Жизнь Кита изменилась в тот день, когда он увидел в "Спортинг Глоуб" рекламу книги "Как переиграть букмекера", написанную Счастливчиком Джо. Он уговорил Флорри одолжить ему полкроны и отправил денежный перевод по адресу, указанному в рекламе. Каждое утро он встречал почтальона и девятнадцать дней спустя получил книгу. С той минуты, как Кит открыл первую страницу, Счастливчик Джо занял место Гомера в его программе обязательного чтения по вечерам. Прочитав книгу дважды, он был уверен, что нашел систему беспроигрышной игры. В следующую среду он отправился на ипподром, недоумевая, почему отец никогда не пользовался безошибочным способом Счастливчика Джо.
В тот вечер Кит вернулся домой, за один день расставшись с карманными деньгами, выданными на целый семестр. Он не винил в своей неудаче Счастливчика Джо и решил, что просто не до конца понял систему. Прочитав книгу в третий раз, он понял свою ошибку. На семьдесят первой странице Счастливчик Джо пояснял, что обязательно нужен определенный стартовый капитал, иначе никогда не переиграешь букмекера. На странице семьдесят два предлагалось начать с десяти фунтов, но поскольку отец Кита все еще был за границей, а мать постоянно твердила свое любимое изречение: "Не бери и не давай в долг", у него не было возможности подтвердить правоту Счастливчика Джо.
Он пришел к выводу, что должен каким-то образом раздобыть немного наличных, но школьные правила запрещали зарабатывать деньги в течение семестра, и ему ничего не оставалось, кроме как перечитывать книгу снова и снова. Он сдал бы экзамен на "отлично", если бы справочник "Как переиграть букмекера" входил в обязательную программу.
После окончания семестра Кит вернулся в Турак и обсудил свои финансовые проблемы с Флорри. Она рассказала ему несколько способов, которыми ее братья зарабатывали себе на карманные расходы во время учебы в школе. Выслушав ее совет, Кит в следующую субботу снова отправился на ипподром. На этот раз он не делал ставок - у него по-прежнему не было денег, - а пошел за конюшни, накопал лопатой навоз и заполнил им полный мешок из-под сахара, которым его снабдила Флорри. Потом, повесив тяжелый мешок на руль, он вернулся в Мельбурн и удобрил клумбы своих родственников. За десять дней Кит сделал сорок семь таких поездок на ипподром и заработал тридцать шиллингов. Удовлетворив потребности родственников, он переключился на их ближайших соседей.
К концу каникул у него накопилось три фунта семь шиллингов и четыре пенса. Когда мать выдала ему карманные деньги на следующий семестр - один фунт, - он не мог дождаться, когда снова поедет на ипподром и сделает себе состояние. Была только одна проблема с беспроигрышной системой - на семьдесят второй странице Счастливчик Джо утверждал: "Не пытайтесь воспользоваться системой, если у вас меньше 10 фунтов", и повторял этот постулат на странице семьдесят три.
Кит прочитал бы "Как переиграть букмекера" в девятый раз, если бы воспитатель мистер Кларк не застукал его за этим занятием во время подготовки к урокам. Мало того, что у него отобрали и, по всей видимости, уничтожили самое дорогое, его еще подвергли унижению публичной поркой перед всей школой. Перегнувшись через стол, он уставился в лицо Дезмонда Мотсона, который сидел на первом ряду и ухмылялся во весь рот.
Мистер Кларк перед отбоем сказал Киту, что если бы он за него не вступился, Кита наверняка исключили бы из школы. Он знал, что это огорчило бы отца - который вскоре должен был вернуться из крымского города под названием Ялта, - и мать, которая мечтала, чтобы он поступил в английский университет Оксфорд. Но Кита заботило только одно - как превратить три фунта семь шиллингов и четыре пенса в 10 фунтов.
На третьей неделе семестра Кита осенило - он придумал, как удвоить свои деньги и при этом избежать наказания.
Школьный буфет работал каждую пятницу с пяти до шести, а все остальное время был закрыт. К утру понедельника большинство мальчиков уже слопали все свои вишневые шоколадки, сгрызли несколько пакетов чипсов и поглотили тонну лимонада. Хотя они временно насытились, Кит не сомневался - они хотят еще. Он решил, что вторник, среда и четверг создают идеальные условия для прибыльной торговли. Нужно было запастись в буфете самыми популярными сластями, а потом, как только другие мальчики изничтожат свой недельный резерв, выгодно "загнать" их.
К открытию буфета в следующую пятницу Кит стоял первым в очереди. Дежурный учитель был удивлен, когда молодой Таунсенд потратил три фунта на покупку большой коробки леденцов, тридцати шести пакетов чипсов, двадцати четырех вишневых шоколадок и двух деревянных ящиков с дюжиной бутылок лимонада в каждой. Он доложил об этом воспитателю Кита, но мистер Кларк лишь заметил:
- Удивительно, что леди Таунсенд балует мальчика столь крупными суммами.
Кит приволок добычу в раздевалку и спрятал в своем шкафчике. И стал терпеливо ждать окончания выходных.
В субботу днем Кит отправился на велосипеде на ипподром, хотя должен был сидеть на ежегодном матче своей команды по крикету против школы Джилонг. Он не мог делать ставки и поэтому ужасно провел время. Странно, размышлял он: почему-то, когда нет денег, всегда угадываешь победителя.
В воскресенье после службы в школьной капелле Кит заглянул в комнаты отдыха старших и младших учеников и с удовольствием обнаружил, что запасы сластей и напитков уже подходят к концу. В понедельник утром на перемене его одноклассники стояли в коридоре, обмениваясь остатками конфет, разворачивая последние шоколадки и жадно поглощая последние капли лимонада.
Во вторник утром он увидел ряды пустых бутылок, выстроившихся около мусорных баков в одном из углов школьного двора. Днем он был готов применить свою теорию на практике.
Когда все играли на улице, он заперся в маленькой школьной типографии, которую в прошлом году оснастил оборудованием его отец. Хотя печатный станок был допотопным и приводился в движение вручную, Киту этого было вполне достаточно.
Через час он вышел, сжимая в руке тридцать экземпляров своего первого печатного издания с объявлением, что в среду с пяти до шести около шкафчика номер девятнадцать в раздевалке для старшеклассников будет работать альтернативный буфет. На обороте был указан ассортимент товаров и "пересмотренные" цены.
Перед началом последнего урока Кит раздал этот листок всем своим одноклассникам, едва успев закончить до того, как в класс вошел учитель географии. Он уже планировал увеличить тираж на следующей неделе, если его затея окажется успешной.
Когда Кит вошел в раздевалку за несколько минут до пяти, около его шкафчика уже образовалась очередь. Он быстро открыл ключом жестяную дверь и вытащил коробки на пол. Задолго до шести он продал весь свой запас. Увеличив цену почти всех товаров минимум на 25 процентов, он получил больше фунта чистой прибыли.
Один только Дезмонд Мотсон, стоя в стороне, наблюдал, как деньги переходят из рук в руки, и жаловался на грабительские цены Таунсенда.
- У тебя есть выбор, - заявил ему юный предприниматель. - Можешь встать в очередь или подождать до пятницы.
Мотсон выскочил из раздевалки, бормоча угрозы.
В пятницу днем Кит снова стоял в очереди в буфете. Он составил список товаров, которые уходят в первую очередь, и делал покупки соответственно этому списку.
Когда мистеру Кларку сообщили, что Таунсенд оставил в буфете четыре фунта и десять шиллингов, он признался, что озадачен, и решил поговорить с директором.
В ту субботу Кит не поехал на скачки. Он остался в школе и напечатал второй номер своего торгового листка тиражом сто экземпляров, которые раздал в следующий понедельник - причем не только одноклассникам, но и ученикам двух младших классов.
Во вторник утром на уроке британской истории XIX века он подсчитал на последней странице Билля о реформе парламентского представительства 1832 года, что если торговля будет идти такими темпами, то всего через три недели он соберет 10 фунтов и сможет наконец испытать беспроигрышную систему Счастливчика Джо.
В среду днем на уроке латыни беспроигрышная система Кита дала сбой. В класс без предупреждения вошел директор и велел Таунсенду немедленно выйти с ним в коридор.
- И захвати ключ от шкафчика, - угрожающе добавил он.
Пока они молча шли по длинному серому коридору, мистер Джессоп показал ему лист бумаги. Кит внимательно прочитал список, который знал назубок и мог рассказать с закрытыми глазами лучше, чем любую из таблиц учебника латыни Кеннеди. "Леденцы - 8 пенсов, чипсы - 4 пенса, вишневые шоколадные батончики - 4 пенса, лимонад - 1 шиллинг. Будь у шкафчика 19 в раздевалке для старшеклассников в четверг ровно в пять часов. Наш девиз "Первым пришел - первым обслужен"".
Кит с трудом сдерживал смех, пока его вели по коридору.
Когда они вошли в раздевалку, оказалось, что воспитатель Кита и учитель физкультуры уже стоят около его шкафчика.
- Открой дверцу, Таунсенд, - только и сказал воспитатель.
Кит вставил ключик в замок и медленно его повернул. Он распахнул дверцу, и все четверо уставились внутрь. Мистер Джессоп с удивлением обнаружил, что там нет ничего, кроме крикетной биты, пары старых наколенников и мятой белой рубашки, которую явно не надевали уже несколько недель.
Директор смотрел сердито, воспитатель - озадаченно, учитель физкультуры - смущенно.
- Может, вы взяли не того мальчика? - спросил Кит с видом оскорбленной невинности.
- Закрой дверцу и немедленно возвращайся в класс, Таунсенд, - велел директор. Кит высокомерно кивнул и медленно двинулся обратно по коридору.
Усевшись за свою парту, Кит понял, что ему придется выбирать. Спасти товар и вернуть свои деньги или намекнуть, где можно найти сласти, и наконец свести старые счеты?
Дезмонд Мотсон обернулся и посмотрел на него. Он был удивлен и разочарован, увидев, что Таунсенд вернулся на свое место.
Кит широко улыбнулся ему, и решение пришло.
ГЛАВА 5
ТАЙМС, 9 марта 1938 года:
НЕМЕЦКИЕ ВОЙСКА В РЕЙНЛАНДЕ
Любжи впервые услышал имя Адольфа Гитлера только после того, как немцы оккупировали Рейнскую область.
Мать морщилась, читая о подвигах фюрера в еженедельной газете, которую брала у раввина. Просмотрев очередную страницу, она передавала ее старшему сыну. Она убирала газету только с наступлением темноты, когда уже не могла различать слова. Любжи удавалось почитать еще несколько минут.
- Нам тоже придется носить желтую звезду, если Гитлер перейдет нашу границу? - спросил он.
Зельта сделала вид, что спит.
Мать давно уже не могла скрывать от остальных членов семьи, что Любжи стал ее любимчиком - хотя и подозревала, что он приложил руку к пропаже ее драгоценной брошки, - и она с гордостью наблюдала, как он превращается в высокого красивого юношу. Но, несмотря на его успехи в торговле, которая приносила выгоду всей семье, она была непоколебимо верила, что ее сыну предначертано быть раввином. Возможно, она напрасно растратила свою жизнь, но Любжи она этого не позволит.
Последние шесть лет Любжи каждое утро проводил в доме на холме, где дядя матери давал ему уроки. В полдень его отпускали на рынок - не так давно он купил себе там собственную палатку. Через несколько недель после бар-митцва старый раввин вручил матери Любжи письмо, в котором говорилось, что Любжи присудили стипендию для обучения в академии в Остраве. Это был самый счастливый день в жизни Зельты. Она знала, что ее сын обладает незаурядным, возможно, даже исключительным умом, но также понимала, что такое предложение они получили только благодаря репутации дяди.
Когда Любжи сообщили эту новость, он постарался не выдать своего огорчения. Хотя ему разрешали ходить на рынок только днем, он уже зарабатывал достаточно денег, чтобы у каждого члена семьи было по паре башмаков и еда два раза в день. Ему хотелось объяснить матери, что нет смысла становиться раввином, если ты стремишься только к одному - построить магазин на свободном участке рядом с лавкой господина Лекски.
Господин Лекски закрыл магазин и взял выходной, чтобы отвезти юного ученика в академию. Он надеется, что Любжи возьмет на себя управление его магазином, как только закончит учебу, сказал он мальчику по дороге в Остраву. Любжи хотел немедленно вернуться домой, и только после долгих уговоров он взял свой кожаный портфельчик - последний его бартер накануне - и вошел в массивные каменные сводчатые ворота академии. Не добавь господин Лекски, что он и не подумает взять Любжи в магазин, если тот не проучится пять лет в академии, он бы запрыгнул обратно в машину.
Вскоре Любжи выяснил, что кроме него в академии больше не было детей бедняков. Некоторые одноклассники дали ему ясно понять, открыто или намеками, что не собираются общаться с таким человеком, как он. Прошло несколько недель, и он также понял, что в подобном заведении мало пользы от тех знаний, которые он получил, торгуя на рынке - хотя даже самые ярые его противники признавали, что у него врожденная способность к языкам. И уж конечно, напряженная работа до самой ночи, короткий сон и жесткая дисциплина не пугали мальчика из Дуски.
Первый год учебы в Остраве Любжи окончил среди лучших учеников своего класса по всем предметам. Он был первым по математике и третьим по венгерскому, который теперь стал его вторым языком. Но даже директор академии не мог не заметить, что у этого одаренного ребенка мало друзей и он стал нелюдимым. Хорошо еще, что никто, по крайней мере, не третирует этого юного волчонка - один мальчик попытался и очутился в изоляторе.
Вернувшись в Дуски, Любжи с изумлением понял, насколько мал его город, насколько бедна его семья и насколько она от него зависит.
Каждое утро, когда отец уходил на пастбище, Любжи поднимался на холм в дом раввина и продолжал свои занятия. Старик восхищался его способностями к языкам и признавал, что уже отстал от мальчика в математике. Днем Любжи возвращался на рынок, и если дела шли хорошо, он приносил домой достаточно еды, чтобы накормить всю семью.
Он попытался обучить торговому ремеслу братьев, чтобы они работали в ларьке по утрам во время его отсутствия, но быстро понял, что это безнадежное занятие, и жалел, что мать не позволяет ему остаться дома и создать дело, приносящее выгоду всей семье. Но Зельту не интересовали его успехи на рынке, она подробно расспрашивала его только об учебе. Она снова и снова перечитывала его табеля и к концу каникул выучила их наизусть. Глядя на это, Любжи твердо решил, что в следующем году его табеля доставят ей еще больше удовольствия.
Когда шестинедельные каникулы подошли к концу, Любжи неохотно собрал свой кожаный портфель, и господин Лекски снова отвез его в Остраву.
- Мое предложение остается в силе, - напомнил он юноше. - Но только после окончания учебы.
В течение второго года учебы в академии имя Адольфа Гитлера звучало в разговорах едва ли не чаще, чем имя Моисея. Евреи каждый день бежали через границу и рассказывали, какие ужасы творятся в Германии. Любжи лишь спрашивал себя, что еще способен придумать фюрер. Он читал все газеты, которые ему попадались в руки - на любом языке и даже старые.
"Гитлер смотрит на восток", - гласил заголовок на первой полосе "Остравы". Любжи перевернул газету на седьмую страницу, чтобы прочитать продолжение статьи, но страницу кто-то вырвал. Однако он и так догадывался, что совсем скоро танки фюрера войдут в Чехословакию. И тогда таким людям, как он, здесь не будет места.
Тем же утром он поделился этими опасениями с учителем истории, но мысли у того, казалось, не простирались дальше Ганнибала, его занимал только один вопрос - как великий полководец справится с переходом через Альпы. Любжи закрыл свой потрепанный учебник истории и, не думая о последствиях, вышел из класса и решительно направился в частное жилое помещение директора. Он остановился перед дверью, за которой никогда не был, немного помедлил и смело постучал.
- Войдите, - послышалось в ответ.
Любжи медленно открыл дверь и вошел в кабинет директора. За столом сидел благочестивый старик, облаченный в парадную красно-серую мантию, с черной ермолкой, плотно сидевшей на длинных локонах. Он поднял голову.
- Полагаю, это вопрос жизни и смерти, Хох?
- Да, сэр, - уверенно ответил Любжи. И вдруг растерялся.
- Итак? - после долгого молчания напомнил о себе директор.
- Мы должны быть готовы к отъезду в любую минуту, - выпалил Любжи. - Нельзя упускать из виду, что скоро Гитлер…
Старик улыбнулся пятнадцатилетнему юноше и небрежно махнул рукой.
- Гитлер сотни раз говорил нам, что не собирается оккупировать другие территории, - сказал он так, будто исправил мелкую ошибку на экзамене по истории.
- Простите за беспокойство, - извинился Любжи, понимая, что ему не удастся убедить этого "небожителя", какие бы доводы он ни приводил.
Но шли недели, и сначала учитель, потом воспитатель и наконец директор вынуждены были признать, что история пишется буквально на их глазах.
Однажды теплым сентябрьским вечером директор во время обхода предупредил учеников, что они должны собрать свои вещи, так как на рассвете они все покидают академию. Он ничуть не удивился, обнаружив, что комната Любжи уже пуста.
Вскоре после полуночи немецкая танковая дивизия перешла границу и, не встретив никакого сопротивления, двинулась на Остраву. Солдаты ворвались в академию еще до звонка на завтрак и затолкали всех учеников в поджидавшие грузовики. Только один ученик отсутствовал на последней перекличке: Любжи Хох ушел из академии прошлой ночью. Запихнув все свои пожитки в кожаный портфель, он влился в поток беженцев, направлявшихся к венгерской границе. Он молился, чтобы мать читала не только газеты, но и мысли Гитлера, и сумела спастись вместе со всей семьей. Недавно до него дошли слухи, что немцы сгоняют евреев в лагеря для интернированных, и старался не думать, что будет с его семьей, если их схватят.
Той ночью, выскользнув за ворота академии, Любжи видел, как одни горожане мечутся от дома к дому в поисках родственников, а другие грузят свои пожитки на запряженные лошадьми повозки. Сейчас не время переживать из-за вещей, хотел сказать им Любжи, вещь нельзя застрелить. Но все бегали и суетились, и никто не остановился, чтобы послушать высокого, крепко сложенного молодого человека с длинными черными пейсами. К тому времени, когда немецкие танки окружили академию, он уже прошел несколько километров по дороге, ведущей к южной границе.
Он шел только вперед, мимо тех, кто толкал повозки со своим скарбом, замедлявшие их бегство. Он обгонял груженых ослов, телеги, которым нужно было починить колеса, и семьи, которым приходилось идти медленно, приноравливаясь к шагу маленьких детей и престарелых родственников. Он видел, как матери срезали пейсы у своих сыновей и избавлялись от всего, что могло выдать в них евреев. Он бы остановился и сделал им замечание, но не хотел терять драгоценное время. Он поклялся, что никогда не отречется от своей религии.
Благодаря дисциплине, к которой его приучили два года в академии, Любжи до рассвета обходился без еды и отдыха. Заснул он, только пока его подвозили на повозке, и потом, на переднем сиденье грузовика.