ЗАРОЖДЕНИЕ НОВОЙ РЕСПУБЛИКИ
"Долой систему аристократических титулов", - гласил центральный заголовок в третьем номере "Сент-Энди".
По мнению редактора, система титулов - это всего лишь предлог для горстки усталых политиков присуждать себе и своим друзьям звания, которых они не заслуживают. "Почести почти всегда раздаются недостойным. Это оскорбительное проявление мании величия - еще один образец последних остатков колониальной империи, от которого следует избавиться при первой же возможности. Эту закоснелую систему мы должны отправить на свалку истории".
Некоторые одноклассники написали редактору письмо, в котором напомнили, что его отец принял рыцарское звание, а другие, более просвещенные, добавили, что последнюю фразу он позаимствовал у более справедливого дела.
Кит не смог выяснить, что сказал по этому поводу директор на заседании педсовета, так как Пенни больше с ним не разговаривала. Дункан Александр и другие одноклассники открыто называли его предателем своего класса. К всеобщему раздражению, Кита ничуть не волновало их мнение.
К концу семестра Киту стало казаться, что его скорее призовут в армию, чем предложат место в Оксфорде. Несмотря на эти опасения, он перестал днем работать в "Курьере", высвободив себе больше времени для занятий. Он удвоил усилия, когда отец пообещал купить ему спортивную машину, если он сдаст экзамены. Мысль, что он сможет доказать директору его неправоту и вдобавок к этому заполучить собственную машину, стала неопровержимым доводом в пользу усиленных занятий. Мисс Стедман, которая по-прежнему занималась с ним долгими темными вечерами, казалось, расцвела от удвоенной нагрузки.
Когда начался его последний семестр, Кит был готов держать ответ и перед экзаменаторами, и перед директором: до нужной суммы на строительство нового павильона не хватало всего нескольких сотен фунтов, и Кит решил в последнем номере "Сент-Энди" объявить об успехе кампании по сбору средств. Он надеялся, что в этом случае директору будет сложно принять какие-нибудь меры по поводу статьи, призывающей к отмене монархии, которую он собирался опубликовать в следующем номере.
"Мы не хотим, чтобы нами правила мелкобуржуазная немецкая семья, живущая в шестнадцати тысячах миль от нашей страны. Почему, приближаясь ко второй половине двадцатого века, мы должны поддерживать систему элитарной власти? Давайте избавимся от всех них, - возвещала статья, - и вместе с ними от государственного гимна, британского флага и фунта. Время пришло. После войны Австралия должна провозгласить себя республикой".
Мистер Джессоп хранил молчание, а "Мельбурн Эйдж" предложила Киту пятьдесят фунтов за статью. Он с большим трудом отказался от этого предложения. Дункан Александр болтал по всей школе, что все очень удивятся, как сообщил ему кое-кто близкий к директору, если Таунсенд доживет до конца семестра.
Первые несколько недель последнего семестра Кит почти все время готовился к экзаменам, прерываясь только иногда, чтобы встретиться с Бетси или съездить в среду на бега, пока другие находили себе более активные развлечения.
В ту среду Кит не собирался ехать на ипподром, но один парнишка из местных конюшен дал ему верную наводку. Кит проверил свои финансы. У него еще оставалось кое-что от заработанных в каникулы денег, плюс карманные деньги на семестр. Он решил, что сделает только одну ставку в первом забеге, а потом заберет выигрыш, вернется в школу и будет заниматься дальше. В среду днем он забрал у почты свой велосипед и покатил на скачки, пообещав Бетси, что заглянет к ней перед возвращением в школу.
"Верняка" звали Ромовый Пунш, он должен был бежать в два часа. Осведомитель был так уверен в его родословной, что Кит поставил на молодого жеребчика пять фунтов по ставке семь к одному. Калитку еще не открыли, а он уже думал, как потратит свой выигрыш.
Ромовый Пунш шел первым на финишной прямой, и хотя другая лошадь стала нагонять его перед ограждением, Кит подпрыгнул и замахал руками, когда они пролетели финиш. Он направился к букмекеру за своим выигрышем.
- Результат первого забега, - донеслось из громкоговорителя, - будет объявлен через несколько минут. Фотофиниш определит, кто победил - Ромовый Пунш или Колонус.
Кит ничуть не сомневался, что победил Ромовый Пунш, и не понимал, зачем вообще было делать фотографию. Вероятно, решил он, чиновникам захотелось показать, как они выполняют свои обязанности.
- Объявляется результат первого забега, - прогремел голос по радио. - Победителем стал седьмой номер, Колонус, ставки пять к четырем, опередив на полголовы Ромового Пунша, ставки семь к одному.
Кит громко выругался. Если бы он подстраховался и поставил на Ромового Пунша не только как на победителя, но и на призера, он все равно бы удвоил свои деньги. Кит порвал билет и пошел к выходу. Направляясь к навесу для велосипедов, он взглянул на программу следующего забега. В нем принимала участие Барабанная Палочка, причем у нее была удачная позиция на старте. Кит замедлил шаг. Он уже дважды выигрывал, поставив на Барабанную Палочку, и чувствовал, что ему повезет и в третий раз. Единственная проблема заключалась в том, что он все деньги поставил на Ромового Пунша.
Продолжая шагать в сторону велосипедной стоянки, он вспомнил, что у него есть право снимать деньги со счета в Банке Австралии, на котором лежало больше 4 тысяч фунтов.
Он посмотрел данные на других лошадей, участвующих в забеге, и решил, что Барабанная Палочка никак не может проиграть. На сей раз он поставит по пять фунтов на победу и на призовое место, так что при ставке три к одному он точно вернет назад свои деньги, даже если Барабанная Палочка придет третьей. Кит пробежал через турникет, вскочил на велосипед и километра полтора как сумасшедший давил на педали, пока не добрался до ближайшего банка. Он влетел внутрь и выписал чек на десять фунтов.
До начала второго забега оставалось еще пятнадцать минут, так что он успеет обналичить чек, вернуться на ипподром и сделать свою ставку. Клерк за прилавком посмотрел на клиента, повертел в руках чек и позвонил в отделение банка в Мельбурне. Там тотчас подтвердили, что мистер Таунсенд имеет право подписи по этому счету и что на счете положительное сальдо. В два пятьдесят три клерк выдал нетерпеливому молодому человеку десять фунтов.
Он мчался обратно на ипподром с такой скоростью, которую оценил бы тренер по велоспорту, бросил велосипед и побежал к ближайшему букмекеру. Он поставил пять фунтов на Барабанную Палочку - и на победу, и на призовое место - у Честного Сида. Когда калитка с силой распахнулась, Кит торопливо пробрался к ограждению и успел как раз к завершению первого круга - лошади, обгоняя друг друга, промчались мимо него. Он не мог поверить своим глазам. Барабанная Палочка, должно быть, опоздала на старте, потому что на втором круге она сильно отставала от других участников забега и, несмотря на отчаянную попытку на финишной прямой, пришла всего лишь четвертой.
Кит просмотрел лошадей и наездников, участвующих в третьем забеге, и быстро покатил в банк, даже не опускаясь в седло. Он попросил обналичить чек на 20 фунтов. Последовал еще один звонок, и на этот раз помощник управляющего в Мельбурне захотел поговорить с Китом лично. Удостоверившись, что это действительно Кит, он дал распоряжение оплатить чек.
Кит не добился успеха и в третьем забеге, и к тому времени, когда по радио объявили победителя шестого, счет крикетного павильона уменьшился на сто фунтов. Он медленно подъехал к почте, обдумывая последствия. Он знал, что в конце месяца счет проверит школьный казначей, и если у него возникнут какие-то вопросы по поводу вкладов или снятия денег, он доложит об этом директору, а тот в свою очередь обратится за разъяснениями в банк. Помощник управляющего сообщит ему, что в среду днем мистер Таунсенд пять раз звонил из отделения банка, расположенного рядом с ипподромом, и каждый раз требовал оплатить его чек. Кита, разумеется, исключат - в прошлом году одного мальчика выгнали за то, что он украл бутылку молока. Но что еще хуже, гораздо хуже, эта новость займет первые полосы всех австралийских газет, за исключением тех, что принадлежат его отцу.
Бетси удивилась, что Кит даже не заглянул к ней, а просто бросил свой велосипед за почтой. Он поплелся в школу, с ужасом думая, что у него всего три недели, чтобы раздобыть сто фунтов. Он сразу прошел в свою комнату и попытался сосредоточиться на подготовке к экзаменам, но его мысли все время возвращались к незаконному снятию денег. Он придумал с десяток историй, которые в других обстоятельствах звучали бы правдоподобно. Но как объяснить, почему он обналичил чеки с интервалами в тридцать минут в банке рядом с ипподромом?
Утром ему в голову пришла идея записаться в армию и отправиться в Бирму, пока никто не узнал, что он натворил. Может, если он погибнет и будет посмертно награжден медалью за отвагу, в его некрологе не станут упоминать о пропавших ста фунтах. Вот о чем он точно не думал, так это о том, чтобы сделать ставку на следующей неделе, хотя тот же парнишка из конюшен дал ему еще одну "верную" наводку. Ему стало еще хуже, когда в четверг утром он прочитал в спортивных новостях, что этот "верняк" выиграл десять к одному.
А в следующий понедельник, когда Кит бился над рефератом по золотому стандарту, ему принесли написанную от руки записку. В ней просто говорилось: "Директор немедленно хочет вас видеть в своем кабинете".
Киту стало дурно. Он оставил недописанный реферат на столе и медленно побрел к дому директора. Почему они так быстро узнали? Может, банк решил подстраховаться и рассказал казначею о незаконном снятии денег? Но почему они так уверены, что деньги потрачены незаконно? Может, это были вполне законные расходы. Он так и слышал саркастический голос директора: "Итак, Таунсенд, что это за "законные расходы", для которых вы в среду каждые тридцать минут снимали деньги в банке всего в полутора километрах от ипподрома?"
Кит поднялся по ступенькам к дому директора, обливаясь холодным потом и дрожа от страха. Только он поднял руку, собираясь постучать, как дверь уже открылась. Горничная молча проводила его в кабинет директора. Он никогда еще не видел такого сурового лица у директора. В углу на диване он заметил своего воспитателя. Кит остался стоять, понимая, что сегодня ему не предложат присесть или выпить стаканчик хереса.
- Таунсенд, - начал директор, - я расследую очень серьезное обвинение, которое, как ни прискорбно мне об этом говорить, затрагивает лично вас.
Кит вонзил ногти в ладони, пытаясь унять дрожь.
- Как видите, мистер Кларк тоже здесь. Мне нужен свидетель на случай, если придется передать дело в полицию.
У Кита подогнулись ноги, и он испугался, что упадет, если ему не предложат стул.
- Перейду сразу к делу, Таунсенд. - Директор замолчал, подбирая нужные слова. Кит затрясся еще сильнее. - Моя дочь Пенни, она, кажется… вроде бы… беременна, - произнес мистер Джессоп, - и она утверждает, что ее изнасиловали. Судя по всему, вы, - Кит едва не замахал руками в знак протеста, - были единственным свидетелем. А поскольку обвиняемый не только ваш одноклассник, но и староста, мне представляется важным, чтобы вы оказали полное содействие в этом расследовании.
Кит шумно выдохнул с облегчением.
- Сделаю все возможное, сэр, - сказал он.
Директор опустил взгляд на какие-то бумажки - видимо, это был заранее подготовленный сценарий беседы.
- В субботу 6 октября около трех часов дня у вас была причина зайти в крикетный павильон?
- Да, сэр, - без колебаний ответил Кит. - В связи с возложенной на меня обязанностью по сбору средств мне часто приходится наведываться в павильон.
- Да, разумеется, - согласился директор. - Вы поступаете правильно.
Мистер Кларк с мрачным видом кивнул.
- Можете рассказать мне своими словами, с чем вы столкнулись, когда вошли в павильон в ту субботу?
Услышав слово "столкнулись", Кит чуть было не хихикнул, но каким-то образом ему удалось сохранить серьезное выражение лица.
- Не торопитесь, - сказал мистер Джессоп. - И что бы вы ни чувствовали, не считайте это подлостью.
Не волнуйся, подумал Кит, не считаю. Он задумался, не стоит ли воспользоваться случаем и свести сразу два старых счета. Хотя, может, он выиграет больше, если…
- Возможно, вам также следует принять во внимание, что от вашей интерпретации того, что произошло тем злосчастным днем, зависит репутация нескольких человек.
Слово "репутация" и помогло Киту принять решение. Он нахмурился, словно обдумывая последствия своих слов. Ему стало интересно, сколько еще он сможет растягивать эту агонию.
- Когда я вошел в павильон, господин директор, - начал он, пытаясь говорить с непривычной для себя ответственностью, - там было совершенно темно, что меня озадачило, но потом я заметил, что все шторы опущены. Я удивился еще больше, услышав голоса в гостевой раздевалке, так как знал, что в тот день сборная играла на поле своих соперников. Я нащупал выключатель, и когда свет зажегся, я пришел в ужас, потому что увидел… - Кит замялся, изображая смущение.
- Не переживайте, что предаете друга, Таунсенд, - подталкивал его директор. - Вы можете рассчитывать на наше благоразумие.
А вот вы на мое - вряд ли, подумал Кит.
- …увидел вашу дочь с Дунканом Александром. Они голые лежали на матах. - Кит снова замолчал, и на сей раз директор его не подгонял. Поэтому он молчал долго. - Что бы ни происходило между ними, все кончилось в тот момент, когда я зажег свет. - Он снова замялся.
- Для меня это тоже нелегко, Таунсенд, как вы, вероятно, понимаете, - промямлил директор.
- Я это понимаю, сэр, - кивнул Кит, довольный тем, как ему удалось растянуть все это происшествие.
- По вашему мнению, между ними происходил половой акт или уже произошел?
- Я полностью убежден, господин директор, что половой акт уже произошел, - сказал Кит, надеясь, что его ответ прозвучал неубедительно.
- Вы уверены? - спросил директор.
- Да, думаю, да, сэр, - после долгой паузы ответил Кит, - потому что…
- Не смущайтесь, Таунсенд. Вы должны понять, что меня интересует только правда.
Но, возможно, меня это как раз не интересует, подумал Кит, который ничуть не смутился, чего нельзя было сказать об остальных.
- Вы должны сказать нам, что точно вы видели, Таунсенд.
- Дело не столько в том, что я видел, а в том, что я слышал, - сказал Кит.
Директор опустил голову и не сразу пришел в себя.
- Следующий вопрос, Таунсенд, мне особенно неприятен. Потому что я вынужден опираться не только на вашу память, но и на ваше мнение.
- Сделаю все, что в моих силах, сэр.
Теперь замялся директор, и у Кита едва не вырвалось: "Не торопитесь, сэр", так, что он едва не прокусил себе язык.
- По вашему мнению, Таунсенд, и помните, мы говорим конфиденциально… как вам показалось… насколько вы можете судить, моя дочь, так сказать… - он снова замялся, - …подчинялась?
Кит никогда не слышал, чтобы директор изъяснялся столь косноязычно.
Кит заставил его попотеть еще несколько секунд и твердо ответил:
- У меня нет ни малейших сомнений по данному вопросу. - Оба мужчины пристально посмотрели на него. - Это было не изнасилование.
Внешне мистер Джессоп никак не отреагировал, а просто спросил:
- Почему вы так уверены?
- Потому, сэр, что в голосах, которые я услышал до того, как включил свет, не было ни злости, ни страха. Это были голоса двух человек, которые явно - как бы получше выразиться, сэр? - получали удовольствие.
- Вы в этом уверены? У вас нет обоснованных сомнений, Таунсенд?
- Да, сэр, уверен.
- Но почему? - спросил мистер Джессоп.
- Потому что… потому что я испытал такое же удовольствие с вашей дочерью всего за две недели до этого случая, сэр.
- В павильоне? - изумленно пролепетал директор.
- Нет, буду говорить откровенно, сэр, в моем случае это был спортзал. У меня создалось впечатление, что ваша дочь предпочитает спортзал павильону. Она всегда говорила, что на резиновых ковриках проще расслабиться, чем на крикетных матах.
Директор потерял дар речи.
- Спасибо за откровенность, Таунсенд, - наконец выдавил он.
- Не стоит благодарности, сэр. Я вам еще нужен?
- Нет, в данный момент нет, Таунсенд.
Кит направился к выходу.
- Однако я был бы признателен, если бы вы сохранили наш разговор в тайне.
- Конечно, сэр, - Кит снова повернулся к нему. Он слегка покраснел. - Простите, господин директор, если я вас смутил, но в своей воскресной проповеди вы сами говорили нам - какая бы ситуация ни возникла в жизни, всегда следует помнить слова Джорджа Вашингтона: "Я не могу солгать".
Следующие несколько недель Пенни нигде не было видно. Когда директора спросили о ней, он просто ответил, что она с матерью уехала в Новую Зеландию в гости к тетке.
Кит махнул рукой на несчастья директора и сосредоточился на собственных проблемах. Он до сих пор не придумал, как вернуть сто фунтов на счет павильона.
Однажды утром после молитвы в комнату Кита постучал Дункан Александр.
- Хочу тебя поблагодарить, - сказал Александр. - Весьма благородно, старина, - добавил он - в его речи британского акцента было больше, чем у самих британцев.
- Всегда пожалуйста, приятель, - ответил Кит с резким австралийским акцентом. - В конце концов, я всего лишь сказал старику правду.
- Ну да, - кивнул староста. - Тем не менее я все равно твой должник, старина. У нас, Александров, длинная память.
- У нас, Таунсендов, тоже, - сказал Кит, не глядя на него.
- Ну, если тебе когда-нибудь будет нужна моя помощь, обращайся ко мне не раздумывая.
- Хорошо, - пообещал Кит.
Дункан открыл дверь и, обернувшись, добавил:
- Должен сказать, Таунсенд, ты не такое дерьмо, как все думают.
Когда дверь за ним закрылась, Кит одними губами произнес слова Асквита, которые он процитировал в своем реферате: "Подожди, и ты еще увидишь".
- Тебе звонят. По телефону, который в кабинете мистера Кларка, - сообщил ему дежурный по коридору из младшего класса.
Месяц подходил к концу, и Кит теперь со страхом открывал свою почту и больше всего боялся неожиданных звонков. Всякий раз ему казалось, что его разоблачили. Каждый день он ждал, что с ним свяжется помощник управляющего банка и скажет, что пришло время предъявить последние счета казначею.
- Но я собрал больше 4 тысяч фунтов, - громко повторял он снова и снова.
"Дело не в этом, Таунсенд", так и слышал он голос воспитателя.
Он старался не показать дежурному своего волнения. Выйдя из комнаты и идя по коридору, он видел открытую дверь кабинета воспитателя. Он невольно замедлил шаг. В кабинете мистер Кларк протянул ему трубку. Киту хотелось, чтобы воспитатель вышел, но тот просто сидел и проверял домашние задания.
- Кит Таунсенд, - сказал он.
- Доброе утро, Кит. Это Майк Адамс.
Кит сразу узнал имя редактора "Сидней Морнинг Геральд". Как он узнал о пропавших деньгах?