-кесарь, пригляд Ордынский, приказывал тайно изготовиться для завоевания Азова. А еще Ромодановский напоминал атаману Фролу Минаеву, чтобы указ его оставался тайной и никто, кроме атамана и войсковых старшин, о нем ничего не знал, даже царь-государь Петр Алексеевич, и чтобы войско собралось тихо и о приходе русских полков на Дон в Азове прежде времени не уведали.
Одновременно с этим старые московские войска, огромное конное войско, под начальством боярина Шереметева пошло на Днепр, чтобы воевать против турок вместе с малороссийскими казаками. Не дай бог, соберутся турки с силами да порубят под Азовом несмышленышей. Надоть отвлечь слегка.
На Дон пошли новые, обученные Петром по его уставам, полки, да в подмогу им полки нового боя: Преображенский, Семеновский, Бутырский и Лефортовский, да к ним шли московские стрельцы, городовые солдаты и царские слуги. Всего собралась прорва народу. Войсками командовали воеводы, названные уже по-новому, иноземному – генералами: Головин, Лефорт и Гордон. При войске был сам царь, принявший на себя звание командира артиллерийской роты и называвший себя бомбардир Петр Алексеев. Чем бы дитя не тешилось…
Армия эта шла сначала на судах, голландскими корабелами срубленных, по Волге до Царицына. От Царицына сухим путем переволоклись, с потом и кровью, до городка Паншина на Дону. За этот путь солдаты, чудо-богатыри Петровские, из сил выбились и почти что сопрели. У них от гребли на Волге и так все ладони были в волдырях и мозолях, а, проделав весь этот путь по волоку, да с тяжелыми пушками на руках им уже и небо в овчинку показалось. В Паншине ко всему прочему не хватило запасов. Молодому войску царскому пришлось сесть на пустое пшено. Это тебе не потешки в Преображенском на царских хлебах. Хорошо хоть голландские корабли после волока можно было только на костры пустить и от Паншина по Дону пошли на казачьих стругах. Легких и увертливых.
Первый раз Московский царь появился на Дону, вотчине ордынцев, вольных казаков и татар. Первый раз новый правитель Руси из Романовых, увидал приволье Задонья и крутой правый берег, покрытый лесистыми балками. Все занимало молодого царя. Он долго беседовал с гребцами, слушал песни лихих ушкуйников, сказы слепых бандуристов, любовался уменьем казачков править рулем и парусом. Во время ночлега в станице царь остановился у казачки Чебачихи. Лефорт и Брюс, вошедшие с ним в хату, быстро переглянулись с красавицей хозяйкой и понятливо кивнув, подошли к ручке, чем нимало смутили государя.
– Как живет – можется Русалочка, рыбка-золотая? – шепотом спросил Лефорт.
– Живем – хлеб жуем, – в тон ему ответила Чебачиха, – С чем пожаловали?
– Привезли царя с казачками, да народом ордынским мирить, – встрял Брюс.
– Надо ли? Мы тут вольно живем. Чужого не берем – своего не отдаем. Я вот Дон берегу. Реку вольную широкую, просторную. Потому и прозываюсь по-казачьи, по-Донскому Чебачихой, по рыбке золотой чебаку, что в его водах живет. Мне вы со своим царем, как дым, как туман по утрам. Дунул ветер и нема вас, – она стояла руки в боки. Оба залюбовались ей. Вот уж действительно царица донская.
– То не наша прихоть и не наш каприз, – подъехал Лефорт, – То Доля наша общая. И тебе ее с нами тянуть. С Богами не спорят!
– Так ли? – она еще круче уперла руки в бока. И Лефорт понял, что эта поспорит, с кем хочешь.
– Ну, будь ласка. Он тут покуражится. Шишек набьет и мы его на север спровадим. Пока достойный государь на трон Мономахов не сядет, быть Дону вольным! – отъехал Лефорт.
– Так ли? – уперлась Русалка.
– Так!!! – хором ответили гости, – Мы тебе как Совершенные в этом клятву даем! Сама своего нового государя принимать будешь! И этот точно не он!
– Ну, ладноть, – Чебачиха сняла руки с крутых бедер, – Зовите свою оглоблю. Вечерять будем, – она проворно начала накрывать стол.
– Вот это баба! – восхищенно хохотнул Гуляй выходя на крыльцо и поправляя кружевной манжет своего лефортовского камзола.
– Да уж, берегиня, только держись, – поддержал его Микулица, – Зови государя снедать.
– Ты иностранная душа, Яшка Брюс, слова такие забудь, – сурово глянул на него Лефорт, – Тебе их знать пока не положено. Эй государь батюшка, – крикнул он, – Извольте в дом!
Петру не сиделось в душной избе. Он стоял на берегу Дона и любовался привольной степью. Заметив на другом берегу утку, царь забегал, задергался, замахал руками.
– Ну-ка кто ее из пищали достанет? Тому золотой от меня! – толкнул в бок стрельца, – Стреляй тютя! Стреляй, улетит!
Стрелец, засуетившись, выстрелил и промахнулся. Царь взревел, наступал приступ. Лефорт, моментально все оценив, подскочил к Петру, снял приход падучей, кивнул Брюсу.
– Нет ли казачка, какого, что цареву волю выполнит! – поняв все, закричал Брюс.
Как будто только и дожидаясь этих слов, выступил молодой казак, вытолкнутый на середину, крепкой рукой Чебачихи, уже стоявшей у крыльца.
– Топай Пядух, раз государь просют, – громко сказала она, сделав ударение на слове "просют".
Казачок взял свою пищаль и, не целясь, на вскидку сшиб утку, уже вставшую на крыло.
– Исполать казак, – обрадовался государь, – Дай-ка пищаль. Не убью, так хоть поцелюсь, – со смехом добавил он, вертя в руках пищаль с затейливой гравировкой по прикладу и вороненому стволу.
– От дедов осталась, – смущаясь, сказал казак, – Это когда они еще на турок ходили, а потом Азов на копье брали.
– Азов! Азов брали? – еще больше обрадовался царь, – Пойдем, голубчик поедим, ты мне расскажешь все, – он обнял казака за плечи и повел с собой в хату.
– Ну, теперь и мы Азов брать будем! – крякнул удовлетворенно Лефорт, – Это точно!
К середине лета Петр, наконец, прибыл в Черкасск, столицу казачьего стана на Дону. Здесь войска встали на отдых, дожидаясь донских атаманов. Простояв три дня и, не дождавшись, двинули к Азову. Фрол Минаев со своими донцами, подошел туда, как и обещал Ромодановскому.
Все эти тайные военные маневры тайной были только для потешного царева войска. Лазутчики из Азова давно уже отнесли вести в Стамбул, и турки получили подкрепление и запасы еще за месяц до подхода петровских войск. Кроме этого, турки устроили по обоим берегам Дона башни, прозываемые каланчами, прочно построенные и снабженные единорогами и тюфяками. Между каланчами забили по Дону сваи и протянули цепи, как в Стамбуле в бухте Золотой Рог. Не взявши каланчей, к Азову и не суйся.
Петр кликнул клич. Охотниками вызвались токмо донцы, да и то пока атаман не пообещал по десятке рубликов каждому. Петр послал с ними своих гвардейцев, бравых чудо-богатырей. Долбили из пушек целый день. Снесли весь верх и часть стены. На приступ пошли охотники, и так охотою взяли башню на левом берегу, денежку заработав честно, однако умолчав, что в башне с первого выстрела турок уже не было и штурмовали одни остатки от земляных стен. Но на то и хитрость казачья.
Турки на другой день сделали вылазку. Казачьи разъезды заметили их издалека, но, посмотрев, что в сторону их котлов янычары не спешат, спокойно подкрутили усы и продолжали сосать тютюн. Турки напали на пехотную дивизию генерала Гордона, находившуюся аккурат в середине утвержденной диспозиции. Напали во время полуденного отдыха, когда потешная гвардия, по заведенной еще в Преображенском традиции, изволили почивать. Захватили с десяток орудий, загвоздили большую часть остальных и перебили, и переранили около тысячи сонных молодых оболтусов из гвардии царева набора. Старые гордоновские усачи, стояли отдельно, выставив боевой дозор, и турки к ним и не совались. Чего лезть на рожон.
С утра казаки, тем же Макаром захватили вторую каланчу, нимало пополнив общий казачий кош. Баталия тянулась ни шатко, ни валко. Микулице все это напоминало взятие Иваном Грозным Казани. Войска обложили крепость, как медведя в берлоге, отрыли окопы на правом высоком берегу Дона, напихали туда мортир и пушек и вяло палили по Азову. Так вот за месяц с лишним подползли к стенам самого городка.