23
С конца июля я каждый день, даже по воскресеньям, ходила с дочками владелицы магазина канцтоваров на пляж в Sea Garden. С собой я брала не только разные мелочи, которые могли понадобиться моим подопечным, но и книги, полученные от профессора Галиани. Авторы этих не слишком толстых томиков рассуждали о прошлом и настоящем и пытались представить, каким станет наш мир в будущем. По стилю изложения они напоминали учебники, но были сложнее и интереснее. Я не привыкла к чтению текстов подобного рода и довольно быстро от них уставала, да и девочки требовали моего внимания. Рядом плескалось спокойное море, солнце заливало город зноем, в голове роились безумные фантазии, я ловила себя на желании поскорее перескочить через строчку, поскорее добраться до конца страницы и вернуться к тому, что находилось на расстоянии вытянутой руки: к незамысловатому существованию между морем и небом. Накануне своего семнадцатого дня рождения я сидела на пляже, переводя взгляд со своих воспитанниц на страницы "Рассуждения о происхождении неравенства между людьми".
В одно особенно жаркое воскресенье кто-то подошел ко мне сзади и закрыл мне глаза руками.
- Угадай, кто это?
По голосу я сразу узнала Маризу, и во мне всколыхнулась надежда, что сейчас я увижу Нино. Вот бы посмотрел он на меня сейчас: загоревшую, с гладкой от соленой воды кожей, склоненную над серьезной книгой.
- Мариза! - радостно воскликнула я и обернулась. Но Нино с ней не было - рядом с ней стоял Альфонсо с голубым полотенцем на плече, держа в руках зажигалку, кошелек и пачку сигарет. Он был в черных плавках с белой полосой, такой бледный, словно в жизни не бывал под солнцем.
Я удивилась, что он здесь. Альфонсо не сдал экзамены по двум предметам, и в октябре его ждала переэкзаменовка; кроме того, я знала, что он работает в колбасной лавке, и по идее в выходные должен был корпеть над учебниками. Да и Мариза, по моим представлениям, должна была уехать с родителями на каникулы в Барано. Но она рассказала, что родители поссорились с хозяйкой тамошнего дома и в складчину с римскими друзьями сняли домик в Кастель-Вольтурно. Она вернулась в Неаполь всего на несколько дней - забрать учебники и… кое с кем увидеться. С этими словами Мариза кокетливо улыбнулась Альфонсо, но для меня и так не было секретом, что она имела в виду именно его.
Я не сдержалась и спросила, как Нино сдал выпускные экзамены. Мариза недовольно поморщилась.
- Две девятки, остальные восьмерки. Узнал результаты и тут же уехал в Англию. Один. Без гроша в кармане. Собрался искать работу. Пробудет там, пока не выучит английский.
- А потом?
- Не знаю, наверное, будет в университет поступать, на экономический.
У меня в голове роились тысячи новых вопросов; я искала предлог, чтобы выспросить, что за девушка поджидала его возле школы. Меня интересовало, с ней он уехал или один. Но тут Альфонсо вдруг смущенно пробормотал:
- С нами Лина приехала. Нас Антонио привез. На машине.
Антонио?
Должно быть, Альфонсо заметил, как изменилось мое лицо, на котором вспыхнуло ревнивое удивление, улыбнулся и сказал:
- Стефано занят в новой лавке и поехать с нами не смог. Но Лина хотела с тобой увидеться. Ей надо тебе что-то сказать. Это она попросила Антонио нас отвезти.
- Точно! Она сказала, что ей срочно надо с тобой поговорить, - подтвердила Мариза и весело захлопала в ладоши, показывая свою осведомленность.
Что такого она собиралась мне сказать? Судя по выражению лица Маризы, что-то хорошее. Может, Лила уговорила Антонио простить меня? Или Солара сдержал слово и устроил Антонио освобождение от службы? Именно эти мысли первыми пришли мне в голову. Но от них пришлось отказаться, едва на горизонте показались Лила и Антонио. Мне сразу стало ясно, что Антонио подвез Лилу только потому, что ему нечем было заняться в воскресенье, а дружбу с ней он рассматривал как редкую удачу. Он плохо выглядел: несчастный и какой-то испуганный. Холодно бросил мне: "Привет" - и отошел в сторону. Я спросила, как чувствует себя Мелина, он нехотя выдавил пару слов, обеспокоенно огляделся и позвал девочек купаться - им только того и надо было. Лила показалась мне бледной, правда, она была без косметики, и настороженной. Не знаю насчет срочного дела, но она села рядом со мной, взяла книгу, которую я читала, и молча принялась ее листать.
Мариза смотрела на нее с недоумением. Потом, застеснявшись собственного недавнего энтузиазма, побрела к воде. Альфонсо устроился подальше от нас, растянулся на солнце и стал с необъяснимым интересом смотреть на полуголых купальщиков, как будто никогда не видел картины занимательней.
- Кто дал тебе эту книгу? - спросила Лила.
- Преподавательница латыни и греческого.
- А почему ты мне ничего не сказала?
- Не думала, что тебе это интересно.
- Откуда ты знаешь, что мне интересно, а что нет?
- Когда дочитаю, дам ее тебе. Такие книги дают только лучшим ученикам. Нино тоже их читал, - примирительно сказала я.
- Какой еще Нино?
Она что, нарочно притворялась, что не помнит Нино? Но зачем? Чтобы унизить его в моих глазах?
- Он был в том фильме со свадьбы. Старший брат Маризы, Нино Сарраторе.
- А, тот урод, в которого ты влюблена?
- Я тебе уже говорила, что ничего я в него не влюблена. Просто он делает потрясающие вещи!
- Например?
- Например, сейчас уехал в Англию. Путешествует, работает, учит английский.
Даже просто повторяя то, что я только что узнала от Маризы, я почувствовала, как у меня сильнее забилось сердце.
- Слушай, а ведь мы тоже можем путешествовать! Устроимся официантками, выучим английский лучше самих англичан. Почему ему можно, а нам нельзя?
- Он окончил школу?
- Да, получил аттестат. Собирается поступать в университет, на трудный факультет.
- Он умный?
- Как ты.
- Я бросила учебу.
- Ну и что? Ты проиграла пари и должна пойти учиться.
- Прекрати, Лену!
- Что, Стефано не разрешает?
- У нас новая лавка, я должна в ней распоряжаться.
- Ты можешь учиться и работать.
- Нет.
- Но ты же обещала. Сказала, мы получим аттестат в один день.
- Нет.
- Но почему?
Лила несколько раз провела рукой по книжной обложке, точно разглаживая ее.
- Я жду ребенка, - сказала она. И, не дожидаясь от меня ответа, пробормотала: - Как жарко. - Положила книгу, пробежала по бетонному волнорезу и вдруг сиганула в воду, успев крикнуть Антонио, который возился с Маризой и девочками, поднимая фонтаны брызг: - Тони, спасай меня!
Несколько секунд она летела вперед, широко раскинув руки, а потом неловко плюхнулась в воду. Плавать она не умела.
24
Лила вступила в период бешеной активности. Всю свою энергию она обратила на новую колбасную лавку и занималась ею с таким рвением, словно ничего важнее в жизни не существовало. Она просыпалась чуть свет, пока Стефано еще спал. Ее рвало, потом она варила кофе и снова бежала в туалет. Стефано стал необыкновенно заботливым, настаивал, что отвезет ее на машине, но Лила говорила, что ей лучше прогуляться, и выходила из дома, пока не начало палить солнце. Она шла пустынными улицами, мимо только что построенных и большей частью еще незаселенных домов. Отпирала лавку, протирала запачканный краской пол и поджидала рабочих и поставщиков, которые привозили весы, ломтерезки и прочее оборудование. Она раздавала указания, куда что ставить, и, сообразуясь со своими представлениями, сама двигала то одно, то другое. Рабочие, здоровенные грубые парни, безропотно подчинялись ее приказам, как оркестранты подчиняются дирижеру. Иногда, не желая объяснять, что ей надо, Лила пыталась перетащить на новое место что-то тяжелое. Рабочие в ужасе кричали:
- Синьора Карраччи, что вы делаете? - и всем скопом бросались ей на помощь.
Хотя стояла жара и Лила плохо себя чувствовала, она не ограничилась одной лавкой. Время от времени она увязывалась за Пинуччей в магазин на пьяцца Мартири, где стройкой командовал Микеле, но где часто бывал и Рино. Она наблюдала, как движется работа, поскольку производство обуви марки "Черулло" касалось не только ее брата, но и Стефано, который был в доле с Солара.
Здесь Лила тоже никому не давала скучать. Она забиралась на стремянку, оглядывала будущий магазин сверху, соскакивала вниз и принималась переставлять мебель. Сначала все сопротивлялись, но постепенно, один за другим, начали сдаваться под ее напором. Микеле, настроенный к Лиле особенно саркастично, первым оценил пользу ее советов.
- Дорогуша! - поддразнивал он ее. - Может, заглянешь как-нибудь к нам в бар? Он нуждается в обновлении, а я хорошо тебе заплачу.
Перспектива обновления бара Солара Лилу привлекала мало, зато, поняв, что на пьяцца Мартири достаточно всех перебаламутила, она переместилась на следующий объект, которым стала старая колбасная лавка, в которой царствовало семейство Карраччи. Она заставила Стефано отправить Альфонсо домой - пусть готовится к переэкзаменовке, - и убедила Пинуччу, что ей, как и ее матери, куда важнее находиться в магазине на пьяцца Мартири. Понемногу она навела в старой колбасной порядок, упростив работу и повысив продажи. Мало того, она доказала Стефано, что его матери и сестре вообще нечего делать в лавке, со всем справится Ада, надо только побольше ей платить.
Возвращаясь к вечеру с моря, я отводила девочек к матери, а потом заходила к Лиле в лавку - узнать, как у нее дела, и посмотреть, растет ли живот. Лила была какой-то дерганой; мне не нравилось, как она выглядит. На мои осторожные вопросы: как протекает беременность - она не отвечала, а то и вовсе выпроваживала меня из лавки, бормоча себе под нос: "Не желаю об этом говорить, это хуже болезни, внутри какая-то пустота, и она тянет меня к земле". Потом она переключалась на свои лавки, старую и новую, или на магазин на пьяцца Мартири, и в своей обычной манере превозносила их, как будто там творились настоящие чудеса, и только я, недотепа, оставалась от них в стороне.
Но я уже хорошо выучила все ее приемчики; я слушала и не верила ни единому ее слову, хотя мне было трудно не восхищаться энтузиазмом, с каким она играла и служанку, и хозяйку одновременно: она болтала со мной, беседовала с покупателями, перебрасывалась репликами с Адой, и все это - не прекращая отрезать, взвешивать, заворачивать, получать деньги и отсчитывать сдачу. Она крутилась и фонтанировала, не жалея себя, словно вела беспрестанную схватку, позволявшую хоть на время забыть о той тяжести, которую она почему-то называла пустотой.
Но больше всего меня поражало, как небрежно она обращалась с деньгами. Она подходила к кассе и брала из нее сколько хотела. Касса была для нее тем самым волшебным сундуком из нашего детства, наполненным сокровищами. В тех редких случаях, когда денег в кассе было недостаточно, она просто бросала в сторону Стефано выразительный взгляд. Тот, казалось, вернулся в те времена, когда за ней ухаживал, и, задрав халат, доставал из заднего кармана брюк увесистый кошелек. "Сколько тебе надо?" - спрашивал он. Лила показывала ему на пальцах, и муж правой рукой протягивал ей требуемую сумму; она в ответ протягивала ему свою тоненькую руку.
Ада наблюдала за этой картиной из-за стойки. На Лилу она взирала с тем же нескрываемым восхищением, с каким рассматривала фотографии кинозвезд в журналах. Подозреваю, что в тот период жизни сестра Антонио чувствовала себя так, будто попала в сказку. Когда Лила открывала кассу и давала ей деньги, глаза у нее загорались. А Лила проделывала это частенько, если Стефано не видел. Она дала Аде денег для Антонио, который вот-вот должен был отбыть в армию, дала денег Паскуале, которому понадобилось срочно залечить три зуба. В начале сентября она отвела меня в сторонку и спросила, не нужны ли мне деньги на книги.
- Какие книги? - удивилась я.
- Учебники. И не только учебники.
Я ответила, что синьора Оливьеро еще не выписалась из больницы, и я не знаю, сможет ли она, как обычно, помочь мне с учебниками. Лила попыталась сунуть мне в карман пачку купюр. Я отскочила и замотала головой - роль бедной родственницы, вынужденной побираться, абсолютно меня не привлекала. Я сказала, что вообще-то занятия еще не начались, что я работаю до середины сентября и платят мне в этом году немного больше, так что я справлюсь сама. Лила огорчилась и еще раз предложила, если учительница не поможет, обратиться к ней.
Не только я, но и все остальные чувствовали неловкость от того, как легко Лила расставалась с деньгами. Паскуале не хотел их брать, считая это унизительным, но, когда у него разнесло пол-лица так, что заплыл глаз, и, сколько он ни прикладывал листья салата, ничего не помогало, все-таки согласился. Антонио вначале тоже воспринял щедрость Лилы как оскорбление, но потом убедил себя, что Стефано слишком долго недоплачивал его сестре за работу в лавке, и взял деньги. Ни у кого из нас никогда не было много денег, мы привыкли считать десять лир крупной суммой и радовались, если находили на улице монетку. Поэтому отношение Лилы к деньгам как к резаной бумаге казалось нам смертным грехом. Она раздавала их молча, не принимая возражений, как в детстве указывала, кто за кого будет играть. И сразу переводила разговор на другую тему, как будто ничего особенного не произошло.
- С другой стороны, - как-то вечером сказал мне Паскуале, - лавка процветает, да и обувь хорошо продается, а Лина - наш старый товарищ, она всегда на нашей стороне. То, что она разбогатела, - ее личная заслуга. У нее полно денег не потому, что она стала синьорой Карраччи, а скоро станет матерью будущего наследника лавки, а потому, что придумала марку "Черулло"; все делают вид, что забыли про это, но мы, ее друзья, мы все помним.
Истинная правда. Сколько событий случилось в жизни Лилы в последний год! Нам только-только исполнилось по семнадцать лет, и время, которое раньше плавно текло, теперь как будто уплотнилось - так вдруг густеет крем, когда взбиваешь его в миске. Об этом с горечью сказала мне и Лила, когда однажды в жаркое воскресенье, часа в три, неожиданно появилась на пляже - против обыкновения одна. Она приехала на метро и двух автобусах и вдруг возникла передо мной - в ярком купальнике, бледная до зелени, с россыпью прыщей на лбу. "Семнадцать - поганый возраст", - сказала она на диалекте, сверкнув глазами, и в ее голосе слышался и сарказм, и одобрение.
Она опять поссорилась с мужем. Тот каждый день встречался с Солара, и они горячо спорили, кто станет распоряжаться в магазине на пьяцца Мартири. Микеле настаивал на кандидатуре Джильолы и вдрызг разругался с Рино, который проталкивал Пинуччу; к переговорам привлекли Стефано, и дело едва не дошло до драки. В конце концов нашли компромисс: пусть Джильола и Пинучча управляют магазином сообща. Но Стефано должен пересмотреть свое решение по одному важному вопросу.
- Какому вопросу?
- Сама догадайся.
Я не догадалась. Микеле с присущей ему напористостью потребовал от Стефано, чтобы в магазине висел портрет Лилы в подвенечном платье. И на сей раз ее муж подчинился.
- Что, правда?
- Правда. Я же тебе говорила: подожди. Они вывесят меня на самом видном месте. Так что пари выиграла я, а не ты. Давай, налегай на книжки. Экзамены ты должна сдать не ниже чем на восьмерки.
Потом она оставила шутливый тон и заговорила серьезно. Дело не в фотографии, сказала она, для нее давно не секрет, что этот подонок, ее муж, всегда смотрел на нее как на разменную монету. Она приехала поговорить про свою беременность и говорила долго и раздраженно, с холодной решимостью перемалывая до основания каждую тщательно продуманную мысль.
- Отвратителен не процесс зачатия, - рассуждала она. - Мужик засовывает в тебя свое хозяйство, и ты становишься мясным ящиком с живой куклой внутри. Именно это со мной и произошло, и мне это омерзительно. Меня каждые пять минут выворачивает, потому что мое тело отказывается с этим мириться. Я знаю, что должна думать о красивых вещах, настраивать себя на позитивный лад, но я не могу и не понимаю, почему обязана все это терпеть. Кроме того, - добавила она, - я чувствую, что не способна возиться с ребенком. Вот у тебя бы точно получилось - достаточно посмотреть, как ты справляешься с чужими девчонками. Но мне это не дано.
Ее слова смутили меня. Что я могла ей ответить?
- Откуда ты знаешь, что тебе дано, а что не дано? Пока не попробуешь, не поймешь, - пожала плечами я и указала на дочек владелицы магазина канцтоваров, которые неподалеку от нас играли в песке. - Иди поиграй с ними или просто поболтай.
Лила засмеялась и сказала, что я уже успела научиться у наших мамаш манере сюсюкать с детьми. Но все же поднялась, подошла к девочкам, что-то им сказала и сразу вернулась ко мне. Я стояла на своем и подтолкнула ее в сторону Линды, младшей из девочек.
- Иди поиграй с ней в ее любимую игру. Линда обожает пить воду из фонтанчика. А потом затыкает фонтанчик большим пальцем и брызгается.
Лила нехотя взяла Линду за руку и повела к бару, рядом с которым был установлен фонтанчик. Прошло несколько минут, а они все не возвращались. Я испугалась, позвала сестер Линды, и мы пошли узнать, куда они пропали. Но все было в полном порядке: Линда захватила Лилу в плен, но та не возражала. Она держала девочку на руках возле самой струи, и та брызгалась в свое удовольствие. Обе весело смеялись, как мне показалось, вполне искренне.
Я немного приободрилась, разрешила сестрам тоже бежать к фонтанчику, а сама зашла в бар и села за столик, чтобы наблюдать за происходящим и одновременно читать. Глядя на Лилу, я понимала, какой матерью она станет. То, что сейчас представляется ей невыносимым, станет для нее источником радости. Наверное, надо сказать ей, что в мире нет ничего лучше простых вещей. Отличная мысль, ей понравится. Везучая она, Лила, у нее есть все, о чем только можно мечтать.
Я попыталась сосредоточиться на рассуждениях Руссо, но, в очередной раз подняв глаза на девочек, поняла, что дело плохо. Линда громко плакала. То ли она слишком далеко вытянулась, то ли одна из сестер ее толкнула, но она выскользнула из рук Лилы и ударилась подбородком о край фонтанчика. Я со всех ног бросилась к ним. Увидев меня, Лила крикнула тонким детским голоском, какого я не слышала от нее, даже когда мы были маленькими:
- Я не виновата, это сестра ее толкнула!
Лила держала Линду за руку, по подбородку у малышки текла кровь вперемешку со слезами, а ее сестры испуганно переглядывались и в то же время натянуто улыбались, всем своим видом показывая, что они тут ни при чем.
Я подхватила Линду на руки и быстро умыла ей лицо. Под подбородком алела длинная тонкая полоса. Мне ничего не заплатят, и мать меня убьет, мелькнуло у меня, пока я с ребенком на руках бежала к спасателю. Он начал с ней шутить, чтобы она перестала плакать, а сам ловкими движениями продезинфицировал рану, отчего Линда разрыдалась пуще прежнего. Спасатель сделал ей марлевую повязку и снова чем-то отвлек. В общем, ничего страшного не случилось. Я купила всем троим мороженого, и мы вернулась на пляж.
Лила успела исчезнуть.