* * *
Когда в нашей стране окончательно победила демократия - а было это ровно в 1992 году, - началось, по выражению Егора Летова (извиняюсь, конечно, за ссылку на столь одиозный авторитет), такое веселье, просто … твою мать! Причём у Летова было даже точнее, а именно: "Под тяжестью тела застонала кровать / Такое веселье, просто … твою мать!" Точнее - потому что про кровать. Потому что именно тогда у нас открылось невероятное количество заведений, предоставляющих сексуальные услуги. У меня это, помню, вызывало дикий энтузиазм. Не в том, не подумайте, смысле, чтобы я этими услугами пользовался или хотя бы желал пользоваться. Нет, пользоваться мне мешало безденежье, а желать пользоваться - семейное положение. То есть я тогда только что женился по любви во второй раз, и, уж конечно, все вместе взятые жрицы свободной любви меня интересовать не могли. В сексуальном отношении.
Зато в социальном могли. А уж особенно - в эстетическом! Потому что там, в этих скабрёзных объявлениях, развешенных по всем столбам и заборам, было очень дурно с литературным вкусом. И мы с моей новой женой их читали. И ей всё это не нравилось. А вот мне нравилось. Да-да, нравилось! Я ваще был в восторге бешенства или, что то же самое, в бешенстве восторга!
Например, написан номер телефона и слоган-название конторы "Райское блаженство". Я начинал демонически хохотать и размахивать руками. Райское блаженство! Так вот что такое райское блаженство! Ну, если ЭТО - райское блаженство, то не стоит терять времени на спасение души! Ну и так далее, и тому подобное. Что ж, действительно, у них со вкусом было плохо. Но если бы я был чуть поумней, я бы понимал: а что, у сутенёров должен быть хороший литературный вкус? Это было бы ещё обиднее.
Но я был дурак и ничего не понимал. Я нервно упражнял своё скудоумное остроумие над каждой бумажкой, в которой приглашались девушки, а особенно если юноши. Я начал даже орать типа того: "А почему бы не назвать контору просто "Шлюха" - и телефонный номер! "Потаскуха" - и телефонный номер! А, почему? Что, стыдно смотреть правде в глаза?!"
И вот однажды иду я с новой женой по улице (или, кажется, еду в автобусе) и вдруг вижу офигенную надпись белой краской по бетонному забору: шестизначный телефонный номер и страшно, криво намалёванное слово "ПАКЛЯ".
Вот уж тут я захохотал действительно по-мефистофельски. Я возопил: "Ты видишь?! Они действительно пали ниже плинтуса! Я предрекал! Я предрекал! А-ха-ха-ха!!!"
Тут спутница меня спрашивает, знаю ли я, что вообще такое пакля. Ха! Мне ли пакли не знать! Пакля - это такая фигня, забивать щели при строительстве, а тут оно, вероятно, обозначает пренебрежительное сленговое обозначение жрицы свободной любви. Спутница говорит: "Да нет, это просто обозначает, что продаётся пакля, забивать щели, по этому телефону".
Я, признаться, был озадачен: ларчик слишком просто открывался. А спутница моя ещё достаточно долго надо мною издевалась, называя фантазёром-извращенцем, бабником и тому подобными несправедливыми словами.
* * *
Я как-то рассказал правду о двух уральских писателях. Как эти два писателя, а точнее, драматурга, Федька и Петенька, ездили в Лондон на слёт юных драматургов, и что из этого получилось. Я рассказал чистую правду, но ещё далеко не всю. Я думал, что они устыдятся и наперебой кинутся звонить мне, приглашать на свои дачи, поить коньяком, предлагать взаймы на неопределённый срок и осторожно вспоминать старинную пословицу про кто старое помянет, тому глаз вон. Но ничего не произошло.
Что ж, пойдём дальше.
Итак, два молодых, но уже довольно известных русских писателя, Федька и Петенька, бродят по Лондону. Слёт юных дарований они игнорируют, потому что скучно и всё равно всё по-английски, а они в этом деле не сильны. Они ходят но Лондону и в меру побухивают. Ну день они ходят, два, три… И уже слегка поднадоело, а они, тем более, молодые, горячие, кровь играет, и вот захотелось им, как выражался великий русский писатель Гоголь, попользоваться насчёт клубнички. И полное отсутствие в этом сугубо чужеземном городе знакомых благородных аглицких барышень, ледями называемых, поневоле толкало их в объятия женщин более легкомысленных, иногда, прямо скажем, распутных женщин.
Они видели довольно много жриц свободной любви и вполне могли бы удалиться под сень струй, но возникли проблемы. Надо платить деньги, а их, во-первых, и так мало, а, во-вторых: да с какой же стати?! Им, таким привлекательным и знаменитым молодым людям, да с какой-то стати платить деньги каким-то худосочным британским одалискам! Не бывать этому! Но вскоре они убедились, что, не владея языком, они не могут похвастаться девкам, какие они знаменитые, да тем это и безразлично.
Тогда Федька предложил гениальный по простоте ход: барышень всё-таки пригласить, а потом не платить. Петенька было засомневался, но Федька кричал, что это очень просто: выгнать, и все дела! Не в полицию же те заявят! А на худой конец, самим убежать.
Вот пошли они на дело. Облюбовали себе красавицу и давай с ней изъясняться на языке страстных взглядов и решительных жестов.
И она была понятливая, и уже согласилась, но при этом тянула их в какой-то подозрительный притон. А Петенька, человек образованный, начитался про всякие пиратские притоны и говорит, что ну его на фиг, ещё зарежут.
Да и как её из собственного притона выгонишь, да и не убежишь потом. Это было справедливо, и Федька стал жестами указывать девушке на отель, а та мотала головой и указывала на притон, а Федька схватил её за сумочку и, широко улыбаясь, тянул в сторону отеля. Вдруг раздался треск, и сумочка оказалась в руках изумлённого Федьки. Барышня тотчас заверещала по-английски, и откуда ни возьмись на углу улицы появился здоровенный негр и бросился за ночными грабителями. Боязнь дипломатического скандала придала русским писателям такую прыть, что им удалось оторваться от погони.
Распотрошив сумочку в номере, они нашли косметику, презервативы и немного денег, которые тотчас же и пропили. Сумочка эта и сейчас хранится в одном екатеринбургском театре.
* * *
Эту историю поведала мне актриса и писательница Вера Цвиткис. История совершенно актёрская и писательская, но отчасти также и воспитательная.
Дело было аккурат под старый Новый год. У детей заканчивались все эти ёлки, но ещё не закончились, и вот опять на раздолбанном автобусе мчатся Дед Мороз и Снегурочка с посохом, мешками подарков и с примкнувшим к ним Котом Учёным на уже последнюю в этом году ёлку. В какую-то школу. Или, скорее всего, в детский дом, а может быть, в детскую колонию.
Вот они приезжают и, скрипя костями, идут в зал, где установлена большая ёлка. Причём скрипит не только Дед Мороз, которому это по сроку службы как бы уже положено, но и гораздо более юная Снегурочка и даже несовершеннолетний студент-первокурсник театрального института Кот Учёный. Сами понимаете, третья неделя ёлок, и уже не в радость ни румяные ребятишки, ни посильные гонорары.
Ребятишки, надо сказать, за праздники тоже уже приустали, переели мандаринок и шоколадок, переплясали вокруг ёлочки, в общем, и для них прелесть праздника уже несколько поблёкла. И если младшие дети ещё с удовольствием носили карнавальные костюмчики, хотя призывали ёлочку зажечься уже вразнобой, а плясали вяло, то дети постарше явно скучали в ожидании подарков. А дети скучать не любят…
Они стали шалить. Они не выполняли указаний Деда Мороза, уклонялись от хоровода, показывали язык Учёному Коту. Дальше - больше, и скоро чуткая Снегурочка услышала, что её уже рифмуют с "дурочкой", а Деда Мороза в синем кафтане называют "фиалочкой". Когда в Учёного Кота прилетел первый яблочный огрызок, артисты решили форсировать и перешли к хороводу. Но в хороводе отслеживать действия хулиганов стало ещё труднее, и вскоре из толпы детей послышались уже совсем никчёмные стихи про здравствуй, Дедушка Мороз, борода из ваты и так далее.
Особенно распоясались два малолетних негодяя, они противно приплясывали, показывали факи, толкали малышей и, как будто бы случайно, - Деда Мороза. Они ухватили Учёного Кота за хвост из обшитой тканью спиральной проволоки. Проволока растянулась метра на четыре, и теперь на хвост наступали все, кому не лень и обезумевший Кот не знал, мяукать ему или царапаться, пока хвост не оторвался.
Но когда самый долговязый озорник ухватил Снегурочку за грудь, она не стерпела. Снегурочка - это вам не девка-одноклассница, это внучка Деда Мороза! Хватать её за грудь позволено в лучшем случае Ивану-царевичу, а уж никак не двоечнику на школьной ёлке! У Снегурочки широко расклёшенная шуба до пят. Когда она подошла к хулигану и от всей души пнула его под зад прямо через шубу, никто, кроме самого хулигана, этого не заметил. Снегурочка, широко улыбаясь, всё ему тихо сказала и пнула ещё раз. Та же участь постигла и его приятеля, потом ещё некоторых особенно расшалившихся ребятишек, и порядок был восстановлен так быстро, что Дед Мороз и Кот Бесхвостый только диву давались. Раздали подарки, все дети улыбались и благодарили, и особенно вежливо это делали старшие.
* * *
Вот как одна девушка Катерина под Новый год пошутила над группой плохих товарищей. Группа была студенческая, а девушка эта состояла в ней комсоргом. То есть как бы начальством. Но студенты - народ легкомысленный, да и не бог весть какое начальство. Ладно бы ещё староста, а то - тьфу, комсорг! Да ещё ладно бы при Сталине, а то в конце восьмидесятых.
Семестр заканчивался, пошли зачёты и прочая фигня. Вот сдают они зачёт по гистологии. А зачёт по гистологии - это не шутка. Там ведь надобно рассматривать в микроскопчик различные ткани и зарисовывать в альбомчик. Одних цветных карандашей сколько уходит. Катерина же в своё время пропустила пару занятий, рисунков не хватает. Она и просит: "Дайте срисовать".
А все прямо как озверели - норовят поскорее всё преподавателю показать, зачёт получить и бежать по домам. Насилу Катерине любимая подружка (кстати, как раз староста группы) дала срисовать, да и то всё время торопила и толкала под локоть. В результате наша героиня получила какую-то фигню типа четвёрки или даже тройки. А она как отличница была к этому непривыкши и затаила в душе некоторую грубость.
Но виду не показала. И даже наоборот, пригласила всю группу к себе в гости встречать Новый год. Народ обрадовался. Потому что кто жил с родителями, кто в общаге - особо не развернёшься. А Катерина по дешёвке снимала у одной родственницы частный дом на окраине - дьявольская разница!
Большинство с восторгом согласилось. Как настоящий комсорг Катерина всё обдумала, собрала деньги и распределила кому чего покупать.
Когда гости собрались, как всегда оказалось, что про многое забыто. Забыто про хлеб, гвоздику и корицу, сахар, чтобы его жечь, и даже второпях про водку. Катерина предложила гостям пойти всем вместе - и веселее, и сразу всё купите, и быстрее получится, а то ведь уже Новый год шагает по стране!
Ну они весёлой гурьбой побежали в ближайший гастроном. После чего Катерина закрыла ворота на запор, спустила с цепи кобеля и призналась подружке-старосте, что про хлеб она пошутила, корица, гвоздика и сахар совершенно ни к чему, что же до отсутствующей водки, то у них достаточно шампанского и вина. Для двоих достаточно. Катерина сказала: "Ты одна мне помогла в трудной ситуации, с тобой праздник и встретим!" И сели уже встречать.
Вернувшихся студентов встретили запертые ворота. На стук никто не реагировал. Юноши и девушки стали мёрзнуть и взывать о помощи, но тщетно. Самые отчаянные полезли было через забор, но забор был высок, да и кобелю эти поползновения совершенно не понравились. Ему было холодно и очень скучно, и на первую же появившуюся над забором голову он прореагировал с таким яростным рычанием и хриплым лаем, что попытки прекратились. Мобильных телефонов, напоминаем, тогда ещё не было.
Долго кричали студенты, и постепенно до них дошло, что Катерина их жестоко кинула. (И поделом: начальство надобно уважать!) Вот несолоно хлебавши идут они пешком с далёкой окраины. Но ничего: водка и скромная закуска в виде хлеба и пряностей есть, небось не околеют.
* * *
Вот тоже история празднования Нового года. В общем, одной женщине, назовём её Амандой, приходит в голову плодотворная дебютная идея. Что надобно отметить Новый год. Только как-нибудь поприкольнее. Чтобы это было небанально и гламурно в одном флаконе. Женщина была с шармом, очень культурная, тонкая ценительница фильмов Андрея Тарковского и романов Дарьи Донцовой. Она придумала так: они с мужем берут шампанское, стейки, несколько золотых шаров, садятся в машину и едут в лес. Там выбирают самую красивую ёлочку, освещают фарами, вешают на неё шары, выпивают шампанское, а потом возвращаются в машину и там кушают. И, возможно, целуются. А ещё лучше пригласить на это мероприятие подружку, тоже с мужем и машиной, чтобы шары на ёлочке горели в перекрёстных лучах от фар двух автомобилей, и в обоих бы целовались. Оригинально? Оригинально. Гламурно? Вполне.
Конечно, далеко в лес не заедешь, у них был не джип, а какая-то сугубо городская малолитражная иномарка. Но далеко и не надо: подъехать к первой попавшейся ёлочке на обочине. Она сообщила мужу, и он не возражал. Она обрадовалась и давай звонить подруге. Подруге идея понравилась. Предварительно договорились, и Аманда стала думать над своим будущим туалетом и над составом стейков.
Но вот вскоре звонит эта подруга и говорит, что ужасно жалко, но муж её не сможет участвовать по какой-то там весьма уважительной причине. Но зато она пригласит свою подругу с мужем. Это несколько опечалило Аманду. Дело в том, что подруга машину не водила, и получалось, что все должны ехать вместе. Это, конечно, даже ещё веселее, однако исключало задуманную красивую картину ёлочки в скрещении автомобильных фар. Всё получалось куда менее оригинально и не шибко гламурно. Однако делать было нечего, и Аманда согласилась на эту профанацию. Приходилось срочно вносить коррективы в тщательно продуманные туалеты и состав стейков.
И вот, совсем накануне мероприятия, опять звонит подруга. У неё новости, и опять ошеломляющие. Муж той, второй, подруги, оказывается, тоже не сможет. Ну да ничего, она вместо него возьмёт свою третью подругу. Возможно, с мужем. Шокированная Аманда сообщает об этом супругу. Супруг неожиданно заявляет решительный протест. Он говорит, что ему совершенно неинтересно везти за город толпу баб и их развлекать. Как Аманда ни билась, ничего не помогло.
Она в отчаянье звонит подруге. Та утешает: ничего, и без мужиков прекрасно встретим. Но Аманда безутешна: она тоже не водит машину. Подруга невозмутима: обойдёмся без машины. Доедем до конечной на трамвае - вот тебе и лес. Аманда предложила отменить пикник, но подруга сказала: "Ни в коем случае! Мы все уже договорились".
Когда вечером возле конечной Аманда, путаясь в длинном подоле шубы, вылезла из такси с сумочкой и бутылкой шампанского, её уже поджидали. Четыре румяные особы с рюкзаками. Аманду встретили радостным возгласом: "Привет, подруга! А ты чего не на лыжах? Как по сугробам-то полезешь? У нас водка с собой, гитара, костёр разведём".
* * *
Вот наступает это Великий Пост, и я со смятенной душой начинаю мучительно размышлять, поститься мне или нет. С одной стороны - хочется, а с другой - колется.
Хочется по множеству причин. Оно и прикольно, и освобождение организма от излишнего холестерина, и для разнообразия жизни, и чтобы, когда он окончится, с особым удовольствием и аппетитом налечь на скоромное. И ради поддержки православной традиции в смысле "чтобы стоять, я должен держаться корней". А также ещё потому, что пощусь я обычно в окружении людей, которые этого не делают, что придаёт мне в их глазах определённый, если не мученический, то уж точно подвижнический ореол. И притом я всегда всем рассказываю, что пощусь, а если вдруг не стану, а меня спросят, а я отвечу отрицательно, то, во-первых, неловко, что типа не сдюжил и отказался, а во-вторых, и некоторый даже в этом имеется элемент соблазна и торжества диавольского в человеке.
А колется тоже по множеству причин. Больно уж долго. И ведь всё познаётся не сразу. Я-то несколько раз с большим удовольствием постился, отказавшись от животной пищи и будучи уверен, что всё делаю правильно. Вот что значит атеистическое окружение! А потом вдруг узнаю, что вовсе нельзя каждый день есть рыбу, как я делал раньше, а можно её только три раза за весь пост, и что даже растительное масло часто запрещено. А по особенно торжественным дням и вообще питаться нежелательно. Тут-то и я подумал: "Эге ж!" И долго чесал затылок, но делать нечего, назвался уже груздем.
Кроме того, я сплошь и рядом слышал, что нельзя пить спиртного, а это уже крайне неудобно, потому что на постный период выпадает куча дней рождений моих знакомых и родственников.
А потом одна знакомая мне и говорит, что в пост также нельзя иметь никаких дел с женщинами. Ну то есть можно, но только чтобы чисто платонически, а так - ни-ни! Я говорю: "Ну уж это ты врёшь! Эва куда загнула!" Она говорит: "Правда-правда!" Я, ошарашенный такой новостью, начинаю доказывать, что такого не может быть, потому что не может быть никогда. Что это уже ни в какие ворота не лезет и совершенно неправдоподобно. Что против этого странно возражать, и что это уж так самим Богом устроено, чтобы плодиться и размножаться. А она настаивает.
Тут, каюсь, я стал даже фарисействовать и книжничать. Я ссылался на Евангелие, где Христос говорил, что не всем вместить это слово. Я в отчаянье пошёл на прямое шарлатанство, называя с потолка даты рождения отцов церкви, святителей, преподобных и блаженных, указывающие на то, что они были зачаты именно в период Великого Поста, и тем не менее прославились впоследствии своими подвигами благочестия. И что уж мне-то, на особое благочестие не претендующему, это позволительно. А то что же это получается! Весна, понимаешь, все барышни с каждым днём одеваются всё легче, всё более доступны взгляду, вся природа, того и гляди, расцветёт и запахнет, а я, значит, вот так вот, да? Нет, что-то это очень сомнительно. Так не бывает. Это, уважаемые россияне, какое-то, понимаешь, явное недоразумение.