В этот вечер посреди ресторана был накрыт стол на двадцать человек, и менее значительные гости говорили друг другу: "Смотрите, это "Глобал Мани", а это люди из "Кэринг Интернэшнл"". Во главе стола восседал Сайрус Б. Джонсон, который руководил африканским сектором "Глобал Мани": серебровласый, холеный человек с властными манерами. Рядом с ним сидел Эндрю Леннокс, а с другой стороны Джеффри Боун - "Глобал Мани" и "Кэринг Интернэшнл" соответственно. Джеффри уже несколько лет считался экспертом по Африке. Его компания содействовала тому, чтобы сотни тракторов новейших модификаций были подарены одной из бывших колоний на севере материка, где они нынче успешно гнили и ржавели по обочинам полей: запчастей, специалистов и топлива не хватало. С мнением местных жителей, которые хотели чего-нибудь менее грандиозного, не посчитались. Также Джеффри стоял у истоков инициативы по высадке кофейных деревьев в различных частях Цимлии, где они мгновенно погибли. В Кении он распределил миллионы фунтов, и они исчезли в жадных карманах. Он распределял миллионы и здесь, в Цимлии, примерно с тем же результатом. Эти ошибки ни в коей мере не повредили его карьере, как могло бы случиться в иные времена. Он был заместителем главы "Кэринг Интернэшнл", постоянно соперничающей с "Глобал Мани". По соседству с ним сидел его преданный обожатель Дэниел; факел его рыжих волос горел так же ярко, как десять лет назад. В качестве награды за преданность он получил звездную должность секретаря Джеффри. Джеймс Паттон, теперь - член парламента от лейбористов, находился здесь якобы с целью сбора фактов, но на самом деле потому, что товарищ Mo, посещая Лондон, встретился с ним у Джонни и сказал: "Почему бы вам не приехать к нам?" Это не означало, что товарищ Mo был теперь в большей степени гражданином Цимлии, чем любой другой африканской страны. Но он знал товарища Мэтью (разумеется, ведь он, похоже, знал всех новых президентов) и, бывая у Джонни, направо и налево раздавал приглашения от имени некой обобщенной Африки - щедрого процветающего места - с неуемным гостеприимством. Это благодаря товарищу Mo и его связям Джеффри достиг высот своего нынешнего положения; поскольку товарищ Mo обмолвился в разговоре с какой-то важной персоной о том, что знал Эндрю Леннокса еще мальчиком и что это умный, подающий надежды юрист, "Глобал Мани" переманило Эндрю из конкурирующей компании. Многие из тех, что собрались вокруг стола, были завсегдатаями квартиры Джонни: гуманитарная помощь стала законной наследницей товарищей. На противоположном конце стола от Сайруса Би, как любовно называла его половина мира, сидел товарищ Франклин Тичафа, министр здравоохранения, большой публичный человек с объемным животом и парой лишних подбородков, всегда любезный, всегда улыбающийся, но в эти дни появилась у него тенденция незаметно уклоняться от прямых вопросов. Он и Сайрус Би были самые шикарно одетые люди за столом, но сказать, что остальные собравшиеся были менее их довольны своей судьбой, было нельзя. Эти люди - ассорти представителей различных благотворительных организаций - провели некое количество дней, разъезжая по всей Цимлии, останавливаясь в городах, где имелись гостиницы поприличнее, и втискивая в расписание посещение местных красот и охотничьих заповедников. Во время обедов, ужинов и приемов (только там и принимаются решения, влияющие на судьбу страны) они все приходили к согласию, что Цимлии в первую очередь необходимо развивать обрабатывающую промышленность, основы которой уже заложены, пусть и в зачаточном состоянии. Но все упиралось в президента Мэтью, который все еще находился в стадии марксизма и подавлял любые попытки сделать из Цимлии современное государство. А тем временем огромное количество людей маневрировали, пробираясь к местам, где и они могли бы припасть к живительному потоку заграничных денег.
Назавтра намечалось празднования Дня памяти героев Освобождения, и товарищ Франклин хотел, чтобы все они пришли.
- Вы доставите удовольствие товарищу президенту, - говорил он. - И я каждому из вас устрою лучшие места.
- Завтра утром я улетаю в Мозамбик, - сказал Сайрус Би.
- Отмените полет! Я достану вам место на рейс днем позже.
- Очень жаль. У меня встреча с президентом.
- Но ты ведь не скажешь "нет"! - воззвал Франклин к Эндрю с неожиданной для себя резкостью - было что-то неприятное между ними, но что - он никак не мог вспомнить.
- Я вынужден отказаться от приглашения. Завтра я еду навестить Сильвию - ты помнишь Сильвию?
Франклин умолк. Его глаза скользнули в сторону.
- Кажется, припоминаю. Да, вроде бы это какая-то твоя родственница?
- И она работает сейчас врачом в Квадере. Надеюсь, я правильно произношу это название.
Франклин сел, улыбаясь.
- В Квадере? Не знал, что там уже есть больница. Это неразвитая часть Цимлии.
- Я собираюсь съездить к Сильвии, поэтому не смогу присутствовать на вашем замечательном празднике.
Задумчивость пригасила сияние любезности во Франклине, он молчал, сведя брови. Потом разом сбросил задумчивость и воскликнул:
- Но я уверен, что наш добрый друг Джеффри будет с нами в этот великий день!
Джеффри теперь стал плотным импозантным мужчиной, притягивающим взгляды, как и когда он был мальчиком, и миллионы, которыми он распоряжался, придавали ему почти видимый серебристый блеск, сияние самодовольства.
- Я непременно буду там, министр, ни за что не пропущу такого события.
- Такой старый друг не должен называть меня министром, - сказал Франклин, давая Джеффри разрешение снисходительной улыбкой.
- Спасибо, - ответил тот с небольшим поклоном. - Может, министр Франклин?
Франклин засмеялся - густой довольный смех.
- И прежде чем ты уедешь, Джеффри, я бы хотел, чтобы ты пришел ко мне в министерство, я покажу тебе, как у нас все устроено.
- Я надеялся, что ты познакомишь меня со своей женой и детьми. Я слышал, их у тебя уже шестеро?
- Да, шестеро, и на подходе седьмой. Ох уж эти дети и финансовые проблемы, - вздохнул притворно Франклин, пристально глядя на Джеффри. Но к себе домой так и не пригласил.
Смех, понимающий смех. Требовалось еще вина. Но Сайрус Би сказал, что им, старикам, нужно пораньше ложиться спать, и ушел, заметив на прощание, что ожидает увидеть их всех снова через месяц на конференции на Бермудах.
- Похоже, что у нашего старого друга Роуз Тримбл все идет отлично. Президенту очень нравится ее работа, - сказал Франклин.
- Да, у Роуз действительно все прекрасно! - воскликнул Эндрю с веселой улыбкой, которую Франклин неверно понял.
- И вы все так дружны! - воскликнул он. - Очень рад это слышать. Когда ты увидишься с Роуз, пожалуйста, передай привет от меня.
- Разумеется, передам - когда увижусь, - ответил Эндрю еще более радостно.
- Так значит, вскоре мы можем ожидать щедрой помощи, - сказал Франклин, уже слегка опьяневший. - Щедрой, щедрой помощи для нашей бедной, измученной эксплуатацией страны.
Тут товарищ Mo, который до сих пор не участвовал в беседе, заметил:
- По-моему, нам не нужна никакая помощь. Африка должна стоять на своих собственных ногах.
Эффект был такой, будто он бросил на стол бомбу. Товарищ Mo посидел, моргая, показывая зубы в сконфуженной ухмылке, отражая удивленные взоры. Он и все его соратники закрывали глаза на то, что происходит в Советском Союзе, или аплодировали каждой малой новости оттуда; он и часть его братьев по оружию приветствовали каждую новую резню в Китае; он вкупе с совсем уж немногими разрушил сельское хозяйство страны, загоняя несчастных фермеров в коммуны, а тех, кто сопротивлялся, избивали и разоряли бандиты от власти. Мало какие из поставленных им задач привели к чему-либо полезному, в основном заканчивались скандальным провалом, но здесь, в этот миг, за этим столом, в этой компании, то, что он говорил, было вдохновением, было истиной, и за одни только эти слова ему, разумеется, можно простить все остальное.
- Нам это не принесет пользы, - сказал товарищ Mo. - Во всяком случае никакой долгосрочной пользы. Вы в курсе, что Цимлия на момент Освобождения находилась на том же уровне развития, что и Франция перед революцией?
Смех повсюду, смех облегчения. Ну, хотя бы Франция была упомянута и Революция, значит, они вернулись в русло безопасных тем.
- Нет, французская революция произошла из-за плохих урожаев, из-за плохой погоды, страна же по сути процветала. И эта страна тоже - по крайней мере, пока не был предпринят ряд неудачных мер.
Установилось молчание, граничащее с паникой.
- Что это вы хотите сказать? - спросил Дэниел горячо и обиженно, так и пылая из-под рыжей шевелюры. - Что этой стране было лучше под белыми?
- Нет, - ответил Mo. - Этого я не говорил. Когда я такое говорил? - Его голос стал тягуч, слова сливались: все догадались с облегчением, что он пьян. - Я только хочу сказать, что Цимлия - самое развитое государство на континенте, если не считать Южной Африки.
- Так к чему вы ведете? - потребовал ясности министр Франклин - вежливо, но с подспудным гневом.
- Я пытаюсь сказать, что вы должны строить экономику на ваших собственных, очень прочных основах и стоять на двух своих ногах. А иначе "Глобал Мани", и "Кэринг Интернэшнл", и тот фонд, и этот фонд… За исключением присутствующих, - вставил он неуклюже и поднял бокал в круговом салюте, - они все станут говорить вам, что делать. А ведь эта страна - не зона гуманитарной катастрофы, как некоторые другие. У вас имеются надежная экономика и приличная инфраструктура.
- Если бы я не знал вас столько лет, - заявил товарищ министр Франклин и нервно оглянулся вокруг, не слышал ли кто эти опасные разглагольствования, - то решил бы, что вы на довольствии у южноафриканцев. Что вы агент нашего большого соседа.
- Ладно, ладно, - сказал товарищ Mo. - Пока можно не звать полицию, службу безопасности. - Буквально на днях были арестованы и посажены в тюрьму журналисты, посмевшие высказать собственное мнение. - Я среди друзей. Просто поделился своими соображениями. Я говорю то, что думаю. Только и всего.
Молчание. Джеффри поглядывал на часы. Дэниел послушно смотрел на босса. Из-за стола стали подниматься гости, не глядя на товарища Mo, который продолжал сидеть, частью из упрямства, а частью из-за того, что не смог бы ровно стоять.
- Может, мы подробнее обсудим эту тему? - спросил он Франклина. Он говорил легко, доверительно. В конце концов, разве они не знакомы уже целую вечность, разве не обсуждали Африку, шумно, но дружески, при каждой встрече?
- Нет, - отрезал товарищ Франклин. - Нет, товарищ, не думаю, что когда-либо вернусь к этой теме.
Он поднялся. Пара до сих пор безмолвных чернокожих крепышей за соседним столом тоже встали, проявив себя как его помощники или охрана. Он выбросил в салюте сжатый кулак - на уровень плеча - в адрес Джеффри и Дэниела и других многочисленных щедрых представителей международных фондов и вышел, с каждой стороны от него по тяжеловесу.
- Я отправляюсь спать, - сказал Эндрю. - Мне завтра рано вставать.
- Кажется, товарищ Франклин забыл, что обещал нам места на завтрашний праздник, - недовольно сказал Джеффри. Это был упрек в адрес товарища Mo.
- Я решу этот вопрос, - пообещал товарищ Mo. - Просто назовите мое имя. Для вас будут заказаны места в VIP-ложе.
- Но я тоже хочу прийти.
- О, не беспокойтесь! - воскликнул товарищ Mo, размахивая руками, словно раздавал блага, приглашения, билеты. - Не о чем волноваться. Все пройдете, все посмотрите. - Его момент истины минул, загубленный этим демоном, которого психологи называют давление со стороны сверстников.
День, когда ждали Эндрю, начался с неприятности. Утром Сильвия шла через кустарник, вновь покрытый пылью. Она увидела кур, лежащих в песке с раскрытыми клювами, тяжело дышащих, и на этот раз дело было не в защитных мерах против жары. В их жестянках не было ни капли воды. В корыте - ни зернышка. Джошуа она застигла, когда он навис, покачиваясь из стороны в сторону, с ножом в руке над молодой женщиной, которая отползала от него в ужасе, отгораживаясь обеими руками. От Джошуа воняло даггой. Выглядел он так, будто собирался убить женщину. У той, заметила Сильвия, одна рука распухла и побагровела. Она отобрала у Джошуа нож и сказала:
- Я говорила тебе, что если еще раз прикоснешься к дагге, то это будет конец. Так что это конец, Джошуа. Ты понял?
Сердитое лицо, красные глаза, высоченная фигура - он грозно раскачивался перед ней. Сильвия продолжала:
- И куры умирают. У них нет воды.
- Это работа Ребекки.
- Вы с ней договорились, что ты будешь их поить.
- Нет, она должна это делать.
- Тогда уходи. Сейчас же.
Он доплелся до дерева в двадцати ярдах, сполз по стволу вниз и то ли заснул, то ли потерял сознание. За всем наблюдал его маленький сын, Умник. Мальчик пристрастился приходить каждый день в больницу, ходил следом за Сильвией, бросался выполнять любое задание, полученное от нее. Теперь Сильвия сказала:
- Умник, ты покормишь кур? Дашь им воды?
- Да, доктор Сильвия.
- Ты посмотри, как я это буду делать, и повторяй.
- Я знаю, как это делать.
Она проследила за тем, как мальчик принес воды, разлил по жестянкам, насыпал курам зерна. Несчастные птицы утоляли жажду, они пили и пили, но для одной было уже слишком поздно. Сильвия велела мальчику отнести ее Ребекке.
Эндрю никак не мог получить в агентстве по прокату автомобилей такую машину, к которой привык. Те, что имелись в наличии, были древними и убогими.
- У вас нет ничего получше? - Он знал, что все новые машины, импортируемые в страну, немедленно попадали к элите, но, с другой стороны, Цимлия усиленно зазывала туристов. Он сказал молодой чернокожей девушке за стойкой: - Вам нужно предлагать хорошие автомобили, если хотите, чтобы к вам в страну приезжали.
Ее лицо говорило Эндрю, что она согласна с ним, но какой смысл критиковать ее начальство. Поэтому он взял видавший виды "вольво", уточнил, есть ли запаска, узнал, что да, есть, но не очень хорошая, и, поскольку время шло, решил рискнуть. От Сильвии он получил подробнейшие инструкции: "Сверни на дорогу к дамбе в Коодоо-крик, проезжай через перевал Черного быка, потом увидишь большую деревню, за которой нужно свернуть на грунтовку - она изгибается немного вправо, проедешь примерно пять миль, там у большого баобаба повернешь направо, езжай еще десять миль, увидишь указатель на миссию Святого Луки на том же столбе, что и указатель на ферму Пайнов".
Местный ландшафт Эндрю находил величественным, но при этом враждебным - все иссушено, и воздух наполовину состоит из пыли, хотя он знал, что недавно прошли дожди. Эндрю бывал в Цимлии уже много раз, но никогда еще ему не приходилось самому искать дорогу. Он заблудился, но в конце концов отыскал столб с указателями на ферму и в миссию. Перед столбом стоял высокий белый человек, который махал руками. Эндрю остановился, и незнакомец сказал:
- Меня зовут Седрик Пайн. Вы не захватите кое-что в миссию? Мы слышали, что будет машина сегодня.
Большой мешок был заброшен в багажник, и фермер зашагал по склону вниз - к дому, который виднелся в паре сотен ярдов. Эндрю предположил, что Седрик или кто-то еще все утро поглядывал на дорогу: не клубится ли пыль, поднятая машиной. Миссии все не было видно.
Наконец среди эвкалиптов показался низкий кирпичный дом, а за ним еще приземистые строения, похожие на бараки: школа, догадался Эндрю. Он остановил машину. На веранде появилась улыбающаяся чернокожая женщина и сказала, что отец Макгвайр в школе и что доктор Сильвия вот-вот придет.
Он прошел вслед за ней через веранду в столовую, где ему было предложено садиться.
До сих пор Эндрю имел опыт общения с другой Африкой - президентов и правительств, официальных лиц и лучших гостиниц, но никогда он еще не опускался в Африку, которую видел сейчас. Жалкая, убогая комнатка оскорбляла его - и не столько своей убогостью, сколько тем, что была вызовом ему лично. Когда Эндрю говорил о "глобальных деньгах", когда он распределял их, когда воплощал собой источник неистощимого богатства, это же все было ради бедной Африки? Но эта миссия, господи! Это же римско-католическая церковь, так ведь? Они должны в деньгах купаться, разве нет? В занавеске из набивной ткани, которая пыталась защитить дом от слепящего солнца, зияла дыра. На полу копошились мелкие черные муравьи. Негритянка принесла ему стакан апельсинового сока - теплого. Нету льда?
Кухня, куда ушла чернокожая женщина, находилась справа от входа. Слева была еще одна дверь, раскрытая. На вбитом в дверь гвозде висел халатик - Эндрю узнал его, у Сильвии был такой. Он вошел в комнату. Голый кирпичный пол, кирпичные стены, бледные стебли тростника вместо потолка - все это стало для Сильвии второй кожей, а Эндрю казалось оскорбительно нищим. Такая узкая эта комната, такая бедная. На маленькой тумбочке стоят фотографии в серебряных рамках. Вот Юлия, а вот - Фрэнсис. И вот он сам, в возрасте примерно двадцати пяти лет, изящный, ироничный, улыбается себе повзрослевшему. Было больно смотреть на свою молодость, и Эндрю отвернулся, неосознанно проведя рукой по лицу, словно хотел восстановить то уверенное, не отмеченное жизнью, невинное выражение. Он подумал, что в том возрасте еще не вкусил плода с дерева познания добра и зла. С долей издевки он разглядывал враждебную ему обстановку. Его взгляд остановился на маленьком распятии: оно говорило о Сильвии, которой Эндрю совсем не знал, и он пытался принять распятие, принять ее. По стенам на гвоздях была развешена ее одежда. Ее обувь, в основном сандалии, стояли в ряд около двери. Он обернулся и увидел Леонардо на стене. Остальные изображения Девы и младенцев он проигнорировал. Что ж, хоть одна приличная вещь в комнате.
Эндрю услышал чьи-то шаги, подошел к окну, которое выходило на веранду, и увидел, как по тропе к дому приближается Сильвия: одетая в джинсы и свободную майку, похожую на ту, что была на чернокожей служанке; ее волосы, выжженные солнцем, стягивает на затылке резинка; между бровями пролегла морщинка озабоченности; кожа сухая, темно-коричневая от загара. Сильвия похудела еще сильнее, чем раньше. Эндрю вышел, она увидела его, бросилась навстречу, и последовали долгие объятия, полные любви и воспоминаний.
Эндрю хотел посмотреть ее больницу; Сильвия не хотела вести его туда, зная, что он не поймет того, что увидит.
Да и как ему понять, ведь ей самой понадобилось столько времени. Но они все-таки зашагали по тропе, и Сильвия показала гостю сарай, который называла аптекой, несколько навесов и большую хижину, которой особенно гордилась. Повсюду на циновках, под деревьями лежали чернокожие больные. Пара мужчин вышли из буша, подняли женщину, которую Эндрю принял за спящую, на носилки из веток и листвы и вместе с ней снова исчезли в зарослях.
- Умерла, - пояснила Сильвия. - При родах. Но она была больна. Я уверена, это был СПИД.
Эндрю не знал, какой реакции она ожидает от него на свои слова - если вообще ожидает. В ее голосе он слышал… что - гнев? стоицизм?