В книгу талантливого молодого прозаика Александра Терехова вошли роман "Крысобой" и повесть "Мемуары срочной службы".
Первые же страницы романа могут повергнуть некоторых неподготовленных читателей в шок, другие отдадут должное мужественной смелости автора, избравшего своим героем профессионального крысобоя. И читатель, если он не отложит книгу в сторону, возмутившись неэстетичностью темы и описаний, захочет настроиться на производственный в некотором роде роман. И напрасно! Потому что проза Терехова разрывает первоначальную конструкцию и перерастает в остросоциальный гротеск, в многозначительную и безжалостную аллегорию. И обнажаются скрытые механизмы воздействия уже не на мерзких тварей, а на существ высшего порядка - на людей.
Более ранняя повесть "Мемуары срочной службы" в иной форме и на ином - армейском - материале поднимает ту же тему - нивелировки, порабощения личности.
Содержание:
Крысобой 1
Мемуары срочной службы 55
Примечания 93
Александр Терехов
Крысобой
Мемуары срочной службы
Крысобой
Криминальный голубь
Время "Ч" минус 17 суток
Разве бывают трусы такого размера? Нет-нет. Трусы бывают большие, но на слонов их не шьют. Сырой августовской полночью двадцать шестого числа девяносто второго года уже зрелый мужик хоронился на крыше электрической подстанции на Молодогвардейской улице и караулил толстущую бабу из первого подъезда - баба кружила у подъезда, как на привязи. Я - этот мужик.
Под смолистой крышей подстанции гудели агрегаты, и, спасая мужскую силу от возможного излучения, я подсунул под штаны папку с документами, а баба заносила зад на очередной поворот - трусы ей шить только из наволочки. Значит, под халатом их скорее всего не было. Что за радость гулять, когда дует в зад?
Ну, над башкой моей барахтались голуби в тополях. Судя по залежам помета, я занял их нужник. Кишки на запор! Я те хвост подыму! Для угрозы я хрипло подмяукнул:
- Мя-ав. Мя-а-у-ав!
Шлеп! По макушке чиркнула густая струя.
Сгорбился, чтоб не текло за ворот, так и так твой жирный зад!
Дверь подстанции отворилась, и замасленное дежурное существо, запечатав ее замком, глядело вроде в сторону Рублевского шоссе, но двигалось в круглую, как адская пасть, грудастую тень у подъезда.
В тополях заскрипело окно.
- Гули-гули-гули, - заныли сверху, на мою спину посыпались вроде сухари. - Мам, там суп остался? Дай.
Тут голубь не сдержался и отчетливо сказал:
- Закрой, проститутка, окно!
У подъезда баба ухватила товарища за рукав и, как сына, повлекла за собой. Спустя минуту розовый ночник в известном окне задуло, и я на карачках подполз к лестнице: есть.
Вытирая кленовым листом, я размазюкал помет по всей голове и поднялся в подъезд. Женщина выкликала из окна "Милиция!" - по мою душу. Со стороны метро "Кунцево" ей куковал дежурный старшина:
- Что такое? Что такое?
Мне показалось, что за десять минут можно углубиться и в такой зад, я застучал в дверь, услыхав в ответ пробежку босых ног, и колокольчиком звякнула пряжка ремня, так вот.
Отворившую бабищу я задвинул в комнату и уже вымывал в ванной волосы под ее жалобу: "Мы спим давно".
- Я те посплю… Ты у меня кровати бояться будешь! - цедил я сквозь полотенце и включил свет в следующем закоулке, где вскинулась в кровати седая мать.
- Серафима Петровна, здрасть. Мы работали в вашем доме с крысами. Все квартиры подписали, что чисто. Ваша квартира не подписывает. А нам денег не платят.
- У меня-то нет. У дочки в комнате, - шептала старуха. - Вот только что. Как она ложится - начинает скрести. Неделю скребется…
- А меня неделю трясет! - заорал я. - Подписывай, что крыс нету! Скребутся у ее дочери! Дочь пилят хрен знает кто…
- Это Вова, - вставила дочь.
- А нам жрать нечего. А ну - пиши!
Дочка отставила свой утес и накалякала роспись, вырывая космы из маминых рук. Я побежал в метро. В подстанции захлопнулась дверь и клацнули замочки. То-то, Вова.
Два туалета для двух ветвей власти
Время "Ч" минус 16 суток
- Пускаешь слюни в подушку? - разбудил я Старого телефоном. - Завтра получай деньги, плати за подвал.
- А те две квартиры?
- Один, вот тот, кому крысы половые органы грызли, на учете в психдиспансере. Я справку взял. А у второй дочь кроватью скрипела, а матери говорила - крысы. Если бы ты видел ее зад. Ты бы не уснул.
И я упал спать. Прямо в подвале. Под контору мы сняли подвал, мы бедовали на мелких заказах.
Миллионы лет серые и черные крысы, наименованные по родине - Китаю - синантропными, теснились в рисовых болотах, запертые Гималаями, пустыней, джунглями и льдом, в поганом месте, откуда к нам - орда за ордой.
Когда люди двинулись за золотом, тотчас стаяли ледники и освободили перевалы - хоп! Орда вырвалась. Огибая Гималаи, на север! - в Корею, Маньчжурию. В индийский соблазн - на юг! Восток сдох, не подняв головы. Будду с Новым годом первой пришла поздравить крыса, ей молились - знак радости и достатка!
Европа стонала с двенадцатого века, не мирясь - как же, ведь в золотой Элладе не жили крысы! Хотя черные крысы, корабельные и чердачные жильцы, еще Древний Египет зажали так, что убийство, даже невольное, кошки карала смерть! А уж заветная Эллада и Рим спасались одним: молчали. Всех называли "мыши", а мы гордились их чистотой, дурачье!
Но раскопки прояснили, какую именно тварь описывал Аристотель: зарождается из грязи на кораблях; зачинает, полизав соль. Кого укорял похотью Диоген. Кому пенял Цицерон за сгрызенные сандалии. Бог "мышей" - Аполлон. Боги крушили титанов так, что покачнулась и треснула земля. Тогда из черных трещин - цоп-цоп-цоп - хлынули.
И окружили людей.
Гора родила мышь. Дьявольский умысел: самая безнадежная весть полощется слепой поговоркой без указания, кто гора, кто мышь.
В подвале нет окон. Ночь кончается, когда Старый включает свет. Сует в скважину ключ, подобрав с пола отклеившуюся от двери бумажку "Артель РЭТ" . Я не выспался. Старый, скотина, мог бы притащиться и позже.
Каждый греб за свои грехи. Привез райских яблочек для любимой - и коготочки в белую шею. По следочкам черных сестер заструились серые - пасюки , триумфаторы! Шагнули с арабами в Персидский залив, Красное море, а крестоносцы повезли их дальше из Палестины, а суда Венеции вместе с жемчугом и пряностями доставили в Европу чумных крыс. В пятнадцатом веке церковь прокляла их. Поздно. Косточки пасюка отрыли во дворце ширваншаха в Баку.
Пасюки начали грызть Русь. За торговые вольности Пскова и Новгорода отплатили носами и ушами колодники Соловецкого монастыря, крысы пришли за Петром I. В 1727 году землетрясение в Кумской пустыне бросило полчища пасюков на Астрахань: "клещи" сомкнулись.
В 1732 году судно из Ост-Индии доставило возмездие для Англии. В 1753 году сдался Париж, через двадцать лет бедняки жрали крыс во время парижской осады. Мясо напоминает нутрию.
В 1775 году капитулировала Америка.
В 1780-м - Германия.
Русские мужики достигли Алеутских островов, острова кишели крысами, так и назвали - Крысиные.
В 1809 году пала Швейцария.
Старый ходит, он чихает, собака, ставит под нос мне пакет молока, кладет булку, шарит в сумке что-то еще. Он - главный, имеет стол. У меня есть раскладушка, сплю, поджав ноги.
Они идут, конец прошлого века отпраздновали взятием Тюмени, Тобольска, Евпатории. Русско-японская война наградила крысами Омск, Томск, и к 1912 году они совершенно заняли Сибирскую железную дорогу.
Первая мировая накормила черных и серых мясом, Европа пала целиком. Вторая мировая прославила крысиные подвиги на Волховском фронте и в блокадном Ленинграде - крысы грелись в постелях детей и заселили передний край обороны. Эвакуация развезла их на все четыре. В 1943 году по железной дороге пасюк вступил во Фрунзе.
- Хватит ногой дрыгать, - сказал Старый. - Хватит спать. Я заплатил за подвал.
Я смеялся в колыбели смешным маминым словам. Советские мусульмане научились есть свинину, получили свинофермы и все, что полагалось, в придачу. В последние чистые места крыс развезли товарные поезда, песенные целинники, Военно-Грузинская дорога, прибалтийское сено, переправляемое в Поволжье, канадская пшеница - в Якутию, картошка из Северного Казахстана - в Алма-Ату. Все.
От полуторакилометровых карпатских высот до подводных лодок во Владивостоке. Про крыс это слово - всесветные.
Когда человек делает одно - у него получается. Но с этим "одним" он получает еще и другое. "Одно" бывает разным, добавка одинакова: с ушками и хвостом-сосулькой. Я вырос, а они уже у моего города.
Я надорвал молочный пакет и щипнул булку. К нам зашел седовласый, кряжистый дядя в деловом костюме, с ходу почесал шею и вытащил из пиджака газету объявлений:
- Вот здесь…
Объявление я дал такое: "Беспримерные возможности. Уничтожение крыс и мышей в любом районе Земли. Цены - ниже международных. Мы спасли от крыс Вандомские острова, Тюрингию и общественный туалет (триста посадочных мест) в Женеве. Лауреат Шведской академии - артель "РЭТ"! Проезд: метро "Медведково", 661-й автобус до остановки "ГПТУ". По другой стороне вдоль бетонного забора до пролома. Через автобазу мелькомбината. Спросить дом Всероссийского общества слепых. Подвал первого подъезда. Шестая дверь слева. Телефон 431-60-31, с 22 до 24. Владимир, Лариса".
- Все верно, - сказал Старый. - Присаживайтесь.
Дядя опустил глаза на майки-носки, развешанные по батарее, посмотрел на мою опухшую морду.
Старый представился:
- Кандидат наук, ведущий научный сотрудник зоопсихо-логической лаборатории Московского университета. А это аспирант Института эволюционной морфологии имени Северцева.
Услышав незнакомые слова, дядя присел и внятно поведал:
- Ребята, вы можете много заработать.
- Можем. Если время позволит, - откликнулся я. - Мы вчера из Стокгольма. Через неделю - Лиссабон. Пива не выпьешь, так рвут. - И быстро поднялся. - Что у вас за дом? Небось опять за валюту?
Дядя развернул карту по столу, Старый локтями упал на нее, внюхиваясь в добычу.
- Город Светлояр, бывший Ягода, Тамбовская область. Я - хозяин, мэр. - Дядя почесывал коленку. - Тут гостиница "Дон", двадцать пять этажей, киноконцертный зал - ваша работа.
- Дон, - повторил Старый.
- Переименовали гостиницу. В связи с событиями. Двенадцатого сентября торжественно открываем исток Дона.
Старый повел пальцем по карте:
- Это у вас?
Дядя вздохнул и поморщил низкий лоб.
- Не для печати: вообще-то нет. Идея такая в Москве: присоединить к "Золотому кольцу", где иностранцев возят, старинный город, и чтоб там же исток Дона, историческая река, борьба за свободу, то-се. А где исток, там, в общем, и ученые не разберут, три области спорило. Мы и не знали про эту затею, мы не старинные, сталинская новостройка. А наш депутат в Верховном Совете в Комиссии по культуре. И решил вопрос. Нам бы хорошо иностранцев, у нас ликероводочный завод. Так что взялись, уже трубу к Дону тянем - будет исток! Завезли курганы с Украины, с Причерноморья, показательные раскопки, мечи собрали с музеев.
- А как же название?
- Историков подключили, пробиваем в печати идею, что Ягодой город назывался не в честь сталинского палача, а основал Юрий Долгорукий на месте, где знакомая монахиня жила, или на месте, богатом малиной.
- А малина-то есть? - обрадовался я.
Дядя еще вздохнул.
- Завозим. Высаживаем. Это дело мое. Наш депутат переборщил, в Министерстве культуры нашумел, что исток открываем, праздник, тысячелетие города - как раз совпало с визитом Генерального секретаря ООН. И этот душман приедет. И наш Президент приедет. И телевидение приедет. За кровью моей. С крысами у нас ужасно, мясокомбинат, понимаете. Нужен зал. Ваше дело: только зал гостиницы. Сделаете? - Он почесал щеку, мы переглянулись. - Зовут меня Иван Трофимович, я не обижу. - Он тронул портфель, я полез за стаканами.
- Значит, времени почти нет… Ну что ж, за срочность, плюс зал, подвал, чердак, коммуникации, газоны, поэтажно, лифты. - Иван Трофимович открыл бутылку, Старый считал на салфетке, я вдохнул. - Шестнадцать тысяч четыреста долларов. Плюс кормежка, проживание.
Всех как поубивало. Замерли, слушали, как протяжно бурчит в моем брюхе. Время спать, а мы не ели.
- Нет. Дорого очень. - Дядя поднялся и пожевал бесцветные губы. - Я обращусь в государственную санэпидемстанцию.
- Сходите. - Я толкнул руку Старого, дернувшуюся зачеркнуть ноль у объявленной цифры. - Вам скажут: врачей нет, ядов нет. За две недели такое здание ни за какие деньги не вычистишь. Потеряете еще день. А там и мы не возьмемся. Если вы чешетесь от крысиного клеща, значит, у вас в деревне и туляремия, и лептоспироз. Представляете, если какой-нибудь дурак напишет в Госсаннадзор или прямо Президенту? - Речь я запил молоком.
Старый взял насупившегося мэра под руку.
- Иван Трофимович, - шептал, как малолетнему, под шляпу. - Кто вам поможет? Никто вам не поможет. С жульем свяжетесь, подпишете договор об уничтожении на девяносто восемь процентов. Покажут пять дохлых и уедут. А хвост популяции? Он останется. Через месяц заскачут по вашему пиджаку. А мы можем вывести под ноль. Мы - лучшие в стране, вы у любого спросите. Вам бюст на родине поставят.
- Уже есть. - И дядя обмяк.
Выпили.
- Хотите? - восклицал Старый. - Весь город вычистим. За три месяца! А вдруг гостю из ООН захочется в баню?
- Они, наверное, не моются. Мне фотографию достали - как цыган. Город местные подчистят, народным способом. Корпорация у нас открылась. "Крысиный король" - так называется.
Я рассмеялся: корпорация! народным способом!
- А что ж они гостиницу не могут?
Старый, поднося дяде чарку, двинул мне локтем в нос.
Мэр Светлояра вдруг ответил твердо:
- Гостиницу не берутся. Никто не берется. Я до вас всех объездил, и кооперативы, и государственные. Все отказали. Глухой номер.
- Почему? - спросил я осторожно.
- Ребята, у нас мрак. Уж привыкли к крысам, исторически сложилось. Накрошили бы в подвалы колбасы, они бы на улицу и не вышли. Каждый бы гулял в своем зале. - Он весь оседал. - Но в гостинице они падают с потолка. В щели. Могут днем. Могут на стол. Могут на голову. Мне - на голову. - Он снял шляпу. - Крысенок. Сюда. - Глаза его слезливо поблескивали. - Нам не надо "под ноль". Пусть бегают. Чтоб только день один не падали!
- Со второго этажа падают? - уточнил Старый.
- Да нет над залом никакого этажа!
- Проникают на крышу из подвала?
- И в подвале нету. Гостиница - самая чистая в городе. Только падают с потолка. А вы с меня за каждый этаж дерете!
- Найдем на каждом этаже, если падают. Вы их просто не видите, - огрызнулся Старый, хмыкая мне и мигая, но я призадумался.
Старый ткнулся в стол за бланками договоров, и на устах его вспухло золотое слово "задаток". А я, убедившись, что смывной бачок исправен, со спокойной душой выполз во двор и лег на лавку под яблоней-китайкой с побеленным коленом. Любуясь железной скобой двери "Прием стеклотары", я вдыхал последний август - вот и кончилось.
- Я говорю: они только к югу от улицы Ленина. Где руководство живет, учреждения. Что ж они на север, в дома населения не идут? - Иван Трофимыч встал у меня в головах, словно молясь на дорогу.
- Это характерно. Паллас, ученый такой, объезжал Россию еще в восемнадцатом веке и тоже отмечал: в Яицком городе крысы только в южной от тракта стороне. Дорогу не любят переходить.
- Я вот думаю: не-ет, это не просто. Это они против меня хотят… Как думаешь? Вечером аж страшно. Я один не хожу. Жена мясо с луком жарит, и на ночь в подъезд кладем, чтоб выше, к дверям, не шли. Я супруге говорю: давай ночью сходим, поглядим через окошко, как они там гуляют… Противно.
- Просто урожайный год, - зевнул я и сел.
Он примял ровно зачесанную назад седину и пробормотал:
- А ты, может, слыхал, есть какая-то крысиная болезнь?
- Бабушка рассказывала.
- Ну?
- Что? Ну рассказывала, если крысу убьешь, то самому, значит, умереть. Засохнешь. Но это так… Не думайте. Человек помирает не от болезни.
- А от чего?
- От того, что помирает.
Иван Трофимович покачал шляпой и тяжело пошел. Ишь ты, какая его машина ждет, и шофер дверку держит. Оглянулся:
- А лечиться чем? Бабушка не говорила?
- Травами. Смородина, чистотел. Песий язык - особенно. Или влюбиться.
- Влюбиться?
- Ага. Но серьезно. До конца. До конца-то можете?
Иван Трофимович покраснел:
- Иногда. - Потом еще крикнул из машины: - А спиртным?
- Не. Они наоборот. Тянутся к этому делу.
Старый лежал щекой на пачке зеленых денег и кричал в телефон:
- Не! Не выпил! Лариса, мы уезжаем!
Старый пощупал сахарные занавески, щелкнул светом - горит. Подпрыгнул на мягкой полке и горько признался:
- Никогда не ездил в спальном вагоне. Напиши мне на могиле: "Он не ездил в спальном вагоне". - Потащил из сумки кулек, запахший колбасой.
Я тоже растрогался и попросил:
- А когда меня похоронишь - выбей, пожалуйста, на мраморе: "Умер, так и не напившись вволю вишневого компота".
Старый смутился и достал компот - женатый мужик! Поезд поплыл. Я выглядывал в коридор. У одного туалета пасся грустный Иван Трофимович. У противоположного - лысоватая долговязая личность, синие щеки. Прочие жрали да шуршали простынями.
По вагону боком протискивалась проводница в мужской рубахе с погонами, едва сдерживающей ее стать, заводя по очереди в каждое купе свою грудь, как глазищи слепой рыбы.
- Посидите у нас, Танечка, - зашептал я, встретив носом тесную середку ее рубахи. - Мы любим женщину в пилотке. И в черной юбке любим. Красивые ноги напоминают интересную книгу - хочется сразу заглянуть, а что же дальше?
Таня смеялась, взглядывая на свои колени размером в башку Старого, и откусила наш огурец.
- Позвольте, я вам карман застегну. К вам едем. Мы дератизаторы. Спасем от крыс исток русской свободы.