ТАУНСЕНД НА ГРАНИ КРАХА
- Кто-нибудь звонил? - спросил Кит Таунсенд, проходя мимо своей секретарши и направляясь в свой кабинет.
- Перед тем как вы поднялись на борт самолета, звонил президент из Кэмп-Дэвида, - доложила Хитер.
- Какая из моих газет насолила ему на этот раз? - поинтересовался Таунсенд, садясь за стол.
- "Нью-Йорк Стар". До него дошли слухи, что вы собираетесь опубликовать его банковский счет на первой полосе в завтрашнем номере, - ответила Хитер.
- Скорее, мой банковский счет станет завтра новостью номер один, - заметил Таунсенд. Его австралийский акцент проявился сильнее, чем обычно. - Кто еще?
- Из Лондона пришел факс от Маргарет Тэтчер. Она согласна на ваши условия и готова подписать договор на две книги, хотя Армстронг предлагал ей более высокую цену.
- Хорошо бы и мне кто-нибудь предложил шесть миллионов долларов, когда я напишу свои мемуары.
Хитер неуверенно улыбнулась.
- Что-то еще?
- Гэри Дикинс получил очередную повестку в суд.
- Что на этот раз?
- Он обвинил архиепископа Брисбейнского в изнасиловании на первой странице вчерашней мельбурнской "Правды".
- Правда, только правда и все, кроме правды, - улыбнулся Таунсенд. - Вот почему газеты хорошо продаются.
- К сожалению, женщина, о которой идет речь, оказалась известным светским проповедником, и она уже много лет дружит с семьей архиепископа. Похоже, Гэри в своей статье использовал слово "светский" в несколько ином значении и изобразил ее блудницей.
Откинувшись на спинку стула, Таунсенд вникал в проблемы других людей со всего мира: обычные жалобы политиков, бизнесменов и так называемых медиаперсоналий, которые хотели, чтобы он немедленно вмешался и спас их драгоценную карьеру. Завтра к этому времени многие успокоятся, и им на смену придет десяток других, таких же гневных, таких же требовательных примадонн. Все они были бы счастливы - он в этом не сомневался, - узнав, что сейчас его собственная карьера на грани краха. И все потому, что президент мелкого банка в Кливленде требует вернуть долг - 50 миллионов долларов сегодня до закрытия.
Пока Хитер зачитывала многочисленные сообщения - в основном от людей, чьи имена были для него пустым звуком, - мысли Таунсенда вернулись к речи, которую он произнес прошлым вечером. Тысяча его директоров со всего мира собрались на трехдневной конференции в Гонолулу. В своей заключительной речи он сказал им, что их корпорация "Глобал" находится в прекрасной форме и справится с трудностями новой революции в средствах массовой информации. Он закончил словами: "Мы - единственная компания, которая способна встать во главе прогресса и перевести эту индустрию в двадцать первый век". Они несколько минут аплодировали ему стоя. Глядя на уверенные лица людей в переполненном зале, он думал: кто из них догадывается, что "Глобал" в действительности осталось лишь несколько часов до банкротства?
- Как мне быть с президентом? - второй раз спросила Хитер.
Таунсенд вернулся к реальности:
- С которым?
- Соединенных Штатов.
- Подождите, пока он позвонит снова. Может, к тому времени он немного остынет. А я пока переговорю с редактором "Стар".
- А госпожа Тэтчер?
- Пошлите ей большой букет цветов и записку: "Мы сделаем ваши мемуары бестселлером от Москвы до Нью-Йорка".
- Может, добавить еще и Лондон?
- Не надо, она и так знает, что они станут бестселлером в Лондоне.
- А что мне делать с Гэри Дикинсом?
- Позвоните архиепископу и скажите, что я хочу построить новый купол, который так нужен его собору. Подождите месяц, а потом пошлите ему чек на десять тысяч долларов.
Хитер кивнула, закрыла блокнот и спросила:
- Вы будете отвечать на звонки?
- Меня интересует только Остин Пирсон. - Он немного помолчал. - Как только он позвонит, сразу соедините.
Хитер повернулась и вышла из кабинета.
Таунсенд развернул стул и уставился в окно. Он пытался припомнить разговор со своим финансовым советником. Она позвонила на борт его частного самолета, когда он летел из Гонолулу.
- Я только что из кабинета Пирсона, - сообщила она. - Переговоры длились больше часа, но мы так ни к чему и не пришли.
- Ни к чему не пришли?
- Да. Он все еще хочет проконсультироваться с финансовым комитетом банка, прежде чем принять окончательное решение.
- Но ведь теперь, когда все другие банки согласились, Пирсон не может…
- Очень даже может. Не забывайте, он президент небольшого банка в Огайо. Его не интересует, что думают другие банки. И после всей критики в ваш адрес, которой пестрят газеты в последнее время, его сейчас волнует только одно.
- Что именно? - спросил он.
- Прикрыть свою задницу, - ответила она.
- Но неужели он не понимает, что все остальные банки откажутся от своих обещаний, если он не будет придерживаться общего плана?
- Понимает, но когда я ему об этом сказала, он пожал плечами и заявил: "В таком случае я рискну вместе с остальными".
Таунсенд выругался, и в этот момент она добавила:
- Но он дал мне одно обещание.
- Какое?
- Он позвонит сразу, как только комитет примет решение.
- Какое великодушие! И что же мне делать, если все обернется против меня?
- Опубликуйте заявление для прессы, о котором мы с вами договорились.
Таунсенд побледнел.
- Неужели я больше ничего не могу сделать?
- Ничего, - твердо ответила мисс Бересфорд. - Просто сидите и ждите звонка Пирсона. Я должна бежать, иначе не успею на следующий рейс до Нью-Йорка. Буду у вас около полудня. - В трубке наступила тишина.
Продолжая думать о ее словах, Таунсенд поднялся со стула и стал мерить шагами комнату. Он остановился и посмотрел на себя в зеркало, висевшее над камином, - он не успел переодеться после самолета, и это было заметно. Впервые он подумал, что выглядит старше своих шестидесяти трех лет. Ничего удивительного, если учесть, через что протащила его финансовая советница за последние шесть недель. Он первым признал - обратись он к ней за помощью чуть раньше, он бы сейчас не зависел от звонка президента какого-то мелкого банка в Огайо.
Он уставился на телефон, приказывая ему зазвонить. Но телефон молчал. Таунсенд даже не притронулся к пачке документов, которые Хитер оставила ему на подпись. Открылась дверь, прервав его мысли, и в кабинет вошла Хитер. Она протянула ему всего один лист бумаги. На нем в алфавитном порядке были написаны имена.
- Я подумала, это может пригодиться, - сказала она.
Проработав на него тридцать пять лет, она знала, что уж кто-кто, а он не будет просто сидеть и ждать.
Таунсенд непривычно медленно провел пальцем по списку имен. Ни одно из них ничего для него не значило. Три были помечены звездочкой - значит, в прошлом они работали в "Глобал". Сейчас у него работало тридцать семь тысяч человек, и тридцать шесть тысяч из них он никогда не видел. Но трое из тех, кто работал на него на каком-то этапе своей карьеры, сейчас трудились в штате "Кливленд Сентинел". Он никогда не слышал об этой газете.
- Кто владелец "Сентинела"? - спросил он в надежде, что, возможно, сумеет надавить на хозяина.
- Ричард Армстронг, - мрачно ответила Хитер.
- Только этого мне не хватало!
- Вообще-то, у вас нет ни одной газеты в радиусе ста миль от Кливленда, - продолжала Хитер. - Только радиостанция к югу от города, которая круглые сутки передает "кантри".
Сейчас Таунсенд с радостью обменял бы "Нью-Йорк Стар" на "Кливленд Сентинел". Он снова взглянул на три помеченных звездочкой имени, но они по-прежнему оставались для него пустым звуком.
Он повернулся к Хитер.
- Кто-нибудь из них все еще любит меня? - спросил он, выдавив улыбку.
- Барбара Беннет точно нет, - ответила Хитер. - Она редактор отдела мод в "Сентинеле". Ее уволили из местной газеты в Сиэтле через несколько дней после того, как вы ее купили. Она подала в суд на неправомерное увольнение и заявила, что у девушки, которую взяли на ее место, роман с главным редактором. В конце концов, мы решили дело без суда. На предварительном слушании она назвала вас "мелким торговцем порнографией, которого интересуют только прибыли". Вы приказали, чтобы ее никогда больше не брали ни в одну из ваших газет.
Таунсенд знал, что в этом списке не меньше тысячи имен, и все они с радостью напишут собственной кровью его некролог для завтрашних выпусков газет.
- А Марк Кендал? - спросил он.
- Главный репортер криминальной хроники, - пояснила Хитер. - Несколько месяцев работал в "Нью-Йорк Стар", но нет никаких сведений, что вы с ним хотя бы встречались.
Взгляд Таунсенда остановился на еще одном незнакомом имени, и он ждал, когда Хитер расскажет подробности. Он знал, что лакомый кусочек она приберегла напоследок: даже ей нравилось хоть в чем-то иметь над ним власть.
- Малкольм Маккриди. Редактор колонки в "Сентинеле". Он работал на корпорацию в "Мельбурн Курьере" с 1979 по 1984 год. В те дни он повсюду трепался, что вы с ним старые приятели и частенько выпивали вместе. Его уволили, потому что он никогда не сдавал номер вовремя. Судя по всему, после утренней летучки главным объектом его внимания было солодовое виски, а после обеда - все, кто носит юбки. Несмотря на его заявления, я не нашла доказательств вашего знакомства.
"Надо же, сколько информации накопала Хитер за такое короткое время", - поразился Таунсенд. Но он понимал, что после стольких лет работы на него связей у нее было не меньше, чем у него самого.
- Маккриди был женат дважды, - продолжала она. - Оба раза развелся. У него двое детей от первого брака: Джил, двадцати семи лет, и Алан, двадцати четырех. Алан работает на корпорацию в "Даллас Комет" в рекламном отделе.
- Отлично, - сказал Таунсенд. - Маккриди - наш человек. Его ждет звонок от старого приятеля.
Хитер улыбнулась.
- Сейчас же позвоню ему. Будем надеяться, он еще трезвый.
Таунсенд кивнул, и Хитер вернулась в свой кабинет. Владелец 297 журналов, которые читали свыше миллиарда человек во всем мире, ждал, когда его соединят с редактором колонки мелкой газетенки в Огайо с тиражом меньше тридцати пяти тысяч.
Таунсенд встал и, шагая по кабинету, формулировал вопросы, которые нужно задать Маккриди, и их последовательность. Кружа по комнате, он скользил взглядом по самым знаменитым заголовкам своих газет, вставленных в рамки и развешанных на стенах.
"Нью-Йорк Стар", 23 ноября 1963 года: "Убийство Кеннеди в Далласе".
"Континент", 30 июля 1981 года: "Счастливы навеки" над фотографией Чарльза и Дианы в день их свадьбы.
"Глоуб", 17 мая 1991 года: "Ричард Брэнсон лишил меня невинности, утверждает девственница".
Он бы с радостью отдал полмиллиона долларов, чтобы прочитать заголовки завтрашних газет.
Телефон на столе пронзительно зазвенел. Таунсенд тотчас сел и схватил трубку.
- Малкольм Маккриди на первой линии, - сообщила Хитер.
- Малкольм, это ты? - произнес Таунсенд, услышав щелчок.
- Точно, мистер Таунсенд, - ответил удивленный голос с заметным австралийским акцентом.
- Много времени прошло, Малкольм. Пожалуй, даже слишком. Как ты?
- Хорошо, Кит. Очень хорошо, - уже увереннее ответил тот.
- А как дети? - спросил Таунсенд, взглянув на листок, который Хитер оставила на столе. - Джил и Алан, верно? Слушай, ведь Алан работает на компанию в Далласе?
Последовало долгое молчание, и Таунсенд даже подумал, что их разъединили. Наконец Маккриди ответил:
- Все верно, Кит. У них все хорошо, спасибо. А твои как? - Он явно не мог вспомнить, сколько их и как их зовут.
- У них тоже все хорошо, спасибо, Малкольм, - ответил Таунсенд, умышленно копируя Маккриди. - А как тебе в Кливленде?
- Нормально, - сказал Маккриди. - Но я бы с удовольствием вернулся в Австралию. Мне не хватает игр "Тигров" по субботам.
- Ну, это одна из причин, почему я тебе позвонил, - сказал Таунсенд. - Но сначала я хочу спросить у тебя совета.
- Конечно, Кит, все, что угодно. Можешь всегда на меня рассчитывать, - заверил его Маккриди. - Но, пожалуй, мне лучше закрыть дверь своего кабинета, - добавил он, догадываясь, что все журналисты в редакции уже поняли, с кем он говорит.
Таунсенд нетерпеливо ждал.
- Итак, что я могу для тебя сделать, Кит? - спросил слегка запыхавшийся голос.
- Тебе что-нибудь говорит имя Остин Пирсон?
Вновь наступило долгое молчание.
- Какая-то большая шишка в финансовых кругах, так? По-моему, он возглавляет один из наших банков или страховую компанию. Подожди минутку, я проверю по компьютеру.
Таунсенду опять пришлось ждать. Если бы его отец сорок лет назад задал подобный вопрос, думал он, на поиски ответа ушло бы несколько часов, а может быть, даже дней.
- Нашел, - через пару минут сообщил человек из Кливленда. - Теперь я вспомнил, почему мне знакомо это имя. Года четыре назад, когда он стал президентом Производственного банка Кливленда, мы писали о нем статью.
- Что можешь рассказать о нем? - спросил Таунсенд, не желая больше тратить время на любезности.
- Немного, - ответил Маккриди, глядя на экран и изредка нажимая на клавиши. - Похоже, он образцовый гражданин. Поднялся из низов, пройдя все ступени банковской карьеры, казначей местного Ротари-Клуба, светский проповедник-методист, тридцать пять лет женат на одной женщине. Трое детей, все живут в городе.
- Что-нибудь известно о детях?
Прежде чем ответить, Маккриди нажал еще какие-то клавиши.
- Да. Один преподает биологию в местной школе. Вторая работает медсестрой в городской больнице Кливленда. А младший только что стал партнером в самой престижной юридической фирме штата. Если ты собираешься вести дела с мистером Остином Пирсоном, Кит, ты можешь быть доволен - у него, похоже, безупречная репутация.
Таунсенда это отнюдь не обрадовало.
- Значит, в его прошлом нет ничего, что…
- Мне об этом неизвестно, Кит, - сказал Маккриди. Он быстро просмотрел свои старые записи в надежде отыскать какую-нибудь пикантную подробность и угодить бывшему боссу. - Да, теперь я вспомнил. Он такой правильный, "застегнутый на все пуговицы". Даже не позволил мне взять интервью в рабочее время, а когда я пришел вечером к нему домой, то за все свои труды получил лишь стакан разбавленного ананасного сока.
Таунсенд понял, что зашел в тупик с Пирсоном и Маккриди и нет смысла дальше продолжать разговор.
- Спасибо, Малкольм, - поблагодарил он. - Ты мне очень помог. Позвони, если что-то нароешь на Пирсона.
Он уже собирался положить трубку, когда его бывший служащий спросил:
- А о чем еще ты хотел поговорить, Кит? Понимаешь, я надеялся, может, у тебя появилась вакансия… - Он немного помолчал. - Знаешь, Кит, я согласен на меньшую зарплату, лишь бы снова работать на тебя.
- Я это учту, - пообещал Таунсенд. - Я сразу тебе перезвоню, Малкольм, как только у меня что-нибудь появится.
Таунсенд положил трубку, точно зная, что больше никогда в жизни не будет говорить с этим человеком. Он узнал от Маккриди только одно: мистер Остин Пирсон - воплощенная добродетель. С этой породой людей у Таунсенда было мало общего, и он не очень-то умел с ними обращаться. Как всегда, заключение его экономического советника оказалось правильным: он ничего не мог сделать - только сидеть и ждать. Он откинулся на спинку стула, поджав под себя ногу.
В Кливленде было двенадцать минут двенадцатого, в Лондоне - двенадцать минут пятого и двенадцать минут четвертого в Сиднее. К шести часам вечера он, вероятно, уже не сможет контролировать заголовки собственных газет, не говоря уж о газетах Ричарда Армстронга.
Телефон на столе снова зазвонил - неужели Маккриди обнаружил что-то интересное об Остине Пирсоне? Таунсенд всегда считал, что у каждого человека есть хотя бы один скелет, который он тщательно прячет в шкафу.
Он схватил трубку.
- На первой линии президент Соединенных Штатов, - сообщила Хитер, - а на второй - некий мистер Остин Пирсон из Кливленда, штат Огайо. С кем будете говорить первым?
ПЕРВЫЙ ВЫПУСК
РОЖДЕНИЯ, СВАДЬБЫ И СМЕРТИ
ГЛАВА 3
ТАЙМС, 6 июля 1923 года:
ДЕЛО РУК КОММУНИСТОВ
Если ты родился русинским евреем, это дает тебе кое-какие преимущества и создает кучу неудобств. Но преимущества своего положения Любжи Хох обнаружит еще не скоро.
Любжи родился в небольшом каменном коттедже на окраине Дуски, городка, примостившегося на чешско-румынско-польской границе. Он не знал точной даты своего рождения, так как семья не вела никаких записей, но он был примерно на год старше своего брата и на год младше сестры.
Его мать всякий раз улыбалась, когда брала ребенка на руки. Он был великолепен с головы до пяток, вплоть до ярко-красного родимого пятна под правой лопаткой, в точности как у отца.
Крошечный домик, в котором они жили, принадлежал его двоюродному деду, раввину. Раввин умолял Зельту не выходить замуж за Сергея Хоха, сына местного скотовода, а девушке было стыдно признаться дяде, что она уже беременна от Сергея. Хотя она пошла против его воли, раввин подарил молодоженам на свадьбу маленький коттедж.
Когда Любжи появился на свет, в четырех комнатах ступить было негде, а когда он начал ходить, к нему присоединились еще один брат и вторая сестра.
Отец, которого семья почти не видела, уходил из дому с восходом солнца и возвращался уже затемно.
Мать объясняла Любжи, что он работает.
- А что это за работа? - спрашивал Любжи.
- Он пасет скот, который ему оставил твой дедушка. - Матери и в голову не приходило называть стадом несколько коров с телятами.
- А где папа работает? - интересовался Любжи.
- В полях по ту сторону города.
- Что такое город? - не унимался Любжи.
Зельта отвечала на вопросы, пока малыш не засыпал у нее на руках.
Раввин никогда не говорил с Любжи о его отце, но он частенько рассказывал ему, что в юности у матери было много поклонников - она слыла не только самой красивой, но и самой умной девушкой в городе. С такими данными она должна была стать учительницей в местной школе, говорил ему раввин, а сейчас ей остается только передавать знания своей постоянно растущей семье.
Но из всех ее детей только Любжи откликался на усилия матери - сидел у ее ног, внимательно слушал ответы на свои вопросы, впитывая каждое слово. С годами раввин стал интересоваться успехами Любжи, но с тревогой наблюдал за ним, пытаясь угадать, чьи черты возобладают в характере мальчика.
Первые опасения у него возникли, когда Любжи начал ползать и обнаружил входную дверь: с этого момента он потерял интерес к вечно стоявшей у плиты матери и переключил свое внимание на отца и на то, куда он уходит из дому каждое утро.